Марьяна. Проданная в рабство

Рутина

Еще один сумасшедший день…

Сегодня снова поджимает время, как и каждое утро с тех пор, как я воспитываю Андреу и Каталину — моих трехлетних девочек-близнецов. Я удочерила их сразу после рождения. Я обожаю дочурок, но мне не всегда удается хорошо исполнять свои материнские обязанности, учитывая мой ритм жизни. Однажды, когда я поехала за ними в садик, мое внимание привлек мужчина, сидевший в припаркованной на аллее машине. Он наблюдал, как я выхожу из машины и явно не собирался покидать свой автомобиль. Замечать подобные детали стало моим рефлексом: я прекрасно понимаю, что моя работа с жертвами секс-трафика многим не дает покоя, и не теряю бдительности круглые сутки. Этого мужчину я раньше не видела, из чего сделала вывод, что он приехал не за своим ребенком, как другие родители. Когда я вышла из садика, он был все еще там. Я посадила девочек в машину и поехала, глядя в зеркало заднего вида, в котором увидела, как мужчина тоже тронулся с места и поехал в том же направлении, что и я. Он ехал за мной четыре или пять километров. Мне приходилось и раньше бывать объектом слежки, но ни разу вместе с дочками. В этот раз на улице уже стемнело, и я чувствовала себя уязвимой. Чтобы избежать любого риска, я проехала мимо дома и направилась к ближайшей автозаправке, где остановилась возле колонки. Автомобиль незнакомца проехал мимо. В целях безопасности я выждала еще минут пять, затем уехала. Возле ограды моего сада я припарковала машину и погасила огни, не выключая мотора. Через десять минут, не заметив на улице ничего подозрительного, я вернулась домой, так и не поняв, следил ли за мной этот мужчина, но было ясно одно: я буду относиться серьезно к любой угрозе теперь, когда от меня зависят две крошечные жизни.

Этим утром, бегая между Андреей, дувшейся на меня за то, что я ее наказала, и Каталиной, отказывающейся слезать с горшка, я здорово опаздывала. Когда мы вышли из дому, на часах уже было больше девяти. По дороге я получила звонок из службы защиты детей.

— Яна, у нас плохая новость…

— Ох…

— Руксандра сбежала.

— Черт, только этого не хватало!

Руксандра должна была переехать в приют завтра. Девочка, за которую я отвечаю и которая сбегает, даже не доехав до приюта, — такое в моей практике впервые! Руксандре четырнадцать лет, ее передали мне из государственного приюта десять дней назад именно потому, что она постоянно исчезала по поводу и без повода. Бедную девочку всю ее жизнь перетаскивали из одного дома в другой. Мать бросила ее, когда малышке не исполнилось и трех лет. Отец, чувствуя, что не сможет один вырастить ребенка, доверил ее своей матери. Спустя полтора года бабушка, будучи слишком старой, чтобы заниматься девочкой, отправила Руксандру к своей дочери. В течение многих лет тетка принижала свою племянницу, не упуская возможности лишний раз напомнить ей, что она дочь гулящей женщины. В тринадцать лет Руксандра сбежала и спряталась у парня одной из своих подружек. Этот милый мальчик называл ее «моя принцесса» и осыпал мелкими подарками. Однажды он дал понять своей принцессе:

— Тебе придется на меня поработать. Иначе как я смогу продолжать тебя баловать?

Всего несколько оплеух, и судьба Руксандры решилась. Между тем тетка связалась со службой охраны детей. Не для того, чтобы забрать девочку, но чтобы избавиться от надоевшего балласта.

— Я с ней не справляюсь. Эта девчонка неуправляема. Теперь вы займитесь ею…

Социальным службам удалось выйти на след Руксандры, и они поместили ее в государственный приют. Она сбежала при первой же возможности, бросившись к своему Роману, мелкому торговцу, которому продолжала беспрекословно подчиняться. Полиция снова ее отыскала, Роману предъявили обвинение, и Руксандра вернулась в приют. Разумеется, она снова удрала… Вот почему служба защиты детей направила ее ко мне на консультацию. Когда я пыталась ей объяснить, в чем состоит моя программа, Руксандра, в обтягивающих фирменных джинсах и гордо выставленной напоказ новенькой черной куртке, принялась распинаться, насколько она любит моду и как важен для нее ее внешний вид. То, что я не даю девочкам карманных денег, представляло для нее большую проблему. Запрет на выход в город ее тоже не радовал. Тем не менее мне удалось ее урезонить. На следующий день я подтвердила, что принимаю ее в приют, как было условлено со службой защиты детей, которая была рада избавиться от такой занозы. Руксандра разразилась слезами.

— Почему ты плачешь?

— Я не хочу сюда ехать…

— Почему?

— Это слишком далеко от колледжа.

— Не волнуйся, ты сменишь колледж.

— Вот именно! Как я буду видеться со своим парнем? Я смогу, по крайней мере, ездить к нему в город?

— Боюсь, что нет.

— Тогда я не хочу здесь жить!

— Руксандра, ты не хочешь ехать к бабушке, ты отказываешься от всех приютов, которые тебе предлагали, а также не хочешь жить здесь. И что же мы будем делать?

— Ты хочешь поехать в другой приют?

— Нет.

— Тогда вопрос решен.

Вчера я провела в суде полтора часа, чтобы получить ордер на ее перевод. Официально Руксандра отныне находится под моей опекой, даже если она еще не прибыла на место. Необходимо предупредить Марьяну, которая сегодня дежурит.

— Андреа, Каталина, маме нужно еще позвонить. Ведите себя хорошо, ладно?

— …

Мне повезло, мои дочки редко капризничают. К тому же они привыкли видеть маму с мобильным телефоном возле уха…

— Марьяна? Это я. Руксандра сбежала. Можешь узнать, что следует делать в таких случаях? Я думаю, нужно сообщить судье.

— Хорошо. Ты когда будешь?

— Отвезу девочек в садик и сразу приеду.

Когда я присоединилась к Марьяне, было уже десять часов. В гостиной стоял жуткий холод.

— Только не говори мне, что нам не включили газ!

— Нет…

— Да что ж это такое! Вчера они мне пообещали, что решат проблему в течение двадцати четырех часов!

Это происходит уже третий раз за год: в воскресенье GDF[35] без предупреждения отключил газ. По телефону нам сказали, что у нас не оплачен счет за предыдущий месяц. Вчера утром, прямо к открытию, я отправила Марьяну в газовую компанию с квитанцией об оплате. А ведь сначала я решила, что она забыла оплатить счет! На самом деле я не знаю, что бы я без нее делала. Марьяна больше, чем моя правая рука, — она стала мне подругой. Часто присматривает за Андреей и Каталиной, когда мне приходится уезжать за границу на какую-нибудь конференцию или сопровождать девочек на судебное заседание. Иногда она даже заезжает за близняшками в ясли: это единственная воспитательница, которая водит машину… Служащая GDF признала, что произошла ошибка, и пообещала возобновить подачу газа во второй половине дня. Вчера вечером мы все еще ждали… Я позвонила в GDF вне себя от возмущения:

— Скажите, в чем проблема? Утром мы предъявили вам доказательство платежа. Вы обещали включить газ!

— Нам очень жаль, мадам, но в компьютере этого не видно.

— Да плевать мне на ваш компьютер! Вы уже в третий раз такое творите! Я оплачиваю все счета вовремя, это вы плохо выполняете свою работу! Между прочим, на улице зима, всего два градуса тепла, а вы смеете отключать газ в приюте для подростков!

— Мне очень жаль… Мы уладим эту проблему.

— Когда?

— До наступления вечера…

— Очень на это надеюсь.

Разумеется, они снова меня обманули. Вечером девочки, сидя в пальто, ели холодную еду. Придется самой туда ехать… Как будто у меня мало других дел! В одиннадцать утра я должна быть у нотариуса: возникла новая проблема с участком земли в Карпатах. По всей видимости, хозяин, продавший мне землю, забыл установить ее четкие границы. В итоге строители заложили фундамент отеля, прихватив кусочек чужой земли. Чтобы исправить положение, мне пришлось купить прилегающий участок: эта маленькая ошибка обошлась мне в 19 000 евро… Я думала, процедура займет не более получаса. Но это, не считая зачитывания вслух всех пунктов договора! Когда я вышла из кабинета нотариуса, был уже час дня. В газовую компанию я не успевала. Зато смогла заскочить в банк: в пятницу представительница «Ридерз Дайджест» в Румынии позвонила мне, чтобы подтвердить перевод 5 000 евро — моей «премии». Но вчера банк сообщил, что деньги на мой счет не поступали. Необходимо было с этим разобраться. Я уже просила у Марьяны денег в долг на оплату газа, нужно было срочно что-то делать. В банке операционистка заставила меня подписать кучу бумаг. В итоге она нашла след злополучного перевода, зачисленного, к сожалению, на другой счет. Все благополучно разрешилось, но я потеряла еще один час.

С пустым желудком я рванула в супермаркет, чтобы сделать закупки провизии: в приюте не осталось еды. Должна вам сказать, что обеспечить продуктами восемь девочек — дело нелегкое. Десять литров растительного масла, двенадцать пакетов макарон, восемь упаковок риса, четыре коробки какао-порошка, столько же муки, семь пачек сливочного масла, семь банок варенья, три килограмма сосисок… За один час я наполнила первую тележку. Последующие действия всегда требуют осторожности: необходимо толкать одну тяжеленную тележку, наполненную до краев, и одновременно тащить за собой другую тележку, которая постепенно становится такой же полной и тяжелой. Я как раз набирала в пакет замороженные куриные крылышки, когда зазвонил мой телефон. Это снова была Марьяна:

— Иоана вернулась из школы в слезах. Похоже, у нее возникла проблема с преподавателем физики и химии.

— Как, опять? Ее товарищи в классе издеваются над ней?

— Слава Богу, нет. Сегодня утром не пришел учитель французского языка. Преподаватель химии заменял его в течение часа, после чего перешел к своим двум положенным часам. Так ученикам пришлось три часа кряду заниматься химией. Иоана вслух выразила свое недовольство, сказав, что это уже слишком, и попросила посвятить последний час физике. Учитель воспринял это свысока: «Значит, ты считаешь, что очень хорошо знаешь химию? Почему же тогда не отвечаешь на вопросы?» На что Иоана заметила, что это не вопрос. Она рассказала мне, что все ученики подбивали ее броситься на амбразуру, но никто не поддержал открыто. Учитель обозлился на Иоану, та в свою очередь пригрозила, что расскажет все директору колледжа.

— И что, она это сделала?

— В том-то и дело, что нет. Учитель ей ответил: «Ну что ж, иди! Тебе все равно никто не поверит. И заруби себе на носу, что никто в этом классе не станет свидетельствовать в твою пользу. А знаешь, почему? Потому что иначе я завалю всех на экзамене в конце года. Что касается тебя, то я позабочусь, чтобы ты не набрала средний балл».

— Ты шутишь?

— Нет, он ясно дал понять, что ей придется остаться на второй год.

— Вот черт…

Бедная Иоана… не везет ей в школе. А очень жаль, учится она неплохо. Придется мне встретиться с директором, чтобы найти какое-то решение…

Проведя два часа в неуклюжем лавировании между прилавками, я в конце концов привезла наполненные доверху тележки к кассам, после чего загрузила все в машину и села за руль с трясущимися руками и ноющей поясницей. На обратном пути, толкаясь в пробках, я поморщилась, подумав о реакции Иоаны, которая ждет, что я привезу ей новые джинсы. Вот уже неделю я обещаю ей этим заняться, но мне все не хватает времени доехать до магазина в центре города. Что ж, значит в следующий раз… Где-то на полпути до дома мой мобильный снова разразился звонком.

— Это опять Марьяна. У Мируны очередной нервный срыв: она хочет видеть своего ребенка. Спрашивает, когда ей его вернут.

— Ладно, пусть ждет, сегодня я не успею с ней поговорить, я и так опаздываю в садик за Андреей и Каталиной! Скажи девочкам, что я приеду через полчаса, пусть будут готовы освободить багажник.

— О'кей.

Мируна преувеличивает свои страдания. Вместе со службой защиты детей мы нашли альтернативу приемной семье для ее малышки Крины: скоро Мируна со своим ребенком будет переведена в приют для юных матерей. Там она сможет заботиться о своей дочери под строгим контролем профессионалов. Разумеется, придется подписать все необходимые бумаги… Я понимаю ее нетерпение, но она должна считать себя счастливицей, поскольку ее не разлучат с ребенком. Я даже не знаю, осознает ли она всю серьезность своих поступков.

В приюте я ждала, положив руки на руль, пока девочки разгрузят багажник. Я не могла задерживаться надолго. Мируна с нагруженными руками все же нашла время похныкать у моей машины. Эта своего добьется! Когда я уехала, было уже темно. В яслях из детей остались только Каталина и Андреа. Воспитательницы давно привыкли к моим опозданиям и не сердятся на меня. Когда я звоню предупредить, что в очередной раз немного задержусь, директриса мило подшучивает надо мной:

— Нет проблем. Не беспокойтесь, мы оставим ваших дочек за дверью!

— Спасибо, вы так любезны!

— Не за что… Яна! Будьте осторожнее на дорогах. Не гоните, чтобы выиграть пять минут.

Время 19.30. Наконец-то я еду домой. На заднем сиденье спят мои девочки. Их головки начали склоняться, как только загудел мотор… Я думаю, не оставить ли их без ужина. Мой желудок свело от голода, и мне не терпится проглотить тарелку супа и рухнуть в кровать. Подумать только, со всей этой беготней, я не успела проведать мать в доме престарелых! Я не была у нее уже четыре дня, должно быть, она умирает с голоду. Там каждый за себя: медсестры ставят подносы с едой около кровати в 11.30 и убирают их час спустя. Те, кто слишком слаб для того, чтобы сесть, или не может принимать пищу самостоятельно, остаются ни с чем: если их еда лежит нетронутой, медсестры делают вывод, что они не голодны. Бедная моя мама… У меня сердце разрывается видеть ее такой тщедушной. Всякий раз, когда я навещаю ее, она с жадностью съедает пирожки, которые я приношу. Когда я ее спрашиваю, почему она не обедала, она отвечает, что продукты были слишком жесткими. Еще бы! Несколько недель назад я обнаружила, что у нее нет вставных зубов. По словам медсестер, она их «потеряла». Тайна, покрытая мраком… У моей матери действительно все симптомы болезни Альцгеймера. Именно по этой причине я год назад поместила ее в дом престарелых. Меня не бывает дома, а ее стало невозможно оставлять одну даже с сиделкой. Но все же потерять вставные зубы… В доме престарелых я складываю все вещи моей матери в шкафчик, который закрываю на ключ, а ключ беру с собой. До этого ее вещи без конца пропадали. Иногда я видела их на одной из соседок по палате. Мне приходится также следить, чтобы ее не забывали мыть раз в неделю. В последний мой приход на ее голове был толстый слой перхоти: это говорит о том, что волосы не мыли целых две недели. Я подозреваю, что именно медсестры коротко обрезали ей волосы в прошлом месяце. На мои вопросы они лишь пожимали плечами:

— Нет, это не мы. Ваша мать сделала это сама.

— Откуда у нее ножницы?

— Поди узнай…

В этом отвратительном месте никто ничего не знает. Когда я думаю об условиях жизни этих пожилых людей… Зловонный запах вызывает тошноту уже на первом этаже обветшалого здания. Первым делом, заходя в палату моей матери, которую она делит с четырьмя другими женщинами, более или менее старыми, я распыляю дезодорант во всех углах комнаты. Это позор — заставлять жить их в таких условиях. Как можно обращаться со стариками подобным образом в современном обществе? Когда я закончу работать с жертвами секс-трафика, сразу же займусь проблемой пожилых людей в Румынии…

Погруженная в свои мысли, я наконец приезжаю домой. Когда паркуюсь возле своей ограды, внезапно в свете фар вырисовывается чья-то фигура. Это Доина, одна из девочек приюта. Черт! Я о ней совершенно забыла! А ведь она предупредила, что заедет ко мне домой. Сегодня вечером она ожидает звонка из Англии, где через месяц будет свидетельствовать против своего сутенера. Поскольку Доина уже не единственный свидетель судебного процесса, ее попросили еще раз приехать в суд и подтвердить, что речь идет о том же обвиняемом: ей придется повторить судье то, что она говорила два года назад, когда давала свидетельские показания в первый раз. Разумеется, я буду ее сопровождать. Из лондонской полиции должны позвонить сегодня в девять вечера, чтобы обсудить последние детали. Доина очень скрытная, она не хочет, чтобы кто-нибудь в приюте знал об этом. Поэтому у меня ей будет спокойнее…

Сегодня все это совершенно некстати, но ее тревога настолько ощутима, что я мигом забываю о своих мелких проблемах. В гостиной Доина помогает мне накормить малышек, которые, вопреки ожиданию, вдруг оказались голодными. Доина с замкнутым выражением лица ест в полном молчании. Только мы успеваем уложить девочек спать, как звонит телефон. Это английский полицейский. Переводчик, находящийся рядом с ним, переводит его слова. Поэтому я оставляю Доину одну в кабинете на втором этаже. Через двадцать минут она спускается вниз, уже не такая напряженная, как вначале. Улыбаясь, садится на диван и закуривает сигарету. Я безумно устала, но чувствую, что ей нужно выговориться.

— Мне не терпится туда попасть.

— Я знаю. Остался всего месяц. А потом сможешь вздохнуть спокойно. Ты довольна?

— Да…

— Тебе страшно?

— Немного.

— Не волнуйся, я буду с тобой. Адвокат тебя подготовит, и все пройдет хорошо.

Я всегда обращаюсь к своему адвокату с просьбой консультировать девочек, вызываемых в суд в качестве свидетелей. Это стоит недешево, но я не доверяю адвокатам, назначенным судом. Хорошей новостью явилось для меня желание «Ридерз Дайджест» взять на себя все расходы по услугам адвоката на предстоящих процессах. Я лишь сожалею о том, что несмотря на современные технологии, до сих не придумали способа брать свидетельские показания у жертв на расстоянии, например через веб-камеру. Проехать две тысячи километров, чтобы оказаться напротив своих бывших палачей, — удовольствие не из приятных. Судебные разбирательства сопряжены с большой нервной нагрузкой, а жертвы секс-трафика очень уязвимы. Здесь, в безопасной обстановке, это было бы менее травматично. Ну, не будем гневить Бога! Самое главное, что процесс состоится и еще один торговец сядет за решетку.

Уже поздно, мои глаза слипаются. Ласково, но твердо я напоминаю Доине, что ей нужно поторопиться на последний автобус. Завтра я должна купить одежду для Иоаны и Камелии, забежать в газовую компанию, составить рапорт о бегстве Руксандры, заполнить …надцатый запрос на аккредитацию для Министерства труда, о чем меня попросила судья, не знаю из каких соображений, и поговорить с Мируной о ее будущем переводе. Скорее бы выходные! Зарывшись в подушку, я снова, как и каждый вечер, обещаю себе взять отпуск. В последний раз это было в 2003 году, когда я ездила в Сан-Диего, в Соединенные Штаты, к своей подруге Каролине. С тех пор я довольствовалась несколькими выходными просто для того, чтобы отдохнуть, ничего не делая, в шезлонге в моем саду. В глубине души я понимаю, что в этом году мне тоже не удастся поехать в отпуск. С таким объемом работы в приюте я никогда не решусь бросить все и уехать. Борьба с сексуальным рабством идет каждую секунду, а в Румынии мало кто относится к этой проблеме со всей сознательностью. Возможно, однажды я найду человека, который сможет меня заменить?