Неоновые росчерки

Эпизод двадцать первый. "Шантаж, стрельба и таинственный друг"

ПРОХОР МЕЧНИКОВ

Понедельник, 23 марта

Он не верил в то, что остался жив. Пусть его хорошенько потрепало и пуля одного из бойцов спецназа ФСБ пробила его руку, но Прохор и подумать не мог, что останется в живых.

Но это было похоже на правду. Он чувствовал и слышал собственное дыхание, сердцебиение и усталость.

Всё это свидетельствовало о том, что он всё ещё жив. Вопреки всем его опасениям.

Он давно пришел в себя, но не спешил открывать глаза. В палате кроме него было двое мужчин, если судить по голосам. И, учитывая предмет и содержание их разговора, не трудно было заключить, что это полицейские.

— Видел ту медсестру из соседнего отделения? А?

— Ну, видел и чё?

— Ну, это… как она тебе? Вроде симпотная, нет?

— Да че в ней симпотного. Девка, как девка. Ну, на разок сгодиться…

— Ой, а говоришь так, как заядлый сердцеед.

— Да я девок опрокидывал, когда ты ещё с прыщами ходил и по ночам, под одеялом, мозольки натирал, умник.

— Слушай, раз ты такой крутой, давай забьемся на эту красотку. А? Я для такого дела… готов вот штуку поставить.

— Ты идиот?

— А чё?

— Я женат, елопень! У меня дочка в первый класс пошла. А ты мне тут развлеченья для пацанвы предлагаешь.

Более старший полицейский раздраженно прокашлялся и спросил:

— Как думаешь выкарабкается пацан или того?..

— Да какая разница? — с осуждением в голосе спросил молодой полицейский. — Даже если и придет в себя — гарантированно получит пожизненное.

— Даже жаль его, — вздохнул старый полицейский. — Парнишка совсем…

— Нашел кого жалеть! — возмущенно фыркнул молодой. — Ты же слышал, что он и его дружки натворили!

Послышался звук открывающейся двери, чьи-то шаги и низкий угрюмый голос произнес:

— Полковник Датский, сержанты сходите, покурите где-то.

— Но, товарищ полковник у нас приказ… — начал было один из сержантов.

— Я не привык повторять, сержант! — прикрикнул полковник.

Прохор услышал звук торопливых шагов и стук закрывшейся двери. Мечников изо всех сил продолжал притворятся спящим, хотя он был уверен, что тяжелые и частые удары его сердца звучат на всю палату.

Он услышал, как повернулся ключ в замке двери палаты почувствовал, как кто-то встал рядом с его кроватью.

— Похоже, он ещё без сознания.

— Мирбах, ты меня пугаешь, — ехидно и с насмешкой произнес полковник. — Вроде целой корпорацией верховодишь, но не можешь заметить, что наш друг давно очнулся и на самом деле неумело притворяется спящим.

Второй мужчина встал по другую сторону от кровати Мечникова.

Прохор ощутил исходящий от мужчины запах табака и веяние уличной влажной прохлады.

— Открывай глаза, Мечников, — приказал полковник Датский. — Ты очень хреново притворяешься, парень.

Он резко пнул кровать Прохора, заставив того вздрогнуть и с испугом открыть глаза.

— Доброе утро, — нехорошо усмехнувшись, едко проговорил полковник. — Как самочувствие, Прохор? Ничего не болит?

С этими словами полковника резко ткнул в перебинтованное плечо Мечникова.

Парень охнул, когда резкая боль прострелила всю руку, плечо и добралась аж до шеи.

— Даже не знаю повезло тебе, что ты очнулся или нет, — надменно и холодно произнес мужчина в светлой полосатой рубашке и темных брюках. — Думаю, тут все зависит от тебя, мальчик.

— Вы Мариан Мирбах? — морщась от ноющей боли в плече, спросил Прохор. — Если так, то я знаю зачем вы пришли…

— Тогда сразу к делу, — предложил Датский и навис над Прохором. — Где документы из сейфа, сучёныш?

Прохор нервно сглотнул, глядя в жестокие и равнодушные глаза Датчанина. Он не удержался, нервно сглотнул и бросил опасливый взгляд на Мирбаха.

Тот, с надменным видом, спрятав руки в карманах дорогих брюк, вопросительно приподнял брови.

— Думаете, я не понимаю, что со мной будет, когда вы получите документы? — Прохор прилагал усилия, чтобы его голос не дрожал.

— Тебе бы лучше подумать, что с тобой будет, если мы не получим эти документы, — чуть наклонившись к Прохору, угрожающе прорычал полковник Датский.

Прохор ощутил, как чувство страха холодной змеей обвивается вокруг его горла. Парень быстро коротко вдохнул, ему казалось, что участившееся сердцебиение гремит на всю палату, эхом отражаясь от стен.

— Если вы меня убьете, вы уж точно никогда не узнаете, где бумаги, — вжимаясь в кровать, выдавил Прохор.

Датский вскинул брови. Кажется, он всерьез удивился. Мариан, стоявший над кроватью Мечникова, кривовато усмехнулся.

— Парень, ты или смельчак, или блаженный… — начал Датский.

Но Мирбах повелительным движением ладони, остановил его.

— Как я понимаю, вы молодой человек, хотите что-то взамен за украденные вами бумаги?

— Два миллиона, — отбросив опасение и стеснительность, решился Прохор.

Ещё в доме у Токмакова, он решил, что не будет требовать запредельные суммы, а ровно столько, сколько нужно, чтобы начать жизнь заново.

Датский пренебрежительно хмыкнул.

— А не в монгольских ли тугриках тебе подать денежки? — издевательски переспросил он.

— Нет, я бы предпочёл кувейтские динары, — борясь с ноющей болью в плече, ответил Мечников.

— Чего?! — скривился Датский. — Это… шесть с половиной миллионов, в долларах!

— По нынешнему курсу, — кивнул Прохор и снова поднял взгляд на Мирбаха.

Тот оценивающе и высокомерно глядел на Мечников сверху вниз.

— Предположим, я согласен… — медленно проговорил Мариан.

— Да брось! — разозлился полковник Датский. — Ты реально пойдешь на поводу у этого сопляка?!

— Помолчи, Родион, — велел Мариан, и полковник заткнулся, сохраняя на лице недовольную мину.

Не спуская с Прохора пристального взгляда, с оттенком льда и жестокой насмешки, Мирбах чуть наклонился к нему.

— Где я могу найти то, что вы с друзьями украли, господин Мечников?

Прохор почувствовал, как у него медленно пересыхает в горле и, кажется, отнимается язык. Но он сумел ответить Мирбаху:

— Я сам покажу вам места, где спрятал…

— Места?! — не понимающе переспросил Датский. — Ты что, щенок, растолкал ценные бумаги по всему дому Токмаковых?

Мечников пожал плечами.

— Так меньше вероятности, что при обыске будут за один раз найдены все документы.

Полковник и Мирбах переглянулись, Мариан молча и сухо кивнул, не отводя взора от глаз Датского.

— В таком случае, юноша, вам придется поправиться в ближайшие двенадцать часов…

— Это ещё не все, — перебил Мариана Прохор.

— Неужели? — выдержав паузу, ледяным тоном переспросил Мирбах.

— Я хочу полной амнистии для себя и братьев Ожаровских.

— Любопытно, — губы бизнесмена едва тронула ехидная улыбка. — А что же ваш друг, Даниил Меллин?

— А Меллин пусть сгниет за решеткой, — угрюмо произнес Прохор.

— И вам его не жаль? — с издевкой спросил Мирьбах.

— Абсолютно, — тихо и зло, ответил Прохор.

В том, чем закончилось их с друзьями… предприятие, он винил исключительно Меллина. Именно из-за этого свихнувшегося подонка, погиб Маслов и чуть не погибли они все.

— Ладно, — вздохнул Мариан, — хоть это и вызовет ненужные вопросы, я могу это устроить. Но, предупреждаю Мечников, даже после того, как вы получите амнистию и вас отпустят, вам лучше не пытаться сбежать из страны. Боюсь, вы ещё долго будете мне обязаны.

— Подождите, но… — начал было Прохор.

— Альтернативой, — чуть повысив голос, произнес Мариан, — можете избрать тюремный срок в колонии строго режима или вовсе, помчитесь скорым поездом в Соликамск. Желаете?

Прохор не желал, о чем говорило выражение его напуганного лица.

— Я так и думал, — бросил Мариан, разворачиваясь к двери. — Берегите силы, Мечников. Ещё свидимся.

С этими словами двое мужчин покинули палату.

Прохор несколько секунд смотрел на закрывшуюся за ними дверь. Удивительно, но он увидел в этом мрачную символичность, закрывшихся перед ним возможностей и перспектив, о которых он грезил до этого: он рассчитывал получить деньги и быстро свалить по-тихому из страны, разумеется, прихватив родных.

Только сейчас, обессиленно лежа в больничной кровати, он осознавал насколько был наивен в своих размышлениях.

ВЕРОНИКА ЛАЗОВСКАЯ

Понедельник, 23 марта

Владелец Сантьяго-де-Мос так и не сумел нас обнаружить. Хотя, нам с Леркой пришлось приложить усилия.

В некоторых случаях, мы специально отставали, в других переезжали на параллельные улицы и все время, неотступно, соблюдали дистанцию.

Все-таки, я не раз уже бывала рядом со Стасом, когда УГРО устраивало слежку за подозреваемыми.

Черно-серебристый грузовик Гильермо, заехал на стоянку старого, но широко известного в узких кругах боксерского джима.

— Ты знаешь это место? — с подозрением спросила Лерка и настороженно оглянулась.

Местность тут была глухая и злачная. Стены сплошь исписаны граффити, улицы пустынны и неприветливы, и даже дневной свет какой-мерклый.

— Да, — ответила я, не спуская взгляда с двери джима, за которыми исчез Гильермо.

Лера перехватила мой взгляд, пару секунд выжидающе посмотрела в мою сторону.

— И-и… — протянула она ненавязчиво, — что дальше, Роджеровна? Будем сидеть здесь и ждать, пока твой дядя не выйдет на свет?

— Нет, нам нужно будет зайти внутрь, — вздохнула я.

— Как я могла рассчитывать на что-то другое! — проворчала Логинова.

Помешкав, я заставила себя выбраться из Леркиного Форестера.

Логинова вышла вслед за мной.

— Лер, тебе не обязательно идти со мной, — обернувшись на подругу, напомнила я. — Хватит того, что ты меня сюда привезла.

— И всё же, на всякий случай, я предпочла бы быть рядом с тобой, — ответила не в меру упрямая Лерка.

Я, наверное, должна была попытаться отговорить её, но я знала, что это тщетно. Да и потом я сейчас не могла думать, о чем кроме того, чтобы увидеть дядю Сигизмунда живым.

Ощущая внутри пружинистое волнение, я приблизилась к тяжелой металлической входной двери джима, покрытой наклейками с логотипами спорт товаров.

Не долго думая, я взялась за ручку и потянула на себя. Дверь оказалась тяжелее, чем я думала и мне пришлось приложить усилия, чтобы просто открыть её.

Внутри перед нами вытянулся узкий коридор с тусклым светом и кирпичными стенами. На них висели разные постеры, газетные вырезки и плакаты с полуобнаженными девушками.

Лерка не преминула по факту последнего отпустить издевательскую шутку. А вот меня больше заинтересовали темные багровые пятна, поблескивающие на цементном полу — они до ужаса напоминали кровь.

Стараясь ступать бесшумно, едва касаясь пальцами шероховатой поверхности стены с выступающими кирпичами, я прошла вперёд. Впереди, под мигающей лампой темнела полуоткрытая дверь.

Из узкой щели темноты, между косяком и дверью, доносились мужские голоса.

Да, вполне вероятно, что мне не стоило заходить в эту дверь, в этот джим и даже приезжать сюда. И вполне вероятно, мой поступок может иметь куда более серьезные последствия, чем я могу себе представить.

Но… Просто закрывая глаза и представляя, что моего дяди Сигизмунда может… больше не быть… Это невыносимо.

И я готова рискнуть жизнью, лишь бы убедится, что он жив. Просто… хотя бы… жив.

Я толкнула темную дверь и вошла внутрь. Лера, едва слышно ступая, шагала за мной.

В просторном помещении с тренажерами, висящими боксерскими грушами и не тускловатым освещением находилось около двух десятков мужчин. И все, как на подбор, в кожаных куртках с шипами и нашивками, потертых джинсах или камуфляжных брюках, в массивных ботинках и с татуировками на руках или шеях.

Байкеры, стритрейсеры, курьеры, работающие на ОПГ, контрабандисты, барные вышибалы и те, кто нынче работает в коллекторских конторах.

Все эти мужчины, большую часть своей жизни прожили и живут, как минимум, одной ногой на вне закона.

Кроме этого их объединяло наличие оружие в руках у каждого. Пистолеты, ружья, автоматы и другое. Все в этом просторном тренажерном зале, с четырьмя старыми рингами, держали в руках огнестрельное оружие.

Я бы, наверное, и не решилась войти сюда, если бы не увидела своего дядю Сигизмунда.

С металлической флягой в одной руке и пистолетом в другой, он сидел на краю ринга и что-то объяснял стоящим вокруг него мужчинам. А те молчаливо внимали.

— … ещё долго будут крутить по каналам, — гремел бас моего дяди. — Нужно быть осторожнее. Гудзевич, хоть и станет осторожнее, на дно не ляжет. Он обратился к корешам из Москвы, теперь их куда больше. Нам, как это не хреново, тоже понадобиться помощь.

— Гарм, — качнул головой один из присутствующих мужчин с черной повязкой на левом глазу, — неужто мы сами, без подачек, не справимся с этими ****рами залетными? Нахрен нам чья-то помощь? Мы дали им хорошенько прос**ться сегодняшей ночью.

Одноглазый пожал могучими плечами.

— Зачем нам просить помощи? Во все времена мы справлялись сами.

Несколько человек согласно закивали, но остальные перевели выжидающие взгляды на моего дядю.

«Гарм, — успела подумать я, — так моего дядю чаще всего называли и называют его собратья по… ремеслу».

Гарм — это пёс-страж мира Хельхейм из Скандинавской мифологии. Дядя получил это прозвище за свой авторитет и страх, который наводил на главарей разных ОПГ в 90-х. Ну и за те слухи о скандинавских предках Лазовских.

И свою кличку дядя Сигизмунд, насколько я слышала от его друзей, полностью и всегда оправдывал.

Дядя Сигизмуд собрался было что-то ответить одноглазому, но тут у него хрипнула рация, он быстро взял её и включил.

— Гарм, — прозвучал чей-то сипловатый голос, — тут парни говорят, что у нас гости, какие-то две соплячки. Одна, до жути, похожа на твою племяшку. Мы их пропустили, и они вошли в джим…

— Чтоб тебя, Хобот! — рявкнул дядя и тут, подняв взгляд, посмотрел точно на меня, стоящую в дверях джима.

— Твою же мать! — рявкнул он гневно.

Все остальные мужчины тоже посмотрели в мою сторону. Я вздрогнула от громкого ругательства дяди.

Гарм соскочил с ринга и скорым шагом направился ко мне.

— Дядя Сигизмунд… — тонким, едва слышным голосом, в страхе проговорила я.

Но он, не говоря ни слова, схватил меня за руку и выволок за дверь. За порогом он поймал Лерку и, удерживая нас за руки, с молчаливым угрюмым видом затянул в чей-то небольшой кабинет.

Здесь был офисный стол, пара кресел диван и доска с кучей фотоснимком разных боксеров.

Дядя Сигизмунд захлопнул дверь, закрыл замок и повернулся к нам с Лерой.

Я, не смотря на страх, обратила внимание на тесные бинтовые повязки, перетягивающие мускулистый торс дяди Сигизмунда, под расстёгнутой курткой.

— Ника, — прорычал дядя, подступая к нам с Лерой, — я тебе, что сказал делать?! Какого **ра ты сюда приперлась? Да ещё и свою подругу приволокла?!

— Она не причем, я сама… — встряла было Лерка.

— Захлопнись! — рыкнул дядя Сигизмунд.

Логинова сжала губы, кивнула и быстро отвела взгляд. Спорить с дядей Сигизмундом ей не хотелось.

— Дядя Сигизмунд, я просто увидела сегодняшние новости… — я, с замиранием сердца, снизу-вверх, виновато взирала на дядю Сигизмунда, — и там ваша машина, вся…

— И что? Мою тачку расстреляли, я в курсе, — прогудел дядя Сигизмунд. — С чего ты решила, что это повод шпионить за Гильермо и лезть, куда тебя не просят?! Ты понимаешь, Ника, что я пытаюсь тебя защитить, чтобы не коснулось происходящее?! В Москве сейчас находятся весьма опасные ублюдки, которые, вдобавок, сговорились со своими друганами из Москвы, чтобы… Да не важно! Я тебе сказал: сидеть у своей подруги и не высовываться. Я, что часто прошу так делать?! Да?!!

— Н-нет, — заикаясь промямлила я, опустив взгляд и чуть вжав голову в плечи.

— Тогда, почему тебе так трудно выполнять такие простые указания?! — пророкотал дядя Сигизмунд.

Я давно его не видела таким злым! И он никогда так не злился лично на меня!

— Ты хоть понимаешь, идиотка, что тебя могут использовать, чтобы добраться до меня, чтобы мне побольнее сделать?! Если меня замочат — и хрен с ним! Всякое бывает! А если они тебя отловят… изнасилуют толпой и твое тело, изуродованное мне под дом, подбросят, я… мне…

Ему не хватило слов, чтобы закончить свою мысль. А я заметила, что впервые в жизни, мой дядя помимо ярости испытывает страх. И причиной последнего — была я.

— Ника, ягодка… — уже более мягко проговорил дядя. — Ты пойми, моя жизнь мне и на четверть не так дорога, как ты… И мои враги это отлично понимают. Поэтому всегда, такие уроды, как они, стараются задеть семью, ударить по близким. Чтобы было больнее, чтобы поглубже, чтобы не заживало никогда… А ты… Что ж ты сама башку-то под топор суешь?! Ну, какого хера… Чё у тебя с головой кстати? Что-то серьёзное? Нае*нулась опять где-то или что?!

Стоящая рядом Лерка фыркнула и чуть улыбнулась.

— Я чё пошутил смешно?! — тут же рыкнул дядя.

— Нет, нет, — быстро качнула головой Лерка.

Даже Логинова чувствовала, что дядю Сигизмунда сейчас лучше не злить.

— Нет, ничего страшного… — я поправила волосы так, чтобы бинты на голове были незаметнее.

— Ну, и славно, — кивнул дядя. — А сейчас живо в тачку, на которой приехали и валите… Вас проводят. Сразу домой, только, не…

Тут у дяди снова ожила рация и уже знакомый мне сипловатый голос встревоженно воскликнул:

— Гарм! Они здесь!!! Псы Гудзевича прикатили!..

Лицо дяди на миг отвердело, он успел сжечь меня взглядом и быстро поднес рацию ко рту.

— Много их?

— Восемь машин… да, до х*ра! Все со стволами!

— Понял. Подпустите, чуть ближе и гасите!

— Понял, Гарм.

Дядя спрятал рацию, грязно громко выругался и бросил мне.

— За мной, обе. Быстро!

По всему джиму разбегались мужчины с автоматами. Они встревоженно быстро перекрикивались и переговаривались по рациям. Откуда-то из-за стены зазвучали глухие автоматные очереди.

Нарастающее чувство тревоги поднималось в груди и сдавливало горло. Чувство страха плотно кутало меня в своих объятиях.

Звук стрельбы нарастал, и норовил просочится через крепкие стены джима.

Раздался звук разбитого стекла и чей-то крик боли. Идущая рядом со мной Лерка вздрогнула, испуганно обернулась. В её зелёных глазах блеснула едва скрываемая паника.

Лерка у меня хоть и боевая, во всех смыслах, но стрельбы она никогда раньше не видела. Не говоря уж о том, чтобы находится в её эпицентре.

Болезненный толчок сердца отозвался у меня под сердцем — я не должна была ей позволять ехать вместе со мной! Чёрт!

Дядя Сигизмунд завёл нас с Лерой в какое-то подвальное помещение с низким потолком и не слишком чистыми стенами, завешенными вырезками из спортивных журналов, плакатами, стикерами и прочей спортивной атрибутикой.

Здесь располагались тренажеры для занятия тяжелой атлетикой — штанги, гири, кувалды, резиновые покрышки с канатами и прочий инвентарь, способствующий наращиванию крепких мужских мускул.

К моему ужасу здесь, прямо на матах лежало трое мужчин в окровавленных бинтовых повязках. Вид у них был страдальческий и измученный. В металлическом тазу, в темно-багровой воде плавало несколько марлевых тампонов. Чуть дальше валялись на полу разорванные упаковки из-под обезболивающих.

Один из мужчин, с густой темной бородой и необычайно плоским носом, взглянул в нашу сторону, когда мы вошли внутрь.

— Это ещё что за пигалицы, Гарм? — низким голосом проворчал он.

— Это моя племянница, лишенная мозгов и инстинкта самосохранения, — прорычал дядя Сигизмунд.

Я пристыженно опустила взгляд.

— Бывает… — ухмыльнулся плосконосый мужчина, глядя на меня.

— Где Лохматый и Гонг? — отрывисто бросил дядя Сигизмунд. — Они должны были за вами присматривать.

— Да здесь, мы отлить ходили… — из узкой, неприметной дверки, под красноречивый шум слива воды, вышли ещё двое мужчин.

Оба в черных куртках, бронежилетах и джинсах с цепями.

— О, Ника, привет… а ты чё здесь? — спросил Гонг, мужчина с вьющимися светлыми волосами.

Он недоуменно посмотрел на дядю Сигизмунда.

— Так вышло… — стыдливо проговорила я и опасливо покосилась на дядю.

— Гарм, слышь, а там че шмаляет кто-то? — спросил Лохматый, который был идеально лысым, но носил лопатообразную русую бороду. — Или мне показалось?

— Гудзевич, своих гов*омесов прислал, — презрительно и зло бросил дядя Сигизмунд.

Гонг тут же достал ружье со скользящим затвором, а Лохматый взялся за автомат.

— Вы останетесь здесь и подготовите Банника, Грызуна и Удара к транспортировке — их нужно увезти отсюда, — пророкотал дядя Сигизмунд. — И этих двух идиоток — тоже.

Лица Лохматого и Гонга вытянулись от возмущения и разочарования.

— Да ты че, Гарм! Мы че должны когти рвать, когда тут такое!.. — воскликнул шокированный Гонг.

— А вы че за оружие взялись, чтобы удаль свою показать? — зловеще спросил дядя Сигизмунд.

Оба мужчины тут же в нерешительности переглянулись.

Лохматый прокашлялся и вышел вперёд.

— Гарм, ты прав, наших парней действительно нужно перевезти отсюда…

— Эй! — крикнул плосоносый. — Я никуда не поеду! Я могу стрелять… крх, б**ть…

Он закашлялся и изо рта у него хлынула кровь.

Я обеспокоенно оглянулась на дядю.

— У него легкое прострелено!..

Я уже видела такие ранения.

— Да ладно! — буркнул дядя и посмотрел на плосконосого. — А ты, если останешься, гарантированно сдохнешь! Поэтому заткнись и лежи тихо, Удар.

Двое других раненных тоже хотели поспорить, но в отличии от Удара, не могли и звука издать.

Только сейчас становилось понятно, что эти люди присмерти.

— Гарм, — Лохматый подступил ближе к дяде, — за тобой последнее слово, но если мы свалим… это на два ствола меньше. Я знаю, ещё с девяностых, Гудзевич всегда ездит на дело очень большой компанией. В этот раз, ведь тоже так? Я прав?

— Да, похоже, — с мрачным видом, нехотя, признал дядя Сигизмунд.

— А нас и так всего пятнадцать на ногах. Без нас с Лохматым будет и вовсе тринадцать. Вас сомнут.

Словно в подтверждении его слов стрельба снаружи усилилась и загрохотала громче, яростнее и ближе.

Затем грянул взрыв. Я вздрогнула, отшатнулась назад и бросила взгляд на раненных мужчин.

У меня появилась очередная, совершенно дикая и дурная идея.

— Лохматый, парням так и так нужно к врачу, ты же видишь — они подыхают! — обернувшись в сторону взрыва, бросил дядя. — Хватит трепаться!..

— Гар-рм! — из последних сил прорычал мужчина с плоским носом. — Он дело говорит! Я не позволю себя никуда увезти, если буду знать, что вас ещё меньше станет! Лохматый и Гонг опытные волкодавы, сам знаешь! Они оба двадцати стоят! Вы в тринадцать рыл джим не удержите!

— Без тебя знаю! — рыкнул дядя Сигизмунд. — Поэтому Лохматый с Гонгом отвезут вас к моему… старому приятелю, он надежный. У него оставят вас и приведут подкрепление.

— Гарм, ну реально, — вмешался Гонг. — Вы можете, на хрен, не дождаться этого… подкрепления.

Снаружи кто-то проорал грязные ругательства, заклокотала быстрая пулеметная очередь. Раздался гулкий грохот, взрыв, стрекот автоматов и мощные, раскатистые одиночные выстрелы.

В дядя Сигизмунда ожила рация.

— Гарм! К ним ещё две тачки прикатило! — проорал голос в рации. — Это п**да, сколь их набежало! С*ка! У нас Краб ранен!..

— Теперь нас четырнадцать, — кивнул Лохматый.

— Ты предлагаешь всем здесь остаться?! — рыкнул дядя.

— Я могу отвезти раненных… — внезапно осмелилась подать голос я.

Все мужчины уставились на меня. А слева я чувствовала ошарашенный взгляд Логиновой. Дядя Сигизмунд глядел так, словно я сказала, будто столица России с завтрашнего дня переносится на Марс. А Лохматый и Гонг смотрели задумчиво, с надеждой.

— Вероника, ты…

— Дядя Сигизмунд, — в другой ситуации я бы не решилась перебить дядю, но сейчас был другой случай. — Лохматый и Гонг правы. Вас слишком мало. На полицию вам рассчитывать не придется!

— Ника!..

— Вы знаете, как я умею водить! Сами меня учили! Я доеду и людей ваших довезу! А вы сможете не распылять свои силы!..

Тут дядя посмотрел меня долгим изучающим взглядом, скосил глаза на Лохматого с Гонгом и нахмурился.

Размышлял он недолго. Дядя, а точнее один из видных авторитетов прошлого, Гарм, принимал решение быстро и четко.

— Ладно, — рыкнул он.

Было видно, что ему трудно соглашаться с доводами, озвученными мной и Лохматым. И ещё труднее смириться с тем, что я буду в опасности и он не сможет, в случае чего, меня защитить.

Но беда том, что если он отпустит Лохматого с Гонгом и ослабит свои позиции, то он и его люди также имеют низкие шансы выжить.

Да и никто не сказал, что Лохматый с Гонгом, в случае опасности, смогут защитить раненных и нас с Леркой.

Пожалуй, это была одна из самых сложных дилем для моего дяди.

— Лохматый, Гонг загрузите раненных в наш фургон и… скажите Нике куда их везти.

Затем он подошел ко мне и присел на колено возле меня. Только сейчас, глядя в глаза дяди Сигизмунда, такие же синие, как у меня, я увидела насколько сильно его мучает тревога за все происходящее.

Он искренне боялся за меня. Ему не нужно было говорить об этом, это было в глубокой синеве его глаз, прежде, всегда источающей ледяную нерушимость перед любыми вызовами судьбы.

— У нас фургон — Мерс, Спринтер. Ты знаешь, что это за зверь.

Дядя не спрашивал, но я утвердительно кивнула. Sprinter от Mercedes не редкий гость в дядиной мастерской.

— Он бронирован от колес до крыши, — продолжал дядя, — и немного тяжелее обычного. Помни об этом. Двигатель форсированный, по прямой до сотки разгоняется за восемь секунд.

Он перечислил ещё несколько характеристик фургона, которые мне нужно будет учесть.

— Под сидением водителя… — дядя на миг замешкался, но все-таки договорил, — девятимиллиметровый Глок, с полной обоймой и одной запасной. Ты помнишь, как я водил тебя в тир?

Страх плотнее взял за горло — в тире тогда я показала неплохие результаты, но я не была уверена, что смогу воспользоваться настоящим пистолетом, да ещё и против человека!

— Всё запомнила? — переспросил дядя.

Я кивнула. Тут он взял мое лицо в свое теплые широкие ладони, чуть наклонил к себе и коснулся губами моего чела.

— Ягодка, ты самое дорогое, что у меня осталось в этом гребаном мире, — проговорил он так, что слышала только я. — Прошу, береги себя и делай всё так, как тебе объяснит Лохматый.

Он резко отпустил меня, поднялся и, не оборачиваясь, вышел из здания.

Лохматый и Гонг погрузили страдающих от ран людей дяди Сигизмунда в просторный кузов бронзового Спринтера.

Лохматый продиктовал мне адрес, который я сохранила в телефоне и сообщил, где можно срезать, чтобы было покороче. Мне также сообщили кодовое слово — Иокогама Девяносто Девять — которое, я должна буду сообщить приятелю дяди Сигизмунда.

— И если вам сядут на хвост, — проговорил напоследок Лохматый, когда я уже села за руль и сжала пальцами ключ торчащий в замке зажигания, — помни: тебе нельзя тормозить. Возьмут парни Гудзевича — тебе и друзьям твоего дяди конец. Возьмут менты…

— Тоже ничего не хорошего, — кивнула я.

— Верно, — ухмыльнулся Лохматый и протянул свою ладонь с грязноватыми волосатыми пальцами. — Дай-ка лапку…

Я дала ему свою ладонь, которую он мягко сжал, и, глядя мне в глаза, проникновенно произнес:

— Мы на тебя рассчитываем, кроха синеглазая. Я на тебя не давлю, у меня права нет, но… если ты не доедешь до адресата, нам всем придется несладко.

«Несладко», пожалуй, было наименее точным определением того, что ждет и меня, и дядю Сигизмунда, и всех в этом джимме, если я позволю остановить фургон людям Гудзевича.

Лохматый захлопнул дверцу и махнул Гонгу. Тот нажал на кнопку и автоматические ворота, пристроенного к джиму гаража, начали подниматься.

Оба дядиных друга тут же взялись за оружие и, осторожно выглянув, открыли огонь.

Гонг, быстро обернувшись, замахал мне рукой.

Я повернула ключ. Под капотом огромного Мерседеса взревела мощная V-образная восьмёрка, снабженная новейшими инжекторами и турбо нагнетателем. Ладонями я ощутила передающуюся на руль мощь.

— Господи, — нервно вздохнув, взмолилась Лерка, — если мы выживем, обещаю: я напишу про это песню и буду петь во всех клубах и барах!

— Не вздумай! — бросила я дрогнувшим голосом и надавила на педаль газа.

Фургон, подобно лидийскому боевому быку, вырвался из гаража, разбрасывая грязь и снег.

Перед лобовым стеклом Спринтера показались несколько внедорожников, возле которых стреляли по джиму несколько десятков мужчин.

Я вырулила прямо на них и дернула рычаг КПП. Фургон набрал скорость.

Сердце в моей груди разгонялось до скорости движения поршней в цилиндрах. Я увидела перекошенные лица людей Гудзевича.

Вместе с цепенящим страхом, меня обуяла ярость и восторг.

По бронированному фургону застучали автоматные пули. Лерка вскрикнула, и наполовину сползла с сидения.

Я и не подумала последовать её примеру — бронированное стекло Спринтера выдержало попадание целой очереди пуль.

На максимальной скорости фургон отбил, отгрыз и оторвал распахнутые дверцы двух внедорожников. Я проехала мимо них, помня о наставлениях дяди, заложила широкий, но быстрый поворот и ринулась к ближайшему зданию, используя его, как укрытие.

Выстрелы по нам прекратились.

Лерка, взлохмаченная и перепуганная, вылезла обратно и с диким видом посмотрела на меня.

— Роджеровна… — выдохнула она. — Ты в-вот, вроде бы, н-нормальная, просто принцесса… но, ин-ногда… в-в-ведешь с-себя… как еб…

Фургон подскочил на яме, и я услышала, как у Лерке клацнули зубы.

— Не трудись договаривать, — вздохнула я, — я поняла.

Логинова лишь ошарашенно покачала головой.

Ощущая адреналиновую лихорадку в крови, я вырулила на дорогу и встроилась в общее движение.

Лерка, шумно выдыхая, всё ещё приходила в себя.

Я бросила на неё обеспокоенный взгляд и виновато проговорила:

— Прости…

Но Логинова лишь махнула рукой.

— Забей… Просто давай доедем до пункта назначения…

— Не надо было произносить эти слова.

— Какие?

— «Пункт назначения».

Лерка мгновенно побледнела.

— Фак! — выдавила она. — Так, Роджеровна! Любые грузовики и с брёвнами…

— Объезжаем… — кивнула я.

— Издалека и по краешку! — договорила Лерка, выразительно качая головой.

Я молча кивнула. Я пыталась сосредоточится на дороге и не думать о дядя Сигизмунде.

Происходящее повергало меня в дикое потрясение. Я не могла до конца осознать, что вот это вот всё творится на самом деле.

Только что нас обстреляли, а за спиной я оставила дядю Сигизмунда с его друзьями, и не знаю увидимся ли мы снова!

Чёрт возьми!.. Я сейчас везу раненных… бандитов, будем называть все своими именами, которые пострадали в перестрелке с другими лицами из криминального мира. И по адресу, по которому мне сказали доставить раненных друзей дяди, наверняка проживает тоже далеко не самый порядочный и законопослушный гражданин.

Нет, я всегда знала, кто такой мой дядя и какое у него прошлое, но его бандитское прошлое никогда, серьёзно, меня не касалось и даже не задевало.

А сегодня — я в самом эпицентре! В самой гуще этого эпического криминального хаоса!

От чувство накаленного напряжения внутри меня всё перекручивало, тянуло и сжимало.

Чувство опасности влажно и горячо дышало в лицо и стремилось просочиться в сознание.

Я бросила взгляд на спидометр и немного сбросила скорость. Не хватало ещё, чтобы нас полиция притормозила и осмотрела фургон…

Вид у нашего фургона, после обстрела, с чуть треснувшим в правом углу стеклом и побитым пулями кузовом, и так весьма «импозантный». Если я ещё и гнать под сотню с лишним буду, даже самые ленивые стражи порядка обратят на нас, совершенно ненужное внимание.

Но, похоже, я поздно спохватилась: не прошло и двух минут, как мы выехали на скоростную автомагистраль, а в боковом зеркале Спринтера я уже увидела сверкающие мигалки полицейской Лады Веста. А следом раздался нагнетающий звук полицейской сирены и сухой мужской голос в громкоговорителе велел нам остановиться.

Я чертыхнулась, сидящая рядом Лерка заметно побледнела и шепнула мне нервным голосом:

— Роджеровна, а может оторвёмся? Это же Веста… очередной нелепый франкенштейн отечественного автопрома…

— Лер, — ответила я, — мы не герои фильма «Форсаж» или игрушки «Need for Speed». Если бы мы тут вдвоем сидели, я бы может ещё и рискнула, но у нас пассажиры, которым никак нельзя попадаться полиции.

Логинова покачала головой.

— Я не знаю, как насчет «Форсажа», но героиней какого-нибудь «Три дня на побег» вполне себя ощущаю…

— Вот если мы не остановимся, — проговорила я, аккуратно «пристраивая» фургон возле обочины, — мы рискуем стать персонажами аналогично сюжета.

Логинова, в ответ, лишь нервно и судорожно вздохнула.

— Ты помнишь, что у тебя нет прав? — спросила она, зачем-то держась за ручку двери.

— Помню, — с обманчивым спокойствием процедила я, наблюдая за полицейской машиной в боковом зеркале.

В отражении зеркальной поверхности, влажной от капелек талого снега, открылась водительская дверца Лады и вышел полицейский в зимней униформе.

Уверенной и грозной походкой, придерживая форменную шапку, он направился к нам.

У меня были буквально секунды, чтобы понять, как действовать дальше.

Чувство паники сотрясало сознание и безжалостно комкало нервы. Под учащенные толчки сердца в груди, я пыталась сообразить, что делать.

Шаги подходящего к моему окну полицейского отмеряли последние секунды на размышление.

Лерка что-то торопливо и выразительно шептала себе под нос: то ли молитву, то ли ругательства.

Округлое и немного дряблое лицо полицейского появилось перед окном. Я встретилась взглядом с глубоко посаженными серыми глазами и опустила стекло.

— Добрый день… — миленьким голоском ответила я.

— Лейтенант Митрофанов. Ваши документы?

Я выдавила виноватую улыбку, в сочетании с жалостливым и немного кокетливым взглядом:

— Простите, пожалуйста, я забыла права дома… Просто нужно было очень срочно ехать, мы страшно опаздываем…

— Ничего, успеете, — буркнул офицер. — Из машины выйдите.

— К-конечно, — чуть заикаясь, угодливо проговорила я.

Из-за нарастающего чувства паники мои легкие, казалось, стремительно сжимаются, лишая меня возможности вдохнуть кислород.

Я вздохнула, бросила настороженный взгляд на Леру. Взгляд Логиновой говорил за неё: «Валим! У нас получится!..».

Я едва заметно качнула головой и собралась уже открыть дверцу машины, как знакомая белая вспышка, сверкнув перед глазами, погрузила меня в новое видение.

А точнее — это было воспоминание стоящего снаружи, около дверцы полицейского.

Я сразу узнала его, хоть в этом воспоминании ему было лет четырнадцать-пятнадцать.

Пухлый, крупный, уже с заметным животом. Он стоял в полосатой футболке, с мороженным в руке и смотрел на террариум с какими-то крысами.

В отличии от одноклассников, которые считали поход в местный провинциальный зоопарк хорошей альтернативой урокам, будущий офицер полиции выглядел бледным и испуганным.

Он с неподдельным ужасом во взгляде, опасливо взирал на мечущихся за стеклом агути и бурмизов.

Его одноклассники шутили над грызунами, перешептывались и хихикали. Некоторые фотографировали животных на телефоны, а сам будущий лейтенант Митрофанов, дрожа всем телом, нервно и поспешно поедал рожок с фруктовым мороженным…

Воспоминание растворилось, осев тающей пылью на морозном мартовском воздухе.

— Эй! Девушка-блондинка! Вы уснули или что? — стоящий передо мной лейтенант с раздражением щелкал пальцами у меня перед глазами.

Я, вздрогнув, уставилась на него, глупо моргая глазами.

— Да… извините, — пробормотала я.

Почти мгновенно мне пришла в голову идея, как использовать промелькнувшее перед глазами видение из прошлого этого полицейского.

Этот страж порядка, с детства, страдает сильнейшей мусофобией — то бишь боязнью мышей. Хм… не обнаружив у меня прав, он, как пить дать, захочет взглянуть на содержимое фургона.

Захочет? Надо сделать так, чтобы он не захотел и подходить к нему.

Я обернулась назад и со знающим видом достала из бардачка стопку листов, которые обнаружила случайно, ещё когда мне показывали автомобиль. Я не знала, что это за листы, да это было и не важно.

Стараясь выглядеть уверенной, я открыла дверцу до конца и выбралась из машины.

— Что везете? — грубо и властно поинтересовался полицейский.

Удивительно, как меняет людей наличие униформы и хоть малая доля власти: от пугливого рыжего толстячка человек проходит путь до властолюбивого полицейского.

Под обличием которого — я знаю это наверняка — так и остался тот самый пугливый пухлый мальчик, до смерти боящийся крыс и мышей.

— Животные, — вздохнула и я поправила волосы.

— Какие ещё животные? — хмуро спросил полицейский, подходя к задним дверцам фургона.

— Грызуны, — я с невинным видом пожала плечами. — Белки, мыши, тушканчики и…

Я нарочно выдержала паузу для пущего эффекта и договорила:

— И крысы.

Полицейский, который и так побледнел от упоминания «мышей», сейчас и вовсе отступил на шаг от фургона. С дрожащими губами он, округлившимися глазами, затаив дыхание, таращился на закрытые двери фургона.

Можно подумать, что в его понимании, на него оттуда вот-вот выпрыгнет страшнейшее вселенское зло.

— Вот накладные, — продолжала я «добивать» полицейского. — Вы ознакомьтесь с содержанием, количеством и породами, а я пока открою двери, чтобы вы могли сверить животных с докумен…

— Не надо! — в голосе полицейского послышался панический визг.

Он тут же порывисто оглянулся на напарника в машине, явно надеясь, что тот не услышал, как визгливо скрежетнул его голос.

— Не надо мне… ничего показывать, — он смешно отмахнулся от протянутых мною бумаг. — Я… Я вам верю. Всё, всё уматывайте отсюда… Давайте!

Он отступил ещё на шаг, отвернулся, быстро помотал головой, словно отгоняя навязчивые мысли и скорым шагом направился к своему автомобилю.

Я, деловито пожав плечами, тоже развернулась и направилась обратно к кабине Спринтера.

На губах меня, сама-собой расплылась ехидная улыбочка.

Я, конечно понимаю, что это крайне низко — играть на страхах несчастного и беззащитного полицейского, но… Господи, надеюсь, грабители и хулиганы, не вызывают у него такого ужаса, как голохвостые млекопитающие.

Хотя, в принципе крыс и мышей стоит боятся даже обычным людям. Сами посудите: они способны вырабатывать иммунитет от яда и обладают абстрактным мышлением, чуть ли не наравне с человеком.

Ужас!.. Страшнее любых ксеноморфов, выдуманных Ридли Скоттом!

Я забралась в кабину фургона, на губах у меня все ещё оставалась торжествующая улыбочка.

— Ну, что? — испуганно спросила Лерка.

— Ничего, мя качнула головой, — всё в порядке, едим дальше.

Я передала Лерке стопу чуть помятых бумаг и завела автомобиль.

— Не поняла, — нахмурилась Логинова и опустила взгляд на бумаги. — А что это за документация?

— Понятия не имею, — ответила я, наблюдая в зеркале, как полицейская Лада сворачивает на перекрестке, позади нас.

— Это какие-то накладные на… автозапчасти… — Лерка покосилась на меня.

— Возможно, — загадочно ответила я, перестраиваясь в соседнюю полосу движения.

Но Логинова требовала подробностей, я быстро пересказала ей все свои действия и описала реакцию полицейского.

Лерка фыркнула и засмеялась. Затем перелистала бумаги и с фальшивым официозом произнесла:

— То есть вы, Вероника Роджеровна Лазовская, пребывая в трезвом состоянии, по собственной воле угрожали добропорядочному представителю правоохранительных органов… накладными на покрышки и выхлопные коллекторы?

— О, да, — вздохнула я.

— Роджеровна! — улыбаясь, но стараясь сохранить серьёзность, проговорила Лерка и потрясла бумагами. — Это статья! Как ты посмела играть на страхах несчастного стража правопорядка, вражина ты польская?

— Как видишь, без тени смущения, — ответила и мы в голос засмеялись.

Вместе с этим громким смехом, мы дали выход всему, накопившемуся за короткие мгновение дикому напряжению от перестрелки и накаленной обстановки.

Нам был нужен это смех, пусть он и был немного нервным и даже истеричным.

Я надавила на газ, прибавляя скорости и Спринтер начал приятно разгоняться, обгоняя плетущиеся впереди легковушки и маршрутки.

К моему облегчению нас никто не преследовал. Видимо у бандитов Гудзевича были четкие указания относительно моего дяди и им было не до нас.

А между тем, я только сейчас в полной мере осознала, что предпринял мой дядя.

Требованию Гудзевича, по похищению семьи Стаса, дядя Сигизмунд, похоже, предпочел выгнать Гудзевича из столицы, причем любыми способами.

Жаль только, что он не может прибегнуть к помощи полиции — это было бы куда правильнее и законно, не говоря уж о безопасности.

С одной стороны, я была рада, что дядя не стал идти на поводу у Гудзевича, а решил послать его подальше. С другой, я отлично понимала, что наша с ним жизнь, в ближайшее время, претерпит серьёзные изменения. А лично моя — станет ещё опаснее…

Адрес, по которому мне нужно было доставить раненных друзей дяди, располагался почти в пригороде, в одном из небольших коттеджных поселков.

Я торопилась, кое-где весьма в открытую превышая скорость или нагло нарушая ПДД.

За этот краткий период, от «сверхвежливых» столичных водителей, в свой адрес я услышала много новых подробностей о себе, свои интеллектуальных способностях, о своей матери и о моих личных (надо полагать, гипотетических) сексуальных похождениях.

Мне было до свечки — я старалась объезжать все пробки, которые демонстрировал «любимый» Яндекс и не стеснялась в методах.

Гораздо больше меня занимали следующие за нами автомобили. Я внимательно следила за некоторыми, которые, как мне казалось, порой, слишком долго ехали следом.

Но, пока, вроде бы всё было чисто.

Нагнетающее чувство опасности вновь вернулось, просачиваясь в кровь и будоража разум.

Я старалась сдерживать свои переживания, тем более, что рядом сидела Лерка, с тревожной подозрительностью поглядывавшая на все проезжающие мимо массивные внедорожники.

Видимо, брутальные автомобили прочно ассоциировались у моей лучшей подруги с транспортом личностей из криминального сегмента.

На одном из перекрестков, когда я остановилась перед красным оком светофора, из кузова раздался стук.

Я обернулась назад, открыла окошко в перегородке между кабиной и кузовом.

— Что случилось? — быстро спросила я.

— Вероника… — раздался знакомый голос плосконосого Удара. — Тут Паше Баннику совсем того, хе*овато стало…

Словно подтверждая слова Удара, из кузова раздался протяжный рычащий стон самого «Банника» (кто выдумывает им эти прозвища?!).

— Вам разве не дали обезболивающих?

— Да дали, — простонал уж сам Паша Банник, — закончились они… м-мать их лешую!..

— Нам не так долго осталось, — бросив взгляд на карту навигатора, ответила я. — Может дотерпишь?

— Кроха, у него два ранения в живот! Он ваще непонятно, как жив до сих пор! — прохрипел в ответ Удар.

Я раздраженно и нервно фыркнула.

Ну, отлично!..

Закусив губы, я, в раздумье, взглянула на Лерку. Та вопросительно вскинула брови.

Нужно было принимать решение.

Ранение в живот — это чертовски плохо и умереть от травматического шока, без анестетиков, при обильной кровопотери — дело нескольких минут.

Чувство ответственности за жизнь истекающих кровью людей в кузове, угнетало высочайшей вероятностью их гибели.

Тихо чертыхнувшись, я наклонилась к навигатору и поискала на карте ближайшие аптеки.

Одна из них была в паре кварталов от нас. Но придется сделать небольшой крюк.

На одном из перекрестков, в который раз нарушив правила, я сделала крутой разворот и направила фургон в узкую улицу, рассекающую несколько дворов.

За окнами промелькнули детские площадки, маленькие магазинчики, ларьки и гаражи.

А из-за очередного поворота показалась, наконец, аптечная вывеска.

Я припарковала фургон неподалеку и хотела уже выйти, но странное наитие, вызванное острым чувством осторожности, заставило меня задержаться. Сунув руку под сидение, я нащупала упомянутый дядей Глок и вынула пистолет на свет.

У Лерки расширились глаза, она открыла было рот, но не издала ни звука, продолжая встревоженно глазеть на оружие в моих руках.

— Сп-покойно, — заикаясь и дрожащим голосом, ответила я, двумя руками прижимая пистолет к груди. — Это… на всякий случай.

— Ага… я поняла, — нервно и шумно сглотнув, пробормотала Лерка. — Ты хоть умеешь им пользоваться?

Я кивнула.

— Нужно направить его на человека и нажать на спусковой крючок.

— Ну, в теории все верно, — слезным голосом голосом ответила перепуганная Лерка.

Чувствуя гудящие и частые удары сердца под левой грудью, я вышла из машины.

Оглядевшись по сторонам, я открыла задние дверцы фургона и забралась внутрь.

Здесь, полулежа, на импровизированных лежаках из матов и окровавленных полотенец лежали трое мужчин.

Вид у всех троих друзей дяди Сигизмунда был измученный. Изможденные болью и бледные, от кровопотери, лица окаменели с угрюмым выражением мрачной безысходности. Похоже, они не сомневались, что до завтра им не дожить.

— О-о, — протянул один из них, в джинсах и клетчатой рубашке поверх черной футболки, — племяшка Гарма… А в жизни ты лучше, чем на фотках.

— Спасибо, Банник, — хмыкнула я, безошибочно узнав по голосу и ранам в животе, Павла, — Где пачки из-под обезболивающих, которыми ты пользовался?

— Там… — рука раненного мужчины безвольно и слабо указала куда-то в сторону его ног.

Я старалась не обращать на застывший в стенах фургона сладковато-гнилостный запах кровавых ран и сконцентрированные миазмы пота.

Возле испачканных кровью ботинок Банника, я нашла смятые пачки из-под Пропофола.

Увидев название лекарства, я мысленно выругалась: это действенный инфильтрационный анестетик, но его не аккуратное применение способно вызвать инфузию, влекущую за собой брадикардию и, как следствие, асистолию. А действие этого препарата дозозависимое. Чёр-рт!..

Я ведь далеко не практикующий медик. Так, знаю кое-что…

— Ясно, — я спрятала пачку из-под лекарства в карман куртки.

Другому мужчине, раненному в руку, был остро необходим Лидокаин.

— Сейчас всё куплю, — бросила я спрыгнула из фургона на асфальт. — Кстати, а у кого-то из вас есть аргумент для самообороны, в случае чего?

Плосконосый Удар молча продемонстрировал мне малогабаритный пистолет-пулемет.

Я удовлетворенно кивнула, закрыла дверцы фургона и направилась в сторону аптеки.

С порывами холодного ветра накатило неотступное чувство чьего-то опасного и агрессивного присутствия.

Пугливо оглядываясь, правой рукой, под курткой, я сжимала рукоять увесистого пистолета. Это отчасти придавало мне уверенности.

Аптека была недалеко — всего-то перейти дорогу, купить нужные обезболивающие, бинты, шприцы и гемостатики. А потом вернутся обратно в тачку.

Ничего сложного, ведь так? Да? Наверное…

Я судорожно выдохнула, чувствуя, как напряжение пульсирующими частыми толчками бьется в мышцах ног и живота, а по затылку всползает щекочущее, въедливое ощущение чувство опасности.

Воровато поглядывая по сторонам, я подошла к ступенькам аптеки и взбежала вверх, к двери с табличкой «Открыто».

Внутри было тихо и безлюдно, в душном плотном воздухе расплывался неприятный лекарственный запах.

Я прошла мимо П-образной витрины, разглядывая выставленные на продажу лекарства.

Возле окошка продавца, рядом с кассовым аппаратом, никого не было. Я нажала ладонью на кнопку настольного звонка. Откуда-то из глубин помещения послышался шорох и два взволнованных голоса — мужской и женский.

А через несколько минут из маленькой зеленой дверки вышли, порядком раскрасневшиеся, парень и девушка, в белых халатах продавцов-фармацевтов. Девушка была заметно растрепана, а у парня на вороте голубой рубашке красноречиво краснел след от помады.

— Извините, что отвлекла, — не удержалась я от шпильки в адрес не слишком добросовестных работников аптеки. — Подскажите, пожалуйста, есть ли у вас малообъемные шприцы, «Капрофер», «Пропофол» и Лидокаин в ампулах?

— Д-да… сейчас гляну, — ответил кучерявый парень, — подождите одну минуту.

Он бросил предупреждающий выразительный взгляд на девушку и вновь скрылся в глубине помещения.

Продавщица аптеки, старательно прятала от меня взгляд. Я тоже показательно смотрела в сторону, мне все-таки было неловко от того, что я так не вовремя возникла и оторвала людей от… важного дела.

Вдобавок я почувствовала, что начинаю краснеть и мысленно отругала свой дурацкий организм, который, когда это так нужно, мешает мне сохранять хотя бы видимость невозмутимости!

Я нервно потопталась на месте и бросила взгляд на настенные часы.

Да где этот фармацевт-любовник чёртов? Что он копается!

Я услышала звук открывшихся дверей, обернулась и у меня похолодело между лопаток, а живот, как будто несильно, но туго сдавило ремнем.

В аптеку, с показательно невинным видом вошли двое молодых мужчин, не старше двадцати пяти.

Один, с щетиной на лице, короткостриженный, с широкой челюстью и узко посаженными глазами, был одет в красно-серую толстовку кенгуру и не слишком новые джинсы. Второй, похожий на вампира носферату, бритоголовый, с узким длинным лицом и темными, глубоко посаженными глазами, был одет в темно-зеленую стеганку.

Их в принципе ничего не объединяло, кроме взгляда. Безразличного, полупрезрительного и тяжелого взгляда. Такой часто встречается у людей, способных с одинаковым выражением лица, купить билеты в кино и свернуть шею трехмесячному щенку.

И я бы рада была ошибиться, если бы перед глазами у меня тотчас не промелькнули бы воспоминания обоих посетителей аптеки.

Воспоминания, в которых они сидели в одной из машин, что мчались за хорошо знакомым мне чёрным Дефендером Стаса, когда тот спасал от них Диану Злотникову.

Я быстро отвернулась, закрыла глаза и вздохнула.

Хорошо… Хорошо, они меня все-таки нашли. Но у меня есть преимущество — они ещё не знают, что мне известны их намерения.

Я не позволила чувству страха задушить и парализовать меня. Нервно сглотнув, я подавила захлёстывающую меня панику.

Я одна… мне никто не поможет… и если я сейчас не выкручусь люди в фургоне погибнут… И я… И Лера…

Ладно… Хорошо…

Вздох, выдох… биение сердца. Всё хорошо… Всё будет хорошо…

Они всего лишь люди, пусть и подонки, да ещё, наверняка, вооруженные.

Они думают, что умело притворяются. Один из них, с невинным видом, пряча руки в карманах и вытянув шею делает вид, что рассматривает лекарства на витринах. Хотя, я видела, что украдкой он следит за мной в отражении стекла витрины.

Второй, что характерно, остался у дверей. Караулит, на случай, если я захочу сбежать.

Из кладовой вернулся кучерявый фармацевт.

— Вот, девушка, шприцы и препараты, которые вы заказывали…

— Спасибо, — поблагодарила и я тут же мысленно отругала себя.

Мой голос прозвучал слишком торопливо. Это выдает, что я нервничаю и переживаю. А значит, догадалась, кто эти пари!

Твою же… Не материться! И успокоиться! Фу-ух…

— Скажите, — как можно более спокойно, произнесла я. — А…

В этот миг парень в толстовки — я увидела в отражении витрины — встал за моей спиной. Да так близко, что почти ощущала его дыхание на коже шее.

— У вас есть, спрей для горла? — крайне любезным тоном проговорила. — Желательно… с хлорофиллиптом.

— Да, конечно, — кивнул парень и, выбив на кассе ещё один товар, поставил на полку рядом с анестетиками коробочку «Бактероцида». — С вас тысяча четыреста восемьдесят рублей.

Я рассчиталась картой и, повернувшись к мужчине сзади, вежливо спросила:

— Вы не подержите?

Я протянула ему фирменный пакет.

Обладатель красно-серой толстовки, замешкавшись, растерянно взял у меня пакет.

Кажется, он ничего не заподозрил.

Я быстро скинула в пакет все лекарства, стараясь не показывать, как сильно меня лихорадит от разрастающегося панического страха.

Последним я бросила в пакет упаковку с Лидокаином, затем схватила стоящий на полке спрей, быстро распаковала и брызнула на ладонь.

— Работает, — удовлетворенно бросила, улыбнувшись, как дурочка остолбеневшему продавцу.

В следующий миг я вскинула руку со спреем и с силой надавила на пульверизатор.

В глаза бандиту в толстовке ударила тугая мощная струя. Он скривился, вскрикнул и отшатнулся в сторону. Я выхватила у него пакет и, что было сил, въехала коленом в пах.

Мужчина охнул, согнулся и прислонился к витрине. Я бросилась к дверям, на ходу, свободной рукой вытягивая из-под куртки тяжелый Глок.

«Носферату» у дверей тоже потянулся за оружием, но я успела раньше.

— Бросай! — яростно и истерично вскрикнула я.

Видимо, от нервного напряжения, я не проконтролировала себя и мой палец, как будто сам собой, надавил на спусковой крючок.

Грянул выстрел. За моей спиной вскрикнула девушка-продавщица. Пластиковое окно в двери, позади бандита в стеганке, пошло трещинами вокруг белеющего отверстия от пули.

Бритоголовый присел, закрывая голову ладонями, от осыпающихся осколков, выкинул пистолет и ошарашенно уставился на меня.

Я оглянулась, поймала испуганный взгляд кучерявого парня и бросилась к выходу.

У витрины, жутко матерясь выл от рези в глазах мужчина в толстовке.

Я рванула к выходу. Бритоголовый дернулся к пистолету, но я, пробегая мимо выстрелила в пол и, когда он отпрянул, пнула его пистолет к двери.

У порога я подняла его оружие, оказавшись на улице я вышвырнула его подальше в снежный сугроб — мне он тоже был не нужен, ибо я не знала, в каких делах засвечен этот пистолет. Хватит, что у меня в руках один Глок, с неизвестной историей.

Хватая ртом воздух я, помчалась к фургону, размахивая пистолетом и пакетом с лекарствами.

Спринтер, внезапно резко взял с места, круто развернулся и направился в мою сторону.

Я не успела обрадовать Леркиной реакции, как возле нашего Спринтера притормозил зелёный Тойота Прадо и из него выскочил двое крепко сбитых коренастых мужчин, с такими же взглядами, как у «Носферату» и мужика в толстовке.

— Назад! — заорала я на них бешенным голосом.

Они замерли. У одного из них в руке уже был ствол, но он не успел направить его на меня.

На миг я замерла на месте, не зная, что делать. Стрелять в человека я не могла, должна была, но не могла! И просто таращилась на них обоих, ошарашенно и встревоженно водя пистолетом от одного к другому.

Бандиты, судя по лицам, тоже не знали, как со мной быть. Но взгляды их были преисполнены звериной злости.

За моей спиной раздался надрывающийся крик и грязный отборный мат.

В этот самый миг фургон резко сдал назад, со скрежетом протаранив Тойоту. Внедорожник от удара развернуло почти на девяносто градусов, и он сшиб бандита с пистолетом.

Я увидела, что тот выронил и потерял оружие в снегу.

— Лежать! — приказала я другому мужчине.

— Тебе п**да, дрянь ты малолетняя! — харкнув в мою сторону, прорычал он.

— Замолчи! — приказала я.

Удерживая его на мушке, я подбежала к открытой водительской дверце Тойоты, нашла торчащие в замке ключи, схватила их бросилась обратно фургону.

Закинув на сидение пакет с лекарствами и ключи от внедорожника, я вцепилась левой рукой в сидение. Наполовину высунувшись из автомобиля и целясь в бандитов возле Тойты я бросила Лерке:

— Едем!

Когда мы оказались на достаточном расстоянии, я сделала несколько выстрелов, но не только, чтобы припугнуть собравшихся возле Тойоты псов Гудзевича.

Район здесь был тихий, безлюдный и люди вокруг ещё не успели понять, что происходит. Но выстрелы заставят их вызвать полицию, у которой наверняка будут вопросы к этой «великолепной четвёрке».

Лерка осторожно перебралась на свое место, я полностью забралась в автомобиль, захлопнула дверцу и, положив пистолет на колени, взялась за руль.

— Ты цела?! — ахнула Логинова.

— Да, — кивнула я, нервно, — всё в порядке.

Хотя, конечно, это было далеко не так.

Меня трясло, лихорадило и казалось, от взбудораженного напряжения, простор разорвет пополам.

Чтобы снять чувство пережитого стресса и отойти от шока, я часто дышала и громко считала… я не помню до какого числа.

Мне с трудом удалось сохранить вменяемость.

Я не верила, в случившееся несколько секунд назад.

Нет! Это невозможно! Не со мной! Только не я!.. Но это было! И я это была я!

Господи!..

Минут через сорок, в одной из подворотен, я остановилась и оказала необходимую, посильную помощь раненным.

Со сменой повязок и применением медикаментов я изрядно намучилась — пришлось внимательно читать инструкцию и погуглить в телефоне.

— Ты кого-то пристрелила, малая? — спросил меня Банник, когда я меняла ему повязки.

— Нет, — буркнула я. — Я не хочу об этом говорить. Не туго?

— Нет, — качнул он головой и одобрительно подмигнул мне. — Хорошая у вас, Лазовских, порода — надежная.

— Благодарю, за комплимент, — дрогнувшим и прохладным голосом, ответила я.

Мы снова тронулись, но каким-то неуловимым образом, когда мы уже были почти у пункта назначения, нам «на хвост» сел черный Гелиндваген.

То и дело сигналя, он метался позади нас и пытался обойти.

Мне приходилось отчаянно выкручивать руль, чтобы не пропустить преследователей вперед — иначе они бы нас остановили.

Лера держала в руках Глок и глубоко, учащенно дышала, то и дело матерясь про себя.

Я уже видела роскошный большой коттедж, который мне описывал Лохматый.

Но времени на разговоры и предупреждения не было.

Не останавливаясь и не сбрасывая скорость, я направила фургон на ворота.

— Держитесь!!! — заорала я всем сразу.

Лерка вскрикнула, мы с ней нырнули вниз, под сидения.

Грянул грохот, фургон вздрогнул, мне показалось, что мы сейчас перевернёмся.

Я услышала стрекоты автоматных выстрелов, шум автомобильных двигателей и чьи-то гневные выкрики.

Я нащупала ладонью педаль тормоза и что было сил надавила обеими руками.

Машина, через несколько секунд замерла.

Мы с Леркой, едва дыша, шокировано таращась друг на друга, ждали, что будет дальше.

Я первой осмелилась подняться на сидение.

Вся кабина была засыпана обломками бронированного стекла. Собственно, добрая половина лобового вообще отсутствовала.

Перед грузовиком собралось около полутора десятка мужчин в униформе частной охраны и все держали на прицеле своих «калашей» наш фургон.

— Иокогама Девяносто Девять! — взволновано и торопливо воскликнула я, повторив кодовую фразу несколько раз.

Несколькими минутами позже, когда раненных извлекли и фургона и разместили где-то внутри дома, мы с Леркой сидели в роскошной гостиной.

Не смея произносить ни звука, мы только молча поглядывали по сторонам и изучали дорогой вычурный интерьер дома.

Минуты через две раздались неторопливые шаги и к нам вышел тот самый друг дяди Сигизмунда, к которому мы везли раненных.

И я, и Лера, довольно быстро узнали этого человека.

Ещё бы! Ведь его лицо довольно долго мелькало в новостях, в связи с прорывными открытиями в области иммунологии и деятельности корпорации «Медеор».

Да, перед нами, в белоснежном свитере и персиково-бежевых брюках стоял самодовольно ухмыляющийся Мариан Мирбах. Собственной персоной…

У меня было слов, а у Лерки, судя по выражению лица, на языке крутились лишь матерные обороты.

Я ожидала всего… Но только не главу корпорации «Медеора», в качестве приятеля моего дяди.