Фрунзе

ПРОТИВ АДМИРАЛА КОЛЧАКА

Тридцать первого января 1919 года Фрунзе прибыл в Самару, в штаб вверенной ему 4-й армии. Подписал составленный вовсе не по-военному приказ о вступлении в должность:

«Товарищи, глаза тыла, глаза рабочих и крестьян всей России прикованы к вам. С замиранием сердца, с трепетом в душе следит страна за вашими успехами. Невзирая на все попытки черных сил посеять рознь и смуту в ее рядах, армия должна пробить дорогу к хлебу, хлопку, железу, нефти и углю.

Я надеюсь, что совокупные усилия всех членов армии не дадут места в рядах ее проявлению трусости, малодушия, лености, корысти или измены. В случае же проявления таковых суровая рука власти беспощадно опустится на голову тех, кто в этот последний решительный бой труда с капиталом явится предателем интересов рабоче-крестьянского дела. Приветствую вас, своих новых боевых товарищей, и зову всех к дружной, неустанной работе во имя интересов трудовой России.

Командующий 4-й армией, член ВЦИК

Михаил Михайлов-Фрунзе».

До Фрунзе 4-й армией командовал бывший генерал-лейтенант Александр Алексеевич Балтийский. Он сдал Фрунзе должность и остался при нем «для поручений» — фактически в качестве военного советника. Фрунзе быстро учился у своих военных наставников.

Восточный фронт был образован для борьбы с чехословацким корпусом, который восстал против советской власти, а затем с войсками адмирала Колчака.

Чехословацкий корпус неожиданно вмешался в российскую политическую жизнь. А в те месяцы корпус был единственной реальной военной силой от Москвы до Владивостока.

Чехи и словаки находились под властью австрийского императора. Но в Первую мировую переходили на сторону России, чтобы воевать в рядах Антанты и заслужить право на самостоятельное государство. Однако Советская Россия подписала сепаратный мир с Германией и Австро-Венгрией и вышла из войны. Тогда будущий первый президент Чехословакии Томаш Масарик договорился с союзниками, что чехословацкие части перебросят на Западный фронт.

Высший военный совет Антанты решил сосредоточить чехословацкие части в Мурманске, Архангельске и Владивостоке, откуда их эвакуируют на Западный фронт. Но большевики, подчиняясь требованию Германии, которая пыталась помешать переброске дополнительных сил врага, настояли на том, чтобы эвакуация шла только через Владивосток.

Весной 1918 года сорокапятитысячный корпус двинулся в сторону Тихого океана. Составы растянулись от Пензы до Владивостока. Но тут Германия предъявила Москве новый ультиматум: Россия обязана демобилизовать все воинские формирования на своей территории.

Томаш Масарик не желал, чтобы его люди ввязывались во внутрироссийскую борьбу. Отказывал белым в поддержке: «Я не позволю, чтобы чешская армия пошла на службу контрреволюции». Но когда большевики занервничали и попытались силой разоружить чехов и словаков, те восстали и без труда заняли основные города по трассе великой транссибирской магистрали.

Выступление чехов и словаков стало сигналом для всех антибольшевистских сил, которые только и ждали момента, чтобы расквитаться за поражение в октябре 1917-го. Чехословацкие войска встречали тогда — без преувеличения — как богом посланных избавителей.

Временное Сибирское правительство, которое управляло обширной территорией от Зауралья до Забайкалья, а фактически подчинило себе и Дальний Восток, 30 июня 1918 года обратилось к «Доблестным чехо-словацким эшелонам»:

«Братья чехи и словаки!

Война забросила вас в далекую от вашей родины Сибирь, где значительная часть населения связана с вами узами национального родства. Судьба объединила нас в борьбе против общего врага… Временное Сибирское правительство с искреннею и глубокою признательностью отмечает ваши крупные заслуги в истории не только Сибири, но и всего славянства, и выражает твердую уверенность, что и предстоящие совместные наши действия будут сопровождаться таким же выдающимся успехом…»

Временное Сибирское правительство обратилось к населению:

«Граждане! Сибирь очищается от большевиков; они бегут, унося с собой всё, что можно захватить. Ярмо нового самодержавия уничтожено, Сибирь вновь свободна… Согласно постановлению Чрезвычайного Сибирского областного центра устанавливаются цвета — белый и зеленый — флага автономной Сибири — эмблема снегов и лесов сибирских».

Четвертого июня 1918 года Временное Сибирское правительство приняло декларацию «О государственной самостоятельности Сибири»:

«Российской государственности как таковой уже не существует, ибо значительная часть территории фактически оккупирована Германией и Австро-Венгрией, а другая захвачена узурпаторами — большевиками. Характер дальнейших взаимоотношений между Сибирью и Европейской Россией будет определен Всесибирским и Всероссийским Учредительными собраниями».

Аннулировали декреты советской власти. Объявили полную свободу экономической деятельности. Запретили военно-полевые суды. Либерально-демократическое правительство имело все шансы получить народную поддержку. В Сибири у власти находились эсеры, народные социалисты, беспартийные областники.

Но демократические силы оказались слабы в политических интригах, в борьбе за власть. Представителей демократических сил постепенно выдавили из аппарата управления. Верх брали сторонники единоличной власти, сильной руки. И казалось, будто в условиях Гражданской войны иное и невозможно. Все чаще звучало:

— Не доросла Сибирь до демократии!

В сентябре 1918 года собравшиеся в Уфе представители разных антибольшевистских политических партий и организаций образовали Всероссийское Временное правительство. На французский манер его называли Директорией.

Председателем избрали правого эсера Николая Дмитриевича Авксентьева. Европейски образованный, доктор философии, он был председателем исполкома Всероссийского совета крестьянских депутатов, министром внутренних дел во Временном правительстве, депутатом Учредительного собрания, членом Петроградского совета. После Октябрьской революции большевики продержали его три месяца в Петропавловской крепости.

Военные не приняли Авксентьева. Считали вторым Керенским — прекраснодушным говоруном, требовали заменить его сильной личностью. В переполненном Омске для правительства не нашлось места, и оно расположилось в вагонах прямо на железнодорожной ветке. Поэтому о Директории презрительно говорили:

— Воробьиное правительство, уселось на ветке — на него дунешь, оно слетит.

«Омск был набит «до отказу» офицерами, у которых солдаты на фронте сорвали погоны, фабрикантами, которых рабочие вывезли на тачке, помещиками, чьи земли поделили… — вспоминал лидер эсеров Виктор Михайлович Чернов. — В этой бытовой и политической тесноте и давке царила спертая атмосфера лихорадочной борьбы разочарованных честолюбий, горечи обманутых надежд, интриг и подвохов. Здесь кишмя кишели просто спекулянты вперемежку со спекулянтами политическими, бандиты просто и бандиты официальные. Здесь неудобные люди исчезали среди бела дня бесследно, похищенные или убитые неизвестно кем…»

Членов Директории предупреждали, что, отправившись в Омск, они сунут голову в волчью пасть.

— Ничего, — хладнокровно отвечал Авксентьев, — надеюсь, волк подавится.

Чешские офицеры предложили ему предварительно очистить город от переворотчиков и атаманов. Авксентьев отказался, весьма нелюбезно заметив:

— Я не хочу заводить собственных латышей.

Латышские полки в ту пору играли роль кремлевской гвардии, и в антибольшевистском лагере их ненавидели.

Офицерский корпус Сибири не принял Директорию, не желал подчиняться либеральным демократам. Демократическая власть казалась слабой, безвольной. Не только военные, но и политики пришли к выводу, что страной должен править диктатор до полного наведения в России порядка. Идея демократической контрреволюции сгорела в пламени Гражданской войны.

«Заговорщикам недоставало человека, который бы мог послужить, так сказать, «живым знаменем» русского бонапартизма», — вспоминал Виктор Чернов.

И тут в Омске появился Александр Васильевич Колчак.

Он с отличием окончил Морской кадетский корпус, много лет провел в полярных экспедициях. Во время Русско-японской войны 1904–1905 годов участвовал в обороне Порт-Артура, командовал миноносцем. После трагической гибели русского флота в войне с Японией группа офицеров с разрешения морского министра образовала полуофициальный кружок с целью разработки плана воссоздания и реформирования флота. Председателем кружка стал капитан второго ранга Александр Васильевич Колчак, автор трудов по океанографии и гидрологии. Члены кружка подали министру записку с предложением создать Морской генеральный штаб. Весной 1906 года штаб был создан, естественно, в Генштаб зачислили капитана второго ранга Колчака.

Ему не нравилось, как осуществлялась программа военного кораблестроения. Строили не тот корабль, который был нужен, а тот, который соответствовал ассигнованным средствам. В 1908 году Колчак ушел из Генштаба и увлекся гидрографическими изысканиями, научными экспедициями. В 1910-м он вернулся в Морской штаб на прежнюю должность. В 1912-м получил под командование эскадренный миноносец. В Первую мировую войну командовал минной дивизией на Балтике. За высадку десанта в немецком тылу удостоился Георгия IV степени. В июле 1916-го вице-адмирал Колчак стал командующим Черноморским флотом.

После Февральской революции, в июле 1917 года, Колчака командировали в США во главе военно-морской миссии. После Октябрьской революции он попросил англичан взять его на службу. Ему предложили отправиться аж в индийский Бомбей и получить там назначение на Месопотамский фронт. Он добрался до Сингапура, но там англичане посоветовали ему вернуться в Россию, чтобы бороться с большевиками.

Сначала Колчак отправился в китайский город Харбин, где собралось много беженцев из России. Они сформировали эмигрантское правительство во главе с генерал-лейтенантом Дмитрием Леонидовичем Хорватом, который был управляющим Китайско-восточной железной дорогой. Колчак присоединился к генералу Хорвату, но пытался найти самостоятельное место в российской политике.

Два с половиной месяца адмирал провел в Японии. Старался поладить с военными, многозначительно говорил им:

— Япония играет решающую роль на Дальнем Востоке, только Япония может помочь воссозданию нашей боеспособности.

Но в Токио предпочли сделать ставку не на Колчака, а на другие фигуры. Так что в основном адмирал отдыхал на японском курорте с любимой женщиной, поправлял здоровье. Потом поплыл во Владивосток.

Принято считать, что адмирал Колчак намеревался добраться до Юга России, чтобы присоединиться к Добровольческой армии генерала Антона Ивановича Деникина. Но путь туда был слишком долгим и опасным. А тут, совсем рядом, в Сибири, сформировалась крепкая антибольшевистская власть. Из Владивостока Колчак поехал в Омск, который превратился в столицу Сибири.

Колчак добирался до Омска 17 дней. Прибыл вовремя — 13 октября 1918 года, когда шло формирование нового состава правительства. Поначалу Колчак жил в вагоне. В соседнем разместился главком Сибирской армии генерал Василий Георгиевич Болдырев. Генерал попросил Колчака остаться в Омске.

— А что же мне здесь делать? — спросил Колчак. — Здесь же нет флота.

— У меня в отношении вас далеко идущие планы, — ответил Болдырев.

Через два дня Болдырев предложил ему войти в Сибирское правительство в роли военного и морского министра.

Некоторые люди отмечали, что адмирал «производит впечатление неуравновешенного человека». Но какое это имело значение в сравнении с блеском его золотых эполет! Это на Юге России генералов и адмиралов было хоть отбавляй, а в Сибири — считаные единицы. Во время Первой мировой войны это был глубокий тыл. За Колчака ухватились еще и потому, что здесь его никто не знал. Все эти месяцы яростной междоусобной борьбы его не было в России. Новый человек!

Четвертого ноября 1918 года было сформировано правительство. Колчак получил пост военного и морского министра.

На следующий день председатель Временного правительства устроил в Коммерческом клубе прием, который продолжался пять часов. Александр Васильевич сидел одиноко в углу. Его соседи по столику не пришли, и места пустовали. В конце приема председатель правительства провозгласил тост:

— За наше блестящее прошлое и, надеюсь, блестящее будущее. За адмирала Колчака!

Можно только поражаться наивности этих людей! Адмирал вошел в состав социалистического и демократического правительства, которое искренне презирал. На заседаниях кабинета министров обычно угрюмо молчал. Да он и не собирался работать в этом правительстве.

Задача военного министра состояла в том, чтобы комплектовать, обучать и снабжать действующую армию. Александр Васильевич желал командовать войсками. Но действующая армия подчинялась не министру, а главнокомандующему генерал-лейтенанту Болдыреву. А с Болдыревым они не сошлись.

«Я редко видел человека, столь быстро загоравшегося и так же быстро гаснувшего после спокойного отпора его натиску, — таковы были впечатления генерала от встречи с адмиралом. — Очень нервный и неустойчивый. Хлопот с ним будет немало».

Колчак предложил генералу взять на себя всю полноту власти, Болдырев отказался:

— Власть принадлежит правительству, а мое дело командовать армией.

Ответ Колчака устраивал. Всё бросив, он внезапно отправился на фронт. Это была идея его сторонников. Они решили показать адмирала солдатам и устроить ему встречу с офицерами определенных взглядов — с таким расчетом, чтобы под влиянием услышанного и увиденного на фронте он принял на себя роль диктатора.

Адмирала привезли в штаб корпуса, которым командовал младший брат одного из главных заговорщиков Виктора Николаевича Пепеляева — молодой генерал-майор Анатолий Пепеляев, который освободил Иркутск от большевиков.

Вечером 15 ноября 1918 года товарищ министра внутренних дел Евгений Францевич Роговский, дворянин, член ЦК партии эсеров и член Учредительного собрания, предупредил правительство: правые готовят переворот.

Главком Болдырев подписал приказ: «Армия вне политики, публичное выявление своих политических симпатий совершенно недопустимо со стороны представителей армии». Но через сутки главком срочно отбыл на Уфимский фронт, а Колчак, которому сообщили, что генерал Болдырев покинул город, вернулся утром 17 ноября в Омск. И к ночи свершился военный переворот.

Три сотни казаков разоружили батальон государственной охраны, подчинявшийся заместителю министра внутренних дел Роговскому. Член Директории Владимир Михайлович Зен-зинов, эсер по политическим взглядам, вспоминал, как они сидели у Роговского и пили чай. Вдруг открывается дверь, и врываются несколько десятков офицеров с криком:

— Руки вверх!

Почти все были пьяны. Свергнутых членов Директории держали в сельскохозяйственном училище, которое занял под свой штаб казачий атаман Красильников. Потом их выслали из Омска. Сопровождали министров британские солдаты, дабы по дороге, как водится, их не расстреляли при попытке к бегству.

Председатель Совета министров Петр Васильевич Вологодский узнал об арестах в половине четвертого утра. Телефонными звонками подняли с постели и остальных членов правительства: Директория арестована, назначено чрезвычайное заседание кабинета министров. Настроение у собравшихся было подавленное. Вологодский был так потрясен, что даже расплакался. Он потребовал арестовать организаторов переворота.

Но его никто не поддержал, напротив, все заговорили:

— Сделано то, что нужно!

Директория всем надоела. Правые министры настаивали на необходимости сосредоточить всю власть в руках одного человека, Верховного правителя.

— Значит, диктатура, — утвердительно сказал один из министров.

А кто же в таком случае диктатор? Прозвучали три имени: генерал Болдырев, генерал Хорват и вице-адмирал Колчак. Один из министров проголосовал за Болдырева. Выходец из крестьянской семьи, он храбро воевал, придерживался демократических убеждений, но был мало известен в армии. Остальные отдали голоса Колчаку. На том же заседании правительства Александра Васильевича произвели в полные адмиралы.

Через несколько дней он встретился с журналистами и с чувством превосходства сказал:

— Меня называют диктатором — пусть! Я этого слова не боюсь.

«Очевидно, что это будет очень скверный диктатор, — меланхолически заметил один из министров, — для диктатуры одной импульсивности и вспыльчивой решительности недостаточно…»

По всему городу были развешаны листовки с обращением к народу России. Омичи первыми узнали, что Всероссийское Временное правительство (то есть Директория) низвергнуто и власть перешла к Колчаку. А сам он принял присягу на верность государству и законам страны. В Успенском соборе архиепископ омский Сильвестр благословил Колчака на службу России.

Военный переворот есть военный переворот. По всему городу начались аресты. Озлобленные офицеры расправлялись с политическими противниками. Заодно сводили счеты с неугодными. Через месяц после военного переворота, 22 декабря 1918 года, отряд большевиков поднял в городе восстание. Оно было жестоко подавлено, но большевики успели напасть на тюрьму, желая освободить заключенных. Выпустили 200 человек.

Несколько десятков эсеров, в том числе члены Учредительного собрания, которых бросили за решетку после взятия власти Колчаком, не захотели бежать, считая это недостойным поступком, и вернулись в тюрьму… Это было роковое решение. На следующий день офицеры из отряда атамана Красильникова забрали из тюрьмы наиболее известных заключенных, отвезли на берег Иртыша и прямо на льду расстреляли или зарубили.

Так началось колчаковское правление. Александр Васильевич Колчак — историческая фигура, он нуждается в справедливом и объективном освещении, но что было, то было. В те дни колчаковские офицеры совершали убийства по всему городу.

Дмитрий Федорович Раков, член ЦК партии эсеров, тоже был арестован, но выжил. «Разыскивать трупы убитых было чрезвычайно трудно, — вспоминал он, — убитых было бесконечное множество, не меньше 1500 человек. Целые возы трупов провозили по городу, как возят зимой бараньи и свиные туши».

Историки отмечают: приняв участие в государственном перевороте, Колчак совершил измену, что по тем временам каралось смертной казнью. Но не это главное. Поразительно, с какой легкостью отвергались все попытки переустроить жизнь на демократических началах! Призывы действовать спокойно, медленно, обдуманно, осторожно не находили отклика. Шансы были только у радикалов. Как избавить страну от хаоса? Самим взять власть.

Адмирал Колчак вышел на авансцену в исключительно благоприятный для себя момент. Рушился кайзеровский рейх. В Москве большевики ожидали немецкой революции. Им было не до Колчака. И у адмирала появился шанс. Его поддержало Белое движение на Юге России. 30 мая 1919 года генерал Деникин объявил, что подчиняется Колчаку как Верховному правителю Русского государства и Верховному главнокомандующему русскими армиями.

Но адмирал принял на себя ответственность, справиться с которой не смог. Военный моряк Колчак не был подготовлен ни к политической работе, ни к командованию сухопутными силами. Колчаку и его подчиненным не хватило знаний и опыта для руководства боевыми действиями на таком огромном театре военных действий.

Особое значение приобретал пост начальника штаба Верховного главнокомандующего. Колчак отдал его полковнику Дмитрию Антоновичу Лебедеву. Полковника прислал для связи генерал Деникин в надежде объединить силы белого Юга и белой Сибири.

«Лебедев стал центром группы отчаянных людей, которым недоставало только холодного рассудка, чтобы сделаться страшными», — писал начальник британского экспедиционного корпуса в Сибири Джон Уорд.

Лебедев получил генеральские погоны. Но, как и Колчак, не был готов руководить войсками на таком огромном театре военных действий. Не хватало таланта, опыта и знаний. Никто не думал тогда, заметил один из его министров, что назначение Лебедева могло быть элементарно результатом неумения адмирала разбираться в людях.

«Колчак, — вспоминал один из близких ему людей, — чувствовал себя беспомощным в сухопутных операциях Гражданской войны, где психология значила больше, чем что-либо другое. Оттого, когда он видел генерала, он сейчас же хватался за него, как за якорь спасения. Каждый генерал казался ему авторитетом…»