Фрунзе

КРЫМ, ИЛИ ПОСЛЕДНЯЯ ТВЕРДЫНЯ БЕЛЫХ

Весной 1919 года Красная армия взяла Крым, но не сумела его удержать. Летом генерал-майор Добровольческой армии Яков Александрович Слащев высадился в Крыму, выбил оттуда красных и удерживал его весь год.

Если бы не Слащев, Гражданская война закончилась бы раньше, потому что к концу 1919 года армия Колчака вовсе перестала существовать, а войска Деникина в беспорядке отступали с Кубани. Благодаря Слащеву разгромленные белые части смогли отойти в Крым и перевести дух (см. журнал «Военно-исторический архив». 2000. № 8).

Яков Слащев происходил из военной семьи, воевал всю Первую мировую, дослужился до полковника, не был обижен наградами. В 1917 году получил под командование лейб-гвардии Московский полк. После революции ушел с воинской службы, но в январе 1918 года приехал в Новочеркасск, к генералу Михаилу Васильевичу Алексееву, который формировал Добровольческую армию. Сначала стал начальником штаба в казачьем отряде, которым командовал полковник Андрей Григорьевич Шкуро. В апреле 1919 года Слащева произвели в генерал-майоры. В ноябре он принял под командование 3-й армейский корпус.

Он был многократно ранен, страдал от непрекращавшейся боли и, спасаясь от мук, приучился к кокаину. Он был самодуром, но пользовался популярностью в армии. Не допускал мародерства, приказывал пойманных на месте грабителей расстреливать. Демонстративно не носил погоны, объяснив главнокомандующему генералу Деникину:

— Добровольческая армия живет грабежом, не следует позорить наши старые погоны грабежами и насилиями.

Армия морально разлагалась потому, что она так и не стала регулярной силой, а осталась в значительной степени партизанской. А принцип самоснабжения открывал широкие возможности для наживы. Добровольческая армия прославилась грабежами и погромами.

Деникин не сумел этого остановить. Он лишь бессильно возмущался: «Каждый день — картины хищений, грабежей, насилий по всей территории вооруженных сил. Русский народ снизу доверху пал так низко, что не знаю, когда ему удастся подняться из грязи. Помощи в этом деле ниоткуда не жду. В бессильной злобе обещал каторгу и повешенье. Но не могу же я сам, один ловить и вешать мародеров фронта и тыла».

Иначе поступал генерал Врангель. Он публично вешал грабителей в своей армии. «Я, не останавливаясь перед жестокими мерами, подавил безобразие в самом корне», — писал впоследствии Петр Николаевич.

Он не понимал, почему так же не поступает главнокомандующий: «Казавшийся строгим и непреклонным, генерал Деникин в отношении подчиненных ему старших начальников оказывался необъяснимо мягким. Сам настоящий солдат, строгий к себе, жизнью своей дававший пример невзыскательности, он как будто не решался требовать этого от своих подчиненных. Смотрел сквозь пальцы на происходивший в самом Екатеринодаре безобразный разгул генералов Шкуро, Покровского и других…»

Врангель окончил Горный институт и сдал офицерский экзамен при Николаевском кавалерийском училище, со временем окончил и Академию Генерального штаба. Службу начинал в лейб-гвардии Конном полку. Сражался с японцами, участвовал в Первой мировой, которую закончил командиром корпуса в звании генерал-майора. Петр Николаевич был прекрасным кавалеристом, решительным и умеющим брать на себя ответственность. Высокого роста с зычным голосом, он нравился солдатам.

«На генерале Врангеле была черная бурка, — вспоминал один из добровольцев. — Когда бурка распахивалась, под ней сверкали ордена. Тощий и высокий, он быстро шел вдоль строя. За ним вприпрыжку бежали представители французского командования, толстые и коротконогие. Пытаясь не отстать от Врангеля, французы спотыкались, взбрасывая коленями полы голубых коротких шинелей».

Встречали его восторженно. Приехав в Ростов, который стал временной столицей Юга России, Врангель решил сходить в театр. Он взял ложу на втором ярусе и стал смотреть «Птички певчие».

«Исполнители и постановка были весьма посредственны, однако я давно не был в театре и рад был послушать музыку, — вспоминал Врангель. — В антракте разглядывал толпу, наполнявшую зал. Нарядные туалеты, дорогие меха и драгоценные камни вперемежку с блестящими погонами и аксельбантами военных придавали толпе праздничный, нарядный вид, заставляя забывать тяжелую обстановку смуты…»

Досмотреть спектакль Врангелю не удалось. Антракт кончился, в зале потушили огни, но занавес не поднимался. На авансцену вышел человек и обратился к публике:

— В то время, как мы здесь веселимся, предаваясь сладостям жизни, там, на фронте, геройские наши войска борются за честь единой, великой и неделимой России. Стальной грудью прикрывают они нас от врага, обеспечивая мир и благоденствие населению… Мы обязаны им всем, этим героям и их славным вождям. Я предлагаю вам всем приветствовать одного из них, находящегося здесь, — героя Царицына, командующего Кавказской армией генерала Врангеля…

Яркий луч прожектора осветил генеральскую ложу, взвился занавес, оркестр заиграл туш, собранная на сцене труппа и публика аплодировали.

Из театра Врангель пошел в гостиницу «Палас» поужинать. Но и поужинать ему не дали, потому что как только он вошел в ресторан, зазвучали крики «ура», оркестр заиграл туш, и все встали. Врангель сел за единственный свободный столик, и сразу же к нему потянулись с бокалами чокаться. Знакомые, незнакомые расспрашивали о положении на фронте, поздравляли с победами — Врангель был тогда невероятно популярен.

Несмотря на присутствие в Екатеринодаре (ныне Краснодар) ставки, вспоминал Врангель, многие офицеры вели себя распущенно. Пьянствовали, гуляли, забыв о служебных обязанностях. Особенно отличились части полковника Шкуро в волчьих папахах. После пьянки они носились по городу с криками, гиканьем и стрельбой, распугивая мирных горожан.

Андрей Григорьевич Шкуро сделал изрядную карьеру в Гражданскую войну. Он получил генеральские погоны и у Деникина командовал конным корпусом. Когда Врангель сменил Деникина на посту командующего, он выставил Шкуро из армии. Тот уехал в Германию. В эмиграции Шкуро выступал в цирке. После прихода к власти нацистов поступил к ним на службу. При штабе войск СС был создан Резерв казачьих войск, который возглавил генерал-лейтенант Шкуро. После войны его повесили.

Грабежи процветали в армии генерала Владимира Зеноновича Май-Маевского, которого блистательно сыграл в известном фильме «Адъютант его превосходительства» Владислав Стржельчик. Генерал Май-Маевский, к примеру, отдал взятый им Харьков армии на разграбление. В отличие от благообразного киногенерала реальный Май-Маевский еще и пил запойно.

Однажды Деникин поинтересовался у генерала Александра Павловича Кутепова, командира корпуса, подчинявшегося Май-Маевскому, почему тот ничего не рассказывал о поведении командующего. Кутепов ответил:

— Вы могли подумать, что я подкапываюсь под командующего, чтобы самому сесть на его место…

В конце концов Деникин освободил Май-Маевского от командования. Врангель описывал, как заехал к генералу, который обосновался в гостинице «Кист» в Севастополе.

— На войне, — внушал Май-Маевский Врангелю, — для достижения успеха должно использовать все, не только положительные, но и отрицательные побуждения подчиненных. Настоящая война особенно тяжела. Если вы будете требовать от офицеров и солдат, чтобы они были аскетами, то они воевать не станут.

Врангель возмутился:

— Ваше превосходительство, какая же разница будет между нами и большевиками?

Май-Маевский быстро нашелся:

— Ну вот большевики и побеждают…

Бывший доброволец Дмитрий Лехович в своей книге «Белые против красных. Судьба генерала Деникина» приводит более веские причины победы большевиков.

Антон Иванович не был способен сыграть роль вождя. Он не умел воодушевлять людей, вести их за собой. Он не был политиком. И не стал диктатором. Не сумел, в частности, установить дисциплину в армии, которая занималась грабежами. При том, что сам оставался бессребреником и вел аскетический образ жизни. Жена его сама готовила, он ходил в дырявых сапогах. Он смог прилично одеться, когда англичане прислали большое количество военного обмундирования, ставшего ненужным ввиду окончания Первой мировой войны.

Двадцатого февраля 1919 года у Деникиных родилась дочь Марина. Роды у Ксении Васильевны Деникиной были тяжелыми, врачи телеграфировали генералу на фронт, что, возможно, придется выбирать между жизнью матери и ребенка. Он просил сохранить жизнь жены. К счастью, выжили обе… Он жил замкнуто, дружил только со своим начальником штаба генералом Иваном Павловичем Романовским.

Антон Иванович Деникин обещал не предрешать будущее устройство России, хотя от него требовали ответа: за какую Россию он сражается — монархическую или республиканскую? Генерал уклонился от ответа, что, вероятно, было ошибкой. Но он предполагал, что любой ответ приведет к тому, что половина его офицеров покинет армию. Единого мнения относительно будущей России в лагере белых не было, и это тоже предопределило их поражение.

Антон Иванович поссорился с донским и кубанским казачеством, отказав им в праве на самостоятельность. Постоянные реквизиции лошадей, продовольствия и фуража настроили крестьянство против белой армии. Деникин, конечно, мог завоевать симпатии крестьян, которые после революции захватили и земли помещиков, и всё их имущество. Если бы Антон Иванович твердо заявил, что земля у них и останется, крестьяне, возможно, отнеслись бы к белым иначе. Но Деникин обещал, что судьбу земли решит Учредительное собрание после войны. Опять же не хотел ссориться со своими офицерами. Основу белой армии составляли родовитые офицеры, многие были землевладельцами…

Преимущество в Гражданской войне оказалось на стороне Красной армии потому, что в конечном итоге крестьянство поддержало советскую власть в благодарность за Декрет о земле. Большевики обещали оставить крестьянам всю землю, которую они захватили.

Впрочем, некоторые историки полагают, что, потерпев политическое и военное поражение, Деникин одержал победу моральную. Доктор исторических наук Андрей Борисович Зубов пишет, что Деникин пытался восстановить законы Российской империи, собственность возвращалась прежним владельцам, бывшим владельцам земли требовали отдать треть урожая: «Но как же иначе могли поступать честные люди с бандитски попранными законами и награбленным имуществом? Неужели согласиться на беззаконие, оставить похищенное в руках грабителей? Крестьянство в годы революции не пошло за белыми, забыв непреложность восьмой заповеди Божией «не укради», и вскоре лишилось и своих, и награбленных имений. Разве белые должны были потакать пагубным страстям народа ради своей узкой выгоды?»

Деникин недооценил советских полководцев, которые быстро учились воевать и осенью 1919 года перешли в контрнаступление. Белые войска остановились, а потом стали отходить, не выдерживая напора противника.

В 1920 году под властью белых оставался лишь полуостров Крым.

Отступление породило массовое разочарование в войсках. Первым об отставке Деникина заговорил барон Врангель. Именно ему главком в мае 1919 года приказал взять Царицын (ныне Волгоград).

— Ну как, через сколько времени поднесете мне город? — спросил генерал Деникин.

Врангель ответил, что надеется подойти к Царицыну со своей конницей недели через три. «Поезд главнокомандующего отбыл в Ростов, — вспоминал Врангель. — Генерал Деникин, стоя у окна своего поезда, дружески кивал мне и, улыбаясь, показывал на пальцах число три — напоминание о сроке, обещанном мной для подхода к Царицыну».

В тот же день Врангель подписал приказ своим войскам: «От Черного и до Каспийского моря пронеслись вы, гоня перед собой врага, — палящий зной и стужа, горы Кавказа и безлюдные ставропольские степи не могли остановить вас, Орлы… Орлиным полетом перенесетесь вы и через пустынную степь калмыков к самому гнезду подлого врага, где хранит он награбленные им несметные богатства, — к Царицыну, и вскоре напоите усталых коней водой широкой матушки-Волги…»

Врангель погорячился. Трех недель ему не хватило. 2 июня 1919 года Петр Николаевич докладывал Деникину: «После трехнедельного тяжелого похода, ведя непрерывные бои, армия подошла к Царицыну. Двухдневные кровопролитные атаки разбились о технику, сильнейшую артиллерию и подавляющую численность врага. Честно смотря в глаза истине, вижу, что без мощной пехоты, артиллерии и технических средств взять Царицын не могу…»

Врангель считал, что ставка лишила его успеха, не дав подкреплений: «Ободранные, изголодавшиеся и обескровленные войска подошли к Царицыну… Армия надорвана непосильной работой. Обескровленная, нищая и голодная, она сильна лишь своей доблестью, но и доблесть имеет свой предел — испытывать ее бесконечно нельзя».

Бои за Царицын носили упорный характер. Врангель жаловался Деникину, что его войска несут огромные потери. Врангель сумел взять город, только получив тяжелую технику: танки, бронеавтомобили и бронепоезда.

В ночь на 16 июня 1919 года Царицын атаковала ударная группа генерал-майора Сергея Георгиевича Улагая. Впереди он пустил четыре танка и три бронеавтомобиля: «Едва стало сереть, танки двинулись, давя проволочные заграждения, расстреливая бросившуюся в панике бежать неприятельскую пехоту. Следом за танками стремительно двинулась пехота…»

Врангель въехал в город как победитель и с вокзала сразу же отправился в собор. Его встретила огромная толпа. После молебна генерал обратился к собравшимся с короткой речью. Он обещал горожанам защиту и покровительство армии.

«Царицын, «Красный Верден», как называли его большевики, мы нашли в ужасном состоянии, — писал Врангель. — Всё мало-мальски состоятельное или интеллигентное население было истреблено, магазинов и лавок не существовало».

Прошедшей зимой в городе свирепствовали эпидемии, смертность была страшная, трупы сваливали в овраг. Весной трупы оттаяли и стали разлагаться, зловоние распространилось на несколько верст. Врангель приказал сформировать из пленных красноармейцев похоронные команды и засыпать овраг.

«Уже через несколько дней после нашего прихода Царицын стал оживать, — вспоминал Врангель. — Улицы наполнились народом. С левого берега Волги понавезли всякой живности и зелени. Продукты стали быстро падать в цене. Открылись ряд магазинов, кинематографы, кафе. Но имели место столь свойственные прифронтовым городам картины разгула тыла, скандалы и пьяные дебоши».

В общественном собрании Царицына один астраханский есаул вместе с другими офицерами устроили большую пьянку. Со стрельбой, битьем окон, посуды, да еще и столовое серебро пропало. Врангель распорядился отдать есаула, дебошира и пьяницу, под суд. Его приговорили к расстрелу. Пьянки прекратились.

Деникин на собственном поезде приехал поздравить Врангеля со взятием города. В Царицыне главком подписал знаменитую «Московскую директиву». Она начиналась словами: «Имея конечной целью захват сердца России — Москвы, приказываю…»

Двадцатого июня 1919 года Деникин обедал у Врангеля. Петр Николаевич провозгласил тост за здоровье главнокомандующего. Антон Иванович подчеркнул значение этого дня:

— Сегодня мной отдан приказ армиям идти на Москву. Он верил, что победа над большевиками не за горами. «Директива, получившая в военных кругах наименование «Московской», потом, в дни наших неудач, — вспоминал Деникин, — осуждалась за чрезмерный оптимизм. Да, я был тогда оптимистом. И это чувство овладело всем Югом — населением и армией. Оптимизм покоился на реальной почве: никогда еще до тех пор советская власть не была в более тяжелом положении и не испытывала большей тревоги… Все мечтали «идти на Москву».

Именно тогда пути Врангеля и Деникина разошлись. Генерал Врангель предлагал и дальше концентрировать силы на царицынском направлении, чтобы правый фланг наступающих добровольческих войск соединился с сибирской армией адмирала Колчака. И уже вместе брать Москву.

А Деникин требовал наступать на столицу через Курск, Орел и Тулу. Наступление Деникина продолжалось почти полгода и поначалу было очень успешным. 7 сентября 1-й армейский корпус генерала Александра Кутепова вошел в Курск, 30 сентября — в Орел. Казалось, дорога на Москву открыта. Но в этом историческом поединке Красная армия оказалась сильнее. Белые части остановились.

Деникин растянул фланги армии, распылил силы. Белые части захватили большие территории, удержать которые не смогли. А Красная армия, отбив наступление адмирала Колчака на востоке и заставив его отступить вглубь Сибири, обрела свободу действий и могла сосредоточить крупные силы на своем южном фронте. С этого момента началось отступление армии Деникина…

Врангель хотел сменить Антона Ивановича. Откровенно обсуждал отставку главкома с другими генералами.

«Из писем из Екатеринодара и от приезжающих оттуда лиц я знал, что в ставке мною очень недовольны, — вспоминал Врангель. — Генерал Романовский громко обвинял меня в «оппозиции» главному командованию… Не сомневаюсь, что значительную роль играли здесь секретные сводки и «информации наверх» пресловутого Освага…

Еще в бытностью мою в Ростове мне попалась в руки одна из секретных информационных сводок донского штаба. Отмечая благожелательное отношение ко мне местного населения, она упоминала вскользь, «что среди обывателей ходят слухи, что в ближайшее время генерал Врангель явится преемником генерала Деникина». Я тогда же, показывая сводку генералу Юзефовичу, сказал ему, что фраза эта помещена неспроста, а несомненно, с задней мыслью вселить в главнокомандующего предубеждение против ближайших помощников…»

Осваг (Осведомительное агентство) создавалось для антибольшевистской пропаганды. Кроме того, составляло секретные сводки о политических настроениях на Юге России. Самые важные докладывались только главнокомандующему — Деникину.

Генерал Врангель, выражая свое неудовольствие, подал прошение об отставке. Уехал в Константинополь. Он написал главнокомандующему письмо, обвинив его в неспособности посмотреть правде в глаза. «Деникин не умел овладевать сердцами людей, — считал Врангель. — Самим внешним обликом своим, мало красочным, обыденным, он напоминал среднего обывателя. У него не было всего того, что действует на толпу, зажигает сердца и овладевает душами… Он не находил в себе достаточных сил твердой и уверенной рукой вести по бурному политическому морю государственный корабль».

Отставки Деникина фактически потребовал и генерал Кутепов. Деникин уважал Кутепова как честного и мужественного человека. Мнение Александра Павловича стало для него ударом.

Деникин предложил собрать 21 марта в Севастополе военный совет для избрания главнокомандующего. Сам Антон Иванович считал, что его должен сменить начальник штаба генерал-лейтенант Иван Павлович Романовский, но тот не пользовался популярностью в войсках. Моряки выдвинули Врангеля, который на британском миноносце срочно вернулся из Константинополя в Крым. Помимо Врангеля на место главкома претендовали генералы Слащев и Покровский.

Виктор Леонтьевич Покровский был военным летчиком. Он прошел Первую мировую, командовал 12-м армейским авиационным отрядом. В январе 1918 года сформировал на Кубани боевой отряд. В марте влился в Добровольческую армию. Командовал Кубанской конной бригадой, 1-й Кубанской конной дивизией, 1-м конным корпусом. В декабре 1919 года принял Кавказскую армию. В мае 1920-го генерал-лейтенант Покровский покинул Крым и обосновался в Болгарии.

Большинству белогвардейцев нравился бывший офицер старой императорской гвардии барон Врангель. Правда, поклонники Деникина считали Врангеля ограниченным человеком, утверждали: «Врангель так и остался ротмистром Кавалергардского его величества полка».

Двадцать второго марта 1920 года Деникин отдал последний приказ: «Генерал-лейтенант барон Врангель назначается Главнокомандующим Вооруженными Силами Юга России. Всем, шедшим честно со мною в тяжелой борьбе, — низкий поклон. Господи, дай победу армии и спаси Россию».

На том же британском миноносце, который доставил Врангеля, из Крыма вывезли Деникина и его близких. Когда Деникин и Романовский в апреле прибыли в Константинополь, они направились в здание русского посольства. Там скопилось огромное количество беженцев-офицеров, злых на Деникина и Романовского. Кто-то из них убил Романовского, когда тот шел по коридору посольства, — дважды выстрелил генералу в спину из парабеллума. Считается, что генерал-лейтенанта Романовского за «связи с масонами» убил офицер контрразведки поручик М. А. Харузин.

В начале апреля 1920 года британский министр иностранных дел лорд Джордж Керзон отправил своему российскому коллеге Георгию Чичерину ноту с предложением прекратить Гражданскую войну. В послании британского министра говорилось: «Я употребил всё свое влияние на генерала Деникина, чтоб уговорить его бросить борьбу, обещав ему, что если он поступит так, я употреблю все усилия, обеспечив неприкосновенность всех его соратников, а также населения Крыма. Генерал Деникин в конце концов последовал этому совету и покинул Россию, передав командование генералу Врангелю».

Деникин возмутился посланием британского министра и ответил письмом в «Таймс», что он отвергает предложение британского военного представителя о перемирии и считает необходимой вооруженную борьбу с большевиками до полного их поражения, а его уход в отставку не имеет никакого отношения к лорду Керзону.

Мириться не хотели и в Москве. Одержав столько побед, советские руководители не сомневались, что сумеют добить остатки вражеской армии.

Врангель переименовал подчиненные ему войска в Русскую армию и свел ее в три корпуса. 1-м армейским корпусом командовал генерал Кутепов, 2-м армейским корпусом — Слащев, произведенный в генерал-лейтенанты, и Сводным корпусом — генерал Петр Константинович Писарев. Писарев окончил Первую мировую в звании полковника. При Врангеле сначала был комендантом Севастополя. В его Сводный корпус входили Марковская, Дроздовская и Корниловская дивизии — лучшие части Добровольческой армии.

В общей сложности под командованием Врангеля оставалось всего 25 тысяч штыков и сабель, 126 орудий и примерно 450 пулеметов. Но в апреле 1920 года он успешно отразил очередной штурм крымских перешейков частями Красной армии. Это подняло боевой дух белых.

В агентурном донесении разведки Красной армии из Севастополя говорилось: «Врангель резко отличается от своих предшественников и выделяется из окружающей среды. Человек, безусловно, умный и опасный, великолепно учитывающий обстановку, события и настроения масс» (Военно-исторический журнал. 2005. № 11).

В июле Врангель организовал десант на Дон. Сформировал мобильную боевую группу под командованием полковника Федора Дмитриевича Назарова — два пехотных казачьих дивизиона, партизанский дивизион, офицерская и инженерная сотни (Военно-исторический журнал. 2009. № 2). Снабдил ее двумя трехдюймовыми орудиями, броневиком и радиостанцией. Группу Назарова посадили на суда, 7 июля флотилия вышла из Керчи, а 9 июля ночью отряд высадился западнее Таганрога на Кривой косе.

Врангель надеялся поднять казаков против советской власти, потому и выбрал на роль предводителя десантников донского казака Назарова. Троцкий встревожился: Врангель пытается перенести боевые действия на территорию Дона и Кубани в надежде получить «и солдат, и хлеб, и нефть».

Хотя назаровцы сражались отчаянно, вылазка белых была подавлена. И весьма безжалостно, судя по воспоминаниям красноармейцев: «Вместе с первыми проблесками утра началась охота на спрятавшихся беляков, они пачками вытаскивались из подполья и пускались в расход. Тут были офицеры в форме солдат и без всякой формы, сестра милосердия и даже поп, обслуживавший банду. К обеду работа была закончена, все скрывавшиеся были найдены… Своим жестоким, не на жизнь, а на смерть сопротивлением назаровцы вывели из терпения красноармейцев, и этим только объясняется такая злобная месть».

Врангель понимал, что его попытка продолжить войну безнадежна. Население Крыма с беженцами составило почти миллион человек. Где взять такое количество продовольствия, чтобы их накормить? И его армия слишком мала, чтобы их защитить.

Генерал откровенно сказал главному военному священнику митрополиту Вениамину:

— Почти никаких надежд на дальнейший успех Добровольческого движения. Армия разбита, дух пал. Оружия почти нет. Конница погибла. Финансов никаких. Территория ничтожна. Союзники ненадежны. Большевики неизмеримо сильнее нас и человеческими ресурсами, и вооруженным снаряжением.

Тем не менее поначалу ему сопутствовал успех.

Проводимая Врангелем земельная реформа должна была не только накормить Крым, но и создать поддержку его армии по всей России. Он собирался овладеть Северной Таврией, Донбассом, Таманским полуостровом.

Летом 1920 года генерал Слащев высадился в Северной Таврии, взял Мелитополь, вел кровопролитные бои за Каховку. Но его маленькая армия несла слишком большие потери. Врангель выразил свое недовольство нераспорядительностью генерала. Слащев сильно обиделся на Врангеля и подал в отставку. В ноябре 1920 года уехал в Турцию.

В эмиграции он продолжал резко критиковать Врангеля. В ответ суд чести уволил Слащева с воинской службы и лишил права носить форму. Практического смысла в эмиграции это не имело, но стало болезненным ударом для генерала. Скандал не остался незамеченным в Москве. С санкции Троцкого к Слащеву отправили человека, который предложил ему вернуться в Россию. Слащев согласился и в ноябре 1921 года вернулся в Советскую Россию с женой и группой офицеров. Встречать его в Севастополь приехал сам председатель ВЧК Феликс Эдмундович Дзержинский.

Двадцать четвертого ноября 1921 года в «Правде» появилось «Обращение ген. Слащева к офицерам и солдатам армии Врангеля, беженцам» с призывом возвращаться в Россию. С 1922 года бывший генерал преподавал командирам Красной армии тактику в школе «Выстрел». Писал воспоминания. Боевой генерал тяготился преподавательской работой. Просился хотя бы на штабную. Возможно, и получил бы ее, но 11 января 1929 года Слащева в собственной квартире из пистолета застрелил Лазарь Львович Коленберг, бывший командир Красной армии, — из мести за расстрелянного в Николаеве брата. Коленберга признали душевнобольным, и дело прекратили…

Борьба против Врангеля была поручена Юго-Западному фронту, воевавшему главным образом против поляков. Врангель воспользовался тем, что на него обращали мало внимания, и усилил нажим на Красную армию. Тогда и возникла идея создать Южный фронт с задачей ликвидировать армию Врангеля, а командующим фронтом назначить Фрунзе.

Еще И июля 1920 года секретарь ЦК Николай Николаевич Крестинский, занимавшийся кадрами, писал Ленину: «Для командования фронтом, когда такой образуется, у нас имеется прекрасный кандидат, отзываемый из Туркестана, — Фрунзе».

Михаил Васильевич сам желал сразиться с бароном Врангелем.

Ленин писал Троцкому: «Я просил Фрунзе поговорить с Вами поскорее. Фрунзе говорит, что изучал фронт Врангеля, готовился к этому фронту, знает (по Уральской области) приемы борьбы с казаками».

Лев Давидович ценил и продвигал Фрунзе. Без его поддержки военная карьера Михаила Васильевича была бы невозможна. Во время Гражданской войны Троцкий пользовался огромным авторитетом. Председатель РВС одобрил новое назначение Фрунзе.

Михаил Васильевич приехал в Москву из Ташкента на спецпоезде. Когда состав прибыл на Казанский вокзал, появились чекисты и оцепили поезд. У чекистов был мандат на производство обыска и самого поезда, и сотрудников Фрунзе.

Красноармейские части разграбили Бухару. Чекисты предполагали, что поезд Фрунзе набит трофеями. Михаил Васильевич был разгневан, жаловался Ленину. Оргбюро ЦК постановило всё же провести обыск в поезде. Но в присутствии самого Дзержинского или начальника Особого отдела (военная контрразведка) ВЧК Вячеслава Рудольфовича Менжинского.

Фрунзе написал в ЦК еще одно письмо, выражая возмущение относительно «способа произведения в его поезде обыска, после которого его сотрудники чувствуют себя морально оскорбленными». Оргбюро 15 октября постановило: «Уполномочить т. Фрунзе выразить его сотрудникам доверие от имени ЦК».

Двадцать первого сентября Троцкий образовал самостоятельный Южный фронт под командованием Фрунзе, членами Реввоенсовета утвердил Сергея Гусева и венгерского коммуниста Белы Куна. Михаил Васильевич прибыл в Харьков, где формировались органы управления.

«Победитель никогда не бывает так слаб, как в минуты победы, — вспоминал Фрунзе старый афоризм. — И в этих словах жестокая правда. Наша армия, добившаяся победы над Деникиным ценою больших жертв и материального истощения, была очень и очень слаба к моменту нового выступления врага. Поляки на этом и построили свои расчеты. Так началась упорная польская война, втянувшая в себя почти все наши силы и средства. Только 12 октября 1920 года было заключено «перемирие», и мы получили возможность использовать часть сил нашего польского фронта для решительной борьбы с белым Крымом, который к тому времени разросся уже в серьезную угрозу».

Оценив ход боевых действий, Фрунзе констатировал: «С весны до осени 1920 года борьба с Врангелем протекала для нас неудачно. Противник стремительными ударами опрокидывал противостоящие ему части Юго-Западного фронта. Врангелевский фронт всё это время оставался на положении второстепенного. Это создавало для Врангеля крайне благоприятную обстановку».

В Южный фронт включили 6-ю армию (командующий Константин Алексеевич Авксентьевский, бывший подпоручик царской армии, он служил у Фрунзе в Южной группе войск Восточного фронта, потом его сменил Август Иванович Корк), 13-ю армию (ею командовал талантливый военачальник Иероним Петрович Уборевич), 2-ю конную армию (командующий Филипп Кузьмич Миронов). И позднее сформировали 4-ю армию, которую возглавил еще один близкий к Фрунзе человек — Владимир Саламанович Лазаревич (он был начальником штаба в Южной группе войск Восточного фронта).

Михаил Васильевич предпочитал служить и воевать вместе с теми, кого хорошо знал и кому доверял.

Среди когорты подобранных им командиров, несомненно, выделялся Иероним Уборевич. В 1916 году он окончил Константиновское артиллерийское училище, подпоручиком 15-го тяжелого артдивизиона участвовал в Первой мировой. После Октябрьской революции принимал участие в создании красногвардейских отрядов в Бессарабии. В декабре 1918 года он уже командовал дивизией, через год — армией, причем исключительно успешно. Он был самым молодым командармом в Красной армии. Говорили о «математическом складе ума» Уборевича, его властности и уверенности в себе. Он напрочь отказался создавать в своей 5-й Отдельной армии реввоенсовет, отстаивая право на единоначалие. И даже вступил из-за этого в спор с командующим Южным фронтом Михаилом Фрунзе.

Фрунзе, став военным министром, поставит Уборевича командовать войсками Северо-Кавказского военного округа. Со временем Иероним Петрович возглавит важнейший Западный округ, но Сталин его расстреляет.

Август Корк принадлежал к числу самых образованных и подготовленных командиров Красной армии. Он окончил Чугуевское военное училище, Академию Генерального штаба и Военную школу летчиков-наблюдателей. Прошел Первую мировую войну. Корк поддержал революцию и в августе 1917-го — феврале 1918-го был председателем солдатского комитета Западного фронта. В июле 1918 года вступил в Красную армию. После Гражданской войны командовал войсками столичного военного округа. Потом руководил военной академией, носящей имя Фрунзе. И был Сталиным расстрелян с маршалом Тухачевским.

Фрунзе ценил Константина Авксентьевского и продвигал. Вообще хранил верность друзьям. Заступался за Авксентьевского, периодически попадавшего в неприятные истории: «Это человек, преданный революции и партии. Его несчастье — склонность к выпивке. Самым скверным для него фактом считаю его женитьбу на какой-то бывшей актрисе, совершенно чуждом для нас человеке».

После смерти Фрунзе Константина Авксентьевского назначили командующим войсками Средне-Азиатского военного округа, затем командующим Кавказской армией. Перед ним открывались хорошие перспективы. Но пристрастие к алкоголю повредило его карьере…

На Южный фронт с польского перебросили Первую конную армию Семена Михайловича Буденного. Конники двигались так медленно, что Фрунзе был вынужден жаловаться Ленину. Михаил Васильевич просил навести порядок в армии Буденного, но это никому не удалось.

Семена Буденного, который родился на Дону, взяли в армию в 20 лет, в 1903 году. Он участвовал в войне с Японией, где в первый раз был ранен. После войны его отправили учиться в Петербургскую школу наездников при Высшей офицерской кавалерийской школе. Здесь готовили инструкторов по выездке верховых лошадей. Это занятие Буденному всегда нравилось. В начале Первой мировой войны его назначили унтер-офицером в 18-й Северский драгунский полк. Его взводом командовал поручик Кучук Улагай, будущий деникинский генерал. В Гражданскую они встретятся на поле боя.

Пожалуй, никого отечественная военная история не оделяла такой громкой славой, как командующего Первой конной армией. Поскольку почти вся история Гражданской войны связана с именем Троцкого, что подлежало забвению, то именно Первая конная оказалась чуть ли не единственным разрешенным сюжетом для писателей, поэтов-песенников и кинематографистов. Хотя в годы Гражданской войны у Первой конной была весьма сомнительная репутация. Конники Буденного отличились по части мародерства и грабежей. Но на это закрывали глаза.

Одной из дивизий командовал Александр Яковлевич Пархоменко, потом из него сделали героя, сняли о нем фильм. В реальности в 1920 году Пархоменко за грабежи и разбой был судим и приговорен к расстрелу. Его спас Сталин.

В декабре 1919 года комиссар 42-й стрелковой дивизии докладывал: «Нет ни одного населенного пункта, в котором побывали буденновцы, где не раздавался бы сплошной стон жителей. Массовые грабежи, разбой и насилие буденновцев шли на смену хозяйничанью белых. Буденный разрешил кавалеристам грабить, но так, чтобы не попадались…»

Сам Семен Михайлович, любивший погулять, устраивал вечеринки прямо в штабе, куда вызывали оркестр. Комиссарам, пытавшимся его урезонить, Буденный, хватаясь за маузер, кричал:

— Я уничтожил Шкуро, Мамонтова и Улагая. Ты будешь меня судить?

Заместитель начальника политотдела армии (см.: Вопросы истории. 1994. № 12) докладывал своему начальству: «Сильно развит бандитизм. Комсостав же не только с этим не борется, но и сам поступает таким же образом: пьянствует, грабит вместе с красноармейцами, приказывает ординарцам своим доставить для них кур, гусей, одежду, а иногда и золото, и другие драгоценности». Политотделец был изгнан из Конармии.

Сталин спокойно относился к человеческим слабостям. Бабники и выпивохи вождя вполне устраивали.

— Нет людей без недостатков, — говорил он, обращаясь к военным. — Один любит выпить. У других это превращается в болезнь. Таких людей мы лечим, но из партии не гоним. Таких людей мы перевоспитываем. Иные любят девочек. Это тоже нас мало интересует. Пусть себе с ними возятся, сколько им угодно… Ничего страшного в этом нет.

Командование Первой конной покрывало бандитов. Начальник особого отдела армии докладывал своему начальству: «В армии бандитизм не изведется до тех пор, пока существует такая личность, как Ворошилов (член Реввоенсовета Первой конной. — Л. М.), ибо человек с такими тенденциями является лицом, в котором находили поддержку все эти полупартизаны-полубандиты». Особиста убрали из Первой конной…

В феврале 1920 года возмутился один из руководителей ВЧК Ян Христофорович Петерс: в Ростове армия Буденного вместо того, чтобы преследовать бежавшего противника, занимается грабежами и пьянствует, местные товарищи в ужасе рассказывают о погромах, учиненных буденновцами. Но обращаться к самому Буденному бесполезно — он ни с кем не разговаривает и страдает манией величия…

После взятия Ростова армия получила приказ продолжить преследование белых, чтобы не дать им уйти в Крым. Если бы этот приказ был выполнен, то Гражданская война закончилась бы раньше, но Первой конной не хотелось покидать Ростов. На приказы командующего фронтом Буденный и Ворошилов внимания не обращали.

Командовал фронтом Василий Иванович Шорин, до революции он окончил юнкерское училище и офицерскую стрелковую школу, в Первую мировую дослужился до полковника. И Шорин, и командующий 8-й армией Григорий Яковлевич Сокольников были крайне недовольны неумелыми действиями Буденного.

На совещании Сокольников требовал, чтобы Первая конная прекратила грабежи и гулянки и выполняла боевую задачу. Командующий фронтом Шорин презрительно добавлял, что Первая конная утопила свою славу в ростовских винных подвалах, на что Ворошилов и Буденный отвечали, что их бойцы имеют право расслабиться после тяжелых боев. Буденный и Ворошилов обратились к своему покровителю Сталину с требованием «снять Шорина с должности командующего фронтом». Сталин выполнил их просьбу.

Ворошилов связался со Сталиным: «Простого смещения, да еще с повышением, для него недостаточно. Мы все считаем его преступником».

В 1925 году Шорин уволился в запас по возрасту. 24 февраля председатель Реввоенсовета Фрунзе подписал приказ, возможно, единственный в своем роде: «Отмечая колоссальные труды, понесенные тов. Шориным с первых же дней Октябрьской революции по созданию РККА, талантливое руководство значительными войсковыми соединениями за весь период Гражданской войны и личный героизм, РВС СССР постановил: Шорина Василия Ивановича пожизненно оставить в списках РККА».

Командиры Первой конной именно на войне зажили полноценной жизнью. Они пьянствовали, грабили, набивали тачанки одеждой и драгоценностями. То, что им не отдавали добровольно, брали силой.

«Доношу, что вчера и сегодня через расположение вверенной мне дивизии проходила 6-я дивизия 1-й конной армии, которая по пути производит массовые грабежи, убийства и погромы, — писал 2 октября 1920 года начальник 8-й кавалерийской дивизии червонного казачества Виталий Маркович Примаков. — Вчера убиты свыше тридцати человек в местечке Сальница, убит председатель ревкома и его семейство; в местечке Любар свыше пятидесяти человек убиты.

Командный и комиссарский состав не принимают никаких мер. Сейчас в местечке Уланов продолжается погром. Ввиду того, что в погроме принимает участие и командный состав, борьба с погромщиками очевидно выльется в форму вооруженного столкновения между казаками и буденновцами.

Вчера я говорил с начдивом-6 (Апанасенко). Начдив сообщил мне, что военком дивизии и несколько лиц комсостава несколько дней тому назад убиты своими солдатами за расстрел бандитов. Солдатские массы не слушают своих командиров…»

Виталий Примаков был человеком откровенным, резким в выражениях и справедливым. Его в 1937-м расстреляли.

Иосиф Родионович Апанасенко был одним из самых заметных выходцев из Первой конной. Вверенные ему войска превратились в грабь-армию. Убийство комиссара, пытавшегося остановить бандитов-конноармейцев, переполнило чашу терпения вышестоящего начальства. В конце октября в 6-й кавдивизии арестовали несколько сот бойцов, уличенных в расстрелах, грабежах и изнасилованиях. 110 из них расстреляли. Самого Иосифа Апанасенко тоже судили, но фактически оправдали. Его карьере это не помешало. Накануне Великой Отечественной войны Сталин назначил его командующим Дальневосточным фронтом и произвел в генералы армии…

Шестого октября 1920 года командующий Южным фронтом Фрунзе телеграфировал Ленину: «Обращаю внимание на необходимость серьезных мер по приведению в порядок в политическом отношении 1-й конной армии. Полагаю, что в лице ее мы имеем большую угрозу для нашего спокойствия в ближайшем будущем. Желателен приезд в части армии тов. Калинина».

Но никто не изъявлял желания помочь командующему фронтом приструнить Буденного. Михаилу Васильевичу Фрунзе предстояло самому справляться со своими более чем своенравными подчиненными…

В сентябре 1920 года Врангель еще раз переформировал свои войска. Теперь они состояли из 1-й армии Кутепова (1-й армейский и Донской корпуса), 2-й армии генерал-лейтенанта Драценко (2-й и 3-й армейские корпуса), конной группы генерала Бабиева и конного корпуса генерала Барбовича.

Даниил Павлович Драценко окончил Академию Генерального штаба, в Первую мировую командовал полком, в армии Деникина принял дивизию. После Гражданской войны эмигрировал в Югославию. В годы Второй мировой командовал полком во входившем в состав вермахта Русском корпусе генерал-лейтенанта Бориса Александровича Штейфона и воевал против партизан Иосипа Броз Тито.

Николай Гаврилович Бабиев окончил Первую мировую войну командиром полка, командовал полком у Кутепова. У Врангеля принял Кубанскую казачью дивизию. Он попал к красным в плен, но бежал. Был ранен 17 раз, восемнадцатое ранение в 1920 году оказалось смертельным.

Иван Гаврилович Барбович окончил Первую мировую командиром 10-го Ингерманландского гусарского полка, георгиевским кавалером. Врангель произвел его в генерал-лейтенанты.

Врангель объявил новую мобилизацию. Но собрал пятую часть того, что намечал. Немногие верили в способность Крыма противостоять всей России. Петру Николаевичу удалось несколько увеличить свою армию, но ее общая численность в сравнении с войсками Фрунзе всё равно была невелика — 41 тысяча штыков, 17 тысяч сабель, около тысячи пулеметов, 250 орудий, 19 бронепоездов, 19 танков, 26 бронеавтомобилей и 34 самолета.

И помощь стран Антанты была скудной. Первая мировая война завершилась. Западные страны больше не нуждались в русских генералах как союзниках в борьбе против Германии. Военные операции Врангеля в Северной Таврии англичане не одобрили. В июне 1920 года в Лондоне приняли решение прекратить помогать антибольшевистским силам. Английская военная миссия покинула Севастополь. Врангель попытался наладить отношения с Францией. Париж признал правительство Врангеля де-факто, но его просьба о займе была отвергнута. Некоторое количество валюты правительство получило, обязав экспортеров 50 процентов прибыли в валюте вносить на счет управления финансов. За счет отчислений от внешнеторговых операций кое-что и покупали. Торговали через Константинополь и Батум. Вывозили сырье из Новороссийска и других портов.

Представителем главнокомандующего при союзном командовании в Константинополе был генерал-лейтенант Александр Сергеевич Лукомский, недавний военный министр правительств Юга России. Ему подчинялись русская морская база, заготовительные и закупочные комиссии, беженский отдел. Пока армия Врангеля удерживала Крым, командующие оккупационными союзными войсками в Константинополе считались с представителем русской армии.

Помимо подчиненных Лукомского в городе скопилось множество офицеров, желавших избежать фронта. Бывший начальник Охранного отделения Петрограда генерал-майор Константин Иванович Глобачев в феврале 1920 года прибыл в Константинополь (Вопросы истории. 2002. № 10). Ему поручили мобилизовать на фронт всех, кого можно.

«Мне приходилось прилагать героические усилия, чтобы заставить молодых боеспособных людей ехать в Крым в ряды армии, — вспоминал Глобачев. — В большинстве своем это были самые скверные элементы армии; отвыкшие от работы, они без дела болтались по Константинополю, пьянствовали, скандалили и ежедневно осаждали беженскую часть, выпрашивая пособия».

Сентябрьская попытка белых наступать — в надежде соединиться с Украинской народной армией Симона Петлюры — не удалась. 13 октября врангелевцы предприняли еще одно наступление — с целью разгромить 51-ю дивизию будущего маршала Василия Константиновича Блюхера, оборонявшую Каховский плацдарм, необходимый для атаки на Крым. Белые использовали танки, которые помогли прорвать первую линию обороны красных, но потом наступление было остановлено. Армия Врангеля вынужденно перешла к обороне.

Пятнадцатого октября Фрунзе телеграфировал Ленину: «Переправой на правый берег Днепра у Хортицы своих лучших ударных частей Врангель начал выполнение большого стратегического плана, сулившего при удаче полный разгром нашей ударной группы и делавшего его хозяином всего Черноморского побережья. В результате семидневных ожесточенных боев по всей линии фронта план этот ныне потерпел полное крушение…»

Двадцать шестого октября командование Южного фронта поставило войскам задачу перейти в общее наступление и не допустить отхода войск Врангеля в Крым. Однако Фрунзе упустил возможность разгромить войска Врангеля в Северной Таврии. Позволил белым отойти в Крым. Отбросив дивизии Буденного, Врангель ушел под защиту заранее подготовленных укреплений на Перекопском перешейке.

Один из белых офицеров вспоминал, как в конце октября он сел на поезд, чтобы ехать в Крым. И тут пронесся слух о том, что красная конница вот-вот оседлает железную дорогу на Севастополь: «Спускаются аэропланы; взволнованный летчик бегом направляется к эшелону, и через минуту в вагоне общая паника: красные перерезали дорогу и их авангард в двух-трех верстах от нас. Неприятно было видеть, как у некоторых офицеров физиономии перекосились. Смертельная бледность, зубы колотятся — противен человек, когда теряет власть над собой…

Настроение было ужасное — не могу сказать, чтобы это был страх; скорее, сильнейшая досада на то, что так глупо заканчивается жизнь. Надежды на спасение не было никакой. Дорога шла вдоль фронта, гладкое, открытое поле, ни единого кустика, где можно было бы укрыться. Конница в любой момент могла наскочить, и тогда конец. В памяти стояли полуголые трупы коммунистов под Славгородом с вырубленными на голове звездами…

Я вскочил на повозку каких-то казаков, и мы помчались. Показался вдали Геническ и справа Сиваш. От сердца отлегло — очевидно, кавалерия грабила станцию и не шла пока дальше… Ура — спасены… Давно я так не ценил жизнь, как бы она плоха ни была, как в этот момент».

Врангель распорядился использовать аэропланы для атак с воздуха на красную конницу. Но ресурс старых машин был выработан. Для ремонта не хватало ни запасных частей, ни инструментов. Самолеты падали. Бронеавтомобили и машины тоже были изношены. Танки и броневики ломались прямо на поле боя. Бензин, масло, резину покупали за границей. Доставка затягивалась (Военно-исторический журнал. 2006. № 1).

Красные тоже оценили военную авиацию. В те дни «Известия» писали: «Сейчас достигнуты адские скорости по 300 верст в час, двух- и трехпулеметные автоматические установки, сеющие дождь светящихся пуль, а летчики научились гибче птиц владеть своими крыльями. В революционной войне нет лучшего средства, чем воздушные силы».

На что же рассчитывал Врангель?

Василий Витальевич Шульгин, один из идеологов Белого движения, в книге «1920 год» описывал свою встречу с командующим в Севастополе: «Я не видел генерала Врангеля около года. Тогда (это было в Царицыне) он нервничал. Он только что пережил Exanthematicus (сыпной тиф. — Л. М.), у него были сильно запавшие глаза, но еще что-то кроме этого. Какое-то беспокойство, недовольство «общего порядка». Он сдерживался, привычный к дисциплине, но что-то в нем кипело…

Меня поразила перемена в его лице. Он помолодел, расцвел. Казалось бы, что тяжесть, свалившаяся на него теперь, несравнима с той, которую он нес там, в Царицыне. Но нет, именно сейчас в нем чувствовалась не нервничающаяся энергия, а спокойное напряжение очень сильного постоянного тока…

— Когда я принял командование, дело было очень безнадежно… Но я хотел хоть остановить это позорище, это безобразие, которое происходило… Уйти, но хоть, по крайней мере, с честью… И спасти, наконец, то, что можно…

Мы сели.

— Ну, первая задача более или менее удалась… И тогда вдруг оказалось, что мы можем еще сопротивляться… Мы их выгнали из Крыма… Но я должен сейчас же сказать, что я не задаюсь широкими планами… Того, что у меня сейчас есть, не может хватить на удержание большой территории… Я чего добиваюсь? Я добиваюсь, чтобы в Крыму, чтобы хоть на этом клочке, сделать жизнь возможной… Ну, словом, чтобы, так сказать, — показать остальной России… вот у вас там коммунизм, то есть голод и чрезвычайка, а здесь: идет земельная реформа, вводится волостное земство, заводится порядок и возможная свобода… Никто тебя не душит, никто тебя не мучает — живи, как жилось… Итак, мне надо выиграть время… чтобы, так сказать, слава пошла: что вот в Крыму можно жить. Так можно будет двигаться вперед, — медленно, не так, как мы шли при Деникине, медленно, закрепляя за собой захваченное. Тогда отнятые у большевиков губернии будут источником нашей силы, а не слабости, как было раньше… Я надеюсь удержать Крым…

— И зимовать?

— Да, зимовать, конечно…»

Но исторического времени Врангелю было отпущено немного. Михаил Васильевич Фрунзе не позволил ему зимовать в Крыму. Белая армия была слишком слаба, чтобы долго противостоять красным.

Второго ноября командующий Южным фронтом выступал на заседании Харьковского совета. Фрунзе просил позаботиться о раненых и больных красноармейцах, отправляемых в тыл. Объяснил, что кампания не закончена:

— Перед нами вслед за разгромом главных сил Врангеля ставится сейчас трудная задача — ворваться в самый Крымский полуостров. Там французскими инженерами настроены величайшие сооружения, там сосредоточены присланная той же Францией мощная военная техника, прекрасная артиллерия. Но практика нам уже показала, что поскольку за всей этой техникой не стоит одухотворенная рука живого человека, тогда и от нее ничего не останется. Мы уже имели примеры попыток этой самой техникой и этими самыми танками сбросить нас с Каховского плацдарма, но эти попытки кончились прахом. Я думаю, что не ошибусь, если здесь перед вами, представителями харьковского пролетариата, выражу надежду и, больше того, уверенность в том, что мы в очень короткий срок сумеем преодолеть эти последние чудеса французской техники — ворваться в Крымский полуостров и разорить последнее гнездо российской контрреволюции.

Фрунзе нуждался в опытных штабистах. Попросил прислать ему бывшего генерала Федора Новицкого, к которому привык. Отправил в столицу телеграмму:

«Москва, Начальнику Оперативного управления Полевого штаба Республики, для т. Новицкого.

Предполагаю Ваше назначение на должность моего помощника. В случае Вашего согласия прошу немедленно выехать в Харьков. Желательно получить и захватить с собой легковой автомобиль и два мотоциклета HP 5855.

Командюж Фрунзе».

Однако Новицкого к нему не отпустили. Федор Федорович находился в Риге, где шли советско-польские переговоры. Михаилу Васильевичу помогли другие опытные военные. Подготовкой Перекопско-Чонгарской операции занимались и главком Сергей Каменев, и начальник Полевого штаба Павел Лебедев.

Фрунзе привез с собой группу генштабистов, с которыми служил на Восточном и Туркестанском фронтах (см.: Военноисторический журнал. 2013. № 10). Начальником штаба фронта стал бывший подполковник, выпускник Академии Генштаба Иван Христофорович Паук. Заместителем начальника штаба назначили бывшего полковника-генштабиста Александра Карловича Андерса, начальником Оперативного управления — бывшего штабс-капитана (и тоже генштабиста) Петра Петровича Каратыгина, которому Фрунзе за взятие Уфы вручил золотые часы. Снабжением фронта ведал бывший полковник Владимир Васильевич Фрейганг, за плечами которого была не только Академия Генштаба, но и Интендантская академия. И, напомним, 4-ю армию возглавил бывший подполковник-генштабист Лазаревич, 6-ю армию — бывший капитан-генштабист Корк.

«Таким образом вокруг Фрунзе, — резюмирует историк Андрей Владиславович Ганин, — сложилась мощная и во многом отлаженная прежней совместной службой группа высококвалифицированных генштабистов, обладавших опытом проведения крупных операций в условиях Гражданской войны. При таких обстоятельствах сам командующий фронтом мог не обладать какими-либо военными познаниями, поскольку проведение операции становилось делом техники, ранее отработанной коллективом».