Фрунзе

«Я НИ НА ЧТО НЕ ПРЕТЕНДУЮ»

Третьего декабря 1920 года Фрунзе утвердили командующим войсками Украины, а в январе 1921 года еще и войсками Крыма. Теперь он подписывал свои приказы так: Команд-войск Украины и Крыма или еще проще — Комвоенсилукр.

Фрунзе избрали делегатом X съезда партии. На утреннем заседании 8 марта 1921 года выбирали президиум съезда. Среди других предложили и кандидатуру Михаила Васильевича. Не все согласились.

Председательствующий объявил:

— Слово от имени Самарской организации имеет товарищ Милонов.

Секретарь Самарского губкома партии Юрий Константинович Милонов был крайне недоволен:

— Я уполномочен от Самарской организации заявить отвод кандидатуры товарища Фрунзе. Комиссия ВЦИК, которая была послана в Самару для выяснения ненормальностей в Самарском военном округе, открыла ряд злоупотреблений… Губернский комитет партии постановил передать этот материал в президиум ВЦИК и в ЦК партии. Мы, самарцы, думаем, что до тех пор, пока не установлено, имеет ли товарищ Фрунзе какое-нибудь прикосновение ко всем этим ненормальностям, его выставлять в президиум нецелесообразно.

Милонову резко возразил член ЦК и видный деятель Коминтерна Карл Радек:

— Партия посылала комиссию в совершенно другое место. Это была комиссия, которая должна была ликвидировать Врангеля. Насчет работ этой комиссии мы имеем ряд фактов. Во главе этой комиссии стоял товарищ Фрунзе не только как военный, но и как коммунист. На основании никем не проверенных фактов, имеют ли они отношение к Фрунзе или нет, выдвигать отвод одному из важнейших военных работников и великолепному коммунисту — я считаю недопустимым…

Большинство делегатов поддержали Фрунзе. Михаила Васильевича избрали членом ЦК партии, это было свидетельством его популярности в партийной среде и необходимым условием дальнейшей военной карьеры.

На X съезде партии весной 1921 года обсуждался вопрос о введении милиционной системы. Ее полезность обосновывал Николай Ильич Подвойский.

Среди большевиков Подвойский считался крупным военным авторитетом. Исходя из марксистских догм, он пребывал в уверенности, что социалистической России нужно не регулярное профессиональное войско, а всенародная милиционная армия, которая в мирное время состоит только из учетного аппарата и немногочисленных кадров командного состава. Рядовой состав проходит военную подготовку на краткосрочных учебных сборах и подлежит призыву только в случае военных действий. Главное преимущество системы — рабочий не отрывается от созидательного труда, существование большой армии не подрывает экономики страны.

Разрабатывать эту систему Подвойскому помогали два военачальника, сразу перешедшие на сторону советской власти: герой Первой мировой войны, бывший главком русской армии, генерал от инфантерии Алексей Алексеевич Брусилов, а также бывший заместитель начальника Генерального штаба генерал-лейтенант Николай Михайлович Потапов, который руководил Военно-законодательным советом при Реввоенсовете.

Лозунг образования всенародной милиции полностью соответствовал марксистской теории. Но большинство военных, прошедших через Гражданскую войну, были категорически против. Они доказывали, что территориальная милиция не получит достаточной военной подготовки, отсутствие боеспособных частей не позволит надежно прикрыть границы, а в случае внезапной войны мобилизация окажется непозволительно долгой.

Мнение военных возобладало над заветами Маркса и Энгельса. X съезд партии предложение Подвойского отверг. В постановлении съезда по военному вопросу идею милиционной системы комплектования армии назвали «неправильной и практически опасной для настоящего момента». Красная армия в основе своей должна была остаться регулярной.

Тем не менее предусматривалась возможность формирования некоторых частей на милиционной основе. Это тоже не понравилось военным. Они нашли аргументы, способные произвести впечатление на руководителей партии и государства.

Десятого марта 1921 года Михаил Николаевич Тухачевский, недавний подчиненный Фрунзе и будущий маршал, а тогда командующий 7-й армией, брошенной на подавление Кронштадтского мятежа, обратился к Ленину с личным и секретным письмом:

«Глубокоуважаемый Владимир Ильич!

Я не могу не беспокоить Вас кое-какими соображениями относительно нашей вооруженной силы, имея в виду разрешение этого вопроса на X съезде.

Вопрос о милиционной системе пугает меня не только теоретически, но главным образом практически со всеми его последствиями.

Я лично считаю, что только коммунистическое общество позволит впервые после социалистической революции провести милиционную систему, оставляя вовсе в стороне вопрос о том, будет или не будет существовать «Коммунистическое общество в капиталистическом окружении».

И, конечно, на фактическое проведение милиционной системы никто у нас, кроме тов. Подвойского, не согласился бы, и потому, казалось бы, и беспокоиться не о чем. Но в том-то и вся беда, что приходится беспокоиться и волноваться.

Уступая милиционному параграфу программы, многие, например, тов. Смилга, допускают создание милиции в некоторых рабочих районах наряду с существованием Красной армии. Оставляя в стороне всю организационную непоследовательность и ненастойчивость такого решения, мне особенно странно и смешно слушать такие предложения сейчас при выполнении моей пренеприятной задачи в Петрограде.

Если бы дело сводилось к одному восстанию матросов, то оно было бы проще, но ведь осложняется оно хуже всего тем, что рабочие в Петрограде определенно не надежны. В Кронштадте рабочие присоединились к морякам. На Западном фронте я также видел неважное настроение рабочих.

Выборы большого числа меньшевиков в Смольненский городской Совет, забастовка в Клинцах и проч. С таким настроением рабочих придется считаться во всё время непоборенной разрухи и тяжелых усилий по хозяйственному строительству.

И если провести милицию в рабочем районе, даже в таком, как Петроградский, то никто не может гарантировать, что в тяжелую минуту рабочая милиция не выступит против Советской власти. По крайней мере сейчас я не могу взять из Петрограда бригады курсантов, так как иначе город с плохо настроенными рабочими было бы некому сдерживать.

Что касается подавления восстаний, то здесь, конечно, для нашей Красной армии громадная разница, бить ли матросов и кулаков или же рабочих.

А если бы рабочая милиция где-нибудь восстала против Советской власти? Вот потому меня и беспокоят эти фантазерства об экспериментах милиционной системы. Эти опыты никому не нужны, и их предлагают лишь из раболепства перед «милиционным параграфом».

Мне лично смешно, когда «милиционщики» рассчитывают на соответствие своей системы с экономическим мирным строительством. Но такого строительства не будет. Мы всё время будем строить в военной обстановке. Из этого положения мы должны исходить. Мне кажется, что нам никакого дела нет до того, какая армия выгоднее в мирное время, так как такого времени у нас не будет.

Я очень извиняюсь за длинное изложение, но слишком меня волнуют все эти прожекты и эксперименты. Лучше держаться от этого греха подальше. Эти эксперименты могут при случае поставить нашу Красную армию против рабочей милиции, и тогда возможны всякие неустойки Красной армии и всяческие последствия.

Еще раз извиняюсь за беспокойство.

С коммунистическим приветом

Тухачевский».

Ленин, весьма встревоженный восстанием матросов и рабочих Кронштадта, вполне понимал и принимал доводы Тухачевского насчет того, как опасно давать оружие в руки рабочих. Но в отличие от будущего маршала, который верил в собственную армию, Ленин понимал, что в определенной ситуации и кадровые воинские части могут оказаться ненадежными. Можно ли, скажем, посылать Красную армию, сформированную из крестьянских сыновей, на подавление крестьянских восстаний?

Поэтому Ленин хотел иметь в своем распоряжении разные и не зависящие друг от друга силы — регулярную армию, Части особого назначения (ЧОН), войска ВЧК.

Но учитывая соображения Тухачевского и других военных, милиционные части договорились создавать лишь в крупных промышленных центрах на основе «испытанных в боях кадров полевых частей с очищением их от неустойчивых элементов».

На основе решения ЦК от 24 марта 1921 года в состав милиционных частей включили «здоровые элементы территориальных кадров Всевобуча» (Главное управление всеобщего военного обучения территориальных войск входило в состав Всероглавштаба) и Части особого назначения — это около ста тысяч человек. Части особого назначения формировали при партийных комитетах на основании постановления ЦК от 17 апреля 1919 года для борьбы с контрреволюцией и несения караульной службы на особо важных объектах. Они же использовались для подавления народных восстаний.

Еще 22 апреля 1918 года появился декрет ВЦИКа «Об обязательном обучении военному искусству», в соответствии с которым создавалась система военной подготовки боевых резервов Красной армии. В первую очередь военную подготовку должна была пройти молодежь допризывного возраста (15–17 лет).

Шестнадцатого марта 1921 года за помощью к Фрунзе обратился его недавний подчиненный — бывший командующий 2-й конной армией Филипп Миронов:

«Михаил Васильевич!

Оклеветанный — сижу в Бутырской тюрьме. Прошу Вас принять участие во мне. Я был и останусь честным борцом социальной революции. Прошу во внимание к моим Крымским заслугам — принять участие. В нынешний тяжкий момент социальной революции — я нужен ей более чем когда-либо. Казачество и крестьянство при всяких условиях пойдут за мною, но не за Антоновым, Бакулиным и другими бандитами.

С коммунистическим приветом

Бывш. Командарм 2-й Конной Миронов».

Письмо пришло не скоро. Прочитав его, Фрунзе распорядился: «Секретно. Телеграфировать Цека РКП о проявлении внимания к Миронову ввиду его несомненных заслуг».

Конники, перешедшие в Гражданскую войну на сторону красных, оказались на вес золота. Среди них особенно популярен был Филипп Кузьмич Миронов. 12 января 1919 года председатель Реввоенсовета Лев Троцкий отправил ему приветственную телеграмму: «Вся Россия смотрит с ожиданием на Вас».

Филипп Миронов, признанный вождь казачества, самородок, талантливый военачальник, не признавал власти комиссаров, возражал против расказачивания. Кончилось это мятежом. Когда Миронов восстал против притеснения казаков, его арестовал Буденный. Семен Михайлович и его окружение воспользовались этим поводом, чтобы уничтожить опасного конкурента.

Столкнулись два человека, между которыми не было ничего общего. Филипп Миронов был скромным человеком, со своими принципами и убеждениями. Он действительно готов был жизнь положить за обездоленных казаков и крестьян. Он не позволял своим частям заниматься грабежами, что было характерно для Первой конной. И этим Филипп Кузьмич отличался от Буденного, циника и гуляки, озабоченного лишь собственной карьерой.

Буденный подписал приказ: «Миронова, объявленного Советским правительством вне закона, расстрелять».

Тут, как говорится в мемуарах самого Буденного, ночью внезапно приехал Троцкий, чтобы не позволить расстрелять Миронова перед строем:

— Принимаемые вами репрессии в отношении Миронова неправильны. Ваш приказ я отменяю и предлагаю: Миронова и остальных под конвоем отправить по железной дороге в Москву в распоряжение Реввоенсовета Республики.

«Я, — пишет Буденный, — пытался напомнить Троцкому, что Миронов объявлен Советским правительством вне закона и поэтому мы имели полное право расстрелять его без суда и следствия.

— Зачем вам заниматься Мироновым, — прервал меня Троцкий. — Ваше дело арестовать и отправить его. Пусть с ним разберутся те, кто объявил его вне закона».

Тогда председатель Реввоенсовета Республики спас Миронова. Поставил во главе 2-й конной армии, умело сражавшейся с Врангелем.

Шестого декабря 1920 года Фрунзе подписал приказ: «Расставаясь ныне с т. Мироновым, РВС Южфронта со своей стороны отмечает особые заслуги его в боях по уничтожению Врангеля и выражает ему от лица службы сердечную благодарность за доблесть и умелое руководство 2-й конной армией».

Помня боевые успехи Миронова, Фрунзе 30 июня телеграфировал в Москву, в ЦК партии: «Мною получено от арестованного бывш. Командарма 2-й Конной Миронова письмо с просьбой о его реабилитации. Ввиду исключительных заслуг Миронова, проявленных в борьбе с Врангелем, прошу Цека РКП о проявлении внимания к нему. Командвойск Украины и Крыма М. Фрунзе».

Но заступничество не помогло. У Миронова были слишком влиятельные враги. Его расстреляли. Только 15 ноября 1960 года Военная коллегия Верховного суда реабилировала Филиппа Кузьмича. Но до конца своей жизни маршал Буденный не позволял сказать правды о Миронове, убийство которого открыло ему дорогу к славе и успеху.

Штаб Фрунзе находился в Харькове, который объявили столицей Советской Украины. Там обосновалось республиканское правительство. Подчиненные ему войска преобразовали в Украинский военный округ. Своим помощником Михаил Васильевич сделал Иону Эммануиловича Якира, одного из самых храбрых советских военачальников. Он получил орден Красного Знамени № 2.

Якир в январе 1918 года организовал красногвардейский отряд в Бессарабии. Летом его назначили комиссаром бригады, осенью членом Реввоенсовета 8-й армии. В 1919-м он возглавил 45-ю стрелковую дивизию. Якир отличился осенью 1919 года, выведя из окружения Южную группу войск 12-й армии, проделав четырехсоткилометровый путь по тылам врага. Один год Якир проработал в центральном аппарате военного ведомства, возглавлял Управление военно-учебных заведений РККА. В 1925 году Фрунзе назначит его на свое место — командующим Украинским (с 1935-го — Киевским) округом. Иона Эммануилович оставался на этом посту, пока Сталин не приказал его уничтожить…

Главные противники большевиков на Украине — сторонники ее самостоятельности — были разгромлены. В ноябре 1920 года глава директории Украинской Народной Республики Симон Васильевич Петлюра и его отряды покинули Украину. Их преследовали наступающие красноармейские части:

— Даешь Украину! Смерть петлюровцам!

Остатки вооруженных сил Украинской Народной Республики отступили на территорию Польши, где были интернированы. Многие погибли от голода и болезней (возникла эпидемия тифа) в лагере для интернированных под Краковом. Вместе с армией Симона Петлюры Украину покинули около 40 тысяч человек.

«Он познал ошеломляющую славу, — писал о Петлюре его соратник. — Его приветствовали, как бога, люди, охваченные экстазом. Но массы бывают неблагодарными и в какой-то момент теряют веру в своего бога».

Москве казалось, что Петлюра опасен и в эмиграции. В июле 1921 года заместитель председателя ВЧК Иосиф Станиславович Уншлихт докладывал в ЦК партии: «Стремление Петлюры захватить Украину, а Савинкова — Белоруссию, как начало общего наступления на Россию, не ослабло. Первоначально их военный успех с одновременным восстанием кулацких элементов Украины и Белоруссии может быть сигналом нового открытого похода против нас Антанты».

В реальности Симон Петлюра превратился в никому не нужного эмигранта. Он пытался обосноваться в разных городах. В конце концов осел с семьей во Франции. 25 мая 1926 года Петлюра был убит в Париже — запоздалая месть за разбойное поведение его армии, за еврейские погромы. Прямо на улице в него стрелял Самуил Шварцбарт, тоже эмигрант. Пятнадцать его родственников погибли от рук петлюровцев.

В Харькове Фрунзе по партийной линии сделали членом политбюро ЦК КП(б), по советской ввели во Всеукраинский ЦИК. В 1922 году утвердили заместителем председателя Совнаркома Украины. Военная карьера Михаила Васильевича на этом могла бы и окончиться. Собственно, он никогда и не думал о себе как о профессиональном военном.

Ленина и Троцкого после окончания Гражданской войны армейские дела тоже мало интересовали. Всё их внимание сосредоточилось на хозяйственных проблемах. Они проводили демобилизацию и спешили распустить красноармейцев по домам.

К концу 1920 года в Красной армии насчитывалось пять с половиной миллионов человек. 11 декабря 1920 года был издан первый приказ о демобилизации. А 5 апреля 1921 года Ленин написал Зиновьеву, что он прикинул: при нынешних темпах демобилизации (200 тысяч человек в месяц) сокращение армии затянется на полтора года:

«Явно невозможная вещь.

Вся суть в том, что военная бюрократия желает сделать «по-хорошему»: вези на железных дорогах!

А на железных дорогах и два года провозят.

«Пока» давай одежу, обувь, хлеб.

Надо в корне изменить: перестать давать что бы то ни было.

Ни хлеба, ни одежи, ни обуви.

Сказать красноармейцу: либо уходи сейчас пешком «без ничего». Либо жди год на ¹/₈ фунта и без одежи, без обуви.

Тогда он уйдет сам и пешком».

Жестокое отношение к бывшим красноармейцам никого не смутило. На следующий день члены политбюро поддержали вождя: «Признать необходимым радикально изменить быстроту демобилизации. Для этого: не вести демобилизуемых по железным дорогам, а отпускать пешим хождением… Отменить правила и постановления о снабжении демобилизуемых одеждой, обувью и прочим. Задачей поставить, чтобы армия была доведена к осени до одного миллиона…»

Восьмого апреля политбюро вновь рассмотрело этот вопрос и поручило заместителю председателя Реввоенсовета Эфраиму Склянскому организовать исполнение партийного решения. Там были еще два пункта: «Поручить т. Склянскому разработать также вопрос о возможности омоложения армии, т. е. привлечения 18-летних… Обсудить вопрос о том, как обеспечить состав армии преимущественно из населения неземледельческих губерний (мотив — неразрушение сельского хозяйства)».

Двенадцатого апреля Склянский доложил политбюро о принимаемых мерах. Политбюро поручило ему внести предложения в Совет труда и обороны (СТО, правительственный орган, ведавший военными делами). 13 апреля СТО принял решение о сокращении армии, о демобилизации военнослужащих 1892–1896 годов рождения и о сохранении обмундирования за красноармейцами, уволенными в бессрочный отпуск. К октябрю 1922 года армия сократилась до 800 тысяч человек. Но и эта цифра оказалась слишком большой, поэтому к 1 октября 1924 года решили сократить еще на 200 с лишним тысяч.

В Москве думали о том, как использовать вооруженные силы в восстановлении экономики. В 1920–1922 годах существовали трудовые армии — формирования Красной армии, которые использовались в народном хозяйстве. Они в военном отношении подчинялись Реввоенсовету, в хозяйственном отношении — Совету рабочей и крестьянской обороны (с апреля 1920 года — Совету труда и обороны). Ленин вообще считал, что армия должна способствовать развитию сельского хозяйства, особенно путем разведения свиней и кроликов. Но 30 декабря 1921 года Совет труда и обороны распорядился расформировать трудармии — в связи с введением новой экономической политики.

В феврале 1921 года Фрунзе возглавил украинскую комиссию по топливу и продовольствию. Подчиненные ему войска заготавливали дрова и фураж. Летом Михаила Васильевича назначили уполномоченным Совета труда и обороны по вывозу соли, которой не хватало по всей стране. Ленин писал ему: «Главное — соль. Всё забрать, обставить тройным кордоном войска все места добычи, ни фунта не пропускать, не давать раскрасть… Вы — главком соли. Вы отвечаете за всё».

Двадцать восьмого февраля 1921 года на заседании политбюро рассматривался вопрос о топливном положении в стране. Постановили: «Вызвать немедленно в Москву тт. Пятакова и Фрунзе для переговоров с ними с целью выяснить возможность поставить одного из них во главе всего топливного дела в республике».

Так что Фрунзе вполне мог пойти по хозяйственной части. Тогда бы он не стал военным министром. Но наладить топливные дела взялся киевский большевик Георгий Леонидович Пятаков, он и стал начальником Главного управления топливной промышленности в Высшем совете народного хозяйства.

А Фрунзе в конце 1921 года доверили важную дипломатическую миссию в Турцию.

В Первой мировой войне Оттоманская империя воевала на стороне Германии, потерпевшей поражение. Победители, то есть Антанта, в августе 1920 года заставили разгромленную империю подписать Севрский договор.

Державы-победительницы считали, что итогом Первой мировой войны должно стать предоставление независимости народам, томившимся под чужим игом. Это произошло и в Европе, и на Ближнем Востоке. Оттоманская империя распалась, и благодаря этому появились такие арабские страны, как Ирак, Сирия, Ливан. Решения, принимавшиеся державами-победительницами, конечно же, не были идеальными: сирийцы, например, получили свое государство, а курды, более многочисленный народ, чем палестинские арабы, — нет.

Победители делили обширное наследство Оттоманской империи в соответствии с некими историческими реалиями. Границы проводились весьма условно, что породило в дальнейшем серьезные конфликты между соседями.

В 1919 году вспыхнула война между Турцией и Грецией.

Турецкая армия демонстрировала невиданную по тем временам жестокость. Еще в 1915–1923 годах погибло полтора миллиона армян. Турки сражались на стороне Германии. Армяне же душой были за Россию. Турки стали сгонять армян с мест под тем предлогом, что они могут выступить против Турции на стороне России. Эта операция быстро превратилась в массовую резню. Мужчин убивали, женщин и детей гнали в пустыню, которая теперь находится на севере Сирии. Там они погибали от рук бандитов или турецких жандармов. Турция тогда придумала новаторский способ убивать — в подземную камеру, заполненную заключенными, турецкие полицейские нагнетали дым, чтобы люди задохнулись. Армянский народ был брошен на произвол судьбы. Никто за него не вступился, все были заняты своими делами…

Плохо оснащенная греческая армия не могла противостоять туркам, во главе которых стоял Гази Мустафа Кемаль. Греки были выбиты из Малой Азии, которая принадлежала им две с половиной тысячи лет. Десятки тысяч погибли, миллион греков стали беженцами.

Одержав военную победу, Мустафа Кемаль сверг султана Мехмеда VI. Год спустя Кемаль был избран президентом новой Турции и сразу же повел себя как настоящий диктатор. Он больше известен как Ататюрк, что по-турецки означает «Отец турок». Так его стали именовать «в знак беспрецедентного всенародного почитания и искренней любви».

Он открыл доступ Западу в турецкую экономику, сделал государство светским, покончил с традиционным принижением женщин, отменил привилегии духовенства, арабский алфавит заменил латинским. Ататюрк добился уменьшения влияния ислама в общественной жизни. Но за этим не последовали реформы, которые привели бы к модернизации, как это было в Европе, где религия отделена от государства. Кемаль Ататюрк провел на развалинах Османской империи революцию сверху, он модернизировал города, оставив деревню практически без внимания. Это привело к расколу нации, к созданию двух культур — сельской, традиционалистской и недоразвитой, и городской, модернизированной, развитой. Но мы забежали вперед.

Двадцать третьего апреля 1920 года в Анкаре Великое национальное собрание Турции сформировало правительство во главе с Ататюрком. Через три дня, 26 апреля, он отправил письмо влиятельному соседу — Владимиру Ильичу Ленину. Выражал солидарность с большевиками, соглашался с включением Азербайджана и Грузии в сферу влияния Советской России и просил военной и финансовой помощи.

— Мы установили официальную переписку с Советской республикой, — Ататюрк спешил предать гласности свою внешнюю политику. — Советская республика обещала оказать нам любую материальную помощь, в какой мы можем нуждаться. Она обещала нам стрелковое оружие, артиллерийские орудия и деньги.

Ататюрк хотел быть полезным Москве и легко отказался от Азербайджана, который во многом ориентировался на Турцию (Вопросы истории. 2010. № 11). А бакинская нефть имела огромное значение для большевиков. Сам Ататюрк говорил:

— 10-я и 11-я Красные армии в результате нашего целеуказания и нашего влияния легко прошли Северный Кавказ и пришли в Афганистан.

Судьба Турции была определена Севрским договором 10 августа 1920 года. Турция должна была, в частности, признать независимую Армению, а границу между Арменией и Турцией попросили провести третейского судью — президента Соединенных Штатов. Но Севрский договор был недолговечен. Против была не только Турция, но и Советская Россия, которая видела в другом изгое мировой политики — Турции — родственную душу.

Молодые турецкие генералы — не единственные мусульмане, искавшие союза с Советской Россией.

В 1552 году, когда Иван Грозный завоевал Казанское ханство, Россия обрела первых мусульманских подданных. С этого момента мусульманское население непрерывно возрастало. Советская Россия стала пятой в мире мусульманской державой.

В соборах Московского Кремля рядом с русскими царями погребены и татарские ханы. Рюриковичи заключали браки с детьми татарских ханов. Но российская власть с определенным недоверием относилась к своим мусульманским подданным. Мусульман не брали на дипломатическую службу. Не было ни одного мусульманина-посла, губернатора, вообще высокопоставленного чиновника.

На царскую службу зачисляли лишь принявших христианство. Только татар призывали в русскую армию. В XIX веке некоторое время и башкиры подлежали призыву. Все остальные мусульмане Российской империи считались инородцами. При Николае II была сформирована Дикая дивизия — из дагестанцев, осетин, кабардинцев и текинских туркмен; офицеры в основном были русские.

После революции Москва стала Меккой радикальных мусульман, которые, не разбираясь в социализме, увидели в Советской России своего союзника. Началось отмщение колониального мира Западу. Многие мусульмане примкнули к красным, потому что им не нравилась белая идея единой и неделимой России. Считали, что большевики дадут им возможность строить свою жизнь так, как они хотят.

Когда Красная армия вошла в Баку, Россия и Турция обрели общую границу.

Советская Россия, враждовавшая с Антантой, поддержала Кемаля Ататюрка оружием и снаряжением. Ататюрк получил от Советской России шесть тысяч винтовок, пять миллионов патронов, 17 тысяч снарядов и 200 килограммов золота. В современной литературе утверждается, что сам план войны против Греции разрабатывался штабистами Фрунзе.

Шестнадцатого марта 1921 года Россия подписала с Турцией договор о дружбе и сотрудничестве, 13 октября на базе этого документа такой же договор заключили с Анкарой три закавказские республики (Азербайджан, Армения и Грузия). Украина тоже пожелала установить отношения с соседом. Дипломатическая миссия была поручена Фрунзе. С собой он вез миллион рублей золотом — помощь новому турецкому правительству.

Пятого ноября он вместе с делегацией отбыл из Харькова. Через Ростов, Баку и Тифлис добрались до Батума, здесь погрузились на пароход. Это была комфортная часть путешествия. А уже по турецкой территории путешествовали без особого удовольствия. Останавливались на постоялых дворах.

«Зашел в отведенный мне «номер», — описывал поездку Михаил Васильевич, — у наружной стены — нары, покрытые грязным войлоком, на полу — циновка из тростника, два окна с разбитыми стеклами — и всё… Холодно и сыро значительно больше, чем на улице. Поужинал жареной бараниной, напился очень скверного чаю и улегся спать. Ночь была не из особо веселых, так как мой «номер» помимо меня с моим спутником-красноармейцем был заселен изрядным количеством других живых существ, всюду сопутствующих несчастному человечеству».

Ехали верхом. На дороге валялись трупы убитых греков. Проехали через разоренную греческую деревню. Симпатии Фрунзе были на стороне турок, но и ему стало не по себе от увиденного: «Двери и окна выбиты; около домов обломки разных предметов домашнего обихода, скелеты животных и людей. Слез с лошади, заглянул внутрь одного дома: та же картина разрушения, запустения и те же остовы трупов, покрытых тлеющими лохмотьями. Погода к вечеру разгулялась, тучи рассеялись, воздух свеж, кругом картина дивной красивой природы, а здесь — смерть, разложение и сплошной дикий ужас. На душе становится тяжело, хочется поскорее выбраться из этой огромной, страшной своей тишиной и безмолвием могилы, и мы пускаем лошадей карьером».

Потом сели на поезд — из трех вагончиков с крошечным паровозиком.

«Не прошло пятнадцати минут, как наш вагон стало мотать из стороны в сторону, а всё, что находилось в нем, включая и нас, полетело в разные концы, — продолжал описывать Фрунзе свое путешествие. — К счастью, паровоз останавливается, и мы благополучно выбираемся из вагона. Оказывается, соскочили с рельс. Нам повезло. Мы задержались как раз на самом крутом и опасном месте, на крутом обрыве, под которым внизу глубоко ревела и пенилась река. Наши сопровождающие сконфузились и, видимо, растерялись. Мы их утешили, как могли, и все дружно взялись за постановку состава на рельсы. Так как вагончики были небольшие, то это удалось без особых хлопот».

Михаил Васильевич выступал в турецком парламенте, пожелал победы Ататюрку, подписал межгосударственный договор. 5 января 1922 года делегация тронулась в обратный путь, на Украину. В порту Фрунзе встретил только что назначенного полпредом в Турции недавнего сослуживца — Семена Ивановича Аралова, бывшего офицера царской армии, а в годы Гражданской войны начальника оперативного отдела Реввоенсовета Республики. Михаил Васильевич сел на пароход «Феликс Дзержинский», который как раз доставил в Турцию полпреда.

В декабре 1925 года нарком иностранных дел Георгий Васильевич Чичерин подписал в Париже договор о дружбе и нейтралитете между СССР и Турцией. Ататюрк умер 10 ноября 1938 года от цирроза печени. После его смерти отношения двух стран ухудшились. В марте 1943 года «в связи с недружественной позицией Турции» Москва в одностороннем порядке денонсировала двусторонний договор…

Двадцать шестого декабря 1922 года Фрунзе в Москве выступал на X Всероссийском съезде Советов, который утверждал создание Союза Советских Социалистических Республик. Он сообщил, что VII Всеукраинский съезд Советов рабочих, селянских и красноармейских депутатов уже поддержал вступление республики в единое государство.

— Товарищи, для Украины этот союз, по существу, не является фактом, вносящим какие-либо глубокие серьезные изменения в те отношения, которые существовали между нами и Российской Социалистической Республикой до сих пор. Формально, с внешней стороны, мы утрачиваем лишь Народный комиссариат по иностранным делам. В остальном по существу всё по-старому остается. Но для нас, для рабочего класса и селянства Украины, дело заключается не в форме, а в существе. Самым важным является факт теснейшей связи, которая, несмотря на формальную самостоятельность наших республик, сливала трудящиеся массы Украины и России в единый могучий союз.

Он напомнил о том, что независимая Украина появилась на свет вынужденно — из-за необходимости мирных переговоров с немцами в Брест-Литовске. Большевикам пришлось признать отделение Украины, потому что это была часть общей договоренности с Германией.

Из Харькова Фрунзе писал старому сослуживцу Новицкому: «Дорогой Федор Федорович!

К сожалению, та толчея и сутолока, среди которой прошло мое последнее пребывание в Москве, не позволили мне увидеться с Вами и поговорить поподробнее. Во всяком случае, прошу иметь в виду, что я всегда тяжело чувствовал Ваше отсутствие в трудные минуты работы и особенно в настоящее время. При первой же для Вас возможности буду очень рад опять работать вместе.

Относительно слухов о переезде в Москву могу сказать только одно: никакие московские комбинации, даже если такие намечались, меня абсолютно не устраивают и не привлекают. Работы кабинетной, оторванной от непосредственной гущи жизни, я не люблю, а в Москве это будет неизбежно».

Михаил Васильевич лукавил. Он не возражал против переезда в столицу. Но на соответствующую должность.