Неоновые росчерки

Эпизод двадцать второй. "Единственный"

СТАНИСЛАВ КОРНИЛОВ

Понедельник, 23 марта.

Он стоял перед пустой кроватью Вацлава Токмакова и молча взирал на смятую постель.

Стас одновременно ощущал бурлящую внутри него, вздымающуюся ярость и опустошающее бессилие. Он злился, на себя, за свою беспечность, на персонал больницы, у которых почему-то не оказалось видеозаписей из хирургического отделения, за последние двадцать четыре часа и на полицейских, которые должны были охранять Вацлава.

И, конечно же, несмотря на все усилия Стаса, как всегда, «никто ничего не видел и не слышал».

Просто их пациент, абсолютно внезапно, заснул и впал в кому.

Стас хотел было проверить капельницу, которую поставили Вацлаву, но как оказалось пакет, трубку и иголку уже утилизировали.

Но, Корнилов, не смотря на отсутствие улик и возможность изучения капельницы, на предмет посторонних веществ, был уверен в искусственной причине коматозного состояния Вацлава.

Хотя бы потому, что никто из тутошних врачей не в состоянии объяснить, из-за чего вдруг центральная нервная система Токмакова перестала должны образом функционировать.

Гипотезы и теории у них, конечно были, но четко сформулировать причину такого резкого изменения состоянии здоровья Токмакова они не могли.

Тут дверь палаты открылась и внутрь заглянул один из докторов хирургического отделения.

— Господин подполковник, — позвал он Стаса, — тут нашелся… сотрудник сервисной службы, которая отвечает за ремонт лифтов в больнице. Он говорит, что почти весь день крутился возле лифта.

— На этом этаже? — уточнил Корнилов.

Это было бы хорошо: лифт совсем рядом от палаты Токмакова. И если работник ремонтировал его здесь, он не мог не видеть, кто заходит к Вацлаву в палату.

— Ну, давай посмотрим на этого работника, — проворчал Стас.

Сотрудник сервисной службы — худощавый мужчина с простецким лицом и соломенными волосами — обладал не самой хорошей памятью. Однако, он сумел описать нескольких посетителей палаты Токмакова.

И среди них значился «здоровый мужик, с усами», который «кажись был из следственного комитета — так полицейские говорили, которых он из палаты выставил».

Стасу не составило труда догадаться о ком идет речь.

Датский. Полковник Датский.

Но… что это даёт? Родион Датский, конечно, му**ак и урод, но… Стал бы он убивать Вацлава?

Стас поразмыслил и решил, что на убийство, если есть серьёзная мотивация, Датчанин вполне себе способен.

Но, Корнилову тяжело было себе представить причину, способную толкнуть даже такого человека, как Родион Датский на… убийство.

Спланированное хладнокровное убийство.

Ради чего?

Корнилов отпустил работника сервиса и обдумал его свидетельства.

Стоит ли ему начать задавать вопросы СКР и Датчанину, в частности? Пожалуй, пока у него нет на руках ничего кроме домыслов и догадок — нет.

И единственный, а точнее единственная, кто сможет ему помочь разобраться в случившемся — это Ника.

Корнилов мысленно ругнулся.

В последнее время, он слишком часто стал думать о синеглазой девочке, как о способе решения проблем в следствии…

Кулаки Стаса с хрустом сжались.

Хорош следователь! Ни черта не может без помощи своей помощницы и её видений! Да и Ника не железная, а всего лишь пятнадцатилетняя девочка, но… Сейчас у него нет ни времени, ни возможностей копаться в причинах комы Токмакова самостоятельно. Нужно было действовать и действовать быстро.

Нужно было получить максимально полную картину происходящего, пока Маски притихли.

А это, зная, на что они способны, очень ненадолго.

По правде говоря, Стас не верил, что Вацлав мог «заказать» своих детей… Хотя, нет. Не так. Стас не мог допустить мысли, что даже такой урод, как Вацлав, способен иметь дело с отъявленными ублюдочными садистами вроде этих Масок.

Зло происходит, оно существует. Но, как и добро, оно относительно… и у него есть внутренние границы, как бы дико это не звучало.

Стас, не теряя времени, направился в сто вторую больницу, где должна была находиться Ника.

Корнилов хотел предупредить Лазовскую о своем приезде, но девочка не брала трубку.

Стас утихомирил готовое разыграться беспокойство.

«С ней всё в порядке — твердил он себе, — с ней всё в порядке! Она ведь в больнице…»

Да, в больнице. В такой же, как и та, где лежал Вацлав.

Стас чертыхнулся и надавил на педаль газа своего внедорожника.

АРСЕНИЙ АРЦЕУЛОВ

Понедельник, 23 марта.

Сеня ещё с армии твёрдо уяснил один из главных, пожалуй, жизненных принципов: за своих — надо рвать.

И далеко не всегда в переносном смысле.

В памяти Арцеулова был бессмертен один случай из его службы в ВДВ, где он служил одно время по контракту.

…Мрачные пасмурные небеса, моросящий дождь и завывающие, подобно оголодавшим шакалам, пыльные ветра над кривозубыми скалами и горами.

Семнадцатая рота отдельного полка ВДВ вошла в один из горных кишлаков.

Командир приказал провести обыск в домах местного населения, благодаря чему были изъяты несколько автоматов, гранатомёты и пистолеты. Двенадцать человек арестовали, и местные этого не простили.

Десантники не имели привычки грабить или убивать безоружное мирное население, у них были другие цели, принципы и ценности.

Но в тот злополучный вечер, когда двое солдат, с которыми Сеня в казармах лично в карты резался, отправились за водой, десант поступился своим принципам.

Колодец, к котором направились двое солдат находился на окраине деревне. Там их и нашли дозорные.

Два парня, обоим и двадцати не было, лежали рядом, возле колодца, с перерезанными горлами и изуродованными лицами.

Командир их роты тогда не церемонился. Допросили нескольких человек, мирно попытались узнать, кто и что видел.

Но люди заговорили, только когда командир двух задержанных за хранение оружие поставил к стенке и приказал расстрелять.

Только тогда местные чуть ли не хором указали на преступников, осмелившихся напасть на российских десантников.

С теми тоже никто не церемонился — война не место для гуманности и дипломатий. Даже для человечности, там редко найдется место.

Сеня был одним из тех, кто отправил к праотцам пятерых бородатых бандитов и, хотя тогда его, двадцати однолетнего сержанта это порядком шокировало, он ни разу об этом не пожалел.

Стыдился — да, отчасти. Потому что это была казнь. Но ни разу не жалел.

И сейчас, когда в его сознании тяжелела угнетающая гневная мысль, что его друг, напарник и сослуживец, Николай, мог погибнуть… Что какая-то преступная мразь посмела даже подумать, что может безнаказанно убить полицейского…

Сеня сейчас ощущал такую же мрачную отрешенность, как тогда больше пятнадцати лет назад.

Нет, конечно, он не собирался никого стрелять. Но и нежничать он не будет.

Те, кто посмел покусится на жизнь Коли — крепко об этом пожалеют. Как и те, кто что-то видел и слышал, но решил промолчать. Последние, по мнению Сени, будут виновны не меньше самих Масок, которые, скорее всего, и пытались убить Домбровского.

Перед тем, как выдвинутся на место инцидента Сеня организовал несколько десятков сотрудников Уголовного розыска для проведения масштабной операции. Разумеется, это было оговорено с генералом Савельевым.

Арцеулов провёл лаконичный, но емкий инструктаж личного персонала и скомандовал начинать.

Замысел Сени был прост и исходил из такого же простого логичного расчета: практически невероятно, чтобы никто из сотрудников стоянки грузовиков ничего не смог заметить или услышать.

Как минимум, кому-то что-то могло показаться, послышаться. Как минимум, хоть один да должен был что-то видеть или слышать. По-другому не бывает.

И Сеня твёрдо был намерен отыскать этих глазастых, ушастых, но крайне трусливых граждан.

На ту самую стоянку грузовиков, где Колю, едва не убили, Сеня нагрянул в компании десятка полицейских автомобилей.

Разумеется, и водители, и прочие сотрудники «Континент-сервис» сильно переполошились, когда на территорию стоянки внезапно, с шумом, воем сирен и мигалками, друг за другом, ворвались десять полицейских машин.

Сеня видел, по лицам всех работников компании, что ему удалось достичь нужного эффекта — шока и смятения.

Отлично. Почва для дальнейших действий подготовлена.

Разговаривать с ним вышел крупный мужик в расстёгнутой бордовой куртке. Под темным свитером у него выпирал округлый живот. Промозглый мартовский ветер раздувал и приподнимал сальные светлые патлы толстяка.

— Д-добрый вечер, — заметно волнуясь, произнес он, подойдя к Сене.

Не смотря на свои габариты, толстяк был заметно ниже Арцеулова.

— Сомневаюсь в его доброте, — пробурчал Сеня, напустив на себя угрюмый и воинственный вид.

Он окинул толстяка с головы до ног.

— Вы Марк Карташев? — спросил он.

Это имя и фамилию упоминал Домбровский, когда пересказывал Сене свои злоключения.

Патлатый толстяк несколько раз быстро кивнул.

— Да, это я…

— Хорошо, — кивнул Сеня. — Я капитан Арцеулов. Скажите своим людям собраться внутри вашей диспетчерской, где там есть побольше места.

— Зачем? — глупо моргнув Карташев

— За дверью, — рыкнул Сеня. — У вас есть двери в помещениях, Карташев?

— Ну, да…

— Вот откройте одну из них, заведите туда своих людей и ждите дальнейших указаний.

— Послушайте, господин капитан, такое дело… — Карташев развел руками. — Сейчас все-таки разгар рабочего дня и нам, если честно, некогда…

Сеня сделал к нему шаг. Толстяк мигом умолк, настороженно глядя на Арцеулова.

— Слушай, перекормыш патлатый, — прорычал Сеня, — здесь, вчера, на этой вашей самой стоянке был тяжело ранен офицер особой оперативно-следственной группы Уголовного Розыска! И пока я не выясню, что здесь случилось, и кто в этом виновен, все ваши дела подождут.

— Господин, капитан, но руководство компании… — начал было Карташев.

— Ваше руководство уже извещено моим руководством, — пророкотал Сеня. — Вопросы есть?

У Карташева, судя по выражению лица, вопросов не было. Как и аргументов.

Первым делом Сеня потребовал, чтобы ему показали место преступления.

Оно пустовало — место на стоянке, где едва не погиб Коля.

Арцеулов стоял рядом, глядя на асфальт, укрытый тонким слоем подтаявшего снега. Его взгляд был сосредоточен на нескольких темно-алых и темно-багровых пятнах.

Они уже успели подсохнуть и прочно въесться в тёмный мокрый асфальт. Кровь, как неприятные воспоминания, детская психологическая травма или острое чувство ненависти. Она так же крепко и надёжно пропитывает любой материал и её никогда полностью не оттереть, не отстирать и не от скрести.

Как дурные гадкие воспоминания навечно оседают в недрах сознания, так и кровь, блеклыми застиранными и затёртыми пятнами или мелкими частичками, навсегда остается на том месте, где она была пролита.

Как и от воспоминаний, от неё до конца уже не избавиться.

Она въедаться, просачивается и пропитывает собою надолго, на многие годы и столетия… навсегда.

Кровь на руках убийц — грязь, которую никогда не отмыть. Её можно только…

Набегающие с запада порывы стылого влажного ветра, стыдливо присыпали застывающую на асфальте кровь Коли россыпями рыхлого снега.

«Да, пожалуй, пролитую кровь, можно только вот так торопливо и лихорадочно скрывать от посторонних глаз-подумал Сеня»

Никаких других следов он обнаружить не смог — на твёрдой и неподатливой поверхности асфальта мало, что остается. Разве только то, что тяжело смыть…

Всех водителей, автослесарей, грузчиков и прочих сотрудников стоянки собрали на первом этаже диспетчерской.

Люди выглядели встревоженными и растерянными. Никто не понимал, почему их отвлекли от работы и что с ними собираются делать.

Стоящие в помещении полицейские наряды со штурмовым оружием то и дело ловили на себе угрюмые изучающие взгляды. Но лезть к оперативникам с автоматами никто не желал — дураков не было.

Сеня вошел в просторный кабинет с несколькими столами. Это помещение было явно маловато для такого количества мужчин, да ещё, в среднем, довольно крупных.

Все взоры водителей и рабочих стоянки обратились к нему.

— Меня зовут капитан Арцеулов, — холодным и властным тоном произнес Арсений. — Я из особой оперативно-следственной группы Уголовного Розыска Москвы. В ночь с воскресенья на понедельник, на вашей стоянке был серьёзно ранен мой коллега, друг и сослуживец. Как вы понимаете, помимо личных интересов мною движет обязанность выяснения всех обстоятельств случившегося. Пока ничего не ясно, официально заявляю: я могу подозревать в соучастии любого, здесь присутствующего.

Если до этих слов, некоторые из водителей и работников ещё осмеливались перешептываться, то сейчас подавляющее большинство едва осмеливалось дышать.

— Сейчас у вас снимут отпечатки пальцев и вы здесь, сегодня ответите на несколько вопросов сотрудников УГРО. Если вы не причастны к покушению на убийство офицера нашего ведомства — вам нечего опасаться.

Сеня обвёл взглядом застывшие лица водителей и других сотрудников компании. Почти у всех выражение лиц было или настороженным, или показательно равнодушным.

Все дальнобойщики, автослесари и грузчики добросовестно позволили скопировать узор папиллярных линий со своих пальцев.

А затем чуть больше полусотни человек были опрошены Сеней и другими офицерами УГРО. Отдельно, у самого Марка Карташева, Сеня узнал, кто из водителей, после случившегося с Колей отправился в рейс.

Таких оказалось около полутора десятка. Сеня мысленно выругался.

Такой расклад серьёзно уменьшал вероятность обнаружение важного свидетеля или соучастника покушения среди водителей и рабочих стоянки.

Когда всё было закончено, Сеня сухо поблагодарил всех присутствующих здесь сотрудников «Континент-сервис» и приказал приехавшим с ним полицейским собираться обратно.

Действия Арцеулова вызвали недоумения на лице, как Марка Карташева, так и остальных работнико компании.

— А вы что-то узнали? — продолжал допытываться горбатый старик с хлипкими очками на крысином носу.

— Возможно, — не глядя на него, пробурчал Сеня и уселся в один из полицейских Ниссанов.

Как только они выехали со стоянки, Сеня обзвонил других своих коллег и уточнил, все ли они смогли организовать качественное наблюдение за местом проживания работников и водителей, с этой стоянки.

У всех офицеров и сержантов УГРО, отправленных на слежку за потенциальными свидетелями или соучастниками покушения, был положительный ответ.

Сеня вздохнул, усиленно подавляя раздувающееся в груди и горле чувство беспокойного волнения.

У его плана были не такие большие шансы на успех, как ему хотелось бы, даже учитывая количество задействованных людских ресурсов.

ПРОХОР МЕЧНИКОВ

Понедельник, 23 марта.

Он испытал странное ощущение, завидев дом Токмаковых. Территория вокруг была всё ещё оцеплена. Сидя в машине полковника Датского Прохор видел расхаживающих по округе хмурых мужчин в гражданском.

Все они сновали вокруг и внутри дома. Что-то перекладывали, перетаскивали, осматривали вещи, фотографировали и исследовали. Рядом с домом, возле ворот стояли два чёрных фургона, перечерченные красной полосой с белой надписью:

«СЛЕДСТВЕННЫЙ КОМИТЕТ».

Внедорожник полковника резко затормозил. Мечникова качнуло вперёд и его лицо скривилось в гримасе боли.

После того, как его собрались «перевести в другую больницу» в манипуляционной ему сделали несколько инъекций с местной анестезией, а полковник Датский использовал кровоостанавливающие аппликаторы. Но, несмотря на это, Прохор всё равно чувствовал себя так, словно вот-вот сдохнет прямо здесь.

В местах ранений, ему казалось, что в его плоть, разрезая кости, вкручиваются гигантские раскаленные шурупы.

Прохор, стиснув зубы, рычал себе под нос, а полковник делал вид, что не замечает, как сидящий рядом парень корчится от болезненных мук.

Хотя, впрочем, Мечников полагал, что тому просто-напросто начхать.

— Выходи, — рыкнул Датский, припарковав свой темно-зелёный Чероки, возле забора дома Токмаковых.

— Дверь откройте, — попросил Мечников, которому даже дышать и ходить было тяжело.

— Может тебе ещё коврик постелить? — обернувшись, бросил Датский. — Вылезай, сопляк!

Мечников раздраженно цокнул языком, превозмогая боль и мечтая, чтобы полковник пережил его мучения, он открыл тяжелую дверцу Grand Cherokee и, чуть ли не вывалился наружу.

Вскрикнув от боли, ослабевший и изнемогающий Прохор повис на открывшейся двери.

Оказавшийся рядом Датский с раздражением поднял его и встряхнул.

— Шагай, сученок! У нас мало времени! Ты не должен сдохнуть раньше, чем мы найдем бумаги.

Прохор зло ощерился, когда они вошли на территорию дома Токмаковых.

Его взгляд задержался на нескольких сотрудниках Комитета, что рыскали во дворе.

— А не боитесь, что я вашим расскажу, как вы перед олигархатом лебезите? А?

Датского можно было ненавидеть, а вот пытаться испугать стоило в самую последнюю очередь.

Прохор ощутил, как полковник надавил пальцем на одну из ран. Вспышка боли оказалась настолько пронзительной и свирепой, что у парня подкосились ноги и он рухнул бы на колени, не поддержи его под руку Датский.

— Ты, что выбл*док малолетник, — прошипел ему на хо рассвирепевший полковник, — вздумал меня ещё шантажировать?! Да если ты своим перемазанным дерьмом ртом, хоть что-то вякнешь, я всю твою семью на нары отправлю! Хочешь проверить?

— Не надо… — хрипло простонал Прохор, ощущавший, как боль вгрызается в тело.

Датский встряхнул его, заставив парня снова поморщиться от боли и толкнул в спину.

— Шагай, давай, уе*ок.

Прохор, шатаясь, на ослабевших ногах, ощущая убийственную слабость и лихорадку двинулся вперёд.

Каждый шаг давался ему с невероятным трудом.

Сжирающая тело боль, туманила сознание и затрудняла размышление.

Прохор помнил, что ему необходимо быть осторожным: если Мариан сейчас получит все спрятанные им бумаги, его жизнь не будет стоить и рваного рубля.

Полковник Датский приказал всем, кто находился в доме, покинуть помещение.

Когда они остались вдвоем внутри дома Токмаковых, Прохор шокированным взглядом окинул интерьер первого этажа.

Разбитые пулями стены, пол и ковры засыпаны грязью, снегом и отвалившейся облицовкой со стен.

Сейчас в дом, через окна проливался тусклый белесый солнечный свет и в его лучах плавно оседали мелкие, витающие по воздуху, пылинки.

Мелкие частички недавнего кошмарного прошлого, события о котором ещё долго будут жить в стенах этого особняка. Стены дачного дома Токмаковых надолго, возможно, навсегда запомнят липкий страх, пленивший сперва заложников, а затем и самих малолетних бандитов. Стены этого дома сохранят память о пережитых страданиях связанных и перепуганных людей, со стен и напольного покрытия особняка не скоро отмоется кровь Самсона и Ирины Токмаковых. Этот дом впитал, переварил и сбережет преступление, которое совершили Прохор с друзьями.

— Ну, чего ты замер? — гаркнул на Мечникова, стоящий за спиной Датчанин. — Забыл где «клад» оставил?

Прохор не забыл, но тянул время, чтобы вспомнить где и что именно он спрятал. Времени перебирать бумаги и сортировать по степени их ценности у него, понятное дело, не было. Поэтому, он наугад разделил более-менее ценное содержимое сейфа Вацлава на три пачки и благополучно припрятал в разных частях дома.

— Сюда, — не оборачиваясь, угрюмо бросил он.

— Без фокусов, — напомнил Датский, шагая позади.

Прохор ничего не ответил.

Они спустились в подвал дома и тут Мечников испытал чувство самого настоящего ледяного душа: ниша в низком потолке подвала, куда он спрятал часть бумаг Вацлава была пуста и рядом стояла стремянка.

Кто-то успел здесь побывать до него.

«Хорошо, — стараясь рассуждать быстро и здраво, подумал Прохор — если бы это нашли люди из СКР, Датчанин и Мирбах вряд ли бы пришли ко мне. Они, как минимум, сперва попробовали бы отыскать мои тайники сами или, опять-таки, про эту находку мне намекнули…».

— Ну, и? — Датчанин прошёл вперёд, встал под дырой в потолке и, чуть щурясь, зачем-то заглянул внутрь.

— Хочешь сказать, что кто-то нашел твой не слишком затейливый схрон? А? — он держал Мечникова на мушке своего пистолета.

— Есть ещё, — пожал плечами Прохор, мысленно молясь, чтобы в других тайниках все было на своих местах.

То ли те, кто нашёл не догадались проверить дом на наличие других «секретов», то ли кто-то там наверху все-таки услышал молитвы Мечникова. Но в следующем тайнике всё было на месте и Прохор, незаметно для полковника, облегченно перевёл дух.

Он не знал, что с третьей частью бумаг и проверить в присутствии полковника не мог, но сейчас это было не главное.

Датский внимательно перелистал и изучил содержимое пачки бумаг и пары папок со снимками и распечатками.

— Ты смотри какой осторожный и предусмотрительный, — зло ухмыляясь проговорил полковник, рассматривая документы из сейфа. — Да, Вацлав, ты был умнее, чем казался…

Прохор настороженно взглянул на Датского.

«Казался?! — ощущая холодящую кровь и кожу лихорадку, подумал Мечников. — Что это значит? Вацлав Токмаков не выжил? Но мы же… Никто из нас его не убивал!»

От этой мысли пульс Прохора участился и пружинистыми растянутыми толчками забился в венах на шее, кистях и висках.

Вацлава никто не убивал, но что если он просто не пережил тех пыток, которым его подверг Меллин? Что если Данил, в попытке выпытать код сейфа нанёс Вацлаву травмы, приведшие, в конце концов, к его гибели?

Прохор нервно шумно сглотнул. Но Датчанин не дал ему надолго уйти в себя.

— Всё, топай к дверям, Мечников. И помолись, чтобы Мариан счел эти бумажки стоящими того, чтобы оставить тебя на свободе.

Морщась от ран и свирепствующей боли, Прохор подумал, что Мариан и так убежден в ценности бумаг из сейфа Вацлава. Иначе он бы не пошел на заключение сделки с каким-то там малолетним бандитом, каким Прохор, по сути, и являлся.

Оказавшись в машине, Мечников уже не помнил, как Датский сел рядом и завёл автомобиль. Он не помнил дороги до дома Мариана Мирбаха, потому что почти сразу Прохор потерял сознание.

И последней его мыслью была… мольба. Мысленная, горькая и отчаянная мольба о прощении.

Болезненная горечь раскаяния, было последним, о чем успел подумать Прохор, прежде, чем мир для него прекратил свое существование.

СТАНИСЛАВ КОРНИЛОВ

Воскресенье, 23 марта

Благодаря званию подполковника УГРО и соответствующим привилегиям ему, почти без проблем, удалось получить доступ ко всем необходимым камерам видеонаблюдения.

Просмотрев полученные видеоматериалы Стас вычислил с кем и в каком направлении уехала из больницы Ника.

На одном из видео кадров, Стас, заметил Мирона, с которым начала встречаться Лазовская. Парень вышел из больницы и, через полчаса вернулся с пакетом покупок и цветами. А ещё через десять минут вышел обратно с крайне разочарованным и растерянным видом. Это было заметно даже при ужасном качестве камер видеонаблюдения.

Черный Subaru Forester, принадлежавшей Валерии Логиновой, с которой дружила Ника, промчался через весь город и направился к не презентабельным районам на юге столицы.

У Стаса сразу же закралось недоброе предчувствие.

Скорость, с которой Форестер Логиновой мчался по кварталам и районам, говорил об экстренной спешки обеих девушек.

Просматривая запись, Корнилов почувствовал учащающиеся всплески беспокойства.

Что могло заставить Лазовскую вот так, после всего пережитого, сорваться из больницы и рвануть куда-то, не дождавшись возвращения своего парня?

Стас завел автомобиль и направился по примерному маршруту движения черного Форестера.

Записи привели его сперва к известному бару с не очень благополучной репутацией. Сантьяго-де-Мос не раз уже фигурировал в сводках новостей, в связи разными неприятными инцидентами вроде драк, поножовщин или даже небольших перестрелок. Но, каким-то чудом, это пристанище разных криминальных элементов до сих пор не прикрыли.

Субару, в котором сидели Ника и Лера постоял несколько минут напротив бара, а затем двинулся следом за черно-серебристым тягачом International.

Стас вычислил по видео адрес, куда приехали Лера и Ника. Корнилов мысленно выругался.

Он не сомневался, что эта маленькая синеглазая фея вновь опять куда-то вляпалась. И вновь, по своему обыкновению, не посчитала нужным просить у него, Стаса, помощи.

Корнилов вздохнул с легким раздражением и надавил на газ.

Когда он уже был совсем рядом с тем местом, куда приехали Ника с Лерой, в воздухе зазвучали выстрелы.

Корнилов дал по тормозам, заехал за дом и приоткрыл окно.

Ему не показалось. Примерно через пол квартала, совсем рядом, звучали трескучие автоматные очереди.

Стас вышел из автомобиля, проверил патроны в барабане своего мощного револьвера и осторожно двинулся на звук стрельбы.

Корнилов пробежал по дворам, приближаясь к эпицентру перестрелки. А судя по плотности звуков выстрелов, совсем недалеко, буквально через две-три улицы от него, гремела самая настоящая и довольно ожесточенная перестрелка.

Корнилов поборол желание вызвать полицейское подкрепление. Это было непросто — он не представлял, что случилось с Никой и что они с подругой здесь забыли.

Он, по безлюдным улицам подобрался к неприветливому злачному району, в центре которого, судя по вывескам, располагался спортклуб или боксёрский джим.

Его, полукольцом, окружили несколько внедорожников, возле которых присели, вооруженные автоматами мужчины крепкого телосложения, с непроницаемо каменными хмурыми лицами.

Стас ещё не успел оценить обстановку, как из гаража-пристройки, возле джима на скорости вылетел черный фургон Мерседес и на полной скорости снес распахнутые дверцы двух внедорожников.

Бандиты с автоматами едва успели отпрыгнуть.

Пули фургону были не страшны — по вороному корпусу только искры сверкали. Машина явно была бронированной.

Стас, слегка ошалевший от такого эффектного зрелища, на мгновение подумал, что стал свидетелем съемки отечественного боевика.

Если бы только в этот момент, из дверей джима не выглянуло знакомое Стасу бородатое лицо Сигизмунда Лазовского.

Седой «Гарм» (Стасу было известно криминальное прозвище дядюшки Ники) двумя выстрелами уложил ближайших противников, а свободной рукой, отчаянно матерясь по-польски, затащил внутрь здания одного из своих раненных соратников.

Корнилов мысленно выругался: теперь перед ним дилемма — или вызвать полицию для наведения порядка и подставить единственного родственника Ники, или позволить всему идти своим чередом.

От противоречивых размышлений Стаса отвлёк звонок мобильника.

Корнилов дернулся назад и взглянул на дисплей телефона. Звонил генерал Савельев.

Буквально за стеной дома гремела шквальная стрельба. Корнилову пришлось вернуться назад и сесть в машину: генерал Савельев не должен был слышать звуки стрельбы, иначе Стас не смог бы ему объяснить почему прямо сейчас сюда не стоит вызывать наряд полиции и почему нужно дать уйти Сигизмунду Лазовскому.

Да и потом перестрелка идёт не больше пары-тройки минут, а значит пройдёт ещё примерно минут восемь или чуть больше, и в этот район нагрянут или усиленные наряды патрульно-постовой службы, или Росгвардия.

Стас принял вызов, лишь закрывшись в своем внедорожник и быстро отъехав к соседнему кварталу.

— Да, товарищ генерал? — глядя в зеркало заднего вида, быстро спросил Стас, мысленно радуясь отличной шумоизоляции Дефендера.

— Корнилов, ты где сейчас? Ты был в больнице у Токмакова? — быстро и отрывисто спросил генерал.

— Да, там всё глухо, но есть один свидетель.

— И? — с требовательным нажимом спросил Савельев.

— Если верить его словам… — начал Стас, в этот момент совсем рядом прозвучал грохот взрыва.

В машине Стаса дрогнули стекла, а по коже Корнилова скатился жар, от тревожной мысли про Нику и её дядю.

— Что это было? — с подозрением быстро спросил генерал.

— Петарды, — выдавил Стас.

— Хрена себе петарды! — фыркнул генерал в трубке. — Судя по звуку, не х*ровый такой размер тротилового эквивалента.

— Если верить словам рабочего, который чинил лифт, — Стас поспешил увести разговор о взрыве в сторону. — Незадолго до того, как Токмаков неожиданно впал в кому, к нему заходил мужчина, внешностью сильно напоминающий полковника Родиона Датского.

— Да иди ты! — воскликнул порядком шокированный генерал. — Стас, я знаю, что Родион так ещё паскуда, но… убийство… вот так подло и безжалостно убить беспомощного человека, пусть даже, такого подонка, как Вацлав? Ты… Ты веришь в это?

Стас скривил губы. Он тоже успел провернуть в голове несколько противоречащих вариантов, при которых Родион мог и не мог совершить убийство.

— В своих поступках Родион больше руководствуется сухим и хладнокровным рациональным мышлением. Ему, по большому счету, плевать на законы, если он считает их неправильными или глупыми. В полицию и СКР он пошел с определенной простой логической мыслью: преступность подлежит жесткому искоренению или хотя бы контролю. И если бы он был достаточно мотивирован… Думаю, он бы пошел и на убийство.

— То есть, по твоим словам, Родион Датский — убийца и оборотень в погонах? — уточнил Савельев.

— Нет, полагаю, если он действительно приложил руку к тому, что Токмаков впал в кому, у него были для этого какие-то личные причины… Он ведь знал, кто такой Вацлав и чем промышляет.

— Самосуд?

— Возможно.

— Ладно, сейчас это неважно, Стас, — Аспирину явно не понравилось то, что он услышал. — Мне доложили о странном парне, которого задержали сегодня за стрельбу, в одном из дворов на Шоссейной улице.

— Почему вас это заинтересовало, товарищ генерал?

— Потому что задержанный, по словам патрульных, брызжа слюной и весь в крови, с ножовыми ранениями, пребывая в совершенно диком, неадекватном состоянии брыкался, хрипел и со слезами безумия орал о каких-то огромных монстрах в неоновых масках.

На этот раз, вместо липнущего к коже влажного жара, по коже Корнилова сошел покалывающий и царапающийся холодок.

Он вспомнил, что рассказывала ему Ника об убийцах в неоновых масках и какой ужас они производили на синеглазую девушку. Ника этого не говорила, но из её слов Стас понимал, что эти убийцы… эти маски просто перенасыщены неудержимой волей убивать. И даже это было не всё.

В кошмарных обладателях зловещих неоновых масок чувствовалось нечто… необычное… другое… как будто нечеловеческое.

От последней мысли у Стаса на затылке растеклось прохладное щекочущее чувство.

— Где сейчас этот парень? — спросил Стас.

Генерал продиктовал адрес ОВД, где сейчас содержат задержанного стрелка.

Имя его было Михей Малаховский.

Стасу оно показалось знакомым. Прервав связь с генералом Савельевым, он немедленно сравнил его со списком тех досье, которые собирал на своих детей Вацлав.

И Корнилов почти не удивился, обнаружив среди них имя, фамилию и фотографию Михея Малаховского.

Глядя на его лицо, можно было не проводить никаких ДНК тестов — Михей почти точная копия Вацлава, в молодости.

Стас бросил взгляд в сторону улицы, где возле джима гремела перестрелка.

Он не знал, что с Никой… И ему срочно нужно было ехать к Михею. Он не понимал, как ему поступить и что предпринять… Если дядя Нике и самой девушке сейчас грозит опасность. Он ведь должен что-то сделать.

Да, наверное… Даже если это навредит следствию?.. Да! Безусловно — да!

Стас вышел из машины. Кроме его оперов и Аспирина никто не знает, но под задним сидением внедорожника у Стаса спрятан образец новейшего АК-12 с колиматорным прицелом, подствольным гранатомётом и барабанным магазином, на целых девяносто пять патронов. Этот красавец у Стаса припрятан, как раз на особые случаи — например, когда надо в одиночку подавить превосходящие силы противника.

Корнилов быстро достал автомат, снял с предохранителя, проверил магазин и спуск. Прикрепив глушитель на автомат, он торопливо надел одноразовую медицинскую маску, накинул на голову зимнюю бейсболку и, закрыв дверцы внедорожника, бросился обратно, к джиму, где гремела перестрелка.

Корнилов на всю жизнь запомнил навыки, отработанные во время службы в морской пехоте.

И сейчас они вновь сработали, как хорошо отлаженный механизм.

Стас подкрался к бандитам, обстреливающим боксёрский джим, нашел выгодное укрытие.

Один из бандитов его заметил, и Стас сразил его метким выстрелом в голову — рука у Стаса не дрожала и представителей криминалитета он не жалел без вынужденных обстоятельств.

Следующими была троица коренастых и плечистых мужчин. Затем ещё двое чуть дальше.

Его заметили. Темноволосый и толстый мужик с распахнутой темной куртке заорал матом и привлек к Стасу внимание на него обернулись.

Но указательный палец Стаса уже лежал на спусковом крючке подствольного гранатомёта.

ГП-30 с коротким «выдохом» выплюнул осколочную гранату. Мгновение — и возле четвёрки бандитов рванула короткая вспышка огня, грохнул взрыв и во взметнувшемся дымчатом облаке четыре человеческих силуэта расшвыряло в стороны.

Стас пристрелил ещё двоих и в этот миг над улицами, перекрывая грохот пальбы, зазвучал протяжный нагнетающий вой полицейских сирен.

Пора было уходить.

Стас, не знал, что предпримет Сигизмунд Лазовский, но надеялся, что его действия помогут тому спасти Нику и себя самого. Впрочем, Корнилов не скрывал от самого себя, что его больше всех интересовала лишь судьба Вероники.

Не теряя времени, Стас бросился к внедорожнику и, едва оказавшись за рулем, резко дал по газам.

Круто развернувшись на месте, он свернул в ближайший двор и через улицы рванул прочь — не хватало ещё, чтобы его подразделения нацгвардии прихватили на месте перестрелки, с автоматом в руках.

Он конечно сумеет объяснится, но эти лишние вопросы создатут массу неудобств как ему лично, так и всему управленю УГРО.

Глядя на поднимающуюся стрелку спидометра, Стас сосредоточился на мыслях о Михее Малаховском.

Если парень столкнулся с теми самыми Масками… то он ценнейший свидетель! Ведь он, пока, единственный, кто пережил встречу с Масками…

Сорока минутами позже, Стас уже был в расположении ОВД Печатники и вошел в камеру, где заперли Малаховского.

Михей, поджав колени и забившись в угол на пружинистой койке, обхватил голову руками и что-то яростно шептал себе под нос.

— Добрый день, — произнес Стас, войдя в камеру.

Михей никак не отреагировал на его появление.

Взгляд парня был устремлен куда-то вниз. Он ошеломленно таращился в никуда, а его губы продолжали что-то торопливо неразборчиво шептать.

— Михей, — осторожно и вежливо проговорил Стас. — Я могу поговорить с вами?

Корнилов осторожно приблизился к парню.

Он увидел, что у Малаховского перебинтовано левое запястье и шея: Михею несказанно повезло, что не были задеты артерии.

Левая штанина парня промокла и потемнела от крови, на правой щеке, через переносицу тянулась кровавая, щелевидная полоса глубокого и уродливого пореза. Кровь на нем едва-едва коагулировала.

Михей продолжал лихорадочно что-то шептать себе под нос.

Он пребывал под воздействием глубокого, достигающего глубин личностного сознания, масштабного потрясения.

Его сознание перевернулось и уже не будет прежним. Стас был опытен в подобных делах и мог сделать заключение и без помощи комиссии психиатров: сознание Михея не справится с тем, что ему пришлось пережить.

Как это не печально и ужасно, но перед ним сейчас будущий и, наверняка, долговечный если не постоянный, пациент психиатрических лечебниц и изоляторов.

Пока ещё он сохраняет остатки вменяемости, пока ещё его сознание и мозг сохраняют относительную возможность функционировать без посттравматических аберраций. Но очень скоро, в ближайшие сутки, его сознание подвергнется кошмарному обсессивно-компульсивному расстройству, которое повлечет за собой невероятное количество конфабуляций и, как следствие, полномасштабные и катастрофические личностные изменения — проще говоря, шизофренические расстройства, которые почти неизлечимы.

У Стаса было мало времени. Пока Михей ещё остается Михеем и его сознание на начало «разлагаться», нужно успеть опросить его.

Поэтому Корнилов не стал деликатничать.

— Михей! — Стас почти вплотную подошел к кровати парня.

Тот вздрогнул и взглянул на Стаса так, словно только что его заметил.

— Я выстрелил ему прямо в живот! Всю обойму! — вытаращив глаза, с перекошенным лицом прошептал Михей. — Всю обойму! Понимаете?! Из «Вереска»! Все тридцать патронов! А он… а он только вздрогнул и… на меня! Понимаете?!

Зрачки Михея нервно метались из стороны в стороны.

— Тридцать пуль, прямо в брюхо! Море кровищи! И ничего! Он живой! Этот здоровяк в светящейся маске, покачиваясь, подошел ко мне и полоснул меня по руке! Я даже магазин не успел сменить!

Его взбудораженный голос истончился и скачущим эхом метался в стенах тесной камеры.

Стас пару секунд смотрел в голубые глаза Михея и отчетливо наблюдал в них бессильное смятение, в сочетании с пробравшимся глубоко в душу червем панического страха.

На памяти Стаса именно такой взгляд, чаще всего, бывает у людей, чудом избежавших гибели.

Смятение, паника, слёзный страх и безмолвная мольба о помощи в глазах.

Только Стас уже ничем не мог помочь Михею.

— Михей, меня зовут подполковник Корнилов, — произнес Стас и подумав добавил, — вы можете звать меня по имени — Стас.

Обычно такая фамильярность недопустима, но в случае с Михеем лучше опустить строгие формальности для создания у парня хотя бы иллюзии уютного чувства защищенности.

— Стас? — переспросил он и нервно сглотнул. — Кто это был, Стас?

— Сперва, опиши, кого ты видел, — предложил Корнилов.

— Кого я видел? — выдохнул Малаховский. — Здоровенных и толстых мужиков в светящихся масках! Вот кого! Они хотели убить меня и я… я стрелял в них! В каждого!!! В одного всю обойму, ***ть, засадил! А ему на**ать!

— Михей, — сохраняя дружелюбное спокойствие, проговорил Стас. — Откуда у вас оружие? Тем более «Вереск»?

Пистолеты-пулеметы СР-2 «Вереск» состояли на вооружении сил специальных операций, спецназа ФСБ и Федеральной службы охраны первых лиц.

Михей несколько раз непонимающе моргнул, сдвинул брови. Стас, на мгновение было подумал, что опоздал — что поврежденный потрясением мозг Малаховского уже не в состоянии анализировать получаемую информацию или формулировать более-менее логичный ответ.

— Я… — Михей прочистил горло и, взволнованно дыша, пробубнил, — я торгую оружием… «Верески» получаю через приятеля… Там много чего ещё…

При других обстоятельствах любой торговец оружием, на месте Михея, и слова бы не сказал. Но Малаховский сейчас был не в состоянии адекватно оценить риски от собственных слов. Да ему сейчас было и неважно, что с ним будет за торговлю оружием. Единственное, что его волновало, Стас в этом не сомневался, — это, возможность гарантированной защиты от Масок.

И его, в роли защиты, устроила бы даже тюрьма.

— Вы знаете, зачем эти люди… — начал Стас.

— Нет! — выкрикнул Михей. — Нет! Не называй их людьми! Ты их не видел! Не видел, как я! Вблизи! Вплотную! Ты не смотрел в их светящиеся глаза!

— Ты же понимаешь, что это были просто… маски, Михей, — сохраняя сдержанность и невозмутимость, сказал Стас.

Михей лишь невесело и нервно хихикнул.

— Маски?.. Да, понимаю… А ты понимаешь, кто был под ними?! Нет?! Ты стрелял, Стас? Из настоящего оружия?! В людей, например?!

— Да, — коротко ответил Корнилов. — Приходилось.

— Тогда ты понимаешь, что никто!.. Никто не может выжить после тридцати пуль в брюхо с двух метров! Понимаешь?! Понимаешь?! Ты можешь это понять?!!

Стас мог. И твёрдо знал, что обычно и одной-двух пуль в плевральную область довольно, чтобы человек гарантированно умер долгой и мучительной смертью.

И пока он склонялся, что мозг Михея уже мог быть подвержен конфабуляциям, искажающим действительность произошедшего, в его сознании.

Хотя, скорее, Стасу хотелось, чтобы это было так. Потому что если истина совпадает с его словами… Он, Коля, Сеня и Ника вновь столкнулись с чем-то необъяснимым, кошмарным и ужасающе реальным. С чем-то, неуклонно вырывающимся из рамок привычной реальности.

С чем-то невероятным, но близким, существующим рядом… С чем-то, похожим на Сумеречного Портного, например.

При воспоминании о том деле, Стас ощутил неприятную легкость где-то в животе и нарастающую злость на себя и безжалостного убийцу, которого он так долго не мог поймать.

— Не мог бы ты описать, как все происходило? — сохраняя хладнокровную тактичность, проговорил Стас.

— Ладно… — дернул плечами Михей. — В общем… Я ехал на встречу с покупателем… Заехал во двор, там — ни души и темно было, хотя вроде день на дворе… Покупателя ещё не было, и я ждал в машине. А потом вышел, закурил и тут…

Он шумно нервно сглотнул.

— Они как будто материализовались прямо из гущи теней, из глубин теневого сумрака! Я серьёзно! Не веришь мне?!

— Я этого не говорил, — успокоил Михея Стас. — Продолжай.

— Они втроем приблизились ко мне…

Тут Стасу потребовались все силы, чтобы сохранить самообладание.

— Прости? — перебил он, ощущая возрастающую частоту сердечных ударов. — Ты сказал «втроем»?!

— Ну, да, — быстро кивнул Михей. — Трое мужиков, все в неоновых масках.

— Но… подожди… — Стас не верил и не хотел верить, потому что это было невозможно — ведь отец Масок, Панкрат Рындин сейчас сидит в СИЗО и ждёт передачи своего дела из прокуратуры в суд.

И Стас был уверен, что именно он сидел за рулем грузовика, в котором Маски измывались над Владом Неклюевым и его девушкой. А теперь выходит, что он мог ошибаться?!

Что он упустил? Где просчитался?

Панкрат невиновен?

Черта с два! Как минимум он зверским способом убил свою жену и удерживал в плену ребенка, шантажируя Прокла Бельского! То есть напрямую способствовал свершению преступлений своих сыновей!

Но, тогда… кто?! Неужели их трое?! Трое убийц!.. Трое… братьев?!

Внезапность осознания этого факта вызвали у Стаса легкое головокружение и заставили сосредоточенно быстро прокрутить в голове предполагаемые события ночи, когда были убиты Влад и Надежда.

Стас мог только догадываться и строить версии происходящего. Но теперь у него была новая деталь, кардинально меняющая многие условия.

Тот, третий убийца был за рулем!.. Значит, можно предположить, что Панкрата они с собой не брали? Вполне логично, если разобраться.

Он ведь всего лишь дряхлый старик, если уж на то пошло.

Стас отвёл взгляд в сторону, игнорируя слова Михея. Его мозг был занят интенсивной проработкой версий.

Зачем им Панкрат? Какова его роль?

Первое — он предоставляет им свой грузовик, для отвода глаз. Хорошо.

Второе — он шантажирует Бельского, чтобы тот продолжал молчать и готовить инструменты для извращенных садистских и кровавых фантазий его отпрысков.

Хорошо… Значит, Панкрат лишь связной и помощник. Не более.

Точно? Хм, ну вполне вероятно.

Если так, то Маски не ослабли, по крайней мере в количественном смысле. Их по-прежнему трое, и они по-прежнему способны убивать. Тем более, они угнали грузовик.

Стас перевёл взгляд на Михея.

Тот больше не мог добавить ничего нового. Лишь кричал, давясь слюнями, и выпучив глаза повторял слова про «целую обойму в брюхо» и свое лихорадочное «Понимаешь?!».

Да, Стас понимал или, вернее, начинал понимать…

Он не взял одного из убийц. Он не смог пошатнуть их уверенность в себе и заставить затихнуть хоть на время, пока он и его группа не придумают, как к ним подобраться.

Они могут действовать и без Панкрата, живое доказательство чему, в лице изрезанного Малаховского, сейчас сидит перед ним.

А значит времени на изыскание стратегии следования нет. Нужно перехватывать инициативу и, кажется, Стас только что придумал как.

Хоть это будет выходить за рамки цинизма и даже будет чересчур аморальным, он должен заставить Маски действовать, когда ему это нужно, когда он будет готов. И более того, он должен подготовить для них пути отступления, по его сценарию. Стас понимал, что поймать их в результате одной операции, он не сможет. Во всяком случае, поймать их всех…