Кровавая луна

Глава 28

Суббота

Последний акт

Единственным источником света были софиты на дне бассейна, от которых в полумраке мерцали блики на стенах и потолке помещения. Разум Харри в конце концов перестал размышлять о деталях в отчётах, когда он увидел её. Цельный купальник Александры, казалось, обнажал её тело больше, чем если бы она была совершенно голой. Он опёрся локтями о край бассейна, когда она вошла в воду, которая, по словам администратора спа-салона отеля The Thief, была нагрета ровно до тридцати пяти градусов. Александра заметила, что он наблюдает за ней, и улыбнулась той загадочной улыбкой, которая появляется у женщин, когда им известно — и лестно, — что мужчинам нравится то, что они видят.

Она подплыла к нему. Если не считать пары, наполовину погружённой в воду в дальнем конце, бассейн был в их полном распоряжении. Харри достал бутылку шампанского из ведёрка со льдом, стоящего у бассейна, налил бокал и протянул ей.

— Спасибо, — сказала она.

— Спасибо, в смысле, мы квиты? — сказал он, наблюдая, как она пьёт.

— Вовсе нет, — сказала она. — После публикаций в «ВГ» было бы очень прискорбно, если бы все узнали, что я втайне делаю для тебя анализы ДНК. Поэтому я хочу, чтобы и ты рассказал мне кое-что по секрету.

— Мм. Например, что?

— Это зависит от тебя, — она придвинулась к нему поближе. — Но это должно быть что-то скрытое от всех в самых тёмных уголках памяти.

Харри посмотрел на неё. У неё был такой же взгляд, как у Герта, когда тот потребовал колыбельную «Блюмен». Александра знала, что Харри был отцом Герта, и теперь его осенила безумная мысль. Он захотел рассказать ей остальное. Он посмотрел на бутылку шампанского. Когда он заказывал его — пусть и с одним бокалом, — то уже понял, что это была плохая идея. Точно так же, как было бы плохой идеей рассказать ей о том, что знали только он и Юхан Крон. Он прочистил горло.

— Я сломал кадык одному парню в Лос-Анджелесе, — сказал Харри. — Я почувствовал это костяшками своих пальцев, почувствовал, как он поддаётся. И мне это понравилось.

Александра уставилась на него широко раскрытыми глазами.

— Ты подрался с ним?

— Да.

— Почему?

Харри пожал плечами.

— Потасовка в баре. Из-за женщины. Я был пьян.

— А как насчёт тебя? Тебя не ранили?

— Со мной всё было в порядке. Я ударил его только один раз, а потом всё было кончено.

— Ты ударил его по горлу?

— Да. Мой кулак как стамеска, — он поднял руку, демонстрируя ладонь. — Меня учил специалист по рукопашному бою, который тренировал норвежских коммандос[40] в Афганистане. Суть в том, чтобы ударить в определённую точку горла противника, тогда всякое противодействие немедленно прекратится, потому что его мозг будет жаждать только одного — побыстрее набрать воздух в лёгкие.

— Вот так? — спросила она, прижимая друг к другу выпрямленные пальцы.

— И вот так, — сказал Харри, выпрямляя её большой палец и прижимая его к указательному. — А потом целишься сюда, в гортань. — Он стукнул её указательным пальцем по своему горлу.

— Эй! — крикнул он, когда она без предупреждения ткнула его.

— Стой спокойно! — рассмеялась она, снова ударив его.

Харри отскочил в сторону.

— Я не думаю, что ты правильно поняла. Ты рискуешь убить, если попадёшь в ту самую точку. Допустим, это гортань, — он указал на один из своих сосков. — И тогда тебе нужно встать так… — он взял её за бёдра под водой и показал, как развернуться, чтобы усилить удар. — Готова?

— Готова.

После четырёх попыток она нанесла два удара, достаточно сильных, чтобы Харри застонал.

Пара на другом конце бассейна притихла и наблюдала за ними с озабоченным выражением лиц.

— Откуда ты знаешь, что не убил его? — сказала Александра, занимая позицию для нового удара.

— Я не знаю наверняка. Но если бы он умер, я не думаю, что его друзья после этого оставили бы меня в живых.

— Задумывался ли ты, что если бы ты убил его, это поставило бы тебя на один уровень с теми, за кем ты охотился всю свою жизнь?

Харри поморщился.

— Может быть.

— Может быть? И всё это из-за женщины, думаешь, это благородно?

— Давай будем считать это самообороной.

— Есть много вещей, которые можно классифицировать как самооборону, Харри. Убийства чести[41] — это самооборона. Преступления в состоянии аффекта — это самооборона. Люди убивают, чтобы защитить своё самоуважение и достоинство. Разве у тебя не было расследований, когда люди убивали, чтобы спастись от унижения?

Харри кивнул. Посмотрел на неё. Поняла ли она? Поняла ли, что Бьёрн отнял не только свою собственную жизнь? Нет, её взгляд был обращён внутрь себя, речь шла о её собственном опыте. Харри собирался что-то сказать, когда она резко выбросила руку. Он не пошевелился. Она стояла неподвижно, и торжествующая улыбка расплылась по её лицу. Её рука, сжатая в кулак, почти коснулась кожи на его горле.

— В этот раз я могла убить тебя, — сказала она.

— Да.

— У тебя не было времени среагировать?

— Не было.

— Или ты полагал, что я не раздавлю тебе гортань?

Он слегка улыбнулся и ничего не ответил.

— Или… — она нахмурилась, — тебе наплевать?

Улыбка Харри стала шире. Он нащупал бутылку за своей спиной и наполнил её бокал. Посмотрел на бутылку, представил, как подносит её ко рту, запрокидывает голову и слышит низкий булькающий звук, когда алкоголь наполняет его, затем опускает бутылку, теперь уже пустую, вытирает рот тыльной стороной ладони, а Александра смотрит на него широко раскрытыми глазами. Вместо этого он поставил почти полную бутылку обратно в ведёрко для шампанского и откашлялся.

— Пойдём в сауну?

Вместо классических пяти актов постановка шекспировской пьесы «Ромео и Джульетта» в Национальном театре Норвегии состояла из двух актов длиной около часа с пятнадцатиминутным антрактом между ними.

Во время антракта в зале зажёгся свет, и зрители хлынули наружу, заполнив фойе и буфет, где можно было заказать лёгкие закуски и напитки. Хелена присоединилась к очереди в баре, краем уха прислушиваясь к разговорам вокруг неё. Как ни странно, никто не говорил о пьесе, будто это было слишком пафосно или вульгарно. Она что-то почувствовала, аромат, который навёл её на мысль о Маркусе, и обернулась. Позади неё стоял мужчина, и он едва успел улыбнуться ей, прежде чем она снова быстро повернулась вперёд. Его улыбка была… Да, что это было? В любом случае, её сердце забилось быстрее. Ей вдруг стало смешно. Должно быть, это всё из-за пьесы, которая подталкивала её к психологической иллюзии, что она, встретив незнакомого мужчину, нашла своего Ромео. Потому что мужчина, стоявший позади неё, ни в коем случае не был привлекательным. Возможно, он и не был уродлив — по крайней мере, его улыбка показала, что у него красивые зубы, — но был совсем неинтересен. Тем не менее её сердце продолжало биться, и она почувствовала желание — желание, которого не испытывала уже много лет, — снова обернуться. Посмотреть на него. Понять, что именно заставило её захотеть обернуться.

Она сумела сдержаться, заказала белое вино и отнесла свой пластиковый стаканчик к одному из маленьких круглых столиков, расположенных вдоль стен буфета. Она наблюдала за этим мужчиной, который теперь пытался расплатиться наличными за бутылку воды, в то время как женщина за прилавком указывала на табличку с надписью «Только безналичный расчёт». К своему удивлению, она поймала себя на том, что испытывает желание подняться и заплатить за него. Но он отказался от своей попытки купить что-нибудь и повернулся к Хелене. Их глаза встретились, и он снова улыбнулся. Затем он направился к её столику. Её сердце бешено колотилось. Что же это? Это был не первый раз, когда мужчина действует так прямолинейно, пытаясь познакомиться с ней.

— Можно присесть? — спросил он, кладя руку на пустой стул.

Она одарила его быстрой и, как она полагала, пренебрежительной улыбкой, и, в то время, как её мозг приказывал сказать «Я бы предпочла, чтобы ты этого не делал», она ответила:

— Да ради бога. Конечно.

— Спасибо, — он сел и перегнулся через стол, как будто они были в середине долгого разговора. — Я не хотел бы убивать интригу, — сказал он почти шёпотом. — Но она выпила яд и скоро умрёт.

Его лицо было так близко, что она чувствовала запах его одеколона. Нет, он сильно отличался от того, который использовал Маркус, был более грубым.

— Насколько мне известно, она пьёт яд в последнем акте, — сказала Хелена.

— Все так думают, но она уже отравлена. Поверь мне, — он улыбнулся. Белые зубы. Как у хищника. У неё возникло искушение предложить себя, почувствовать, как они прокусывают её кожу, когда она вонзает ногти ему в спину. Господи, что это было? Часть её хотела убежать, другая часть — броситься ему на шею. Она поменяла положение ног, отмечая — как это возможно? — что взмокла.

— Положим, я не знакома с этой пьесой, — сказала она. — Тогда почему ты хочешь испортить мне восприятие концовки?

— Потому что я хочу, чтобы ты была готова. Смерть — неприятная штука.

— Да, это так, — сказала она, не сводя с него глаз. — Но разве сумма всех неприятностей не становится ещё больше, когда тебе вдобавок приходится готовиться к смерти?

— Необязательно, — он откинулся на спинку стула. — Нет, если радость жизни возрастает от осознания того, что она не длится вечно.

В нём было что-то смутно знакомое. Он был на вечеринке на террасе на крыше? Или в ресторане «Даниэль»?

— Memento mori[42], — сказала она.

— Да. Но сейчас мне нужно выпить немного воды.

— Я это заметила.

— Как тебя зовут?

— Хелена. А тебя?

— Зови меня Прим. Хелена?

— Да, Прим? — она улыбнулась.

— Не хочешь ли отправиться со мной туда, где подают воду?

Хелена рассмеялась, отхлебнула вина. Она собиралась сказать, что у них здесь есть вода, что она может заплатить. Или ещё лучше, он мог бы одолжить у неё стакан и налить немного воды из-под крана в туалете. Проточная вода в Осло лучше, чем та, что наливают в бутылки, и вдобавок более экологична.

— О каком месте ты говоришь? — спросила она.

— А это имеет значение?

— Нет, — она не могла поверить собственным ушам.

— Хорошо, — он сложил ладони вместе. — Тогда пошли.

— Сейчас? Я думала, после последнего акта.

— Мы уже знаем, чем всё закончится.

Ресторан «Терсо Акто», находящийся в районе Вика[43], очевидно, был недавно открыт, и в нём подавали тапас по самым высоким ценам.

— Вкусно? — спросила Александра.

— Очень, — сказал Харри, промокая рот салфеткой и стараясь не смотреть на её бокал с вином.

— Мне нравится думать, что я знаю Осло, но я никогда не слышала об этом месте. Именно Хельге порекомендовал забронировать нам столик здесь. Геи всегда знают лучше всех.

— Он гей? Я не улавливал от него таких флюидов.

— Это потому, что ты утратил свою привлекательность.

— Ты хочешь сказать, что на каком-то этапе она у меня была?

— У тебя? Ещё как была. Конечно, она действовало не на всех. По правде говоря, и не на многих, — она задумчиво склонила голову набок. — Если подумать, она, вероятно, подействовала лишь на некоторых из нас, — она рассмеялась, подняла бокал с вином и чокнулась с его стаканом воды.

— Итак, ты думаешь, Терри Воге потерял свой источник, впал в отчаяние и начал всё выдумывать?

Харри кивнул.

— Узнать то, что, по его словам, ему известно, он мог только, если находится в непосредственном контакте с убийцей. И я не вижу оснований верить, что это так.

— Что если он сам и есть источник?

— Хм… Ты имеешь в виду, что Воге — убийца?

— Я читала о китайском писателе, который убил четырёх человек, посвятил этому несколько книг и был осуждён только через двадцать лет.

— Лю Юнбяо, — сказал Харри. — А ещё Ричард Клинкхамер. Его жена исчезла, и вскоре после этого он написал роман о человеке, убившем свою жену и закопавшем её в саду. И именно там они её нашли. Оба этих парня убивали не для того, чтобы написать об этом. Полагаю, ты на это намекаешь?

— Да, но Воге мог бы это сделать. Главы государств развязывают войны для того, чтобы быть переизбранными или войти в историю. Почему журналист не может сделать то же самое, чтобы стать «королём горы»? Тебе следует проверить, есть ли у него алиби.

— Кстати, о том, чтобы всё проверить. Ты говоришь, что знаешь Осло. Слышала о месте под названием «Вилла Данте»?

Александра засмеялась.

— Да, конечно. Ты хочешь отправиться туда и посмотреть, на месте ли твоя привлекательность? Хотя я сомневаюсь, что они впустят тебя туда. Даже в костюмах, которые ты сейчас носишь.

— Что ты имеешь в виду?

— Это … как бы это сказать… очень эксклюзивный гей-клуб.

— Ты там была?

— Нет, ты с ума сошёл, но у меня есть друг-гей, Питер. На самом деле он — один из соседей Рё, и он приглашал меня на ту вечеринку на террасе.

— Тебя приглашали туда?

— Официальных приглашений же не было, это было больше похоже на вечеринку, на которую люди просто приходят парами. Я планировала взять Хельге, чтобы свести его с Питером, но в тот вечер мне нужно было работать. Хотя я несколько раз ходила с Питером в МВК.

— МВК?

— Ты совершенно не в теме, Харри. «Мальчики в коже». Гей-клуб для широких масс. Там тоже нужно соблюдать дресс-код, а в подвале есть тёмные комнаты и тому подобное. Полагаю, это немного вульгарно для клиентов «Виллы Данте». Питер сказал мне, что пытался получить там членство, но это нереально сложно. Ты должен принадлежать к некоему узкому кругу, своего рода гейский Опус Деи[44]. По-видимому, там очень стильно. Думаю, как в фильме «С широко раскрытыми глазами». Клуб работает всего один вечер в неделю, там устраивают бал-маскарад для геев в дорогих костюмах. Все ходят в масках животных и имеют соответствующие прозвища, строго соблюдается полная анонимность. Всевозможные сюрпризы и официанты, которые… назовём их молодыми людьми.

— Совершеннолетние?

— Теперь, вероятно, так оно и есть. По этой причине клуб прикрыли, когда он назывался «Вторники». Работавший там четырнадцатилетний подросток обвинил одного из гостей в изнасиловании. Мы взяли образец спермы, но, конечно, совпадений в базе данных не обнаружили.

— Что значит — «конечно»?

— У клиентов «Вторников», как правило, не было судимостей. Как бы то ни было, теперь клуб вновь открыт под названием «Вилла Данте».

— О котором, похоже, никто не слышал.

— Они работают скрытно, им не нужна шумиха. Вот почему такие люди, как Питер, так одержимы идеей заполучить туда допуск.

— Ты сказала, что раньше клуб назывался «Вторники».

— Да, вечеринки в клубе были по вторникам.

— И они всё ещё так делают?

— Если хочешь, могу спросить об этом Питера.

— Хм. Как ты думаешь, что мне потребуется, чтобы получить доступ?

Она рассмеялась.

— Постановление суда, возможно, ордер на обыск. Именно его, кстати, я предоставляю тебе в отношении себя самой на эту ночь.

Харри потребовалось мгновение, прежде чем он понял, что она имела в виду. Он приподнял бровь.

— Да, — сказала она, поднимая свой бокал. — Всё по закону.

— Ты здесь живёшь? — спросила Хелена.

— Нет, — сказал мужчина, назвавшийся Примом. Он вёл машину между новыми, современными коммерческими зданиями, разбросанными на ровном, открытом ландшафте по обе стороны дороги, направляясь к оконечности Снаройи[45]. — Я живу в центре города, но после закрытия аэропорта я выгуливал здесь свою собаку по вечерам. Тогда здесь никого не было, и я мог позволить своей собаке побегать на свободе. Вон там, — он указал на запад в сторону моря и съел из пачки ещё немного чипсов или чего-то в это роде. Во всяком случае, ей он ничего не предложил.

— Но это же заповедник на болотах, — сказала Хелена. — Ты не боялся, что собака нападёт на гнездящихся там птиц?

— Конечно, и это случалось пару раз. Я утешал себя, говоря, что это естественный порядок вещей и что мы не можем этому противостоять. Но, естественно, это неправда.

— Неправда?

— Нет. Человечество тоже является продуктом природы, и мы не единственный организм, делающий всё возможное, чтобы уничтожить планету такой, какой мы её знаем. Но точно так же, как мать-природа наделила нас разумом для совершения коллективного самоубийства, она одарила нас способностью к саморефлексии. Возможно, это сможет спасти нас. Я надеюсь, что это так. В любом случае, я подчинился законам природы и начал ими пользоваться.

Он указал на поручень над дверью с её стороны, и Хелена заметила собачий поводок-рулетку с болтающейся на конце застёжкой для ошейника.

— Он был хорошим псом, — сказал он. — Я мог сидеть в машине и читать с включёнными фарами и открытым окном, в то время как он свободно пробегал по пятьдесят метров в каждом направлении. Собакам — и людям — большего и не нужно. Многие люди и не хотят большего.

Хелена покачала головой.

— Всё равно, когда-нибудь они, возможно, захотят большего и проявят желание сбежать. Что тогда делать владельцу собаки?

— Понятия не имею. Моя собака никогда не хотела большего, — он свернул с главной дороги на лесную тропинку. — А что бы ты сделала на моём месте?

— Отпустила бы её на свободу, — сказала Хелена.

— Даже если бы ты знала, что она не выживет там в одиночку?

— Мы все когда-то умрём.

— Верно, — сказал он.

Он сбавил скорость. Дорога закончилась. Он выключил двигатель и фары, и вокруг них воцарилась кромешная тьма. Она слышала, как ветер шелестит в тростниках, а между деревьями они могли видеть море и огни островов и мыса вдалеке.

— Где мы находимся?

— Рядом с болотами, — сказал он. — Вон на том берегу мыс Хёвикодден, а те два острова называются Борейя и Остейя. С тех пор как здесь построили жилые дома, это популярное место для прогулок. Днём здесь много отдыхающих семейств. Но в данный момент мы с тобой полностью предоставлены сами себе, Хелена.

Он отстегнул ремень безопасности и повернулся к ней.

Хелена глубоко вздохнула, закрыла глаза и стала ждать.

— Это безумие, — сказала она.

— Безумие?

— Я замужняя женщина. Это… крайне неподходящее время.

— Почему?

— Потому что я в процессе развода со своим мужем.

— По-моему, это как раз подходящее время.

— Нет, — она покачала головой, не открывая глаз. — Нет, ты не понимаешь. Если Маркус узнает об этом до того, как мы обсудим условия…

— Тогда ты получишь от него на несколько миллионов меньше.

— Да. То, что я сейчас делаю, просто глупо.

— Так зачем же ты это делаешь, как ты думаешь?

— Я не знаю, — Хелена прижала ладони к вискам. — Как будто кто-то или что-то завладело моим разумом, — как раз в этот момент её осенила другая мысль. — С чего ты взял, что у него миллионы? — она открыла глаза и посмотрела на него. Да, в нём было что-то знакомое. Что-то было в его глазах. — Ты был на той вечеринке? Ты его знаешь?

Он не ответил. Просто слегка улыбнулся и включил музыку погромче. Поставленный голос пел с эффектом вибрато что-то о страшных монстрах. Хелена слышала эту песню раньше, но не могла вспомнить, где именно.

— Мартини, — сказала она с неожиданной уверенностью. — Ты был в «Даниэле». Это ведь ты прислал тот напиток, не так ли?

— И что заставляет тебя так думать?

— Стоять позади меня в очереди, подойти и сесть рядом — это не то, что обычно делают во время антракта в театре. Это было не случайно.

Прим провёл рукой по волосам и взглянул в зеркало.

— Признаюсь, — сказал он. — Я наблюдал за тобой некоторое время. Я хотел побыть с тобой наедине. И теперь я с тобой. Итак, что мы будем делать?

Она глубоко вздохнула и сама отстегнула ремень безопасности.

— Мы будем трахаться, — сказала она.

— Несправедливо, не так ли? — спросила Александра. Они покончили с едой и переместилась в бар ресторана. — Я всегда хотела ребёнка, но у меня его так и не было. В то время как ты, который никогда этого не хотел… — она щёлкнула пальцами над своим коктейлем «Белый русский»[46].

Харри сделал глоток воды.

— Жизнь редко бывает справедливой.

— И вот так случайно, — добавила она, — Бьёрн Хольм отправил анализ ДНК, чтобы проверить, он ли отец… Напомни, как зовут мальчика?

— Герт.

Александра видела по лицу Харри, что это было не то, о чём он хотел говорить. Тем не менее — возможно, потому что она выпила чуть-чуть лишнего, — она продолжила.

— Оказалось, что он не был отцом. И сразу после этого я провожу анализ ДНК, как позже выяснилось, твоей крови, по ошибке прогоняю его по всей базе данных тестов на отцовство, и выясняется, что ты отец Герта. Если бы не я…

—Ты не виновата.

— В чём я не виновата?

— Ни в чём. Забудь об этом.

— В том, что Бьёрн Хольм покончил с собой?

— Что он… — Харри остановился.

Александра увидела, как он скривился, словно ему было где-то больно. О чём он ей недоговаривал? Что же такого он не мог ей сказать?

— Харри?

— Да? — его взгляд, казалось, был прикован к ряду бутылок на полке за спиной бармена.

— Твою жену ведь убил тот насильник, верно? По имени Финне.

— Спроси его.

— Финне мёртв. Если бы это был не он, тогда…

— Тогда?

— Ты был бы подозреваемым.

Харри кивнул.

— Мы всегда подозреваем партнёра. И обычно оказываемся правы.

Александра сделала глоток из своего бокала.

— Это был ты, Харри? Ты убил свою жену?

— Двойную вот этого, — сказал Харри, и Александре потребовалось мгновение, чтобы понять, что он обращается не к ней.

— Вот этого? — спросил бармен, указывая на квадратную бутылку, висящую вверх донышком на кронштейне.

— Да, пожалуйста.

Харри молчал до тех пор, пока перед ним не оказался стакан с золотисто-коричневой жидкостью.

— Да, — сказал он, поднимая стакан. Подержал его мгновение, как будто страшась этого. — Я убил её.

Затем он одним глотком опустошил стакан и заказал ещё порцию, прежде чем этот стакан вернулся на стойку.

Хелена восстановила дыхание, но осталась сверху.

Она усадила его на пассажирское сиденье, откинула спинку сиденья, пока он включал верхний свет и надевал презерватив. Потом оседлала его, как одну из своих лошадей, хотя и не ощущала знакомое чувство полного контроля. Он кончил, не издав ни звука, но она почувствовала, как напряглись, а потом расслабились его мышцы.

Она тоже кончила. Не потому, что он был искусным любовником, а потому, что она была уже так возбуждена до того, как сняла свои брюки и трусики, что хватило бы чего угодно.

Теперь она чувствовала, как его член обмягает внутри неё.

— Так почему же ты преследовал меня? — спросила она, глядя на него сверху вниз, лежащего на откидном сиденье, такого же обнажённого, как и она сама.

— А ты как думаешь, почему? — спросил он, закидывая руки за голову.

— Ты влюбился в меня.

Он улыбнулся и покачал головой.

— Я не влюблён в тебя, Хелена.

— Нет?

— Я влюблён, но в другую.

Хелена почувствовала, что начинает раздражаться.

— Ты что, в игры играешь?

— Нет, я просто рассказываю тебе всё как есть.

— Тогда что ты делаешь здесь, со мной?

— Я даю тебе то, что ты хочешь. Или, скорее, то, чего хотят твои тело и разум. То есть меня.

— Тебя? — она фыркнула. — Почему ты так уверен, что это не мог быть какой-нибудь другой мужчина?

— Потому что я тот, кто посеял в тебе это желание. И теперь это ползает и крадётся в твоём теле и разуме.

— Желание именно тебя?

— Да, меня. Или, если точнее, то, что ползает у тебя внутри, желает проникнуть в мой кишечный тракт.

— Как мило. Ты имеешь в виду, что я хочу оттрахать тебя страпоном? Мой муж однажды хотел, чтобы я сделала это, когда мы начали встречаться.

Человек, называвший себя Прим, покачал головой.

— Я имею в виду тонкий и толстый кишечник. Бактериальная флора. Чтобы они могли размножаться. Что касается твоего мужа, то для меня это новость, что он хочет, чтобы проникли в его задний проход. Когда я был маленьким мальчиком, он был тем, кто проникает.

Хелена в замешательстве уставилась на него сверху вниз, но она знала, что не ослышалась.

— Что ты имеешь в виду?

— Разве ты не знала, что твой муж трахается с мальчиками?

— Мальчиками?

— Маленькими мальчиками.

Она сглотнула. Конечно, ей приходило в голову, что ему нравятся мужчины, но она никогда не спорила с ним по этому поводу. Будь Маркус бисексуалом или — что более вероятно — скрытым геем, это не было извращением. Отвратительно, что Маркус Рё — один из самых богатых и влиятельных людей в городе, человек, которого пресса обвиняла в жадности, уклонении от уплаты налогов, дурном вкусе и кое-чём похуже — не осмеливался признаться миру в одной человеческой черте, которая могла бы помочь ему дышать свободнее. Вместо этого он стал хрестоматийным примером гомосексуалиста-гомофоба, ненавидящего себя нарцисса и ходячего парадокса. Но маленькие мальчики? Дети? Нет. В то же время теперь, когда это предположение было озвучено ей, и она поразмыслила над ним, всё казалось слишком логичным. Она вздрогнула. Ещё одна мысль пришла ей в голову: это может оказаться полезным в её разводе.

— Откуда ты это знаешь? — спросила она, не двигаясь с места и оглядываясь в поисках своих трусиков.

— Он был моим отчимом. Он насиловал меня с тех пор, как мне исполнилось шесть лет. Я говорю «шесть», потому что самое раннее воспоминание о том, что он делал это, относится к тому дню, когда он подарил мне велосипед. Три раза в неделю. Три раза в неделю он трахал мою маленькую попку. Может, это началось годом раньше, годом позже.

Хелена глубоко дышала ртом. Воздух в машине был насыщен запахом секса и этим необычным мускусным ароматом. Она сглотнула.

— Твоя мать, она знала о…?

— Всё было как обычно. Я полагаю, она подозревала, но ничего не сделала, чтобы убедиться в этом. Она была безработной алкоголичкой, которая боялась потерять его. И всё же это случилось.

— Тот, кто боится, всегда в конечном итоге остаётся ни с чем.

— А ты не боишься?

— Я? С чего бы мне бояться?

— Ведь теперь ты понимаешь, почему мы здесь с тобой.

Ей показалось, или его член снова становился твёрдым внутри неё?

— Сюсанна Андерсен? — спросила она наконец. — Это сделал ты?

Он кивнул.

— А Бертина?

Он снова кивнул.

Может быть, он блефовал, а может быть, и нет. В любом случае Хелена знала, что ей следует бояться. Так почему же это было не так? Почему вместо этого она начала двигать бёдрами вверх-вниз? Сначала медленно, затем более интенсивно.

— Не надо… — сказал он, внезапно побледнев.

Но она снова оседлала его. Это было так, как будто её тело обладало собственной волей, и она приподнялась на его члене и снова опустилась с полной силой. Почувствовала, как у него свело живот, услышала приглушённый стон, подумала, что он вот-вот кончит снова. Затем она увидела, как из его рта хлынул каскад жёлто-зелёной рвоты. Она попала ему на грудь, пролилась на сиденье и спустилась к животу, направляясь к ней. Запах был таким едким, что Хелена почувствовала, как у неё самой скрутило желудок, и зажала нос большим и указательным пальцами, задержав дыхание.

— Нет, нет, нет, — простонал он, не двигаясь и ощупывая пол в поисках чего-то. Он нашёл свою рубашку и начал вытираться ею. — Это из-за этого дерьма, — сказал он, указывая на лежащую в центральной консоли автомобиля пачку, похожую на обычную упаковку из-под чипсов. Хелена разглядела на ней надпись «Хиллман Пэтс».

— Мне нужно есть это, чтобы регулировать популяцию паразитов, — сказал он, вытирая футболкой живот. — Но мне трудно найти баланс. Если я ем слишком много, мой желудок с этим не справляется. Надеюсь, ты понимаешь. Или, может, сочувствуешь.

Хелена и не понимала, и не сочувствовала, она просто сосредоточилась на том, чтобы не дышать, зажимая нос. И почувствовала, как с ней произошла странная перемена. Это было так, как если бы желание и вожделение постепенно утихали и заменялись другой эмоцией — страхом.

Сюсанна. Потом Бертина. И теперь настала её очередь.

Ей нужно было выбраться, убраться отсюда, немедленно!

Он посмотрел на неё так, словно почувствовал её страх. Она сделала над собой усилие, чтобы улыбнуться. Её левая рука была свободна, она могла открыть ею дверь, выскочить и убежать. До тех таунхаусов, мимо которых они проезжали, до места, где начиналась лесная тропа, было не больше трёхсот-четырёхсот метров. Хорошо. Четыреста метров были её лучшей беговой дистанцией, и босиком она пробежит быстрее, чем в обуви. Более того, она догадывалась, что он не решится последовать за ней, поскольку они оба были обнажённые, а этого было достаточно, чтобы дать ей необходимую фору. У него также не было бы времени развернуть машину и догнать её, а если бы он попытался сделать это, она могла бы просто срезать, побежав по лесу. Просто нужно было его немного отвлечь, чтобы её левая рука нащупала дверную ручку. Хелена уже собиралась оторваться от своего носа, чтобы прикрыть правой рукой его глаза, изображая нежность, когда ей в голову пришла другая мысль. Что перемена произошла, когда она не дышала и не чувствовала запаха. Что здесь есть какая-то связь.

— Я понимаю, — заискивающе прошептала она. — Такие вещи случаются. Теперь всё чисто. Давай снова выключим свет, — она старалась не вдыхать воздух и надеялась, что он не услышит дрожи в её голосе. — Где светильник?

— Спасибо, — сказал он, едва улыбнувшись, и указал на потолок машины.

Она нащупала выключатель и погасила свет. В темноте она левой рукой вцепилась в внутреннюю сторону пассажирской двери. Нащупала дверную ручку, с усилием открыла её и широко распахнула дверь. Её кожа ощутила холодный ночной воздух. Она оттолкнулась, чтобы убежать. Но он был быстрее. Его руки сомкнулись на её горле, усиливая хватку. Хелена ударила его обеими руками в грудь, но хватка на её горле стала ещё крепче. Она оперлась одним коленом на сиденье, а другим двинула вперёд в надежде ударить его в промежность. Она не ощутила, ударила ли куда-нибудь, но он отпустил её, и она вылезла, почувствовала гравий под босыми ногами, упала, но снова поднялась и побежала. Было трудно дышать, как будто он всё ещё держал её мёртвой хваткой, но она должна была не обращать на это внимания, должна была уйти. И теперь она вдохнула немного свежего воздуха. Она увидела огоньки внизу, у главной дороги. Они были меньше чем в четырёхстах метрах. Да, даже в трёхстах. Всё должно было быть хорошо. Хелена ускорилась, она действительно сорвалась с места. Он ни за что не смог бы догнать её…

И словно кто-то появился перед ней из темноты и так сильно ударил её по горлу, что она упала на землю. Она приземлилась на спину, ударившись головой о гравий.

Должно быть, она была без сознания несколько секунд, потому что, снова открыв глаза, она услышала шаги идущего к ней по гравию человека.

Хелена попыталась закричать, но хватка снова усилилась.

Она поднесла пальцы к горлу и поняла, что это было.

Ошейник.

Он пристегнул к её шее собачий ошейник, позволил ей убежать, вытянуть поводок из рулетки, спокойно ожидая, пока она не достигнет границы своих пятидесяти метров свободы.

Шагов уже не было слышно, когда её пальцы нащупали застёжку. Она сжала её и освободилась от ошейника. Ей не хватило времени подняться на ноги, её снова повалили на гравий.

Его обнажённое тело казалось мерцающе белым, когда он стоял над ней в темноте, поставив одну ногу ей на грудь. Хелена уставилась на то, что он держал в правой руке. В темноте тускло блестел металл. Это был нож. Большой нож. И всё же она не была напугана. По крайней мере, ей было не так страшно, как тогда, когда она задержала дыхание в машине. Дело было не в том, что она не боялась умереть, а в том, что её похоть была сильнее страха. Она просто не могла объяснить это по-другому.

Он присел на корточки, приставил лезвие к её горлу, наклонился вперёд и прошептал ей на ухо:

— Закричишь, сразу зарежу. Кивни, если поняла.

Она молча кивнула. Он откинулся назад, всё ещё сидя на корточках. И она по-прежнему чувствовала холодную сталь на своей шее.

— Мне жаль, Хелена, — в его голосе звучали слёзы. — Это несправедливо, что ты должна умереть. Ты не виновата, не ты моя цель. Тебе просто ужасно не повезло быть необходимым орудием.

Она закашлялась.

— Не… Необходимым для чего?

— Чтобы унизить и уничтожить Маркуса Рё.

— Потому что он…

— Да, потому что он трахал меня. А когда он этого не делал, мне приходилось сосать его уродливый грёбаный член на ужин и завтрак, а иногда и на обед. Ты можешь это понять, Хелена? Разница в том, что в моём случае не было никаких поощрений. Не считая велосипеда в тот единственный раз. И того, что он, конечно, оставался с моей матерью. Ужасно, не так ли? Я боялся, что он бросит нас. Не знаю, я или моя мать стали слишком стары для него, но он ушёл от нас к более молодой женщине с маленьким сыном. Всё это было задолго до тебя, так что я не думаю, что ты знаешь об этом.

Хелена покачала головой. Она могла видеть себя со стороны, лежащую обнажённой и замерзающую на гравийной дорожке с ножом у горла. Она чувствовала, как камни впиваются в её кожу. Она не видела выхода, возможно, именно сейчас пришёл конец её жизни. И всё же она хотела быть здесь, всё же она хотела его. Неужели она сошла с ума?

— Моя мать впала в депрессию, — сказал он дрожащим голосом, и она увидела, что теперь ему тоже стало очень холодно. — Только когда она снова пришла в себя, у неё нашлись силы сделать то, что она столько раз обещала мне, когда была пьяна. Она покончила с собой и пыталась отнять мою жизнь. Пожарная команда квалифицировала это как несчастный случай из-за курения в кровати. Ни я, ни её брат, дядя Фредрик, не видели причин сообщать им или страховой компании, что она не курила, что найденная ими пачка сигарет принадлежала Маркусу Рё.

Он замолчал. Что-то тёплое коснулось её груди. Слеза.

— Ты собираешься убить меня прямо сейчас? — спросила она.

Он прерывисто вздохнул.

— Как я уже сказал, мне жаль, но жизненный цикл паразитов должен быть завершён. Чтобы они могли размножаться, понимаешь. Мне понадобятся новые, свеженькие паразиты, когда нужно будет заразить новую особь. Ты понимаешь?

Хелена покачала головой. Она хотела погладить его по щеке, ей казалось, что она испытала экстаз, любовь была всеобъемлющей. Но это была не любовь, это была похоть, она просто была чертовски возбуждена.

— И, конечно, есть преимущество в том, что мёртвые ничего не рассказывают, — сказал он.

— Конечно, — сказала она. Она дышала всё тяжелее. Как будто она знала, что это её последние вздохи.

— Но скажи мне, Хелена, пока мы занимались сексом, ты хоть ненадолго почувствовала себя любимой?

— Я не знаю, — сказала она, устало улыбаясь. — Да, я так думаю.

— Хорошо, — сказал он, беря её руку своей свободной от ножа рукой. Сжимая её. — Я хотел дать тебе это как подарок перед тем, как ты умрёшь. Потому что это единственное, что имеет значение, не так ли? Чувствовать себя любимым?

— Может быть, — прошептала она, закрывая глаза.

— Помни об этом, Хелена. Скажи это себе: «Я любима».

Прим посмотрел на неё сверху вниз. Увидел, как шевелятся её губы, формируя слова. «Я любима». Затем он поднял нож, направил остриё к её сонной артерии, наклонился вперёд, навалившись на неё всем своим весом, и позволил лезвию погрузиться внутрь. Тёплая струйка крови на его ледяной коже заставила его содрогнуться от восторга и ужаса.

Он крепко держался за рукоятку ножа. Дрожание тела дало ему понять, что жизнь покидает её. Кровь брызнула в третий раз и начала течь. Через несколько секунд нож подсказал ему, что Хелена Рё мертва.

Он вытащил нож и сел на землю рядом с ней. Вытер слёзы. Он дрожал от холода, страха и угасающего напряжения. Легче не становилось, становилось только хуже. Это были невинные люди. А виновный был жив. С ним всё было бы совершенно иначе. Лишить жизни Маркуса Рё было бы радостью. Но сначала ублюдок будет так сильно страдать, что смерть придёт как избавление.

Прим почувствовал что-то на своей коже. Небольшой дождь. Он поднял глаза. Чёрное небо. Сегодня вечером по прогнозу погоды ожидался сильный дождь. Он смоет большую часть следов, но ему всё ещё предстояло поработать. Он посмотрел на свои часы, которые были единственной вещью, которую он не снял. Половина десятого. Если он хорошо поработает, то сможет вернуться в центр города к половине одиннадцатого.