Гарольд, последний король англосаксов

ГЛАВА 2 ГАРОЛЬД, СЫН ГОДВИНЕ

Эрл Годвине, переживший сложные времена в период между 1035 и 1042 годами, в итоге сумел еще более укрепить свое могущество и влияние за счет брачного союза его дочери с королем Эдуардом. Одним из плодов его триумфа было то, что его старшие сыновья, теперь сделавшиеся королевскими зятьями, также приобщились к государственным делам; именно тогда Гарольд, второй по старшинству сын Годвине, будущий король, стал эрлом Восточной Англии. Гарольд свидетельствовал несколько королевских грамот 1044―1045 годов как nobilis или ministri, хотя его имя появляется с титулом «эрл» в списке норфолкских магнатов в завещании Турстана, сына Вине, датируемом периодом до 1044 года¹¹⁸. Это кажущееся противоречие могло возникнуть из-за того, что в разных областях за начало года принимались разные даты; так или иначе, начиная с 1045 года во всех сохранившихся королевских грамотах Гарольд именуется dux, или эрл.

В Восточной Англии не было своего эрла с того самого момента, как Кнут сместил эрла Торкеля в 1021 году. Главной причиной для назначения Гарольда послужило то, что с началом правления короля Эдуарда над Англией вновь нависла угроза вторжения из Скандинавии. Кнуту не требовался эрл, чтобы защищать эту область, поскольку он сам контролировал Данию и Норвегию в достаточной степени, чтобы пресечь любые возможные посягательства со стороны викингов. Король Эдуард столкнулся с реальной угрозой в лице Магнуса Норвежского, подчинившего себе и Данию, и Норвегию, и, соответственно, он нуждался в том, чтобы в Восточной Англии распоряжался верный ему человек. Весьма вероятно, что Гарольд в 1045 году приводил восточно-английские корабли в Сандуич, чтобы защищать побережья от возможного вторжения Магнуса¹¹⁹.

Став эрлом, Гарольд, которому в то время едва исполнилось 25 лет, к тому же не старший сын в семье, оказался в числе людей, вершивших дела королевства. В своей провинции он выступал как представитель короля, получал королевские распоряжения и имел право свидетельствовать от его лица завещания и земельные сделки; он председательствовал в местных судах и командовал людьми в случае войны или иной необходимости. Эрлу как королевскому должностному лицу передавались в пользование обширные земли в Норфолке, Суффолке и Эссексе. Гарольд получил властные полномочия и, возможно, часть земель своих предшественников — Ульфкеля Снилинга и Торкеля Длинного в Восточной Англии и элдормена Бюрхтнота в Эссексе. Не исключено, что ему достались также земли Гуннхильд, вдовы Харальда, сына эрла Торкеля, которая была изгнана в 1044 году. Точно известно, что к 1066 году он владел угодьями в Колне (Эссекс), которые ранее принадлежали жене Бюрхтнота¹²⁰. Эти и другие земельные пожалования способствовали укреплению власти Гарольда в Восточной Англии, поскольку они давали ему возможность покровительствовать определенным людям и распространять свое влияние на местном уровне. Вскоре ему также начали отказывать собственность по завещаниям: он получил, например, полмарки золота от Турстана, сына Вине; а леди Вульфгют отписала ему землю во Фриттоне в Норфолке для того, чтобы он поспособствовал исполнению остальных ее предсмертных распоряжений¹²¹.

Кроме того, Гарольд вошел в достаточно узкий круг королевских приближенных. В 1042 году, когда король Эдуард унаследовал корону, в Англии было всего три эрла — Годвине, Леофрик и Сивард, — контролировавших обширные области; Уэссекс, Мерсию и Нортумбрию соответственно. Трое «великих эрлов» осуществляли власть в своих провинциях при четырех разных королях; в результате они, по сути, взяли на себя роль представителей этих древних областей, некогда бывших отдельными королевствами, и отстаивали политические интересы местной знати при королевском дворе. Гарольд и его брат Свейн вошли в уже существующую структуру как родственники короля и эрла Годвине. Но им нужно было еще потрудиться, чтобы укрепить власть и занять по отношению к своим новым подданным и к королю ту же позицию, какую занимали трое старших эрлов.

Самый простой способ обеспечить себе поддержку местной знати состоял в том, чтобы установить связи с семействами, обладавшими влиянием в данном регионе. Очевидно, именно с этой целью Гарольд заключил — в той или иной форме — брачный союз с Эдит Лебяжья Шея. Эдит принадлежала к богатому и влиятельному роду и являлась наследницей обширных владений в Кембриджшире, Суффолке и Эссексе. Женившись на ней, Гарольд существенно укрепил свои позиции в Восточной Англии; более детально мы обсудим его брак и земельные владения, которые он приобрел в этот период, в четвертой и восьмой главах.

Гарольд, как и все другие эрлы, должен был проводить часть времени при королевском дворе, исполняя различные поручения, а часть — в Восточной Англии. Он регулярно появлялся перед королем — обычно во время главных христианских празднеств, то есть Пасхи и Рождества, и тогда свидетельствовал королевские грамоты. Он нес военную службу (например, приводил корабли в королевскую флотилию в 1049 году); присутствовал на окружных судах в своей провинции и следил — как ему предписывали королевские указы — за передачей земель от одного владельца к другому¹²².

В те годы король Эдуард начал вытеснять с ведущих позиций датчан, соратников Кнута, возможно, из опасения, что они могут поддержать Магнуса Норвежского или просто потому, что хотел заменить их своими ставленниками. Гуннхильд, племянница Кнута, жена Харальда, сына Торкеля Длинного, и ее сыновья были изгнаны в 1044 году, а в 1046-м¹²³ за ними последовал влиятельный местный тэн Осгод Клапа[14]. Годвине и его сотоварищи-эрлы не противились политике короля, поскольку она не затрагивала непосредственно их интересов, а порой и избавляла их от серьезных соперников на местном уровне. Сыновья Гуннхильд, внуки эрла Торкеля, например, могли претендовать на тот же статус, став соперниками сыновей Годвине и других эрлов. На самом деле Иоанн Вустерский именует их отца Харальда, убитого по повелению Магнуса Норвежского 13 ноября 1042 года, эрлом. Осгод Клапа, влиятельный магнат из Восточной Англии, служил Кнуту, во многих ранних грамотах короля Эдуарда его имя стоит первым среди ministry[15]. В обязанности Гарольда как эрла наверняка входило распоряжаться конфискацией земель и собственности тех, кто был объявлен вне закона. Сам он, однако, не причастен к этим изгнаниям, хотя, возможно, выгадал от них. В 1066 году его мать Гюта владела поместьем в Роксхолле на острове Уайт, которое некогда принадлежало Осгоду¹²⁴.

Смещая соратников Кнута, король Эдуард старался назначать на важные посты тех, кто служил ему на континенте. В число этих людей входили как священнослужители — Роберт Жюмьежский (епископ Лондона с 1044 года), Хереман (епископ Рамсбери с 1045 года) и Ульф (епископ Дорчестера с 1049 года), — так и светские лица, например, эрл Ральф и конюшие[16] Роберт Фиц-Уимарк и Ральф. Подобная политическая линия в итоге оказалась неприемлемой для Годвине, но понять причины этого не так просто, поскольку они теряются за умозрительными предположениями, что Эдуард продвигал нормандцев, готовя своего рода «пятую колону», которая обеспечит в дальнейшем вступление на трон Вильгельма Нормандского¹²⁵.

Если оставить мысль о передаче короны нормандскому герцогу (из которой и проистекают упомянутые выше предположения), то оказывается далеко не очевидным, что речь идет именно о «продвижении нормандцев». Во-первых, король Эдуард изначально привез с собой в Англию очень мало чужеземцев; во-вторых, лишь о трех назначенных епископах мы можем с уверенностью утверждать, что они действительно были нормандцами. О происхождении еще четырех чужеземных священнослужителей и четырех (или пяти) светских придворных Эдуарда мы ничего не знаем¹²⁶. Мало того, «французы» из херефордского замка, Осбеорн Пятидесятница, а также Гуго и Ричард Фиц-Скроб, были приближенными эрла Ральфа и, скорее всего, прибыли из его родного Вексена, а не собственно из Нормандии¹²⁷.

Еще одним аргументом против версии о «нормандской пятой колонне» служит местоположение владений, полученных чужеземными ставленниками короля Эдуарда. В перспективе вторжения из Нормандии земли эрла Ральфа в Херефорде и Восточном Мидленде, как и владения бретонцев Ральфа и Роберта в Линкольншире и Восточной Англии, не имели никакого стратегического значения¹²⁸. Для этих целей гораздо важнее было бы внедрить потенциальных сторонников в Кенте, Суссексе и Гемпшире, где предстояло высаживаться войску завоевателей. Правда, нормандец Роберт Жюмьежский в конце концов стал архиепископом Кентерберийским, нормандец Вильгельм занял епископскую кафедру Лондона, нормандский священник Осберн сделался настоятелем церкви в Бошеме, а нормандский монастырь Фекан получил земли в Стейнинге (Суссекс); однако ни у кого из них не было собственных войск, чтобы поддержать завоевателей или удерживать захваченные территории. Годвине, строя свои отношения с королем, расценивал «французов», скорее, как потенциальных и реальных соперников, покушавшихся на его власть и влияние, а не как «нормандскую пятую колонну». Отвергнув, таким образом, идею о «пронормандской» ориентации короля, мы можем принять, что в 1044―1045 годах дела Гарольда и всех его родичей шли прекрасно; но в течение следующего года над их благоденствием нависла тень.

В 1046 году старший брат Гарольда, эрл Свейн, объединившись с Гриффидом, королем Северного Уэльса, разграбил Южный Уэльс; эта военная кампания, вероятно, имела своей целью предотвратить набеги валлийцев на Херефордшир, который входил в провинцию Свейна. Такого рода успешные грабительские походы считались обязанностью любого эрла, чьи территории располагались на границе с Уэльсом; союз с Гриффидом соответствовал обычной для англосаксов практике стравливания валлийских правителей друг с другом. Но возвращаясь назад со своим победоносным войском, Свейн повел себя совершенно неприлично. Как сказано в Англосаксонской хронике, «он повелел, чтобы к нему привели настоятельницу Леоминстера, и держал ее при себе столько, сколько ему хотелось». Иоанн Вустерский пишет, что настоятельницу звали Эдит и что Свейн в действительности хотел жениться на ней¹²⁹. В таком случае за похищением, скорее всего, стояла не просто слепая страсть, а нечто более серьезное. Настоятельницами обычно становились знатные женщины¹³⁰; возможно, Свейн хотел, по примеру Гарольда, приобрести родственные связи и земли в своей провинции посредством брачного союза; но если так, то он ошибся в выборе предполагаемой супруги. Каковы бы ни были его намерения, и даже при том, что он был старшим сыном эрла Годвине, его поведение выходило за рамки приличия¹³¹. Спустя примерно год он наконец отпустил женщину, возможно, под угрозой отлучения от церкви. В итоге Свейн отправился в изгнание¹³², перезимовал в Брюгге во Фландрии, а летом 1048 года отплыл в Данию. Могущества Годвине не хватило, чтобы спасти старшего сына от такой судьбы; хотя, возможно, влиятельному эрлу удалось отсрочить на целый год принятие решительных мер и смягчить наказание.

Данный эпизод важен по нескольким причинам. Во-первых, Гарольд присоединил к своей провинции новые территории, поскольку он и его двоюродный брат Беорн получили части бывшей провинции Свейна¹³³. Вероятно, такое решение было принято, чтобы умерить гнев Годвине по поводу изгнания его старшего сына. Во-вторых, случившееся показывает, что влияние Годвине, сколь бы велико оно не было, имело свои пределы, и ему, как и другим, приходилось приносить собственные интересы в жертву ради сохранения согласия среди англосаксонской знати. Необходимость находить приемлемые для всех решения окажется важным фактором в последующих жизненных перипетиях и Годвине, и его сына Гарольда; но в том, как они поведут себя в подобных ситуациях, станет отчетливо видна разница между ними. Пока же из-за вопиющей дерзости Свейна союз эрла Годвине и короля дал трещину. Годвине наверняка защищал сына, несмотря на его поведение, и подобное вмешательство в сферу королевского правосудия рассердило короля. За первым инцидентом последовали другие, и за всеми этими столкновениями постепенно материализовался призрак бесплодного брака Эдуарда и Эдит.

Вторая конфликтная ситуация возникла в 1047 году, когда Свейн Эстридсен, король Дании, племянник Годвине, попросил у английского короля помощи в войне против покушавшегося на его королевство Магнуса Норвежского¹³⁴. Годвине посоветовал королю отправить Свейну 50 кораблей, но Леофрик, эрл Мерсии, и другие советники выступили против, так что король в итоге решил отказать в этой просьбе. Вообще говоря, в интересах Эдуарда было отвлечь внимание Магнуса от планов вторжения в Англию; но он, видимо, боялся мести со стороны норвежского короля, если Свейн Эстридсен, несмотря на оказанную помощь, потерпит поражение. Свейн и правда вскоре проиграл Магнусу и лишился своего королевства, — возможно, именно из-за того, что король Эдуард отказался ему помочь. Годвине было неприятно, что он не только допустил изгнание сына, но также не сумел помочь племяннику; в результате отношения между ним и королем стали еще более прохладными. Не исключено, что эрл решил поддержать племянника собственными силами, поскольку Свейн, сын Годвине, в 1048 году отправился в Данию, быть может, приведя с собой какое-то количество кораблей. Известно, по крайней мере, что в 1049 году он вернулся в Англию с семью или восемью кораблями; но если отец действительно посылал его в Данию с флотилией на помощь двоюродному брату, датчан не обрадовала такая поддержка.

Тем временем второй сын Годвине, эрл Гарольд, был поглощен заботами о безопасности своей провинции; вероятно, он находился среди капитанов, предводительствовавших в 1048 году английским флотом, вышедшим из Сандуича, чтобы дать отпор пиратам из германских земель. Хотя в этом случае его имя не упоминается, известно, что он командовал кораблем в королевской флотилии на следующий год. В 1048 году германские пираты беспрепятственно разорили Эссекс, захватив добычу и пленников, так что, скорее всего, эрла в это время не было на месте; вероятно, он находился при флоте.

Балдуин V, граф Фландрии, постоянно привечал у себя пиратов и английских изгнанников и предоставлял им укомплектованные командами корабли, на которых они грабили английские побережья; его действия со временем стали все больше досаждать королю Эдуарду. В 1048 году король наконец почувствовал себя свободным от скандинавской угрозы (Магнус внезапно умер в 1047-м, а его преемник Харальд Суровый немедленно начал войну с вернувшимся на датский трон Свейном Эстридсеном) и решил, что пора заняться Балдуином. Возможность для этого представилась в 1049 году, когда император Священной Римской империи Генрих III попросил помощи английского флота в войне с Балдуином, поднявшим против него бунт. Эдуард, как было условлено, привел корабли в Сандуич (в том числе один или несколько кораблей под командованием Гарольда), и они оставались там, пока Балдуин не подчинился императору¹³⁵.

Во время этой кампании блудный сын Годвине Свейн вернулся из Дании, где он определенно успел всем надоесть, поскольку в Англосаксонской хронике обтекаемо сказано, что он «разрушил себя у данов»¹³⁶. Теперь он захотел примириться с королем Эдуардом, рассчитывая, что тот вернет ему земли и статус эрла, но такому решению воспротивились его брат Гарольд и двоюродный брат Беорн. Они отказались передавать земли и права, дарованные им королем, в том числе на территориях, которыми прежде управлял Свейн. Здесь мы впервые видим, что Гарольд действует независимо от отца. Годвине, судя по всему, хотел, чтобы его старший сын вернулся и восстановил свое положение в королевстве, но Гарольд не собирался поступаться своими интересами в угоду желаниям отца и брата. Когда между членами семейства Годвине вспыхнул раздор, король Эдуард счел себя в полном праве отказать Свейну. Он дал ему четыре дня на то, чтобы покинуть Англию, и Свейн, не видя другого выхода, отправился в Бошем, где стояли его корабли.

Тем временем Эдуарду сообщили, что корабли Балдуина вышли в море, и он повелел Годвине двигаться с флотилией вдоль побережья на запад, чтобы перекрыть путь через Ла-Манш. Годвине с сорока двумя кораблями, одним из которых командовал эрл Беорн и двумя другими — Гарольд и его младший брат Тости, переместился из Сандуича в Певенси, и там они застряли из-за непогоды. Вскоре появился Свейн — возможно, его корабли не могли покинуть Бошем из-за шторма (как и флотилия Годвине оказалась заперта в Певенси), но скорее всего, он не хотел покидать Англию, не попытавшись еще раз вернуть себе прежнее положение. Свейн уговорил своего двоюродного брата Беорна изменить решение и выступить ходатаем за него перед королем. Они вместе поехали в Бошем, намереваясь, вероятно, отправиться оттуда морем в Сандуич к королю Эдуарду. Однако как только они оказались в Бошеме, Свейн связал Беорна (с которым было лишь трое воинов), силой затащил его на свой корабль и вышел в море. По-видимому, изначально он собирался использовать Беорна в качестве заложника при дальнейших переговорах, но по непонятным причинам убил своего беззащитного пленника в Дартмуте и закопал его тело в первом попавшемся месте¹³⁷. Скорее всего, Беорн отказался заступаться за Свейна или возвращать ему его земли — что не удивительно после подобного обращения.

Свейн опять нарушил все принятые нормы поведения; подлое предательство и убийство родича возмутили и короля, и английских корабельщиков, которые объявили Свейна «нидингом» на викингский манер¹³⁸ — этот ярлык означает наибольшую и несмываемую степень позора. Моряки из флотилии Свейна, похоже, испытывали те же чувства; шесть из восьми кораблей оставили его, и он вынужден был бежать в Брюгге¹³⁹. Едва ли он мог вернуться в Данию после своих эскапад там прошлым летом. Тем временем Гарольд отыскал тело убитого двоюродного брата, которое по его повелению похоронили в Винчестере, рядом с могилой короля Кнута, приходившегося убитому дядей. Отвратительный поступок Свейна, запятнавший репутацию семейства Годвине, резко контрастировал с достойным во всех отношениях поведением его брата Гарольда. Двойственная позиция, которую занял Годвине в этой истории, не способствовала укреплению и без того испорченных отношений между ним и королем. Эрл, безусловно, сочувствовал сыну, но не мог открыто встать на его сторону, при том что все были резко настроены против Свейна. Гарольд же, противившийся возвращению брата, приобрел дополнительные дивиденды в глазах короля. Даже если изначально он руководствовался эгоистическими соображениями — нежеланием отдавать доставшуюся ему часть бывшей провинции Свейна, дальнейшие события полностью подтвердили его правоту.

Тем не менее Годвине не собирался отрекаться от любимого старшего сына и всю зиму добивался от короля Эдуарда, чтобы тот позволил Свейну вернуться. Должно быть, он действовал достаточно жестко, и Эдуард досадовал по этому поводу. Гарольд на сей раз поддержал отца, поскольку теперь, после перераспределения земель, в которых ранее правил погибший Беорн, возвращение Свейна не задевало его интересов. Племянник короля Эдуарда, эрл Ральф¹⁴⁰, которому после первого изгнания Свейна достался Херефордшир, мог бы в качестве компенсации получить под свою власть часть прежней провинции Беорна. Предполагалось, что Свейн, если его простят, каким-то образом искупит свою вину; возможно, в качестве епитимьи он должен был отправиться в паломничество в Иерусалим, что он и сделал в 1052 году¹⁴¹. Так или иначе, Свейн вернулся в Англию в 1050 году в сопровождении Эалдреда, епископа Вустерского, который возвращался с синода в Риме¹⁴². Подпись Свейна стоит в списке свидетелей королевского указа 1050 года о переносе, с позволения папы римского, епископской кафедры из Кредитона в Эксетер (эту кафедру тогда занимал епископ Леофрик); таким образом мы имеем бесспорное подтверждение того, что старший сын Годвине был восстановлен во всех правах. Дурное влияние Свейна, однако, продолжало ощущаться в Англии, поскольку он постоянно соперничал с эрлом Ральфом за земли в возвращенном ему Херефордшире. Возможно, это соперничество являлось главной причиной обвинений, выдвинутых Свейном в 1051 году против «французов» (то есть соратников Ральфа), разместившихся в херефордском замке¹⁴³. Так или иначе, изгнание Свейна, назначение Ральфа и возвращение Свейна породили неразбериху и дали поводы для всяческих обид и жалоб.

Король Эдуард тем временем почувствовал, что он задыхается в железных объятьях Годвине. В отличие от своих предшественников на английском троне, он не был полновластным господином в Уэссексе, а делил власть с эрлом, который контролировал большую часть провинции благодаря своим обширнейшим земельным владениям в этом регионе. Хотя в некоторых случаях королю удавалось действовать независимо, — например, отказать в помощи королю Свейну Эстридсену или изгнать эрла Свейна в 1047-м и 1049-м, — в целом ему по-прежнему приходилось ориентироваться на Годвине, и это все больше его тяготило. Под нажимом Годвине Эдуарду дважды пришлось прощать Свейна, преступника, которого корабельщики объявили «нидингом» (автор «Жизнеописания короля Эдуарда», написанного как панегирик королеве Эдит¹⁴⁴, назвал ее родного брата «алчным чудовищем»¹⁴⁵).

В дополнение ко всем трениям и проблемам, к тому времени стало ясно, что Эдварду и Эдит не суждено произвести на свет наследника; возможно, потому, что королева была бесплодна. Не исключено, хотя крайне маловероятно, что Эдуард решил соблюдать целибат¹⁴⁶; если так, то, скорее всего, он не хотел допустить к трону внука Годвине и тем самым увековечить его влияние в Англии. Хотя позднее церковные авторы, пытаясь представить Эдуарда как святого, с радостью муссировали идею о целибате, составленное епископом Леофриком благословение для бездетного короля¹⁴⁷, несомненно, предназначавшееся Эдуарду, опровергает эту версию. По тем или иным причинам королева Эдит не могла родить наследника и потому все больше превращалась для короля просто в символ главенства ее отца. С 1046 года ее подписи исчезают из перечней свидетелей королевских грамот¹⁴⁸; это косвенным образом подтверждает версию, что она впала в немилость. Ради благополучия королевства Эдуард должен был дать Англии наследника; другими словами, требовалось развестись с Эдит и заключить новый брак. Однако на этом пути стояло непреодолимое препятствие в лице эрла Годвине, который не допустил бы действий, ослаблявших его позиции. В данный момент Эдуард не распоряжался своей судьбой, но он стал искать выход. В 1050 году он распустил наемный флот, которым с успехом командовали Годвине и члены его семьи¹⁴⁹; таким образом, он, с одной стороны, отправил восвояси потенциальных сторонников эрла, с другой — укрепил свой авторитет, отменив тяжкий гельд, который собирали ежегодно на оплату наемников. Итак, подоплекой серьезнейшего кризиса 1051 года было желание короля решить проблему наследника и ускользнуть из цепких рук Годвине — эти две задачи теперь сложным образом переплелись.

Давние соратники Эдуарда, несомненно, разделяли его негодование по поводу безраздельного господства Годвине. Среди недоброжелателей эрла видное место занимал нормандец Роберт Жюмьежский, приехавший с Эдуардом в Англию и получивший от него епископскую кафедру Лондона¹⁵⁰. Как и положено верному слуге, Роберт вслед за своим господином возмущался поведением Свейна и не одобрял стремление Годвине защитить сына; кроме того, эрл раздражал его сам по себе, и вскоре к этому общему неприятию добавились более личные чувства.

После смерти архиепископа Кентерберийского Эадсиге каноники собора Христа, являвшегося архиепископской резиденцией, решили избрать архиепископом одного из членов общины, священника по имени Этельрик. Он был родичем эрла Годвине, и кентерберийские клирики, естественно, обратились к могущественному эрлу за помощью. Возможно, Годвине с 1044 года защищал интересы общины в мирских делах, поскольку архиепископ Эадсиге был слишком немощен, чтобы этим заниматься. Эрл походатайствовал перед королем за Этельрика, но, учитывая общую конфликтную ситуацию, его вмешательство сослужило избраннику плохую службу. Эдуард всегда сам назначал епископов без всяких выборов и не был расположен менять свои обычаи, тем более в угоду Годвине. Как сказано в «Жизнеописании короля Эдуарда», «эрл попытался настаивать, но потерпел неудачу»¹⁵¹. На собрании королевского совета в марте 1051 года король назначил своего любимца, Роберта Жюмьежского, архиепископом Кентерберийским, и поставил вместо него на лондонскую кафедру Спеархавока, настоятеля монастыря Абингдон¹⁵². Победа над Годвине воодушевила короля Эдуарда, и он попытался развить свой успех, а у нового архиепископа вскоре появились собственные причины для того, чтобы выступить против эрла.

Весной Роберт отправился к римскому папе за палием и 29 июня 1051 года был возведен на Кентерберийскую кафедру. В Риме новоиспеченный архиепископ, похоже, заразился реформаторским пылом, охватившим в тот момент папство. Папа Лев IX сразу после своего избрания в 1049 году выпустил ряд предписаний против симонии (продажи церковных должностей). Он применял к нарушителям весьма жесткие меры. В частности, в 1050 году в Верчелли он едва не отнял епископский посох у Ульфа, епископа Дорчестера, еще одного ставленника короля Эдуарда¹⁵³. На Роберта, как и на многих его современников, действия папы произвели сильное впечатление; архиепископ, по-видимому, преисполнился сознанием собственной миссии: реформировать английскую церковь и одновременно приобрести большую власть и влияние. Для начала Роберт отказался рукополагать Спеархавока на лондонскую кафедру, заявив, что «папа ему запретил»¹⁵⁴, — по-видимому, из-за симонии. Спеархавок был золотых дел мастером при королевском дворе¹⁵⁵ и вполне мог купить себе должность, о чем папа, несомненно, узнал от самого Роберта. Позиция нового архиепископа противоречила воле короля, поскольку Спеархавок, невзирая на демарш со стороны Роберта, действовал как рукоположенный епископ в течение всего лета и осени, — очевидно, с позволения Эдуарда. Поведение Роберта свидетельствует не только о внезапно проснувшемся реформаторском рвении, но и о немалой гордыне, толкнувшей его на противодействие королю. Из возникшей ситуации явствует, что нельзя представлять Роберта просто как проводника нормандского влияния, действующего исключительно из желания навредить Годвине и его семье. Он не просто пытался продемонстрировать свою лояльность королю, но преследовал собственные цели. Нет смысла делить участников этих событий на «пронормандскую» партию и «годвинистов». Все они действовали, исходя из своих интересов, далеко не всегда совпадавших с «пронормандскими» или «годвинистскими» тенденциями. У нас нет оснований считать Спеархавока «человеком Годвине»; он был ставленником Эдуарда, и, отказываясь рукополагать его, Роберт перечил королю, а не эрлу.

Архиепископ также подверг ревизии владения своей новой кафедры и обнаружил, что эрл Годвине присвоил часть земель архиепископства и использует их для своих нужд. Возможно, эти поместья пожаловал эрлу архиепископ Эадсиге в благодарность за помощь общине в тот период, когда архиепископ был болен; однако автор «Жизнеописания короля Эдуарда», весьма благорасположенный к Годвине, не отрицает притязаний Роберта¹⁵⁶, что наводит на определенные мысли. Роберт попытался вернуть земли, обратившись в суд скира, но авторитет Годвине в этом регионе был слишком велик, чтобы архиепископ смог добиться успеха¹⁵⁷. Тогда он пожаловался королю Эдуарду, напомнив ему о том, что Годвине причастен к гибели его родного брата Альфреда. Это был больной вопрос и для Эдуарда, и для Годвине, поскольку в 1042 году проблема так и не разрешилась до конца. Но и без архиепископа Роберта у Эдуарда имелись свои резоны, чтобы желать падения Годвине; отношения между королем и эрлом летом 1051 года стали настолько натянутыми, что следовало ждать взрыва. Эдуард, обеспокоенный проблемой наследника, раздумывал о том, как удалить от себя Эдит и какая реакция последует от ее отца; архиепископ Роберт хотел отсудить у Годвине земли; Свейн и Ральф соперничали за контроль над Херефордом. Достаточно было маленькой искры, чтобы разгорелся конфликт, вовлекший всех названных людей и многих других.

Искра вспыхнула во время визита в Англию бывшего шурина короля Эдуарда, Евстахия Булонского. Наиболее полный рассказ о случившемся содержится в рукописи «Е» Англосаксонской хроники¹⁵⁸, в основе которой (в этой ее части) лежат, как считается, свидетельства кентерберийских летописцев, находившихся неподалеку от места событий. Евстахий, говорится в Хронике, появился в Англии вскоре после возвращения архиепископа Роберта, вероятно в июле 1051 года. Он побеседовал со своим родственником королем Эдуардом и на обратном пути затеял кровавую стычку с жителями Дувра, в которой погибло довольно много людей. Дувр, надо сказать, располагался в провинции Годвине. В рукописи «D», создававшейся в более удаленном от Дувра монастыре[17], сообщается, что инцидент произошел во время высадки Евстахия и его свиты, и не приводится подробностей. В рукописи «С» вовсе не упоминается об этом эпизоде, хотя он, очевидно, является прекрасным поводом представить Годвине в невыгодном свете. Отступая от нашей основной темы, можно заметить, что здесь перед нами — наглядный пример того, насколько опасно принимать безоговорочно гипотезу об определенной политической ориентации каждой из версий Англосаксонской хроники. Составители рукописи «С», традиционно считающейся антигодвинистской, упускают замечательную возможность обвинить Годвине (если исключить вариант, что эрл был совершенно невиновен, и все инвективы в его адрес безосновательны). Рукопись «Е» (которую в данном случае следует предпочесть, поскольку она представляет свидетельства из ближайшей к Дувру области) намекает на то, что Евстахий действовал с ведома и по наущению короля Эдуарда, хотя, возможно, не без удовольствия для себя. Евстахий и его люди надели доспехи, прежде чем вступить в Дувр; они, похоже, были готовы к неприятностям — вероятно потому, что собирались их на себя навлечь. Если Эдуард, намереваясь изгнать Годвине, хотел, чтобы это решение нашло поддержку у его англосаксонских подданных и, соответственно, воплотилось в жизнь, ему требовались очень веские основания. По-видимому, он организовал инцидент с участием своего бывшего шурина, рассчитывая, что в общей накаленной атмосфере Годвине ответит действиями, которые дадут повод обвинить его в измене. Такая версия лучше объясняет дальнейшее развитие событий, чем гипотеза о том, что дуврский эпизод являлся частью хитроумного плана по передаче английской короны нормандцам. Скорее всего, Евстахий приехал в Англию, чтобы просить помощи у Эдуарда в борьбе против Вильгельма Нормандского и Балдуина Фландрского. Эти два властителя в данный момент готовились скрепить свой альянс брачным союзом между Вильгельмом и дочерью Балдуина¹⁵⁹. Подобный альянс представлял непосредственную угрозу для Евстахия¹⁶⁰, и у графа не было никаких поводов к тому, чтобы помогать королю Эдуарду в воплощении его идеи о назначении наследником Вильгельма Нормандского, поскольку в таком случае ему пришлось бы оборонять свое графство уже не от двух, а от трех могущественных держав. А поскольку союз Нормандии и Фландрии был чреват неприятностями также и для Англии, укрепление связей с Евстахием представлялось разумным решением.

Если предложенная нами интерпретация верна, то план Эдуарда сработал блестяще. Король в притворном негодовании на поведение дуврских горожан по отношению к его родичу и союзнику призвал к себе Годвине и повелел ему в наказание предать город огню и мечу¹⁶¹. С точки зрения Годвине это было уже слишком! В памяти могущественного эрла еще жили картины погрома, учиненного Хардакнутом в Вустере 1041 году¹⁶², и он категорически отказался совершить нечто подобное в отношении жителей собственной провинции, тем более что они, как ему казалось, были в своем праве. Эдуард назначил заседание королевского совета в Глостере на 8 сентября. Обе стороны хорошо понимали, что открытое столкновение теперь неизбежно, и готовились к нему.

До этого момента Годвине, вероятно, полагал, что, несмотря на усиливающиеся трения в отношениях с королем, его позиции достаточно прочны. Теперь он осознал, что ситуация намного серьезней, чем он полагал, и его статус находится под угрозой, поскольку Эдуард извлек на свет старое обвинение в причастности к убийству этелинга Альфреда. Годвине решил, в качестве средства воздействия на королевский совет, созвать войско Уэссекса, и его верные сыновья, эрлы Свейн и Гарольд, поддержали отца, собрав войска в своих провинциях¹⁶³. Возможно, именно в это время Годвине организовал брак своего сына Тости с Юдифью, сестрой Балдуина Фландрского, поскольку говорится, что свадьба Тости и Юдифь состоялась перед самым изгнанием. Очевидной целью этого брачного союза было обеспечить при необходимости семейству Годвине надежное и безопасное пристанище, но не исключено, что он заключался также в противовес союзу Эдуарда с Евстахием Булонским¹⁶⁴. Можно, впрочем, допустить, что свадьба Тости и Юдифь была намечена еще до начала всех этих событий и — по иронии судьбы — расценивалась как один из способов заставить Балдуина закрыть для английских изгнанников фландрские порты. В любом случае эти планы подлили масла в огонь разгоравшегося конфликта, поскольку они задевали интересы Евстахия Булонского, главного действующего лица дуврского инцидента, отнюдь не желавшего сближения Англии и Фландрии.

Тем временем король Эдуард стал собирать своих сторонников. Его, несомненно, поддержали верные соратники-священнослужители, в том числе архиепископ Роберт, но сейчас королю требовалась в первую очередь помощь от представителей светской знати, располагавших собственными военными силами. К Эдуарду присоединились его родственники — эрл Ральф и, вероятно, Евстахий, который так и не покинул Англию¹⁶⁵; а также некоторые менее заметные местные магнаты, в частности французы из херефордского замка. Но несравненно важнее было заручиться поддержкой двух других «великих эрлов» — Леофрика и Сиварда¹⁶⁶, поскольку только они обладали достаточной силой, чтобы противостоять Годвине. Вероятно, король попытался привлечь их на свою сторону, обвинив Годвине в мятеже и посулив новые земли и должности, но не исключено, что эрлы и сами сочли, что Годвине зашел слишком далеко. За неделю до назначенного собрания совета, 1 сентября 1051 года, Эдуард, находившийся в Глостере, с удивлением узнал, что эрл Уэссекса и его сыновья появились неподалеку, в Беверстоуне, с изрядным войском. На короткое время Годвине перехватил инициативу. Он потребовал, чтобы ему позволили опровергнуть возводимые на него обвинения, включая обвинение в убийстве Альфреда; по другой версии, он настаивал, чтобы граф Евстахий и французы из Херефордшира ответили перед судом за якобы совершенные ими преступления. Старый эрл наверняка рассчитывал, что подобная демонстрация силы испугает захваченного врасплох Эдуарда и заставит его сдаться, но он ошибся. На самом деле Эдуард только преисполнился решимости покончить с Годвине раз и навсегда. Он призвал северных эрлов прибыть к нему на помощь со своими войсками и в ожидании их появления всячески затягивал переговоры с Годвине и его сыновьями. В обращении к северянам он представил действия Годвине как бунт против законного повелителя, сделав акцент именно на тех фактах, которые укладывались в эту версию; в частности, он объявил, что Годвине пришел к Глостеру с войском и предъявляет королю требования. Как говорится в рукописи «Е» Англосаксонской хроники, Годвине и его родных обвинили в том, что они «собирались предать короля»¹⁶⁷.

Эдуард, определенно, старался не зря. Северные эрлы первоначально отправились на юг с небольшими отрядами, но услышав, что эрл Уэссекса якобы выступил против короля и угрожает ему силой оружия, созвали в своих провинциях войска и приготовились противостоять Годвине. Простая демонстрация силы не возымела действия. Эдуард не испугался, и эрлу, если он желал достичь своих целей, оставалось только сражаться. Над Англией нависла угроза междоусобной войны; горячие головы с той и другой стороны рвались в бой, но, к счастью, возобладала более мудрая политическая линия¹⁶⁸.

Эта особенность кризиса 1051―1052 годов заслуживает внимания. Ни та, ни другая сторона, при всей эмоциональной остроте конфликта, реально не собиралась воевать. Годвине, подойдя с войском к Беверстоуну 1 сентября, не напал на короля, хотя тот отверг его требования. В свою очередь и Эдуард, получив подкрепления от северных эрлов, не попытался сокрушить Годвине. Стремление воздержаться от применения силы прослеживается и во всех дальнейших перипетиях этого конфликта, что, безусловно, делает честь его участникам. (Возможно, перед мысленным взором эрлов вставали кошмарные картины времен их молодости; и Годвине, и Сивард, и Леофрик наверняка помнили, как в конце правления Этельреда Нерешительного и сразу после его смерти англосаксы убивали друг друга, сражаясь под предводительством соперников-королей.)

Поскольку ни одна из сторон не желала браться за оружие, переговоры продвигались своим чередом; в итоге было решено обменяться заложниками и встретиться снова в Лондоне в день осеннего равноденствия 21 сентября. Годвине, по-видимому, отправил к королю в качестве заложников своего младшего сына Вульфнота и сына Свейна Хакона¹⁶⁹. Удивительно, что в источниках нет никаких упоминаний о заложниках, предоставленных Гарольдом. К тому времени он был женат уже более пяти лет; мало того, к 1066 году у него было семь детей, в том числе трое сыновей, достаточно взрослых, чтобы принимать участие в набегах на завоеванную нормандцами Англию¹⁷⁰. Логично предположить, что по крайней мере один ребенок Гарольда, и, скорее всего, сын, родился до 1051 года и вполне годился на роль заложника¹⁷¹, но источники упоминают только двоих[18]. Конечно, такую деталь могли просто опустить, но не исключено, что заложников от Гарольда не потребовали, поскольку Эдуард считал его, в отличие от его отца и старшего брата, человеком, заслуживающим доверия. Ничего не сказано о заложниках, предоставленных королем: или он не давал их, поскольку в тот момент находился в более выгодной позиции, или заложники были возвращены ему, когда Годвине восстановили во всех правах в 1052 году.

Противники встретились вновь в Лондоне 21 сентября: оба прибыли со своими войсками. Время работало на Эдуарда и против Годвине. Северные эрлы, убедившись, что Годвине и правда угрожает королю войной, призвали подкрепления из собственных провинций. В войске Годвине, напротив, началось брожение; многие уэссекцы были готовы поддержать своего эрла, но не желали противостоять с оружием в руках законному королю¹⁷². По-видимому, Эдуард призвал всех тэнов, державших землю непосредственно от него, присоединиться к королевскому войску, поставив тех из них, кто подчинялся Годвине и его сыновьям как эрлам, но получил земли от короля, перед непростым выбором¹⁷³. Возможно, именно так следует понимать странное утверждение в рукописи «Е» Англосаксонской хроники, что «король потребовал к себе всех тэнов, которые были у эрлов, и те передали их ему»¹⁷⁴. Численность и сила войска, стоявшего за Годвине, постепенно уменьшались; в частности, тэны его сына Гарольда перешли на сторону короля. В этом нет ничего удивительного: Гарольд был эрлом Восточной Англии всего семь лет, за этот срок между ним и жителями его провинции еще не установились столь прочные связи, какие имелись у Годвине, остававшегося эрлом более трех десятилетий, с уэссекцами; кроме того, королевское войско, собравшееся к северу от Темзы, стояло прямо на пути людей Гарольда, направлявшихся из дома на юг к своему эрлу.

Эдуард, узнав о трудностях Годвине, преисполнился уверенности и, не дожидаясь начала переговоров, объявил Свейна вне закона. Поспешность, с которой это было сделано, доказывает, что Эдуард не по своей воле позволил ему вернуться в 1050 году. После этого он повелел Годвине и Гарольду предстать перед королевским советом и ответить на выдвинутые против них обвинения. Годвине опасался за свою жизнь и свободу и попытался потребовать дополнительных гарантий безопасности, подтвержденных заложниками. Однако в этом ему отказали¹⁷⁵, поскольку король Эдуард был настроен окончательно избавиться от могущественного эрла. Годвине оказался в безвыходном положении: он не мог явиться с повинной пред очи разъяренного короля и не имел возможности отстоять свои земли в битве — даже если бы его люди согласились на это, они существенно уступали противникам в численности. Он понял, что проиграл, и начал готовиться к неизбежному изгнанию.

Эдуард наслаждался своим триумфом и в начале октября объявил вне закона Годвине и всех его сыновей. Об этом эрла известил, вероятно, Стиганд, епископ Винчестера, который, судя по всему, выступал посредником в предшествующих переговорах. Как епископ он входил в число приближенных короля, но, будучи епископом Винчестера, а до того — епископом Восточной Англии, он был близко знаком с Годвине и Гарольдом. Стиганду, умелому дипломату и доверенному лицу обоих противников, еще предстояло исполнить роль миротворца в 1052 году. Эдуард предоставил Годвине и его родным гарантии безопасности на пять дней¹⁷⁶, рассчитывая, что это станет для них дополнительным стимулом покинуть страну. Судя по четкой организации бегства, изгнанники располагали временем на подготовку.

Годвине, его жена Гюта и его сыновья Свейн, Тости и Гюрт погрузились на корабль в своем поместье Бошем в Суссексе, взяв с собой богатую сокровищницу, и отправились во Фландрию¹⁷⁷. Там их, безусловно, ждал теплый прием — они прибыли не просто как очередная компания ищущих убежища английских изгнанников, а как родичи графа: Тости был теперь женат на его сестре Юдифи. Содержимое сокровищницы предназначалось на их собственные нужды, но главное — на оплату фландрских наемников, чтобы их силами проложить себе путь назад в Англию.

Два других сына Годвине — Гарольд и Леофвине, — счастливо ускользнув от воинов вустерского епископа Эалдреда, отправились на запад, в Бристоль. Там они сели на корабль, который их брат Свейн, предвидя изгнание, приготовил для себя, и отплыли из устья реки Эйвон в Ирландию. Вероятно, Гарольд предпринял этот вояж, чтобы нанять наемников — в данном случае викингов из Дублина, — которые помогли бы его семье вернуть себе власть и земли. После перехода по штормовому морю, во время которого братья потеряли довольно много людей, Гарольд и Леофвине достигли Ирландии¹⁷⁸. Их принял король Лейнстера Диармайт Мак Маэл-на-Мво¹⁷⁹, которому в тот момент подчинялся викингский Дублин (в следующем, 1052 году город перешел непосредственно в его владение¹⁸⁰). Дебют Гарольда на дипломатическом поприще, судя по всему, оказался успешным. Между ним и королем Диармайтом, похоже, установились настолько хорошие отношения, что позднее, после битвы при Гастингсе, сыновья Гарольда нашли приют при лейнстерском дворе. Возможно, именно в это время в руках Гарольда оказалась священная реликвия, плащ святой Бригиты Килдэрской, который его сестра Гуннхильд позднее преподнесла в дар монастырю св. Донациана в Брюгге. Во время пребывания в Ирландии Гарольду также представилась возможность обдумать события осени 1051 года и извлечь уроки, пригодившиеся ему в будущем. Он понял, вероятно, что со стороны эрла — сколь бы могущественен он не был — является величайшей глупостью бросать вызов королю, и осознал, как важно добиться нерушимой преданности от своих сторонников и предусмотреть реакцию других эрлов на твои действия. Кроме того, он пришел к выводу, что междоусобная война не может служить средством разрешения конфликтов, и умение находить компромисс является жизненно важным качеством для выдающегося человека.

В Англии изгнание семейства Годвине произвело большое впечатление; как говорится в рукописи «D» Англосаксонской хроники, «всякий бы удивился, если бы ему сказали прежде, что такое может случиться»¹⁸¹. Эдуард мог теперь распределить трофеи среди своих сторонников. Король, по-видимому, оставил себе большую часть Уэссекса. В качестве жеста благодарности архиепископу Роберту он наконец изгнал Спеархавока с лондонской кафедры и передал ее нормандскому священнику Вильгельму. Эльфгар, сын эрла Леофрика, получил под свою власть почти все области, которыми ранее управлял Гарольд, а Хантингдоншир и Кембриджшир достались эрлу Сиварду. Эдуард также сделал Одду из Дирхерста, своего родича, эрлом и передал под его власть территории на юго-западе Англии вместе с владениями, отнятыми у Годвине и Свейна. Эрл Ральф, племянник короля, получил назад Херефордшир и другие земли, находившееся ранее под управлением Свейна. Французам из Херефордшира король пожаловал поместья в Баргхилле, а епископу этой области — 28 фунтов¹⁸². Гипотеза о том, что все эти дарения имели своей целью облегчить для нормандцев покорение Англии¹⁸³, представляется несостоятельной, опять-таки в силу географических факторов: все доставшиеся сторонникам Эдуарда земли лежат в отдалении от любых возможных путей вторжения с континента. Среди тех, кто получил награды после победы над Годвине, безусловно, есть какое-то количество французов (хотя не обязательно нормандцев), но нет никаких намеков на то, что им оказывалось предпочтение в сравнении с англосаксами — Сивардом, Эльфгаром и Оддой.

Освободившись от давления Годвине, король Эдуард занялся наконец делом, ради которого во многом и затевалось изгнание могущественного эрла. Он отнял у королевы Эдит все, чем она владела, и передал ее на попечение настоятельницы монастыря Уилтон¹⁸⁴. Автор «Жизнеописания короля Эдуарда» возлагает всю вину за случившееся с Эдит на Роберта, архиепископа кентерберийского¹⁸⁵. Архиепископ, как глава английской церкви, имел очень весомый голос в любом деле о королевском разводе[19]. Ради того, чтобы привлечь его на свою сторону, король Эдуард принес в жертву интересы своего собственного ставленника, Спеархавока. Эдуард при поддержке архиепископа Роберта стал предпринимать шаги к тому, чтобы окончательно официально удалить от себя королеву, а потом развестись с ней; если так, то главной их задачей было обеспечить Эдуарду единокровного наследника, а отнюдь не передать трон герцогу Нормандскому. Нам следует также вспомнить, что «Жизнеописание короля Эдуарда» создавалось отчасти как восхваление брачного союза Эдуарда и Эдит. Автор, разумеется, не мог написать о том, что король замышлял развод¹⁸⁶, и утверждает, что Эдит отправили в Уилтон ради ее собственной безопасности. Понятны также и неприязненные характеристики, которыми «Жизнеописание» награждает епископа Роберта; вряд ли Эдит симпатизировала человеку, который помогал королю в его попытках лишить ее королевского статуса. И в реальности, и в истории, рассказанной автором «Жизнеописания», Роберту Жюмьежскому была отведена роль козла отпущения; на него возложили ответственность не только за планировавшийся развод, но и за изгнание семейства Годвине, хотя в действительности и то, и другое задумал и осуществил король Эдуард.