23

ГАРПИИ



Морская лаборатория находилась в конце нижней палубы Наутилуса, и там было тихо, как на кладбище. В своих резервуарах кружили экзотические морские существа, когда Сара, теперь уже в форме Наутилуса и с отравленным кольцом в кармане, открыла сейфовый замок двери этой каюты, скрытой за одним из рядов морских садков.


Немо дал ей комбинацию на хинди, не разрешив ее записать, так как она относилась к числу его личных секретов. От этого Сара чувствовала некоторую гордость. Он также установил для нее ограничение по времени, и если она не будет делать, что нужно, «тебя высадят на плот с провизией на один день и забудут о тебе навсегда».


Сара прикусила губу. Сообразила, переведя слова в цифры. И повернула диск.


Морской черт-удильщик постучал в стекло аквариума своей удочкой-антенной, а затем пневматический замок на двери раскрылся. Сара шагнула в отверстие камеры, по форме напоминавшей гроб, задохнувшись в спертом воздухе, рассеяв мрак и разглядев Устройство у дальней стены.


Оно было таким, каким его и описал капитан Немо: видоизмененной музыкальной шкатулкой, шириной в три фута, с застекленной поверхностью и шестью зелеными щупальцами с овальных сторон. Сверху их венчала демоническая голова Кракена [гигантского спрута], разинувшего пасть с клыками. Что-то похожее на цилиндр-ролик механического пианино крепилось снизу несколькими какими-то странными, неуклюжего вида механизмами и шестеренками.


На полках вокруг находились всевозможные боевые сабли и винтовки, с боевыми медалями, свисавшими со стволов и клинков. Рядом с оружием лежали военные мундиры и гимнастерки со всех континентов, некоторые из них были окровавленными, с именными жетонами на каждом.


Чтобы добраться до устройства, Сара отодвинула в сторону ящики с письмами и семейными фотографиями, после чего развернула сжатые жестяные пластинки из бумажника, которые на петлях развернулись и повисли в виде полосы. Она обернула ее вокруг цилиндра, и полоса в точности совпала с ее размерами.


Она ключом завела пружины механизма. Цилиндр стал вращаться, стержни и шестеренки защелкали по жестяной полосе, и каждая кромка, гребень и углубление на фрагментах карты стали запускать какой-то встроенный механизм, точно так же, как посредством отверстий в валике механического пианино извлекаются ноты.


В шкатулке за стеклом выскочила морская карта Атлантического океана, перед которой закружили бумажные гарпии на тонких проводках, как на ниточках кукловода, она набросились, разорвав на куски миниатюрный грузовой корабль, плывший по дну шкатулки. Это хитроумное анимационное зрелище очаровало Сару, она не могла оторвать глаз от фрагментов всех этих атак, прекрасным образом изображенных до мельчайших деталей.


Вдруг гарпии замерли, с парализованными крыльями, и открылся рот Кракена. Из верхней части устройства выскользнул бумажный язычок, на котором была напечатана точная широта и долгота каждого «потопленного монстром корабля». И число погибших.


Сара оторвала этот язычок.



* * *


На Наутилус обрушивались волны ныряющего горбатого кита. От движения многих тонн его животного веса вода вспенивалась, превращаясь в настоящую бурю, когда он легко передвигался в ней, отталкиваясь большими грудными плавниками. Кит вскрикнул своей пронзительной высокой музыкой, взрезав океан и игриво погрузившись в воду, а затем вновь вернувшись на поверхность.


Наутилус со скоростью в пятнадцать узлов двигался по поверхности Атлантики, нарушая ее спокойствие, и сопровождаемый горбатым китом. Длина животного была сопоставима с длиной корабля, но хвост кита был шире по сравнению с кормой подводной лодки. Перевернувшись на свой пятнистый живот, в шрамах от неудачных бросков гарпуна, кит снова нырнул, погрузившись в воду, проплыл под корпусом, а затем поднялся на поверхность с другой стороны носа, создав волны выше подводной лодки и выпустив струи воды из двух отверстий-дыхал по наблюдательному куполу рубки.


Немо командовал кораблем, находясь в куполе – на самой высокой точке мостика, делая пометки в каком-то потрепанном журнале о движении и размерах кита, под подробными зарисовками, которые он сделал сам, самки горбатого кита, рожающей китёнка.


Он привел сюда Наутилус, руководствуясь собственным внутренним компасом, и обнаружил здесь стадо китов и того самого китёнка, превратившегося уже во взрослую самку. На лице Немо появилась восхищенная улыбка, когда животное приблизилось к субмарине, поплыв вместе с ней и издав выкрик, похожий на радостный дразнящий смех.


«Не знаю, в какие шутки вы тут решили поиграть, кэп», сказал Джесс, стоя на мостках, параллельных пульту управления двигателем. «Но эта тварь нас сейчас раздавит, как протухшее яйцо».


«Это если таковы были бы ее намерения, но этому созданию природы хочется лишь одного – жить в гармонии с океаном», ответил Немо. «И вот урок для всех нас, если б только человек был настолько разумен, чтобы поучиться этому».


«Вы не верите в это», сказала Сара.


«Я верю лишь в то, что человек всегда будет поступать неправильно», сказал Немо, взглянув на нее и на бумажный язык Кракена у нее в руках. «Был один китобой, который с одного взгляда на это существо был способен сразу определить, сколько спермацета можно получить у него из головы. Сколько ворвани можно из него вытопить, и что дадут его кости. И он разделал бы этого кита до последнего доллара, но он был не способен увидеть в нем замечательный пример того, как следует жить на этой земле. В единении с морем».


Джесс позволил себе вставить слово: «Похож на человека, знавшего свое дело».


Сара сказала: «Идиот, ничего не видящий и не понимающий».


«И то, и другое. Типичный пример извращенных приоритетов», сказал Немо, дорисовывая и уточняя набросок кита. «Мы же пойдем другим путем, мисс Дункан. Для вас это будет нечто новое, я в этом уверен. Вы вошли в камеру?»


«Подсказки на хинди мне не помогли».


«Я думал, что у вас имеется опыт в языках».


«Но у меня все же получилось», ответила Сара, разворачивая цифры и местоположение. «Эта “шкатулка с летающими монстрами” дала точные координаты, каждого нападения на все иностранные корабли. Абсолютно точные данные. Просто фантастика».


Немо следил за горбатым китом: «Чудо, вы, наверное, имели в виду. Ее смастерил иллюзионист, разделявший мои убеждения относительно войн и присоединившийся к моей команде, став штурманом. Парижанин, он стал гражданином Наутилуса, и всегда гордился этим своим невероятным, случайным изобретением. И ты права насчет его точности, однако мы не станем следовать этим координатам».


Сара сказала: «Это же координаты нападений».


«Только в соответствии с устройствами, основанными на информации с карт, составленных официальными властями. Но эти маркировки не имеют ничего общего с маркировкой океана, с тем, как этот мир живет в действительности. Взгляните».


Сара посмотрела на кита, прыгающего впереди Наутилуса, на этого изящного гиганта.


Немо сказал: «Она была помечена как детеныш пять лет назад профессором Аронаксом и мной, чтобы отслеживать ее миграцию. Аронакс скончался, я был брошен в темницу, но этот горбатый кит стал прекрасным, чудесным живым существом. Какими мы все хотели бы быть».


Он подошел к штурвальным рулям: «У них удивительная память: они способны узнавать вибрации двигателей Наутилуса, а также наши голоса, наши крики, но не голоса наших врагов. И я неслучайно привел нас в эти воды. Это место обитания этой самки горбатого кита. Она возвращается домой, и именно туда нам и нужно».


Сара сказала: «Но наше задание––»


«Оно будет выполнено. Но по-моему. В согласии с океаном. Горбатый кит будет нашим проводником, несмотря на выражение недоверия у вас на лице. Я верю этому животному».


Джесс сказал: «Боже правый, мне нужно выпить».


Немо понизил голос: «Вы не понимаете; ну вам это и не обязательно». Он взялся за рулевые рычаги и вдел руку в управление ходом и скоростями: «Вам нужно снова связаться с Грантом или с отцом?»


Сара посмотрела на зеркальный экран Теле-Фонографа: «Нет».


«Координаты из этой волшебной шкатулки, они в конечном итоге послужат своей цели», сказал Немо. «Как и вы сами. Встаньте за штурманский пост, проложите курс по карте и не бойтесь мыслить шире».


Сара заняла место у штурманских приборов слежения за направлением движения субмарины, приготовив секстант и карты. Кит за стеклянным куполом повернул в сторону, удаляясь от носовой части, и Немо изменил направление лодки, слегка повернув рулевые рычаги вслед за животным, после чего толкнул их вперед и объявил: «Погружаемся, мистер Джесс!»


Джесс ответил: «Как скажете, кэп!»


Он ударил в колокол, и Наутилус, рассекая волны и опустив нос, последовал за вспенивающимся подводным следом огромного хвоста горбатого кита.



* * *


С резким щелчком в руке Гранта раскрылась трехколенная полевая подзорная труба. Оглядывая Норфолкскую гавань, он навел резкость центральной секцией, и ему стала четко видна колонна кораблей Южноатлантической эскадры, в четверти мили от берега. Октябрьское солнце высветило корветы и фрегаты, и зрелище это было столь же впечатляющим, как и крутой, скрытый тенью горный хребет.


Грант стал всматриваться в один корабль за другим, подстраиваясь к расстоянию и размеру каждого из них, после чего остановился на «Черной Шпоре», из той же серии, что и боевой фрегат «Пауни». Буквально за несколько секунд он прикинул ее длину, ширину, осадку и орудия.


«Похожи на правду утверждения Немо?»


Грант ответил Дункану: «Здесь с полдюжины наших кораблей, в состоянии боеготовности, и я не заметил никаких диверсантов, плавающих у бортов и устанавливающих динамит».


«Дочь совсем не так это описывала».


«Сара сказала именно то, что хотел услышать Немо. Я сделал бы то же самое на ее месте».


«Она умница», сказал Дункан, вытирая туман с очков.


«И натуральная русалка», сказал Грант.


Дункан не мог этого отрицать и рассмеялся, как отец.


Какой-то лейтенант флота в доках протрубил три коротких позывных, дав сигнал береговым шлюпкам подойти к колонне. Дункан надвинул очки на нос, чтобы увидеть, как водолазы с вещмешками со снаряжением на плечах стали оттаскивать эти небольшие лодки от берега. Пройдя мелководье побережья гавани, они попрыгали на борт и стали грести к военным кораблям.


Дункан сказал: «Все, как ты и приказал. Спасибо, Сэм».


«Черт, меня не проведешь, как лоха какого-нибудь. Эта чушь про диверсии – просто тактика задержки со стороны Немо».


Грант сунул подзорную трубу под мышку, открыв часы: «“Черная Шпора” поднимет якорь примерно через час и возглавит колонну, что даст этому подводнику пару миль. Независимо от того, с чем вступит в бой Наутилус, мы сможем остановить его и накрыть адским перекрестным огнем».


«Немо был недоволен расстоянием между Наутилусом и нашими орудиями. Он уверен, что мы вытатуировали на нем мишень».


«Нытье, гроша ломаного не стоит. Пусть он поволнуется об этом, может, это его приструнит», сказал Грант, вновь начав рассматривать в трубу «Черную Шпору».


Водолазы были уже у кораблей и вытаскивали из своих сумок ящики для снятых динамитных зарядов. Они привязали их к носам яликов, а потом поплыли под корпусами кораблей, вооруженные длинными ножами и кусачками у себя на поясах, для обезвреживания любых возможных бомб.


Грант навел резкость на корабли и сказал: «Множество людей в этом задействовано, Джон, и ты архитектор этой операции. Я знаю, насколько тяжелым бывает такой груз».


«Все проще. Вот что меня беспокоит – это дочь».


«Ты будешь ею гордиться».


Грант снова сложил трехколенную трубу, думая о секретных распоряжениях, которые они подготовили вместе с военно-морским министром, передав их капитану каждого корабля колонны. Это были приказы к исполнению на случай «наихудших возможных сценариев», при действиях с Наутилусом, и он залпом прикончил два стакана «Олд Кентукки» (бурбон), перед тем как их подписать. То, чего он никогда не делал, будучи генералом – никогда не планировал возможного поражения – с этим теперь ему приходилось считаться как Президенту.


Он глубоко глотнул океанского воздуха, отогнав от себя кошмарные мысли, и тут они услышали заверещавшего Лайма: «Проклятая обезьяна! Не надо меня трепать, как грязное белье!»


Грант и Дункан отвернулись от гавани. Они стояли у «скрытого выхода» из Дома наслаждений, в окружении охраны, а Мастон тащил Лайма за подтяжки с другого конца переулка, и носки зеленых туфель карлика скрипели по булыжнику.


Руки фотографа были скованы наручниками у него за спиной, но рот его не закрывался ни на секунду: «Так вот, значит, какое оно, это ваше “знаменитое честное президентское слово” в действии? Ерунда, генерал! Кровавая насмешка!»


Мастон швырнул Лайма на круп своей лошади, прикрепив наручниками к луку седла кожаным ремнем. «Закрой рот, иначе ноги к ушам тебе привяжу».


Лайм дернул за узел ремня. Бесполезно.


Мастон подбежал к Гранту: «Сэр, как быть с этим лепреконом?»


«Зашей его в мешок, если будет нужно, но вытащи из него все фотографии», сказал Грант, вытаскивая спичку из кармана жилета. «И следи за ним в оба, сынок, своим орлиным глазом. Это четыре фута коварства».


Мастон приподнял свою ковбойскую шляпу Стетсон, затем коротко отдал честь, после чего отошел от Гранта, который чиркнул спичкой по подоконнику дома, намереваясь зажечь сигару.


«Где этот чертов идиот с нашим экипажем?»


Спичка вспыхнула на фоне бархатных штор за стеклом.


Через полсекунды крошечное пламя стало чем-то огромным: отражением, увеличившимся во всем окне и похожим на желто-белую приливную волну. Заполнив глаза Гранта.


Спичка упала.


Грант резко повернулся и посмотрел на порт. На ощущение внезапного, сильного жара. На огонь, охвативший «Черную Шпору».


А затем раздался звук. Ревущей силы, из гавани, смявший Гранта с Дунканом и отбросивший их к стене, словно свайным молотом, огромной кувалдой, удара которой не избежать.


Подзорная труба разбилась, полетели окна в доме, а на улицах заржали шарахнувшиеся лошади – «Черная Шпора» внезапно взорвалась, ее корпус разлетелся на мелкие кусочки, а команда испарилась или оказалась охваченной огненным торнадо.


«Шпору» охватило пламя выше мачт и протяженнее палуб, и вторым взрывом вышвырнуло за борт ее тяжелые пушки, словно разбитые детские игрушки, побросав пылающие обломки в воду, ударив, как змея, по другим кораблям колонны. Охватив паруса огнем, такелаж и людей.


Новый взрыв превратил матросов в кровавый туман.


Грант затащил Дункана в укрытие, а подбежавшие гвардейцы охраны, пригнувшись, образовали вокруг них своеобразную баррикаду из винтовок со штыками. В грудь им полетели пули, охранники стали дергаться и вертеться, не снимая пальцев со спусковых крючков и беспорядочно стреляя из карабинов, падая тем временем на землю, а спины и плечи им разрывали все новые снайперские пули.


Мастон справился с лошадью, сильно ее пришпорив, и поскакал к Гранту, который дал ему знак убираться. С неба дождем посыпался пылающий пепел из гавани, воспламеняя нависавшие над ними деревья, когда Мастон ускакал в соседний переулок, вместе с Лаймом, едва удерживавшимся за ним на седле и кричавшим благим матом поверх грохота тревожных колоколов и панических возгласов.


Новые выстрелы прорезали дымящийся воздух, врезаясь в землю вокруг копыт лошади. Мастон погнал коня прочь на полном скаку, он пронесся по переулку под свист последних пуль, выпущенных быстрым огнем.


Грант по-прежнему лежал прижатый к земле у дверей, когда стрельба на время прекратилась. Затем раздалось еще три выстрела, подряд. И еще одна пауза. Он опомнился. И узнал что-то, когда затихло эхо выстрелов, и он сказал, ни к кому конкретно не обращаясь: «Ах ты, паршивая сука», после чего бросился по переулку, волоча за собой искалеченную ногу и вырвав винтовку Спенсера из рук убитого охранника.


«Молодой лейтенантик», подумал Грант, закрывая охраннику глаза.


Дослав патрон, он прижался к стене дома, пробитой пулями, девушки внутри которого до сих пор кричали, и добрался до его дальнего угла. Маслянисто-серые клубы дыма из гавани окутали Гранта, скрыв его, когда он поднес Спенсер к плечу и начал высматривать снайпера.


С горящих деревьев, кружа огненными хлопьями, падали листья, которые он отгонял от себя, продолжая двигаться, и тут новый взрыв сотряс землю, раскалывая цемент между булыжниками. Грант почувствовал, как этот взрыв кувалдой ударил его в грудь и ноги, но удержался на ногах, приникнув к дому и продолжая держать оружие наготове.


И продолжая искать цель.


Из прицела винтовки в прорывах в дыму ему была видна береговая линия: паруса в огне, вращаясь, падавшие к воде, эта тяжелая парусина накрывала в смертельную ловушку моряков, плывших к берегу. Крики тонувших.


Взорвалась еще одна бомба, дальше в гавани. Извержение; подброшенные и закружившиеся в воздухе обломки. Последние корабли и лодки, распыленные в огне, пожарные бригады и морские пехотинцы, высыпавшие на доки, горящие обломки, потоком падавшие на них сверху.


А затем сквозь пепел и пламя примчалась четверка лошадей.


Оливер, правивший Президентским экипажем, несся по всему переулку, кренясь то на одну сторону, то на другую, теряя управление упряжкой, с заискрившимися задними тормозами. Лошади не слушались, пытаясь вырваться, бешено вращая глазами, стуча копытами под звуки стрельбы, криков и эха взрывов.


Экипаж занесло, и он чуть не опрокинулся, сумев все-таки с грохотом остановиться, врезавшись в фонарный столб, а Грант тем временем добрался до фасадной стороны Дома наслаждений. Он держал винтовку наизготовку, как пехотинец, по-прежнему выискивая то, что могло оказаться снайпером.


Грант крикнул ему: «Готов ехать?»


Находившийся в нескольких футах от кареты Дункан, спрятавшийся за входом в погреб, присел там, прижав колени к впалой груди; сложенное пугало, упавшее со своего креста. Услыхав его слова, он схватился за голову: «О Боже, О Боже, все – все в точности, как и сказал Немо».


Дункан посмотрел вверх, на Гранта, и встал, задрожав, когда следующий залп из трех выстрелов разорвал Оливеру плечо и бедро, сбив его с сиденья. Он тяжело грохнулся на землю, из ран его хлынула кровь, одной из пуль ему отсекло половину уха.


Выстрелы из снайперской винтовки выдали себя дротиками белых вспышек. Грант упал на колено и выстрелил туда, откуда они исходили, взорвав одно из окон верхнего этажа заброшенного здания на другой стороне улицы. Его целью был фактически безликий человек за пожелтевшим стеклом окна: смутная фигура с чем-то похожим на винтовку в руках.


Грант снова прижал винтовку к плечу, с таким ощущением, будто целится в какого-то призрака, но он жаждал увидеть глаза стрелка или форму на нем, но виден был лишь движущийся его силуэт. Неясная фигура, теперь чуть отдалившаяся от окна; лишь какие-то темные очертания, без черт лица и каких-то характерных признаков. Грант сделал два точных выстрела ему в грудь и попал. Отбросив эту фигуру куда-то назад. И она исчезла.


Прошло всего несколько минут с момента взрыва первой бомбы, и грохот от взрывов еще ухал, отскакивая от зданий и холмов в отдалении, но теперь он стал уже затихать и постепенно сошел на нет, так как новых взрывов не последовало.


Но Грант не доверял тишине. Он остался на своем месте, держа в руках винтовку, на случай, если это была лишь пауза между несколькими волнами ударов, с по-прежнему горевшими вокруг него деревьями.


Морской ветер начал рассеивать дым, и порт стал заполняться пожарными бригадами с солдатами, начавшими заливать водой пламя и собирать трупы, прибитые к пирсу.


«Господин Президент! Сэр!»


Это был голос молодого морского пехотинца, который вел за собой патруль, зигзагами петлявший по переулку с противоположной стороны. Грант, не оглядываясь на них, ничего им не ответил, не отрывая глаз от своей цели – верхнего окна. Кинжал разбитого стекла выпал из его рамы и разбился на улице.


И больше ничего.


После чего Грант опустил свою винтовку, выплюнул остаток своей сигары и раздавил его каблуком.



* * *


На этой глубине Наутилус был недоступен лучам солнца, последовав за горбатым китом в бездонную пропасть, рассекшую океанское дно в семидесяти милях от берегов Вирджинии, за пределами континентального шельфа.


Животное меняло направление, направляясь к себе домой, и теперь вихри циркулярных течений били и колотили спускающуюся вниз подводную лодку, испытывая водой на прочность железо, когда она начала продвигаться в морской каньон, все дальше во мрак. Электрический желтый свет, лучившийся из иллюминаторов, едва-едва освещал несколько футов вокруг корабля, после чего проваливался в небытие.


Чем глубже опускался Наутилус, тем бесполезнее становились его огни, как будто он слеп.


Стоявший на капитанском мостике Немо упорно сопротивлялся. Борясь с водоворотами с мощной скоростью, удерживая рули и продолжая упорно погружаться, выдерживая курс во мраке из подводных рек. Предвидя каждый узкий поворот, каждый выступ скалы.


Сара стояла, ухватившись за штурманский пост, так как мостик наклонился в связи с продолжающимся спуском. Все карты попадали, но она продолжала отмечать глубину, скорость и направление. Большие компасы на стенах бешено вращались, их стрелки плясали с севера на юг, а затем обратно. Ни на секунду не задерживаясь.


«Все компасы отказали––»


«Вывод, мисс Дункан».


«Этот морской каньон – магнетическая горная порода».


«Верно», сказал Немо. «Но я знаю это место лучше, чем все свои тюремные камеры. Мы приближаемся к одному из затонувших кораблей, даже если вы его и не видите».


Что-то ударилось в стеклянный купол. Сара вздрогнула.


Из гнезда в стене пещеры, как из прорвавшейся артерии, вырвались морские змеи-альбиносы. Какие-то угри или мурены, ростом с Сару, набросились на купол со всех сторон, как будто на раненого противника, извивающейся плотью залепив все его стекло, и нанося удары своими большими белыми черепами, пытаясь его убить.


Немо сказал: «Eptatretus goliath [Гигантская миксина]. Они слепы. Никогда не видят солнечного света. И когда нет других живых существ, они пожирают друг друга. Как политики».


Он оттянул назад рулевые рычаги, сместив рули и тормозя погружение Наутилуса. «Продуть цистерны первую и вторую».


Балластная вода пришла в движение, выйдя со стороны носовой части со взрывом воздуха, пенясь пузырями по куполу и отгоняя роившихся там змей. Но за ними ничего не оказалось. Полный мрак и пустота, как будто Наутилус плыл в космосе, но только без звезд. В вакууме.


Повсюду кругом – выше, ниже, впереди – не было ничего.


_______________________________________________

_______________________________________

________________________________

_________________________

__________________

_____________


Загрузка...