Марьяна. Проданная в рабство

Проданные

— Яна Матей? Это комиссар полиции.

— Добрый день, чем могу помочь?

— У нас здесь три девушки, которые подали жалобу на своего сутенера. Им необходимо пройти медицинский осмотр в больнице, но мы не можем везти их в таком виде: они почти голые! Не могли бы вы привезти им какую-нибудь одежду и что-нибудь перекусить?

Это случилось в марте 1999 года. Я работала по своей программе уже целых три месяца, и службы полиции, к которым я часто обращалась в случаях, касающихся бездомных детей, теперь хорошо меня знали. Время от времени они привозили ребятишек в участок и звонили мне, чтобы проверить, не сбежали ли они из детского дома. На этот раз все было по-другому. Мне рассказали о проститутках, и я предположила, что они были старше тех, с кем я обычно работала. По прибытии в полицейский участок меня проводили в комнату, где на стульях сидели перепуганные девчонки. По их чересчур накрашенным лицам пролегли дорожки от слез и черной туши. Я была в шоке! Мне говорили о девушках, а я видела перед собой детей! Полицейский оставил нас одних.

— Здравствуйте, меня зовут Яна. Мне сказали, что вы хотите есть. Будете? Я вам и свитера привезла. Ну-ка, посмотрим, какой у вас размер. Да уж, вы совсем не толстые!

Поняв, что я не имею отношения к полиции, девчонки расслабились. Я воспользовалась этим, чтобы выяснить их возраст. Самая маленькая, брюнетка с длинными волосами, ответила первой:

— Мне пятнадцать.

— А тебе?

— Четырнадцать.

— Тебе?

— Шестнадцать.

— Что вы делаете в полицейском участке?

— Мы подали жалобу на тех, кто заставил нас заниматься проституцией.

— Заставил?

— Ну да… Нас же продали.

— Как это — продали?

— Ну, как обычно, продали и все.

— Продали кому?

— Одной женщине.

— Но кто вас продал?

— Другая женщина.

Я была ошеломлена. Эти подростки будничным тоном рассказывали мне, что их продали. Продали! Как скотину! Я ничего не понимала.

— Вы хотите сказать, что кто-то назначил цену и другой человек дал денег, чтобы купить вас?

— Да.

— Как рабов?!

— Ну да.

Все три девочки смотрели на меня так, словно я только что прилетела с планеты Марс. Я была потрясена. Почему полицейские мне ничего не сказали? Наверняка это был уже не первый случай. Я знала, что некоторые проститутки были совсем юными, но то, что они были несовершеннолетними… В Австралии проституция была легальной и строго контролировалась. Правительство регулярно проводило проверки в публичных домах: по моим сведениям, там никогда не работали несовершеннолетние[18]. Да к тому же по принуждению! А тот факт, что их могли при этом продать, вообще не укладывался в моей голове. Никогда я не слышала подобных историй. Как такое вообще возможно? Я не удержалась и спросила:

— И во сколько вас оценили?

— Два миллиона леев.

Меньше, чем за сотню евро! Снова ответила маленькая брюнетка. По ее лицу я поняла, что ей никто никогда не задавал этого вопроса. Ее звали Марьяна. Всхлипывая, она поведала мне свою историю:

— Я искала работу. Подружка отвела меня к одной женщине, которой нужна была девушка, чтобы вести хозяйство и присматривать за ее детьми. Эта дама была очень любезной. Она предложила мне жить у нее, потому что так было удобнее, и я осталась на ночь. На следующее утро за мной пришел мужчина. Он сказал, что нужно уладить кое-какие формальности. Я проследовала за ним до ресторана на выезде из Кампулунга. Мне кажется, нас встретила хозяйка ресторана. С ней был другой мужчина, который осмотрел меня со всех сторон, а потом заявил, что я стою два миллиона. Хозяйка ресторана дала деньги тому, кто меня привел, и приказала следовать за ней на верхний этаж. Там она сказала, что я останусь в этой комнате, сюда будут приходить мужчины, и я должна с ними спать. Если я не буду этого делать, меня побьют.

— Где находится этот ресторан?

— На большой автостоянке, заставленной грузовиками, рядом с памятником Матеясу.

Я прекрасно знала, о какой автостоянке шла речь. Она располагалась возле места, часто посещаемого туристами: румыны одержали здесь знаменательную победу над немцами во время Первой мировой войны, и правительство воздвигло памятный монумент, под которым покоятся останки воинов, найденные на поле брани. На соседствующей с ним парковке делали остановку дальнобойщики — без всякого сомнения, излюбленная клиентура хозяйки публичного дома.

— Ты никогда не выходила из комнаты?

— Комната служила только для секса. А спали мы вместе с другими девочками в задней части ресторана, в помещении, где хранились бутылки.

— Вы были там все трое?

— Да, Илинка и Екатерина тоже работали в ресторане.

Высокая блондинка с голубыми глазами и вторая, очень худенькая девочка, молча кивнули.

— И как вас нашла полиция?

Марьяна продолжила монотонным голосом:

— Я сбежала. Я сама пошла в полицию. Они мне не поверили и отвели обратно в ресторан. Дама поблагодарила их и дала им бутылку вина.

— И что потом?

— Не знаю, что произошло, но несколько дней спустя к нам ворвались полицейские. Они надели наручники на мужчину, который присматривал за нами, и привезли нас в участок.

Позже я узнала, что в полицейском участке Кампулунга произошла утечка информации. Дело было передано на более высокий уровень, где к показаниям Марьяны отнеслись серьезно и организовали облаву. Но сейчас для меня было важно другое. Я была вне себя от злости, что меня никто не поставил в известность. Я открыла дверь и позвала полицейского, который сопровождал меня в эту комнату. Я заговорила с ним резким тоном:

— Вы ведь все знали, не так ли?

— Знал о чем?

— Вы знали, что этих девочек продали!

— Ну да… это записано в рапорте.

— Это же несовершеннолетние подростки, которых заставили заниматься проституцией!

— Хм-м…

— Вы что, совсем ненормальный?

— Яна, успокойтесь. Мы должны проверить всю эту историю.

— Проверить? По мне, так она выглядит вполне реально! Вы понимаете, что их эксплуатировали?

— Ну, послушайте, что вы от меня хотите?

— Чтобы вы делали свою работу!

В ту же секунду я поняла причину проблемы: дело было не в равнодушии, а в недоверии. Полицейский ни на секунду не поверил в то, что девочек могли продать! По его лицу было видно, что он не считает их несовершеннолетними. Марьяна в своей мини-юбке, обтягивающем топе и с яркими тенями на веках выглядела вполне взрослой. По его мнению, она уже должна была понимать, чем занимается, и если работала проституткой, значит, сама так захотела — в этом у него не было никаких сомнений… Этот полицейский просто отказывался видеть дальше своего носа! Полный абсурд! Хуже того: девочки рассказали мне, что до моего прибытия их заставили сфотографироваться. Они протестовали, но им не оставили выбора. Полицейские попросили их принять определенную позу, закинув ногу на ногу и взяв в руки сигарету. «Это для прессы», — пояснили они. Сгорая от стыда, девочкам пришлось подчиниться. Я была возмущена до предела.

— Что с ними будет дальше?

— Мы следуем процедуре. После медицинского осмотра их отпустят.

Лица девочек помрачнели.

— Яна, умоляем вас, не позволяйте отправить нас обратно!

— Об этом не может быть и речи.

— Именно это и произойдет, нас просто отпустят! Юрка найдет нас и убьет!

— Юрка?

— Да, наш сутенер.

Невозможно было сидеть сложа руки. Поскольку я зашла в тупик, то позвонила в службу защиты детей.

— Добрый день, это Яна Матей. Я нахожусь в полицейском участке с тремя несовершеннолетними проститутками. Вы можете взять их к себе?

— В чем проблема?

— Им угрожает их сутенер. Если они вернутся на улицу, он их найдет.

— Хм-м… Ладно, оставайтесь на месте, мы кого-нибудь пришлем.

Вскоре прибыл мужчина, представившийся социологом. Увидев девочек, он изменился в лице.

— Мне очень жаль, но я не смогу забрать этих девочек в детский дом. Вы же видите, как они выглядят. Они будут плохо влиять на остальных.

Это грубое замечание, спокойно высказанное в присутствии несчастных подростков, заставило меня вскочить со стула.

— А теперь послушайте меня. Начиная с этого момента, я отказываюсь обсуждать эту проблему с вами. И если нам доведется однажды встретиться, мы будем разговаривать о футболе или о погоде, если хотите, но только никогда мне не говорите, что вы социолог, работающий в службе защиты детей!

Как можно быть таким недальновидным? Мне хотелось его придушить! Полицейские, посмеиваясь, присутствовали при этой сцене, не рискуя вмешиваться. Так называемый социолог не знал, куда себя деть. Я стояла перед ним разгневанная, глядя на него в упор.

— Что ж, если они вам не нужны, я забираю их.

Моментально придя в себя, он ответил мне профессиональным тоном:

— Они несовершеннолетние, и, если вы хотите взять на себя ответственность за них, у вас должны быть на это полномочия.

Я только что встала на сторону этих девочек. За несколько секунд их проблема стала моей. Я понимала, что ввязываюсь в длительную авантюру. Оставалось лишь придать ей законную основу. Этим вечером Марьяна, Илинка и Екатерина поехали с полицейскими в больницу. Пока они будут проходить обследование, у меня будет несколько дней, чтобы получить «добро» от министерства, к которому относится служба защиты детей, на поиск временного жилья для них и регистрацию моей новой негосударственной организации «Reaching out». Название, такое же как в Австралии, пришло на ум само собой. Ведь речь шла о том же самом: протянуть руку помощи детям с улиц, а также проституткам, проданным против их воли, и помочь им выбраться из этого кошмара.

Я встретила девочек у выхода из больницы и отвезла в центр для несовершеннолетних правонарушителей, где представитель службы защиты детей выделил три кровати. Поскольку Марьяна, Илинка и Екатерина находились под моей ответственностью, я должна была провести здесь ночь. Утром ими займется команда центра. Прибыв к трем часам дня со своей зубной щеткой и пижамой, чтобы заступить на дежурство до утра, я принесла с собой продукты для ужина и оставила им кое-что на завтрак. Ночь я провела на диване офиса для персонала, где у меня была возможность пользоваться ванной комнатой, по счастью, с душем. В течение следующих дней я звонила куда только можно, чтобы найти организацию, которая бы позаботилась об этих девочках: ведь должны были существовать подобные структуры! По совету Пам, моей знакомой-американки, я связалась с АМР США — Агентством США по международному развитию, — через которое проходило большинство запросов на финансирование различных международных проектов и которое должно было иметь самое полное представление обо всех подобных организациях, действующих в Румынии. На том конце провода женский голос прозвучал обнадеживающе:

— Несовершеннолетние, принуждаемые к проституции? Я наведу справки. Я узнаю, кто занимается этим в Румынии, и перезвоню вам.

Полученный неделю спустя ответ привел меня в отчаяние:

— Мне очень жаль, но никто не занимается подобной проблемой. Я сделала несколько телефонных звонков, и люди даже не понимали, о чем я говорю! У всех одна и та же реакция. Все спрашивали меня: «Что вы имеете в виду под "принуждением" к занятию проституцией?» Для них женщина, которая спит с мужчиной за деньги, делает это только по собственному желанию…

— У меня есть доказательства, что все не так! Со мной здесь три девочки, которые очень хотели бы, чтобы хоть кто-нибудь спросил их мнение!

Я была вне себя от гнева. В то время столько внимания уделялось принудительному труду детей, но почему-то никто не додумался, что это может относиться и к сексу? Дама из АМР США не знала, что ответить.

— Яна, я так хотела бы вам помочь…

Она была очаровательна, но бессильна. Отчаявшись, я снова позвонила своей подруге Пам. Она работала в нашем городе с детьми из детских домов в рамках одной христианской организации, и я была уверена, что она подскажет мне, как действовать дальше.

— Пам? Это Яна. Я хочу попросить тебя об одной услуге. Это очень важно, нам лучше встретиться. Ты не могла бы приехать в центр для несовершеннолетних правонарушителей?

Она приехала после обеда, я была с девочками одна.

— Пам, познакомься, это Марьяна, Илинка и Екатерина. Девочки, расскажите моей подруге, что с вами случилось. Я буду переводить.

В то время как я повторяла по-английски то, что они рассказывали, моя подруга испуганно ерзала на своем стуле. К концу рассказа в ее глазах стояли слезы.

— Теперь ты понимаешь, зачем мне нужна помощь? Мне необходимо найти им нормальное жилье. Только ты можешь что-нибудь сделать.

Взволнованная подруга дала мне 300 долларов. Этого должно было хватить на три месяца аренды четырехкомнатной квартиры. Мы переехали в сентябре 1999 года. На этот раз я была одна: у меня не было средств, чтобы нанять социального работника. Нам едва хватало денег на еду. И тогда я начала рассказывать о своем проекте всем знакомым и просила их передать информацию дальше и, по возможности, найти того, кто мог бы нам помочь. Все вокруг меня мобилизовались. Одни пекли пироги, другие приносили нам овощи, консервы, крупу. Было понятно, что так не может продолжаться долго: мне необходимо было срочно найти спонсора. Это означало заполнение огромного количества бумаг.

Я написала свой вариант проекта и погрузилась в телефонный справочник социальных меценатов. Это были настоящие маркетинговые исследования! Необходимо было найти ассоциации, финансирующие проекты, подобные моему, узнать, в каких странах они работали, найти человека, которому следовало адресовать мой запрос, выставить свою кандидатуру в соответствии с каждой предлагаемой программой… и терпеливо ждать ответа.

Тем временем жизнь в съемной квартире постепенно налаживалась. Девочки приходили в себя, успокаивались и по крупицам рассказывали мне об испытаниях, через которые им пришлось пройти. Все трое были из одной среды. Отец Илинки, например, сидел в тюрьме за убийство ее матери. Бабушка, приютившая Илинку, считала ее виновной в этой драме. Щуплая Екатерина постоянно подвергалась побоям. Отец бил ее подковой, которую вкладывал в перчатку. Когда я связалась с этим мужчиной, чтобы рассказать ему новости о дочери, мне захотелось проверить правдивость этих чудовищных обвинений:

— Это правда, что вы били ее подковой?

— Да, но знаете, она была такой несносной.

— Но почему подковой?

— Я не хотел повредить себе руку.

Кто мог защитить маленькую девочку? Соседи? Даже не мечтайте. В этой среде не принято вмешиваться в дела других. Достаточно было единственной фатальной встречи, чтобы Екатерина перешла от одного палача к другому. Принуждаемая к подчинению сначала со стороны отца, а затем — своего сутенера, она, чтобы как-то выжить, выработала в себе поразительную способность к адаптации, став настоящим хамелеоном. У нее был дар говорить именно то, что вы хотели бы услышать, и подстраивать свое поведение под желание окружающих. И было сложно понять, о чем она думает на самом деле.

Эти девочки, лишенные детства, слишком рано столкнулись со взрослыми проблемами… Марьяна, робкая Марьяна, должна была вот-вот родить. Когда я взяла ее под свое крыло, она была на втором месяце беременности, судя по всему, от одного из дальнобойщиков. Когда на свет появился ее сынишка, я научила ее элементарным правилам ухода за малышом, поскольку объяснить ей эти простые истины было некому. Эти девочки-подростки, которых уже успела потрепать жизнь и в чем-то уже такие взрослые, по сути были еще совсем детьми. Их нужно было всему учить: они не умели ни готовить, ни вести хозяйство, они не соблюдали режим и не подчинялись дисциплине. Я не была их матерью, но старалась обращаться с ними, как с собственными детьми, со всей любовью, которой им так недоставало, но также и с необходимой твердостью, чтобы научить их жить в обществе. Им еще ни разу не предоставляли такого шанса; это были всего лишь отчаявшиеся девочки, которые нуждались во внимании больше, чем кто-либо другой. Мы много разговаривали; я пыталась убедить их в необходимости следовать некоторым правилам, а также старалась донести до них, что это обучение поможет им повзрослеть, стать независимыми, то есть принесет долговременную пользу.

Четвертая девочка, Адела, которой было четырнадцать лет, присоединилась к нам уже после переезда в квартиру. Пятая, Жоржета, которой едва исполнилось тринадцать, прибыла чуть позже.

Теснота, в которой под одной крышей оказались пять подростков и один младенец, неизбежно вызывала некоторые трения. Очередь в ванную, толкотня на кухне… Когда вечером я тихо бормотала себе под нос: «На ужин надо сделать морковный пирог», — все дружно вскакивали со своих мест, чтобы проследовать за мной на кухню. Так не могло больше продолжаться! И это не считая того, что Марьяна, Илинка и Екатерина проявляли агрессию по отношению к новым девочкам: эта квартира была их территорией — они прибыли сюда первыми и всячески это демонстрировали. Я постоянно слышала, как они шепчутся между собой, исключая из беседы двух других. Уверенные в своей правоте, они как-то отвели меня в сторонку:

— Это плохие девочки, Яна. Им нечего здесь делать!

— И чем же вы лучше их?

— Эти девочки злые, они здесь как у себя дома!

— Они и есть у себя дома, так же, как и вы. Вам придется научиться ладить друг с другом.

Определенно, пора было внести немного порядка и организованности… Вместе мы составили график, где четко распределили обязанности. Уборка, готовка, стирка — каждая девочка должна была выполнять эти работы по очереди. Необходимо было учитывать и другие их повседневные занятия: ребенок Марьяны, расписание уроков в школе…

Между тем ходили в школу пока не все. Напрасно я объясняла им важность получения образования, они отказывались покидать квартиру. Девочки не спешили выходить на улицу, даже когда речь шла просто о прогулках или о том, чтобы пройтись по магазинам. Так что дело было не в лени, а в страхе.

— Что будет, если мы встретим Юрку на улице?

— Напоминаю вам, что Юрка находится за решеткой.

— Да, но у него есть братья, сводные братья, кузены… Если они найдут нас, что они с нами сделают?

— Вы под моей защитой, с вами ничего не случится.

— А если нас узнает один из бывших клиентов?

— Их не бывает в этом квартале.

— А если надо мной будут смеяться ученики в школе?

— Никто не будет над вами смеяться больше, чем над другими.

— А вдруг люди на улице начнут показывать на нас пальцем?

— С чего это они будут так делать? Вы такие же девочки, как и все остальные, у вас на лбу не написано: «Проститутка».

Все эти доводы были напрасны — всякий раз битва начиналась заново. Мысль о том, что они могут снова встретиться со своими бывшими палачами, порождала в них панический страх, бессознательный и неконтролируемый. Что еще больше осложняло совместное проживание, так это то, что, несмотря на свое ужасное прошлое, они оставались подростками, со своими подростковыми проблемами. Они могли сцепиться друг с другом на пустом месте: из-за пропавшей зубной щетки, исчезнувшего свитера, несделанной работы по дому… Из-за приступов хандры одной, ревности другой и плохого характера третьей ссоры вспыхивали очень часто.

У меня не оставалось ни минуты свободного времени. Я едва успевала видеться с сыном, с которым вечерами сидела моя мать, когда он приходил из школы, куда я его все-таки отправила. Мне срочно требовалась помощь. В это же время я получила ответ из LIFT — американской организации, куда я отправляла запрос о финансировании. Две очаровательные дамы пришли посмотреть нашу квартиру. Они хотели знать все. Внимательно выслушав мою маленькую лекцию, дамы с профессиональным видом объяснили мне:

— О'кей, теперь мы должны поговорить с полицейскими и службами защиты детей. Если этим девочкам нужна помощь, нужно задействовать всех.

Мне было смешно смотреть на подобный энтузиазм. По их просьбе я вызвала так называемого «социолога», который тогда вывел меня из терпения в полицейском участке. В течение часа две представительницы LIFT читали ему нотацию:

— Речь идет о сексуальном трафике, ни больше ни меньше! Это очень серьезная проблема, которую нужно попытаться решить любыми способами. Эти девочки являются жертвами; у них есть права, как у любого человека. Ваша работа — помочь им вернуться к нормальной жизни, тем более что речь идет о несовершеннолетних. Если вы им не верите, кто же им тогда поверит? Как представитель службы защиты детей вы обязаны помогать Яне в ее борьбе. И это касается всех и каждого!

Постепенно социолог становился все более смущенным. По окончании их речи он рассыпался в извинениях:

— Мне очень жаль, Яна, похоже, я совершил чудовищную ошибку. Тогда я не осознал всю серьезность проблемы.

По сей день я испытываю к нему благодарность за то, что он нашел в себе смелость признать свою вину. Впоследствии я всегда ценила помощь этого человека, работаю с ним и сегодня. Между тем содействие LIFT вдохнуло новую жизнь в «Reaching out». В марте американская ассоциация выделила мне сумму в 14 000 долларов, чтобы я могла покрыть наши расходы в течение года. Первым делом я наняла социального работника, чтобы он помогал мне в квартире. И как раз вовремя, поскольку жертвы секс-трафика вскоре начали прибывать десятками.