Изверг. На пороге исправления

16. Срыв

Мы расстались спустя некоторое время. В квартире было тихо, только холодильник приглушенно гудел. Из открытой фрамуги доносились звуки улицы — проезжающие машины, стрекотание птиц, изредка подававшие о себе знать сирены полицейских машин. Глухота комнат высасывала звук из любого шага, сделанного по холодному ламинату. Я прошла по узкому коридору, повернула налево, — в ванную — сразу наткнулась на зеркало и свое отражение в нем. Заплаканные глаза блестели, под веками пролегли тени от плохого сна, ключицы сильно выделялись из-за резко снизившегося веса, на руках проступали вены и шрам на левом предплечье, рядом с локтевым изгибом. Помнится мне, тогда я была немного не в себе. С воспоминаниями пришли чувства, испытанные в тот момент. Сорвав капельницу, я почти упала с койки из-за отсутствия подачи раствора, так как истощение было немалым.

Закрыв глаза, я прислушалась к звукам в другой комнате — кто-то из девушек поднялся и что-то уронил с прикроватной тумбочки. Наше расписание сильно расходилось, поэтому мы не часто заставали друг друга дома все вместе.

Сегодня я планировала встретиться с мамой, поэтому более-менее привела себя в порядок, вышла из ванной в коридор. Стоя напротив входной двери, я закрыла глаза — воспоминания дали о себе знать незамедлительно. Подавив в себе странное чувство, вышла из квартиры. В автобусе было немного людей, в основном, в такое время все спят в выходной день. Можно было выбирать любое место и сидеть хоть возле окна, хоть около водителя. Второй вариант меня мало привлекал, поэтому я села в третьем ряду около окна с правой стороны. Пять человек — двое парней в конце, бабушка, женщина серьезного вида и мальчик лет десяти — обвели меня взглядом при входе и продолжили дальше молча сидеть. Оплатив билет, я посмотрела в окно, наблюдая проносящиеся мимо дома, машины и людей, кто решил выйти в воскресный день на улицу. В автобусе было тихо, все молчали, даже дыхания не слышно. Я вздохнула и оглянулась, — мальчик, что сидел в соседнем ряду, подошел к моему и сел рядом, — отвела взгляд в сторону и провела руками по коленям.

— А как тебя зовут?

Я не сразу поняла, что он обращался ко мне, поэтому немного опешила и даже не посмотрела в его сторону.

— Что? — отозвалась я.

— У тебя есть имя? Я бы хотел узнать его, — серьезно ответил он. Я задумалась: такой маленький, а такой требовательный. Точно знает, чего хочет, в отличие от меня.

— Может, сначала ты сам назовешься? — подняла брови я, посмотрев на него. У мальчика были каштановые волосы и темные глаза окружали пушистые ресницы. Он выпятил вперед нижнюю губу и нахмурился.

— Тимур. Мое имя — Тимур, — мальчик указал на меня своим маленьким мальчиком. — Теперь скажи ты!

Я улыбнулась и отвела взгляд.

— Меня зовут Тамара, — Тимур поднял брови и показал свои зубы при улыбке: передний зуб выпал.

— Какое красивое у тебя имя! А почему ты такая грустная, ты такая хорошая и не должна грустить! — моя улыбка на миг пропала. — Тебя кто-то обидел? Скажи, и я быстро с ним расправлюсь! — мальчик не унимался и продолжал задавать вопросы, из-за чего мне стало неловко.

— То, что я хорошая, не означает, что меня все будут любить.

Мы еще немного поговорили, но приближалась моя остановка, и пришлось попрощаться с Тимуром — этот мальчик немного скрасил мою поездку до маминого дома, даже светлее стало на душе.

Выйдя на своей остановке, я прошлась к дверям подъезда. Мама была дома, поэтому сразу открыла.

— Что-то случилось? — спросила она меня с порога. Я сняла обувь и прошла в глубь дома. На кухне сидел мужчина — что-то в нем было мне знакомо, но было непонятно, что именно.

Я развернулась на 180 градусов и посмотрела на маму, которая теперь взволнованно глядела то на меня, то на мужчину позади.

Произнести слово мне удалось только со второй попытки:

— Мам? — я не узнала свой голос.

— Тамара, я тебе сейчас все объясню, только не устраивай, пожалуйста, сцен.

— Ты… сейчас…

— Это Степан Николаевич, я говорила тебе о нем весной. Мы познакомились больше года назад, но я все не могла найти момент, чтобы представить вас. Но, видимо, сейчас отложить это не удастся, — она затараторила, что я не сразу разобрала ее речь. Подняв руки перед собой, показывая этим жестом, чтобы та остановилась, я села на стул, оказавшись напротив этого смутно знакомого мне мужчины.

— Подождите, — попросила я. — Это тот человек, за которого ты собиралась выйти замуж, про которого ты говорила мне весной? — не открывая глаз, спросила.

Она кивнула, когда я открыла глаза и перевела свой взгляд в ее сторону. Внутри что-то теплело и вновь опустошалось.

— Мы собирались вам сказать, но сейчас свадьбу пришлось перенести на ранний срок, поэтому откладывать больше нельзя.

Я почувствовала, как сердце начало громко стучать. Не было ли слышно это всем?

— Кому — вам? — еле слышно спросила я, а внутренне напряглась.

— Я не помню, говорила тебе или нет, но у Степы есть сын, он твоего возраста, мы хотели вас познакомить, чтобы перед свадьбой вы поладили, — объяснила она.

— Но тебе необязательно соглашаться, он та еще заноза, — добавил мужчина.

Я попыталась успокоиться.

— Когда ты собиралась мне сказать? Почему молчала? — прошептала я, не глядя на мать.

— Тамара, прости, мы знаем, что затянули, но уже поздно искать виноватого! — она подошла ко мне и взяла мои ладони в свои.

Ощущая полную опустошенность, я встала и подошла к окну. Тишина давила.

— Когда? — просипела я не своим голосом.

— 20 сентября, Тамара, — ответила мама незамедлительно.

— Нет, когда мне нужно прийти и можно будет познакомиться с… вашим сыном? — уточнила я, мой голос почти пропал. В животе будто был гигантский комок, который давил на сердце и легкие.

— Мы хотели собраться в следующее воскресенье, — ответил Степан Николаевич.

Неделя прошла как в тумане. Я потеряла концентрацию, отменила две записи к Николаю Николаевичу и даже не отвечала на звонки мамы. Перед тем самым воскресеньем я села напротив зеркала и посмотрела на свое отражение — то тоже глядело на меня. Выдохнув через рот, я повторила про себя: «Все будет хорошо. Ты справишься».

Когда воскресенье наступило, я встала вместе с солнцем. На улице никого не было, в квартире стояла роковая тишина. Пройдя в ванную, мне пришлось хоть как-то привести в порядок свои волосы и нанести хотя бы тушь. Сегодня нужно быть уверенной, хотя бы внешне. Надев бархатное платье темно-бордового цвета по колено, я еще раз взглянула на свое отражение. Волосы убрала наверх, из-за чего была видна тонкая шея. Напряжение, как натянутая струна, проходило через каждую клетку моего тела. В полдень я вышла из дома и на такси отправилась на встречу, от которой не знала, чего ожидать.

Я уже была в доме у мамы и рассматривала комнату сына, так как неделю назад времени на это не было, пока на кухне они вместе готовили на стол. По словам Степана Николаевича, сын был еще на учебе, поэтому придет попозже. Какая учебы может быть в выходной день, подумала я.

Все в этой комнате было связано похожей аурой — и эти темно-серые шторы и даже незаметные фотографии, приклеенные под рабочим столом на стене. Только вот не знаю почему, мой взгляд привлекло что-то в мусорном ведре — что-то со знакомой буквой «А», только я так крутила ее, что она получалась как в рукописях известных писателей. Когда мне удалось пересилить себя и все же посмотреть, что это, то я почувствовала удивление и страх. Это были мои записи… Те самые письма из библиотеки в начале прошлого учебного года… Сзади послышались шаги, и я обернулась на них, так и держа в руках эти злосчастные листочки.

Моему удивлению и лицу парня не было равных.

— Ты? — в один голос сказали мы, и я резко отошла назад, наткнувшись на стол. Внутри все похолодело, колени не держали, и я бы точно потеряла равновесие, если бы не вцепилась в стол со всей силы из-за страха. Парень смотрел на меня с таким же диким удивлением, как и я. Только в его взгляде отсутствовала та жестокость, что была в то время, когда мы в последний раз виделись.

— Пожалуйста, позволь мне просто уйти, — чуть ли не умоляя говорила я.

Кирилл смотрел на меня с недоумением и в то же время тоже не мог сдвинуться с места. Между нами было метров пять, но напряжение и вражда заполнили всю комнату.

— Тамара, — он будто сам удивился первому, что сказал, — давай забудем то, что было между нами раньше. Я изменился, и теперь нам придется видеться часто из-за свадьбы родителей. Я не хочу портить их отношения нашими прошлыми ошибками.

Я потеряла дар речи и качнулась, пытаясь отойти от стола и не упасть. Кирилл быстро среагировал и подбежал ко мне — в тех местах, где он коснулся меня, будто обожгло огнем. Я не могла ничего сделать, иначе бы просто упала.

— О чем же ты раньше думал, старый друг Кирилл, — шепотом протянула я, заглядывая в его бесконечно-прозрачные серые глаза. В их отражении я увидела себя. Мой голос обрел прочность. Кирилл отошел от меня, оставив сидеть на кровати, и посмотрел с недоумением. — О чем ты раньше думал, когда крушил мою жизнь, забирая все без остатка. Когда портил всю меня своей ненавистью. Когда настолько глупо отвернулся и поверил в то, что даже не имело доказательств. Когда ты даже не потребовал объяснений, а все решил сам?

— Это было давно. Ошибки совершает каждый, давай не будем вспоминать об этом, — он растерялся.

Я нервно рассмеялась, чувствуя, что руки начинают трястись, и прерывисто дыша, ответила Кириллу:

— Как же не вспоминать? Как забыть об этом, если я теперь вынуждена исправлять в себе твои ошибки? Теперь моя жизнь испорчена! — мой голос перешел почти на писк. Сердце было готово вырваться из груди. Я начала терять ритм дыхания, у меня не хватило вдоха, чтобы произнести еще одну фразу.

Кирилл отступил на шаг, как от пощечины. В его глазах показалось осознание услышанного. Он поднял руки, но тут же те повисли, как у тряпичной куклы. Его плечи опустились, он опустился передо мной на колени. Я сдерживалась как могла, но этот жест заставил меня вскочить с кровати, позабыв о дрожащих ногах. Затылок похолодел.

— Я все осознал…

— Как ты можешь говорить такое, когда последние два года только и делал, что не мог побороть свое расстройство, а теперь просишь забыть все и простить? — я активно жестикулировала, пытаясь унять тем самым дрожь в конечностях. С кухни послышался грохот посуды.

Я подошла к нему, преодолевая дикий заячий страх, и взяла его лицо в свои ладони.

— Я просто не могу этого сделать, — прошептала я, и картинка начала расплываться, мои глаза застилали слезы. Никогда я не думала, что буду говорить с Кириллом в такой обстановке и, так близко находясь с его лицом, сдерживать слезы от понимания всего того, что произошло между нами. Кирилл поднял руку и тронул мою, но позже лишь опустил взгляд и попытался возразить, но, видимо, нечего было сказать.

Я резко отошла от него и не думала задерживаться. Кирилл поднялся, но не стал меня останавливать. Кое-как объяснив маме и отцу Кирилла, что мне нужно выйти ненадолго, я пулей вылетела из квартиры. Дыхание уже не восстанавливалось, пальцы дрожали, я почти падала, когда бежала по ступеням, пропуская мимо лестничные пролеты. Оказавшись на улице, врезалась в чью-то спину и начала оправдываться перед этим человеком, но затем услышала голос:

— Тамара? — я подняла на него глаза, полные слез. — Ты почему не отвечала на мои звонки? Ты сказала, что если через час не напишешь, что все хорошо, то мне стоит приехать по этому адресу и ждать внизу. Что произошло? Где ты пропадала целую неделю?

Я не могла унять ни дрожь, ни восстановить дыхание, ни остановить потекших слез. Попытавшись что-то выговорить, только всхлипывала:

— Я… не могу… он… — я смотрела из стороны в сторону, трясла руками в воздухе, но не могла продолжить говорить.

Клим осознал, что со мной, взял мои руки в свои и сжал, чтобы я посмотрела на него. Мои рыдания начинали обретать опасный характер — я почти кричала от безвыходности.

— Тамара, ты меня слышишь? У тебя истерика. Сейчас попытайся успокоиться, и мы вместе все обсудим, — он смотрел мне в глаза, намекая на то, чтобы я сделала то же самое. Но мне хотелось только вырваться из его хватки и бежать — бежать долго и без оглядки.

Клим не мог ничего больше поделать и, приблизившись ко мне, наплевав на все правила, установленные между нами, поцеловал. Я коротко вздохнула от неожиданности. Он прижал меня к себе, несмотря на то, что раньше на любое связанное со мной действие он спрашивал немого разрешения. Продолжая делиться своим дыханием со мной, он обвил мою талию одной рукой, а другую положил на затылок. Я чувствовала его сердцебиение как тогда в подъезде вместе со своим — его сердце обладало тем же беспокойством, что и мое. Я отчаянно прижалась к нему и ответила так, будто от этого зависела моя жизнь. «Хотя кого я обманываю?». Сейчас именно от него она и зависела. «Способ» подействовал — Климу удалось нормализовать мое дыхание. В этот момент я почти забыла обо всем: о Кирилле, который теперь станет моим сводным братом, о матери, что сейчас ждала моего возвращения, о том, что действия Клима были запретными, даже о том, что я его еще немного в глубине души опасалась. Мои руки обвили его талию, и я сжала джинсовку Клима со всем тем чувством, которого не хватало мне так давно. Чувства нужности и принятия чего-то, чтобы помочь мне. Я ухватилась за этот момент как за последнюю соломинку, спасательный круг в открытом океане. Этот поцелуй с соленым привкусом моих слез помог осознать, насколько важную роль играл человек, взаимодействующий со мной в этот опасный момент.

Клим прервался и посмотрел на меня затуманенным взглядом. Он никогда раньше не терял самообладания, но сейчас я заметила в нем ту неуверенность, что возникает в подростках, когда они впервые влюбляются.

— Все хорошо? — тихо спросил он, обхватив мое лицо своими руками, его шершавые ладони соприкоснулись с моей кожей. Я прерывисто вздохнула, когда он большими пальцами стер мои слезы. — Тамара, прошу: не молчи, иначе я сойду с ума, — уже шепотом попросил он, зная, как мне ненавистно это слово.

— Я не смогу туда вернуться, — только и выдавила я.

— Тогда и не нужно.

Я скривила улыбку и подняла голову к небу — оттуда мне на кончик носа упала капля первого дождя этой осени.