Марьяна. Проданная в рабство

Румынская (не)справедливость

Более четырехсот девочек побывали под моей опекой, и почти все они давали свидетельские показания в суде как в Румынии, так и за границей. Самое долгое судебное разбирательство велось против клана Яна Клампару по прозвищу «Папа» или «Свиная голова». Сегодня признанный испанской Гражданской гвардией[26] «одним из самых крупных торговцев "живым товаром" в мире», Клампару сотнями продавал румынок в Европу, в частности в Испанию и Италию. Вдохновленный методами его кумира Аль Капоне, он установил свой режим террора.

В течение трех лет я вместе с тремя девочками осуществляла многочисленные поездки между Питешти и Сибиу, где проходил процесс. Двум из них, Стеле и Миреле, которым было по семнадцать и девятнадцать лет соответственно, невероятно повезло в их несчастье. Оказавшись запертыми вместе в одной квартире, они сумели сбежать и добраться до ближайшего полицейского участка. Полицейские приняли их показания и отпустили. Девочки спрятались в деревне у бабушки Стелы. На следующий день помощники Клампару разыскали их у старушки: по всей видимости в полиции произошла утечка информации. Стелу и Мирелу отвезли в Венгрию, где снова заперли в доме сестры Клампару, тоже сутенерши. Зная, что их ожидает, хитрые пленницы заверили хозяйку в своих благих намерениях:

— Послушайте, зачем нам сидеть здесь сложа руки, когда мы можем зарабатывать деньги на улице?

Час спустя сутенерша, радуясь нежданной удаче, отправила их на панель. Стела с Мирелой тут же сбежали. Не имея ни гроша в кармане, они автостопом добрались до венгерской границы, пройдя пешком под проливным дождем последние семь километров. Там их встретили пограничные полицейские, которые позвонили мне с просьбой приехать за ними.

Оана, еще одна девочка, тоже отделалась легким испугом, учитывая обстоятельства. Она также жила в окрестностях Сибиу. Ее родители приняли в семью мальчика-сироту после смерти его родственников. Став взрослым, он убедил мать Оаны отправить дочь на заработки в Испанию. Мать знала, что девочек там могут вынудить заниматься проституцией, но она слепо поверила своему воспитаннику:

— Я слышала столько ужасных историй… Ты ведь позаботишься о моей дочке, не правда ли?

— Не беспокойся, я с нее глаз не спущу.

В аэропорту этот мнимый родственник передал двадцатичетырехлетнюю девушку другому мужчине. Это был вербовщик, работавший на одного из помощников Клампару. Оана ничего не заподозрила.

— Оана, это мой друг. Ты поедешь с ним. Встретимся в Испании.

Продолжение этой истории я вам уже рассказывала раньше: приезд в Мадрид, в квартиру с двумя сутенершами, конфискация паспорта и посещение знаменитой парковки Каза дель Кампо — нового места работы девушки. Оана, находясь в шоке от побоев, которых не пожалели для нее надсмотрщицы, сначала совсем отчаялась: ее предупредили, что с завтрашнего дня она начинает работу. Вечером, вернувшись в квартиру, девушка взяла себя в руки. Чтобы усыпить бдительность сутенерш, она сделала вид, что заинтересовалась их прибыльной деятельностью, расспрашивая, сколько они зарабатывают за ночь, и даже попросила совета, как избежать тех или иных ловушек. Ночью, когда те уснули, Оана бесшумно встала и оделась в темноте. Она осторожно открыла ящик ночного столика, куда, как она видела, положили ее паспорт. Там же лежала пачка денег — 800 евро. Некоторое время она колебалась, не решаясь взять заработок какой-то девочки, но в итоге взяла, так как у нее не было выбора: для возвращения в Румынию ей нужны были деньги. Она нашла ключи от квартиры, тихо открыла замок и выбежала на улицу. Ранним утром она с трудом отыскала посольство Румынии, где рассказала свою историю. Служащий выслушал и бесцеремонно осадил ее:

— Ну и в чем проблема? Вы же в итоге не пострадали? Это не наше дело.

Выскочив из посольства, она прыгнула в такси и поехала в аэропорт, где купила билет до Румынии. Тем же вечером Оана вернулась в Бухарест с деньгами в кармане, не проработав при этом ни часа! Она прямиком отправилась в полицию, где приняли ее показания и связались со мной. Два дня спустя мужчины с бандитскими физиономиями заявились с угрозами к матери Оаны: если она не скажет, где прячется дочь, они ее убьют. Несомненно, пропажа 800 евро встала им поперек горла… Учитывая факты, следователь, ведущий дело, очень серьезно отнесся к этим угрозам и включил Оану и ее семью в программу защиты свидетелей.

Клампару, главарь банды, так и не был пойман. Зато оба его ближайших сообщника, а также большинство вербовщиков, включая тех, кто занимался Стелой, Мирелой и Оаной, были привлечены в качестве обвиняемых в течение нескольких следующих месяцев. Судебный процесс стартовал в 2005 году в Сибиу, городе, расположенном в двухстах километрах севернее Питешти. Всего должны были выступить свидетелями шесть девочек: три из моего приюта и три из Сибиу. В первый раз, когда я входила в зал суда, адвокат обвиняемых был настроен очень агрессивно:

— Кто эта дама и что она здесь делает?

Взглядом судья предложила мне ответить.

— Яна Матей, президент неправительственной организации «Reaching out», созданной для защиты жертв сексуального трафика. Я сопровождаю свидетеля, как позволяет мне это закон.

Ничуть не растерявшись, адвокат ответил:

— У вас есть соответствующий документ?

— Да… Одну секунду…

Обернувшись, я попросила у сидевшей сзади меня женщины лист бумаги. От руки я торопливо написала: «"Reaching out" предоставляет все полномочия Яне Матей для сопровождения Стелы в суде, и т. д.». Внизу я поставила печать нашей ассоциации, которую всегда ношу в своей сумке, и все было готово.

— Пожалуйста! — с насмешливой улыбкой продемонстрировала я всем свой листок.

Судья молча взяла лист бумаги, и судебное заседание продолжилось. Было глупо таким способом пытаться вставить мне палки в колеса. Никогда раньше от меня не требовали никаких специальных разрешений. Понятно, что адвокат торговца стремился изолировать свидетеля: чем беззащитнее будет девочка, тем сложнее ей будет устоять под его натиском. В суде очень просто оказать давление на бывшую проститутку. В сложных случаях я даже прошу полицию сопровождать нас в зал суда, где не предусмотрено никакого безопасного коридора для несовершеннолетних. Все дела рассматриваются в одном месте, и коридоры, как правило, забиты народом. Перед залом суда жертвы часто оказываются рядом с торговцами и их ближайшим окружением. Подобная близость пугает девочек: никогда не знаешь, что могут предпринять секс-торговцы, чтобы попытаться запугать свидетелей…

Вот почему мое присутствие рядом с девочками так важно. Страх, стыд, который они испытывают, рассказывая о своих мучениях на публике, боязнь дать неправильный ответ, ужас при виде тех, кто их истязал… В большинстве случаев они оказываются буквально парализованы, когда предстают перед судом. Я сижу сзади них в течение всего процесса и не свожу с них глаз. Они должны знать, что не одиноки, что я поддержу их, что бы ни случилось. Оказаться напротив своих палачей — настоящее испытание для них. Для этих девочек, столкнувшихся с лживыми речами торговцев, недоверием и продажностью полицейских и равнодушием судей, я являюсь единственным человеком, которому они доверяют.

Стела как раз была очень взвинчена в тот день. Она знала, что допрос не сулит ей ничего приятного. Вместе с адвокатом, сотрудничающим с «Reaching out», я всегда тщательно готовлю девочек к тому, что их ждет в суде: вопросы-ловушки, уточнение разных подробностей, резкость адвокатов обвиняемых. Некоторые судьи призывают к порядку тех, кто заходит слишком далеко, но адвокаты, как правило, очень нахальны, без стыда и совести, и не боятся спорить с судьей, чтобы отстоять свое мнение.

— Адвокат торговца может тебя спросить, занималась ли ты проституцией до отправки в Венгрию. Он попытается заставить тебя признать, что ты делала это из-за денег, что никто тебя к этому не принуждал. Он даже будет утверждать, что кто-то видел тебя на улице, когда ты зазывала клиентов. Не давай сбить себя с толку. Возможно, будет несколько адвокатов для защиты обвиняемых. Они будут повторять одно и то же и пытаться давить на тебя. Они также будут стараться вывести тебя из равновесия, задавая коварные вопросы. Это их работа. Их наняли для того, чтобы они представили торговца в выгодном свете. Они будут утверждать, что ты искала работу, что ты была готова делать что угодно, лишь бы заработать денег, что торговец оказал тебе услугу, желая помочь. Не комментируй! Что бы они ни говорили, не смотри им в глаза, на торговцев тоже старайся не смотреть. Прежде чем ответить на очередной вопрос, всегда смотри на судью: он даст тебе знать, когда ты должна ответить.

Перед самым заседанием я дала Стеле пилюлю, которую рекламирую как «самое действенное лекарство от стресса». На самом деле речь идет о простых витаминах, но эффект плацебо творит чудеса! Перед судьей Стела вела себя безупречно. Несколько раз я видела, как она пошатнулась, но сумела остаться очень спокойной и ответила на все вопросы. В конце допроса, когда судья спросила, хочет ли она что-нибудь добавить, Стела отрицательно покачала головой и ответила бесцветным голосом:

— Нет, я закончила. Если можно, я уйду.

Бледная как смерть, она торопливо вышла из зала суда. Я последовала за ней, ощущая легкую тревогу. Оказавшись за дверью, Стела опрометью бросилась к туалету, где едва успела склониться над раковиной, как ее вырвало. Сказалось нервное напряжение…

С Оаной все сложилось иначе. Поскольку она входила в программу защиты свидетелей, необходимо было сохранить ее анонимность. Согласно процедуре, вся личная информация о свидетеле хранится в запечатанном конверте в кабинете прокурора. Свидетель дает показания под другим именем и не в зале суда, а в отдельной комнате; его слова записываются на пленку и синхронно транслируются в зал суда с помощью камеры. Оана, сидящая против света, с волосами, убранными под кепку, с голосом, измененным преобразователем, была неузнаваема. Обвиняемый вербовщик, который привез ее в Испанию, никогда бы не смог ее опознать. Я находилась в комнате вместе с ней, согласно закону; был также полицейский. Когда адвокат торговца взял слово, чтобы начать задавать вопросы, клиент тут же перебил его, что вызвало раздражение судьи:

— Одну минуту! Почему вы не даете своему адвокату говорить за вас?

Последний принялся его защищать:

— Являясь непосредственным участником событий, мой клиент сможет задать более точные вопросы, ваша честь.

— Хорошо, продолжайте.

Все пошло плохо с самого начала: почему судья разрешила подобное? Торговец продолжил. Услышав его голос, Оана принялась сильно дрожать. С первых же вопросов я почувствовала какой-то подвох.

— Вы утверждаете, что я отвез вас в Испанию.

— Да.

— Сколько еще девочек было с вами?

Запаниковав, Оана посмотрела на меня, словно спрашивая, что ей говорить. У этого вопроса была только одна цель: идентифицировать свидетеля. Оана была одна во время этой поездки. Если она скажет правду, вербовщик сразу ее узнает. Судья молчала, ожидая ответа Оаны. Это было возмутительно! Я прошептала:

— Не лги, но и не отвечай на вопрос.

Оана произнесла нерешительным голосом:

— Мне очень жаль, но я не могу вспомнить.

В ту же секунду обвиняемый подпрыгнул на месте.

— Лгунья! Я знаю, кто ты! Ты — Оана!

От шока Оана чуть было не лишилась чувств. С торжествующим видом торговец продолжил дальше:

— Ты гнусная лгунья! 28 января ты заявила агенту по пробации[27], что не помнишь, кто сопровождал тебя в Испанию. А сегодня ты утверждаешь, что это был я. К тебе внезапно вернулась память? Думаешь, тебе кто-нибудь поверит?

Шокированная Оана не смогла больше произнести ни звука, и ее выступление было отложено. Меня трясло от злости: откуда торговец узнал, что Оана встречалась с агентом по пробации 28 января? Более того: как он узнал, что именно она говорила во время этой беседы, считающейся конфиденциальной? Мне нужно было срочно переговорить с агентом по пробации. Это была женщина, которую я оставила вместе со Стелой и Мирелой в комнате свидетелей, где они ожидали своей очереди, чтобы отправиться в зал судебных заседаний. Войдя в комнату, я тут же набросилась на нее:

— Вы можете мне объяснить, что все это значит? Откуда обвиняемый знает про 28 января?

— Ну, я указала это в рапорте, который передала ему по требованию судьи.

— Что?! А по какому праву?

— Я являюсь также агентом по пробации обвиняемого.

— Что?!

Такого я еще не видела! Следует уточнить, что с момента вступления Румынии в Европейское сообщество, наша юридическая система дополнилась положениями, привнесенными, в частности, из законодательства Соединенных Штатов и щедро сдобренными местным соусом. За океаном агент по пробации назначается только преступникам, чтобы не допустить рецидива, когда их освобождают условно. Здесь почему-то решили, что жертвы перед процессом тоже должны консультироваться у агента по пробации, поскольку его услуги бесплатны. Правительство по-прежнему сдержанно относится к помощи негосударственных организаций, даже если она ничего не стоит. Однако мне еще не приходилось слышать об агенте, консультирующем одновременно жертву и обвиняемого! Как вообще возможен такой абсурд?

— Хорошо, вы консультируете обоих. Но зачем нужно было сообщать пособнику Клампару сведения, предоставленные Оаной?

— …

Что она могла на это ответить? Больше не обращая на нее внимания, я окликнула полицейского, стоявшего на посту в коридоре.

— У нас возникла проблема. Мне нужно поговорить с прокурором.

Так мы все оказались в кабинете судьи — одни женщины, включая прокурора и агента по пробации! Я спросила:

— Кто принимает решение о том, чтобы жертва обязательно посетила кабинет пробации?

— Я, — ответила судья. — Таков закон.

— Но почему один и тот же агент у торговца и жертвы?

— Хм-м… В принципе, закон это не запрещает…

— Хорошо, но почему агент передала торговцу информацию, предоставленную Оаной?

— Судья попросила меня составить психологический портрет жертвы и обвиняемого, — попыталась оправдаться агент по пробации. — Я должна их консультировать одинаковым образом.

— Но как вы можете составить два психологических портрета, отталкиваясь от двух противоречивых версий?

Прокурор, которая читала эти отчеты, тихо сказала:

— Вы еще не видели психологического портрета обвиняемого. Судя по ее выводам, это мужчина, положительный со всех сторон, настоящий подарок для женщин земли!

Нам причинили вред, но ирония прокурора согрела мне сердце: эта дама на нашей стороне, я чувствовала. Что касается судьи, она спряталась за очередным: «Таков закон». Ей было абсолютно наплевать на последствия своего поступка. Даже сегодня меня не покидает уверенность, что она получала деньги от торговцев. Гораздо позже я прочла в одной газете, что Клампару потратил около полутора миллионов долларов, чтобы подкупить в Европе лиц, в большей или меньшей степени связанных с судебным разбирательством по его делу. Одной румынской судьей больше, одной меньше… Последняя подтвердила мои подозрения, решив три года спустя отпустить обвиняемых на свободу до рассмотрения их дела судом. Даже наш президент Траян Бэсеску не смог сдержать своего возмущения. Во время одной из пресс-конференций он обратился к Верховному суду:

— Мне непонятно, почему наша судебная система спокойно отпускает опасных субъектов, для ареста которых потребовалось сотрудничество полицейских служб трех стран!

Разумеется, упомянутые «опасные субъекты» быстро растворились в пространстве. Девочки были в шоке: угнетающие слушания, бесконечные поездки — все было зря! Стела, которую мне с трудом удалось уговорить давать показания, не раз упрекала меня в этом:

— Я ведь тебя предупреждала. Торговцы, полицейские, судьи… они все заодно! У торговцев полно денег, закон всегда будет на их стороне, что бы ни говорили.

Напрасно я пыталась ей объяснить, что не все полицейские коррумпированы и что есть судьи, которые пытаются честно делать свою работу, — она не изменила своего мнения. И я ее понимаю. Как заново выстраивать свою жизнь, зная, что Клампару или один из его сообщников однажды может найти тебя? Всю жизнь им придется провести под Дамокловым мечом, нависшим над их головой. Я даже не знаю, было ли закрыто это дело. Одно было ясно: Оана, Стела и Мирела больше никогда не вернутся в зал суда. В Румынии девочке приходится представать перед судом несколько раз. Иногда это происходит из-за болезни одного из адвокатов обвиняемого. Судья переносит заседание, не считаясь с тем, что свидетели приехали издалека и с соответствующим багажом волнений, усталости и страха. Когда себя плохо чувствует адвокат жертвы, судья просто вызывает другого, назначенного судом, который вступает в процесс, порой толком не ознакомившись следом. Однажды даже был случай, когда суд назначил одного адвоката для торговца и для жертвы! И этот идиот никому об этом не сказал. В день заседания он появился в суде как ни в чем не бывало… Кроме того, торговцы постоянно подают апелляции и, если потребуется, доходят до Верховного суда. В результате слушание затягивается надолго: на три, четыре и даже пять лет. Когда все-таки в конце туннеля забрезжит свет, свидетели к тому времени уже давно покидают приют, работают или учатся в университете, выходят замуж и обзаводятся детьми, и всеми ими движет лишь одно желание — забыть о прошлом. Они давно махнули на все рукой. Когда Стела уходила от нас, она бросила полушутя-полусерьезно:

— Наверное, мне следует стать сутенершей. По крайней мере, тогда меня точно никто не тронет.

По последним сведениям она работает стриптизершей в одном из клубов в Румынии… Но проблема не в этом. В действительности румынская судебная система ущербна: она вся поражена коррупцией. Европа же предпочитает «страусиную политику», субсидируя фальшивые правительственные программы и довольствуясь заведомо сфальсифицированными отчетами. В том случае, когда проблема не связана с коррупцией, недостатком является отсутствие связи между различными активными участниками борьбы с секс-трафиком. Например, недоверие полиции к негосударственным организациям порой доходит до абсурда. Когда полицейские регистрируют показания юной проститутки, они забрасывают ее унизительными, часто немотивированными вопросами. Я знаю, что их работой является проверка, правду ли говорит девушка, но они делают это так грубо! Когда она начинает путаться в деталях, отказываться от ранее сказанного, забывать даты, имена, места, они тут же обвиняют ее во лжи. Эти люди не хотят понять, что в подобной ситуации все силы девушки всегда направлены на то, чтобы выжить, а не запомнить номерные знаки машины. Они также редко учитывают последствия полученной травмы. Когда жертву берет под опеку служба защиты детей или такая неправительственная организация, как моя, полицейские названивают каждый день, чтобы узнать, не вспомнила ли девушка что-нибудь еще, подозревая нас в сокрытии от следствия важной информации. Мне также непонятно это навязчивое стремление узнать самые неприятные подробности.

— С каким количеством мужчин вы спали? Что вы делали с клиентами? Оральный секс? Вагинальный? Анальный? Сколько они вам платили за один акт? А за полную ночь?

Меня, к примеру, меньше всего интересуют тарифы фелляции, содомии или массажа в джакузи. Я могла бы еще это понять, если бы судьи назначали жертвам финансовую компенсацию, эквивалентную их заработкам во время сексуальной эксплуатации. Подобный деградирующий вуайеризм лишь еще больше унижает жертву: получается, что речь идет об обычной проститутке, не заслуживающей никакого уважения.

Я вспоминаю одного офицера полиции, который подошел ко мне как-то вечером, когда я сидела в засаде в своей машине около одного ночного клуба, бывшего борделем. Одна беглянка дала мне номер мобильного телефона своей подружки, которая тоже здесь работала: проституток часто снабжают телефоном для связи с клиентами. Я связалась с девушкой, предложив вытащить ее оттуда. Она должна была найти предлог, чтобы выйти на улицу, например, покурить и быстро забраться в мою машину. Я как раз ожидала ее, припарковавшись около тротуара, выключив все огни, с работающим мотором, когда полицейский, совершавший обход, постучал в мое окно.

— Что вы здесь делаете, мадам?

— Я работаю с жертвами сексуального трафика. Сейчас я жду одну девочку, чтобы увезти ее с собой. Прошу вас, отойдите, вы можете все испортить.

— Да ладно! Неужели вы думаете, что нужны этой девчонке? Если она сейчас там, то только потому, что сама этого захотела! А ее сутенер — ловкач, который придумал хороший способ заработать себе на жизнь!

— Назовите ваше имя, пожалуйста.

— Ладно-ладно, не будьте смешной. Оставляю вас в покое, но уверяю, что вы зря тратите свое время.

Очень сложно бороться с этими изжившими себя предрассудками. Что касается более высоких чинов, все еще исполненных коммунистической надменности и стремящихся выслужиться перед начальством, пуская им пыль в глаза или составляя рапорты об успешной борьбе с секс-трафиком, то настоящее положение дел их нисколько не интересует. В 2000 году при содействии европейских консультантов и экспертов ФБР мы организовали обучающий семинар для полицейских и социальных работников. Его целью было примирить оба лагеря и таким образом облегчить их сотрудничество, предложив высказать друг другу взаимные претензии. Исполняя роль массовика-затейника, я попросила представителей негосударственных организаций изложить на бумаге их пять основных требований к представителям порядка; полицейским я предложила сделать то же самое. Последние очень организованно выполнили задание через четверть часа. Социальные же работники долго не могли прийти к согласию! В итоге я вслух зачитала предложения, выдвинутые теми и другими. Полицейские требовали, чтобы негосударственные организации активно сотрудничали с офицерами, связывались со следователями сразу же, как только девочка вспомнит новую подробность… В лагере противников просьбы были совершенно нереальными: одни хотели, чтобы их постоянно держали в курсе о ходе расследования, что противоречит закону, другие требовали, чтобы полиция передавала каждую жалобу в суд, тогда как решать это должен прокурор… Было очень интересно сопоставить их точки зрения. Когда они объяснили друг другу свои методы и основные цели работы, большинство недоразумений было исчерпано.

В течение последних десяти лет мы несколько раз проводили подобные семинары, приглашая на них также прокуроров. У них тоже есть особый дар задавать жертвам неуместные вопросы. В Питешти, к примеру, был один прокурор, который всегда устраивал один и тот же цирк во время дачи показаний девочками:

— Нуте-с, посмотрим… какого цвета ваш бюстгальтер? Красного? Черного? Он из хлопка? Надо же, какой красивый! А скажите-ка мне, дорогуша, в каком возрасте вы начали заниматься проституцией? Вам ведь это нравится?

Если мы хотим покончить с сомнительными предрассудками, необходимо работать со всеми участниками процесса. Это важно еще и потому, что в Румынии право на адвоката имеют лишь несовершеннолетние жертвы. Считается, что остальным это не нужно, в то время как торговцы оплачивают себе целую толпу адвокатов, где один злее другого.

Во время таких семинаров атмосфера бывает очень напряженной. Помню один семинар для представителей негосударственных организаций и пограничной полиции, который очень плохо начался. Закрытые для любой дискуссии, полицейские закусили удила:

— Как вы не понимаете, что эти девицы — путаны? Что вы тут выдумываете? Разумеется, они знают, что будут заниматься проституцией, когда отправляются за границу! Они сами выбирают эту профессию!

Их безапелляционность меня возмутила. Во время перерыва на обед я поднялась в свой номер в отеле и набрала на компьютере: «Раз существует столько анекдотов о полицейских, значит, все полицейские в мире тупые. Зачем тратить свое время, пытаясь им что-то объяснить, если они все равно не в состоянии ничего понять?» Я распечатала мое маленькое сообщение, сделала копии в тридцати экземплярах, которые затем разложила по конвертам. Во второй половине дня я раздала конверты всем присутствующим полицейским, предупредив их:

— Я хочу, чтобы вы прочитали то, что лежит в конверте, не комментируя. Затем напишите на обратной стороне все, что вы думаете обо мне, авторе этого текста.

Когда они распечатали свои конверты, я увидела всеобщее возмущение! Все как один гневно написали несколько слов, затем вернули мне свою мстительную прозу. Я принялась читать вслух:

— Отлично, значит, я глупая женщина и… о! чертова баба! Хорошо… И к тому же невежда, которая не имеет ни малейшего представления о том, в чем состоит работа полиции. Хорошо! Теперь посмотрите на меня. Как всем вам известно, я — психолог. О психологах тоже ходит много анекдотов. Я пытаюсь вам объяснить, что мы все относимся к более или менее дискриминируемой группе. Теперь я предлагаю вам поставить себя на место девочек, которых вы допрашиваете в полицейском участке. Что они думают о вас, когда вы их оскорбляете?

— О'кей, мы поняли: 1 % девушек не является проститутками. Но остальные 99 % сами решили продавать свое тело.

— Пусть так, но мы с вами собрались здесь сегодня, чтобы научиться работать с тем 1 % девочек, которые как раз не хотели становиться проститутками.

В итоге они поняли, что я имела в виду, и мы смогли начать работу. Не так давно я попыталась организовать учебные семинары для судей… Напрасный труд — никто из них не согласился принять участие. Это очень прискорбно: судей, которые хорошо выполняют свою работу, очень мало. Эти люди возомнили себя полубогами, в то время как абсолютно ничего не смыслят в сфере секс-трафика. В Румынии судьи не имеют узкой специализации. У нас нет даже детских судей. Дела, где несовершеннолетние были проданы сутенерам, проходят через них десятками каждую неделю. Они рассматривают их как случаи классической проституции и отправляют дальше, даже не удосуживаясь изучить материалы следствия. На основании закона, позволяющего не заключать под стражу обвиняемое лицо до суда, они тут же отпускают торговца, который спешит оказать давление на свидетелей. Свидетель исчез? Судья видит в этом доказательство того, что обвинение было необоснованным:

— Мы же вам говорили, что эта девица несерьезна.

Следует столько всего изменить в судебной системе… Почему судьи не объединяют различные законодательные разделы, чтобы увеличить наказание торговцам? Сутенерство или насилие — всегда либо одно, либо другое, никогда одновременно! В случае суда над торговцем, эксплуатирующим девочек в течение многих лет, необходимо учитывать нанесенные раны, удары, попытки самоубийства как отягчающие обстоятельства и умножать количество лет тюремного наказания на количество проданных девочек! Ныне существует несметное число европейских положений, дополнивших румынское законодательство. Но судьи даже не утруждаются с ними ознакомиться!

С одной неправительственной организацией мы договорились, что я запишу на видеокамеру рассказы девочек о том, как они давали свидетельские показания в суде, с тем чтобы показать кассету судьям. Эта организация заверила меня, что соберет некоторых из них за круглым столом. Что ж, поживем — увидим.