Изверг. На пороге исправления

37. Закрытие дверей

Я поняла, что смогла влюбиться, и не осознавала это до последнего момента. Боялась себе признаться, что это снова случилось. Мне было страшно подумать о том, что кто-то будет целовать меня, прикасаться, трепетно выдыхать ласковые слова на ухо. После того, что сделал Стас, я не могла принять себя, считала недостойной всего этого, но… Клим дал мне понять, что еще как достойна и имею право любить, быть любимой и забыть о прошлом.

Когда же мои чувства начали зарождаться? Точно не могу сказать. Может, во время нашего первого вальса, может, после срыва, а может, после признания Клима на свадьбе… Было много моментов, когда можно было задуматься об этом и сказать точно, но я не осознавала серьезности своих чувству или, возможно, не хотела осознавать, потому-то и боялась признаться себе в этом.

И кто же открыл мне глаза? Как бы странно это не звучало, именно Кириллу выпала эта честь. Наши отношения после женитьбы не изменились, мы были все теми же бывшими одноклассниками, связанными прошлым и не более не менее. Каждый из нас осознавал, что ничего больше не поменяется, и это устраивало. Сейчас стадия нашего взаимопонимания была самой высокой, что когда-либо была. Именно Кирилл смог достучаться до моего закрытого множеством замками сердца и указать, рядом с кем же оно бьется сильнее не от страха, а от любви.

Мы оба помнили обо всем и оба теперь принимали все. Прощение Кирилла помогло мне снять кандалы обиды, и дышать стало легче. Намного легче. Я не жалела, что в прошлом все произошло именно так, потому что если бы не все случившееся, сейчас меня бы тут не было. И Клима бы не было и нынешнего Кирилла бы не было. Принять все и отпустить было невероятно сложно, но Николай Николаевич Изверин помогал мне из-за всех сил справиться. Он стал моим путеводителем и светлым лучем в пучине отчаяния. Клим Рубинов же оказался тем самым человеком, которым был со мной на этом пути, следовал рядом и не отпускал. Святослав Боголюбов дал понять, что не все люди делают добро из хороших побуждений, некоторые просто пытаются выглядеть хорошими под натиском других, Владислав Годунов показал, что даже у самого озлобленного человека есть чувства и обстоятельства, при которых он стал таким, а Кирилл Ворошилов(по отцу Изверин) указал в последний момент, что нужно делать, став главным указателем в действиях. Без всех них я сейчас не стояла бы на кухне Клима в новогодний вечер и не готовила запеченную курицу на двоих. Спустя пару дней после своего дня рождения я пришла к нему домой, не предупредив, и сказала:

— Послушай, я скорее всего вводила тебя в некоторое заблуждение своими запретами, границами и холодностью. Но просто понимаешь, я не могла сделать по-другому. Мне было больно и стыдно оттого, что сотворили со мной, и мне понадобилось много времени, чтобы снова принять себя и доказать самой себе, что это нормально — снова испытывать влечение к кому-то. Ты, когда в самую нашу первую встречу проявил неравнодушие, прицепил меня к себе словно брошь, и я не смогла уже отдалиться от тебя. Клим, я хотела тысячу раз поцеловать тебя, но внутренне думала, что это неправильно — желать такого. Я хотела прижаться к тебе ночью, когда ставила границы, хотела ощутить тепло, услышать стук твоего сердца, который откликался на мой. И все же мне было стыдно и страшно. Я терялась из-за того, что ничего не могла с собой поделать, пыталась заглушать это чувство, но оно взяло вверх. Когда видела, как ты страдаешь, когда схватилась за тебя около обрыва и потянула на себя, когда успокаивала ночью, чтобы было легче заснуть, тогда я еще поняла, что что-то меняется. В тебе, во мне. Я не хотела заменять тебе Сашу, я хотела стать просто твоей и когда узнала, что твои чувства к ней уже изменились давно, была ненавистна самой себе за то, что надеялась на тебя. Но прошло время, и я поняла, что имею полное право осчастливить не только тебя по ее желанию, но и себя. Почему я не могу быть счастлива, задалась вопросом тогда я. Ведь могу же! И сейчас я хочу сказать тебе то, что не могла сказать до этого: Клим, я тоже не могу больше представить свою жизнь без тебя.

Клим выслушал все с непонятным выражением лица, постоянно глядя мне в глаза, что я даже начала задумываться, уж не сказала ли что-то не то. Но когда он подошел ко мне, дотронулся рукой до моего плеча, провел пальцами выше, к шее, лицу, своей бархатной ладонью с запахом дождя обхватил мою щеку и, приблизившись и обдав мои губы своим теплым дыханием, что у меня побежали мурашки по спине от волнения, поцеловал, все сомнения тут же испарились. Клим поднял меня над полом и положил руку между лопатками, удерживая, и целовал так, как никогда из всех наших немногих случаев не делал. Он часто дышал, его руки подрагивали. Я обнимала его за плечи, зарывалась в его волосы, дотрагивалась до лица и не могла не понять его чувства в тот момент. Клим прерывался, потом обдавал мою шею своим сбитым дыханием, и продолжал.

Нас прервал звук духовки, что давала знать о том, что курица готова. Клим опустил меня на пол, окружая мое лицо своими ладонями, и отстранился, наклоняясь к духовке.

Сегодня, в последний день уходящего года, мы были одеты так, как ездили к тете Клима. Поэтому все выглядело как настоящее вечернее мероприятие. Приготовив на стол, мы вместе сели друг напротив друга и стали ждать. Клим смотрел на меня, и улыбка так и поселилась на его лице, глаза сверкали от взгляда на меня. Я украдкой улыбалась, но была немного смущена.

— Ты чего так глядишь? — тихо спросила у него, когда на часах было одиннадцать вечера.

— Не могу теперь насмотреться на тебя. До этого скрывал, что постоянно наблюдал за твоей красотой, но сейчас притворяться не нужно, — честно признался Клим. Я почувствовала, как румянец проступил на моих щеках.

— Почему же скрывал?

— Тамара, я обо всем знаю и не изменю своего отношения к тебе. Ты для меня как стала самым дорогим, так и останешься. И никакое твое прошлое не посягнет на мое решение.

Я отвела взгляд и задумалась. Клим потянулся через стол, чтобы повернуть мое лицо к себе. Он улыбнулся мне, и что-то мелькнуло в его лазурных глазах.

— Тебе нечего стыдиться. Это не твоя вина. Тамара, — он встал и подошел ко мне, присев на корточки около моих колен и взяв мои ладони в свои, — не закрывайся. Ты всегда можешь надеяться на меня и рассказывать все что угодно. Я знаю, для тебя это пока трудно, но знай: никогда не сомневайся во мне.

Я улыбнулась ему и посмотрела в окно — в ночной тишине шел снег, падая на землю крупными хлопьями.

— Хорошо, — прошептала я, не поворачиваясь. Когда по телевизору стало слышно обращение президента, я посмотрела в сторону Клима и чуть не вскрикнула от удивления.

Я, покачнувшись, встала со стула и посмотрела на него. Теперь Клим стоял на правом колене и держал в руке светло-розовую коробочку с кольцом внутри. Оно было тонкое с небольшим камнем посередине, по всей его поверхности переливались другие, маленькие бриллианты. Закрыв рукой рот, я заглянула в глаза Климу. Он улыбнулся одним уголком губ.

— Тамара, — взволнованно начал он, — так как с довольно давних пор я все обдумал и решил, сейчас обязан сказать тебе эти слова. Не знаю, когда именно, но я полюбил тебя. И это чувство вызывало во мне негодование, неуверенность и незаслуженность тебя, но после я решил: если я хочу, чтобы ты была счастлива со мной, то будешь. Я люблю тебя, Тамара, и прошу тебя быть моей женой.

Его лицо расплывалось перед моими глазами. Я вытерла слезы и ответила:

— Да, — сначала тихо, — да, да! — потом громче и, когда Клим надел кольцо мне на безымянный палец, бросилась к нему на шею. Он обнял меня, кладя голову на плечо. Поцеловал в лоб, бережно обхватив голову руками и проведя по волосам пальцами, что я почувствовала, как табун мурашек пробежал по спине, потом в нос, правую и левую щеку, подбородок и в губы… Улыбаясь во время процесса, я случайно дотронулась его левой руки. Клим отстранился и опустил задравшийся рукав. Я посмотрела на него укоризненно и проговорила, дотрагиваясь до его запястья, чтобы обратить на себя внимание:

— Не скрывай их от меня, они напоминают мне о том, что благодаря тебе, когда ты смог со всем справиться и не опустить руки, я поняла, что тоже так могу. Я люблю твои шрамы, поэтому носи их гордо. Как напоминание о твоей и моей победе, — я провела рукой по предплечью Клима и приблизилась к нему, всматриваясь в кошачьи, изумрудного цвета глаза. Я улыбнулась ему в губы и притянула к себе за талию. Подняв его волосы, пропуская их между пальцами как в первый раз, поцеловала Клима в лоб.

«Никогда, слышишь, никогда не сомневайся во мне. И даже если все будут против, я никогда не заставлю тебя усомниться в моей стороне» — пронеслось у нас обоих в голове. Скольких демонов не оставили за дверью, мы сами всегда будем напоминанием себе о том, что всё позади, и дверь можно закрыть, чтобы вступить на порог той жизни, о которой мы так долго грезили.