Княжич (СИ)

Глава 19

Голем ничего не успел предпринять. Из острия катаны Волховского вырвалась чёрная дыра, которая сначала прошила Голема насквозь, а затем бесшумно рванула в небо. Она потемнела, раздулась, и поглотила облака в радиусе трёхсот метров. Дыра недолго повисела в воздухе, схлопнулась, оставила лишь жуткий след в виде облачной спирали, сквозь которую пробивалось солнце.

Волховский и Голем рухнули на колени одновременно. Голем повалился пластом, голова его оказалась справа, а Волховский нашёл в себе силы не только устоять, но ещё и смог подняться. Ноги ослабели, колени подкосились, но нужно было стоять до тех пор, пока не будет уверенности, что враг побеждён.

Голова Голема осыпалась камнями, пылью, и в её обломках стоял Скала. Уже изнеможённый, в окровавленной одежде, под которой кровоточили страшные порезы. Он держал меч из последних сил, покосился на Волховского, длинно выдохнул. В его взгляде не было усталости, однако сколь бы бодр ни был дух, тело достигло предела возможностей.

— Я уважаю сильных противников, даже если ненавижу их, — произнёс Скала, и повернулся к Волховскому всем телом. — Ты хорош.

— Ждёшь ответного комплимента? — Волховский взял меч на изготовку, и принял шаткую стойку. — Не дождёшься. Никто не забудет, что ты натворил. И я не забуду.

— Давай заканчивать, — хмуро ответил Скала, и тоже принял стойку.

Они заковыляли друг к другу, и еле переставляли ноги. Бойцы из них были так себе, ведь любой мог споткнуться даже на крохотном камне. Однако им хотелось победить, никто не намеревался опускать оружие и отступать. Противники остановились, когда достигли дистанции соприкосновения, в нескольких шагах. Сейчас нельзя было стремглав бросаться в атаку.

Требовалось выжидать. Дожидаться, пока у врага сдадут нервы, пока он оступится или допустит ошибку. Скала скользнул взглядом по Волховскому — ну, сплошное слабое место. Куда ни бей, всё равно можно попасть, однако был риск самому нарваться на контратаку. У обоих был соблазн воспользоваться магией, но бой дошёл до такой стадии, в которой частицы Кенши могли разорвать ауру носителя, и безвозвратно повредить внутренние органы.

— Долго будешь стоять? — с усмешкой произнёс Скала, попытавшись спровоцировать Волховского.

— Дольше, чем наркоманы из твоего батальона, — Волховский выдал ответную провокацию.

— Тварь! — Вспылил Скала, не выдержал, и бросился в атаку.

Волховский отразил выпад в защитной стойке кокуцу-дати, враги обменялись взмахами. Лезвия сверкнули в солнечном свете, зазвенел металл, и началась рубка. Ну, как, рубка. Скорее вялый обмен не совсем ловкими атаками, претендующими на профессиональные. Пот струился по их лицам, мечи едва не выпадали из непослушных рук, пальцы с трудном смыкались на рукоятках. Противники даже не кричали, экономили воздух.

Скала попытался пронзить Волховского, но тот завёл меч под клинок противника, и с размаха рассёк врагу живот. Скала лишь успел с разворота резануть Волховского по спине, и они оба повалились на землю, потому что больше сражаться не могли. Оба тяжело дышали, смотрели в небо. Боли не чувствовали — Скале помогал нектар, Волховскому военный стимулятор, которые притупляли болевые ощущения.

— Сдохнешь? — спросил Скала.

— Не знаю, — устало ответил Волховский. — Может быть.

— Сдохнешь, — с надеждой произнёс Скала, и прокашлялся кровью. — Будет несправедливо, если нет. Ты мне, похоже, по кишкам прошёлся. Я не жилец.

— В аду тебе самое место, — с усмешкой ответил Волховский. — Демоны уже заждались, и приготовили раскалённые вилы для твоей задницы.

— Не сомневайся… — Скала прикрыл глаза, и на последнем издыхании добавил: — Я достану тебя и оттуда.

Волховский смотрел, как ветер гонял по воздуху облака пыли. Послышалось, как в небе с воем промчались истребители. Помощь пришла, однако это уже не имело значения. Спина стала мокрой, дышать было всё труднее, взор мутнел.

Вой сирен разносился на всю округу: к месту боя мчались патрульные машины законников, кареты скорой помощи, кортежи с дворянскими магами, спасатели.

Благо, несложно было найти тридцатиметрового Голема. Князь без посредства автомобилей, с помощью одачи-умбры, явился одним из первых. Увидел тело сына в луже крови, почувствовал, как защемило в груди.

— Не успел, — тихо сокрушился он, и тут же бросился к княжичу, прощупал пульс.

Кровь слабо билась в шейной артерии, но билась, однако её становилось всё меньше.

Попов мчался к заправочной станции на внедорожнике, педаль газа вообще не отпускал, и нервно барабанил пальцами по рулю. Как только он узнал, что друг оказался в беде — сразу же отправился в путь. В этот раз даже меч с собой взял, не посмел забыть, ведь теперь целебная магия могла понадобиться.

— Да где же ты есть? — Он уже заехал в руины, и с трудом отыскал дорогу, которая спускалась на Невскую набережную.

Спасатели разгребали завалы, всюду сновали законники. Законники пытались остановить Попова, но он игнорировал их сигналы. Пришлось остановиться, когда ему преградили путь патрульными машинами. Попов опустил окно.

— Это запретная зона, здесь опасно. Разворачивайтесь, и уезжайте, — потребовал законник.

— Вы знаете, кто я такой⁈ Если вы сейчас же не уберёте свои шаробайки, я смету их с дороги вместе с вами! — рявкнул Попов. — У меня под жопой три с половиной тонны бронированного железа, и вам меня не остановить! Я целитель! Волховский может нуждаться в помощи, мать вашу!

— Уезжайте, — потребовал законник.

— Вы идиоты? Среди обычных медиков нет мечников Кенши! Они могут не справиться!

— Выйдите из машины, — потребовал законник, и не двусмысленно повёл автоматом. — Быстро.

— Да пошёл ты на хер!

Попов собрался вдавить педаль газа, и снести патрульные машины, но вдруг в рации законника послышался голос князя:

— Лекарь, ответь Князю. Вы далеко?

— Князь, Лекарю. Пять минут езды.

— Столько времени нет. Всем, кто поблизости — достаньте мне целителя из-под земли.

Законник с неприязнью взглянул на Попова, скривил губу, и произнёс:

— Хотя бы меч покажи.

— Да вот! — Попов за рукоятку поднял клинок в тёмно-зелёных ножнах. — Вот тебе, кретин! Это зелёное жало Поповых! Достаточно? Или твоему крохотному мозгу нужно больше информации для осмысления⁈

— Езжай, — зло ответил законник, и дал водителям жест освободить дорогу.

Патрульные машины разъехались, Попов примчался к телу Голема, и выскочил из машины будто ошпаренный. Он, запыхавшись, остановился рядом с Волховскими. Княжич выглядел паршиво. Он был в ссадинах, в потрёпанной одежде, и истекал кровью.

— Пульс есть? — спросил Попов.

— Есть, но слабый, — ответил князь. — Поторопись, Виталик. Или ты останешься без друга, а я без сына.

Попов вытянул меч, бросил ножны на землю, и сосредоточился. Зелёное жало обладало универсальными свойствами исцеления. Носителю не требовалось определять характер раны. Главное, чтобы пациент был жив. Попов аккуратно вонзил острие Волховскому в руку, на клинке вспыхнули нити целебного зелёного цвета, и стали просачиваться в укол. Зазмеились по венам, по жилам, дотянулись до пореза на спине. Последнее, что Волховский увидел перед утратой сознания, размытые силуэты Попова и князя.

В себя он пришёл уже в госпитальной палате. Тихо бормотал телевизор, в ноздри врезался запах медицинской стерильности. Рядом, в гостевых креслах, дремали Молчанова и Попов. Спина болела жутко, но хотя бы ссадин на теле не осталось.

Пить хотелось ужасно. К счастью, на прикроватной тумбочке стоял стакан воды, который Волховский с удовольствием осушил. Раньше ему никогда не приходилось напиваться, но, видимо, похмелье ощущалось именно так. Сказывались последствия использования военного стимулятора. Во рту было сухо, голова раскалывалась, мучили слабость и лёгкая тошнота. Честно говоря, лучше было помереть, чем испытывать подобное состояние. «Никогда не буду напиваться винами, как бы меня ни уговаривали», — подумал он.

Попов и Молчанова шевеление услышали, проснулись.

— Живой! — обрадовалась Молчанова, и бросилась на Волховского, обняла за шею.

Перестаралась. Тело отозвалось болью на её объятия, он простонал и попросил:

— Не так сильно.

— Ой, — невинно ответила она, и отстранилась. — Прости. Я рада, что ты очнулся. Как себя чувствуешь?

— Будто мечом ударили, — ответил он с грустной усмешкой.

Вдруг Волховский заметил, что от Молчановой приятно пахло. И взгляд у неё стал живой, притягательный. Ему в голову пришла мысль: «а ведь голословные заявления Попова вовсе не повод её в чём-то подозревать». Тогда он смягчился, и улыбнулся ей. Может, в ней правда не было ничего плохого. Может, Попову показалось, что в «Куджире» он видел именно её. Не было ни единого доказательства её виновности, а вот тому, что она жертва — полно.

— Ну и угадай, кто спас твою тощую шкуру от гибели, — сказал Попов, и приветливо развёл руками. — Никто иной, как я.

— Спасибо, — поблагодарил Волховский, надумал встать с постели, но решил, что рановато. — Сколько я был без сознания?

— Два дня, — ответила Молчанова, и снова уселась в гостевое кресло. — Мы боялись, что ты больше не проснёшься. Врачи диагностировали кому после того, как князь сдал свою кровь для переливания. Это чудо, что тебе удалось выжить.

— И ещё, ты теперь — знаменитость, — произнёс Попов чуть ли не торжественно.

— Знаменитость?

— Ты ценой жизни остался сдерживать Скалу, чтобы защитить город, — пояснил Попов. — Об этом все СМИ во всём мире трубят до сих пор, всё никак не уймутся.

— Скала погиб? — Волховский напрягся, потянулся к мечу, но осознал, что катаны рядом не было. — Проклятие.

— Мертвее всёх мёртвых, — сказал Попов. — Его кремировали, а подельников нашли и перебили. В истории Петербурга эти события назвали двухдневной войной. Подробностей я не знаю, но князь самолично истребил боссов якудзы. Так долго яки протянули лишь потому, что воевали по-партизански.

— Да уж, — хмыкнул княжич. — Не так я хотел обрести известность, но и подобный исход удовлетворителен. По крайней мере, теперь у моего рода доброе имя.

Вот тебе и мировая слава. Но почему-то не получилось испытать ожидаемой радости. Какой ценой эта слава далась? С одной стороны, удалось спасти тысячи невинных жизней, но с другой — сколько людей погибло? Даже если не предполагать точное число, было ясно, что много.

— Что-то не вижу радости, — задумчиво произнёс Попов. — Ты ведь именно этого хотел?

— Не такой ценой, — спокойно ответил Волховский, скрывая грусть в голосе и не желая слишком откровенничать.

— Прочь хандру, — вмешалась Молчанова. — Если бы не ты, всё могло кончиться намного хуже. Ты герой. Так наслаждайся этим.

— Сразу же, как только вылезу из койки, — усмехнулся Волховский.

Молчанова отлучилась из палаты, и Попов помрачнел, сказал:

— Не подпускай её к себе. Ты не видишь, что она втирается тебе в доверие?

— Может, ты просто ревнуешь? — с подозрением поинтересовался княжич. — Нет ни единого факта, который подтвердил бы её причастность к бойне. А выдвигать столь серьёзные обвинения на фундаменте пустых слов — глупо.

— Дьявольский сад у них в доме — не доказательство?

— Это сад покойного Молчанова, а не Лизы.

— И как это подтвердить?

— Пожалуй, ты слишком разочарован в том, что не нужен ей. Именно в этом причина твоих инсинуаций против неё.

— Серьёзно? — Попов вскинул от удивления брови. — С каких пор ты думаешь хреном, а не головой? В бою об камень приложился? Очнись, она тебя охмурила!

— Сомневаюсь.

Попов хотел продолжить упорствовать, но потом просто вздохнул, встал, поднял пиджак с подлокотника, и направился к выходу. Бросил напоследок:

— Делай что хочешь, а я устал тебя убеждать. Но знай, что если ты подпустишь её к себе, то закончишь дерьмово.

— Не забудь закрыть дверь.

Врачи позволили заканчивать лечение дома. Приехал князь, привёз княжичу новые вещи. Они были рады друг друга видеть, но князь обниматься не полез. По себе знал, что будет больно.

Домой добрались вместе на лимузине, и там, после ужина, княжич решил уединиться в своей лаборатории. От общества людей стало тошно. Он рассматривал оборудование, вспоминал, как достиг первого успеха в экспериментах, но вообще не ощутил прежней тяги к научной работе. Дело было вовсе не в удручающем физическом состоянии, просто что-то изменилось в душе. Перед мысленным взором были руины, и мёртвые люди, погребённые под обломками зданий.

— Впервые вижу тебя настолько расстроенным. — На пороге лаборатории возник князь. — Даже после первого покушения с тобой подобного не было.

— Тогда я ещё не в полной мере осознавал, что из-за меня погибли люди. Дружинники, законники, а теперь и мирное население. — Княжич вдруг утратил былое спокойствие, и стукнул кулаком по столу. — Если бы я больше времени уделял тренировкам, если бы не тратил время на исследования, то получилось бы быстрее одолеть Скалу.

Князь задумался ненадолго, а затем пододвинул стул к столу, и присел рядом. Только сейчас княжич заметил, что катана-умбра была на поясе у Волховского-старшего.

— Ты не можешь предвидеть всего, — произнёс князь. — Если бы ты тренировался чаще, то ситуация могла сложиться так, что тебя вообще не оказалось бы на станции. Может быть, при первом столкновении с человеком в маске Кабуки, ты бы почувствовал себя уверенней. Бросился бы в бой, и умер. А не будь тебя на станции, если бы некому было сдерживать Скалу, что бы тогда случилось?

— Жертв было бы больше, — сообразил Волховский. — Намного.

— Не бывает исключительно плохих, и исключительно хороших событий, — мудро произнёс князь. — Хорошее событие может привести к плохому, а плохое — к хорошему. Вот, вроде бы, погибли люди, но взамен ты получил большую силу, которая в дальнейшем может победить более могущественных врагов, чем Скала. Тогда у тебя будет шанс отреагировать своевременно, чтобы предотвратить катастрофу. Но даже так — ты спас много жизней.

— Я знаю, — вздохнул княжич. — Но легче от этого не становится.

— Я тоже совершал ошибки, о которых жалею. Но слезами делу не поможешь, сын. Остаётся только стиснуть зубы, — князь снял с пояса катану-умбра, и протянул её княжичу, — и идти дальше. Не сокрушайся, и тем более забудь о жалости к себе. Извлеки из ситуации урок, а потом, при случае, воспользуйся обретённым опытом. Чем чаще ты ошибаешься, тем сильнее и мудрее становишься. Из комнатного боксёра не выйдет хорошего бойца, пока он не переживёт сотни драк. Из обывателя не получится спасатель или целитель, пока он не столкнётся со смертью, и не осознает ценность жизни. Мир работает только так, и никак иначе. Мы — это шрамы нашего прошлого. И в этом нет ничего дурного. Так рождаются личности. Так рождаются герои, вроде тебя.

Да уж. В прошлой жизни подобных слов Волховскому не говорили, и на душе стало легче. По крайней мере исчезло чувство собственной никчёмности. Княжич взял катану, и поместил её на пояс, на привычное место.

— Я хочу поступить в школу ЦСБ, — уверенно произнёс княжич. — Пожалуй, настала пора забыть о научной работе. Всё, чем я занимался до боя со Скалой, было бессмысленной тратой времени.

— И зачем? — поинтересовался князь.

— Сотрудники ЦСБ предотвращают катастрофы. Если бы японские сепаратисты завладели клинками-умбра, всё бы кончилось очередной кровопролитной войной и миллионами жертв. Ты это предотвратил. Мне не место среди воротил бизнеса, однако я чувствую готовность спасать жизни, уничтожая врагов государства и безумных радикалов, вроде Скалы.

— В таком случае, я готов организовать твой перевод из института в школу ЦСБ. — Кивнул князь. — Вот теперь в твоих мотивах чувствуется твёрдость. В принципе, уровень физической подготовки и боевой опыт позволяют тебе обучаться там.