По холодным следам

7

Когда я просыпаюсь на следующее утро, Том на улице чистит бассейн.

Я наблюдаю в окно спальни, как он стоит на рифленом бортике, медленно, как гондольер, водя по дну длинным шестом пылесоса. С каждым размеренным взмахом прошлая ночь кажется все более далекой. Покалывание в ладони от пощечины Джейн, крики Тома и, самое главное, лицо певицы на экране мобильного телефона, который я прижимала к себе, сидя в ванной, — все это теперь исчезло, смылось утренним душем, растаяло как сон. Ошибка. Недоразумение. Блондинка на нечетком видео. Я достаю из корзины для выстиранного белья джинсы и натягиваю их. Ощущаю комок в заднем кармане и выуживаю визитку детектива Оверби, нечитаемую, размолотую в клочья в стиральной машине. Выбрасываю ее в мусорное ведро.

Беру свой кофе и сажусь в шезлонг, чтобы понаблюдать за ритмичными движениями Тома. Сегодня одно из тех редких, сверкающих, освеженных дождем утр, которые иногда радуют Хьюстон в июне, возвращая город в март, в такой день, который можно принять за обычное лето в более умеренном климате. Тени высоких сосен отражаются в воде бассейна; ветерок, лениво колышущий их верхушки, едва достигает меня. Желтая сережка дубовой пыльцы падает мне в кружку, и я выуживаю ее. У нас могут быть свои проблемы, но в конце концов мы снова семья: муж, жена и две прекрасные дочери, наконец-то вместе. Дверь открывается, и выходит Джейн, катя за собой чемодан.

— Милая! — зовет Том, пока она, не обращая на нас внимания, тащит багаж к машине.

Я слышу, как открывается и с глухим стуком закрывается дверца внедорожника. Затем Джейн проходит на террасу уже без чемодана и заявляет отцу:

— Я уезжаю. Вчера вечером купила билет. Сегодня я останусь у Эйприл, а завтра утром она отвезет меня в аэропорт.

Том выключает пылесос и прислоняет его ручку к дереву.

— Милая, мы уже говорили об этом. Может быть, тебе нужно время, чтобы…

— Я хочу уехать. — Том не спрашивает почему. И я тоже. — Отвезешь меня к Эйприл?

— Конечно-конечно, — поспешно соглашается он. Джейн идет в дом. Том поворачивается ко мне.

Это сигнал.

— Я извинюсь, — обещаю я.

Муж смотрит на свои сандалии и не поднимает на меня взгляд, когда я прохожу мимо. Я ощущаю его едва сдерживаемый гнев.

Поднимаюсь, стучу в дверь комнаты Джейн и, не получив ответа, приоткрываю ее и тихо говорю:

— Прости.

Джейн роется в шкафу. Она кидает на меня взгляд через плечо и тут же возвращается к своему занятию: набивает спортивную сумку вещами, которые, по-видимому, хватает почти наугад.

Позади, в комнате Джули, включается душ, и я вспоминаю о ее новой прическе. Интересно, сколько лишней краски сейчас смоется в канализацию и порыжеет ли ванна. Затем я вновь обращаюсь к младшей дочери, демонстративно повернувшейся ко мне спиной:

— Мне очень жаль, Джейн. Этому нет оправдания. Мы были просто… Я очень волновалась.

Она срывает с вешалки свитер и бросает его в сумку.

— Волнуйся сколько хочешь. Это можно делать и без меня.

Я решительно вхожу в комнату и закрываю за собой дверь. Джейн резко поворачивается:

— Разве я тебя приглашала?

— Джейн, пожалуйста…

— Что «пожалуйста»? Слушай, держись от меня подальше, живи со своей другой дочерью, настоящей дочерью, той, о которой ты так заботишься! И пусть у тебя все будет хорошо, не трать на меня свое драгоценное время, не слушай меня и не думай обо мне!

— Пожалуйста, останься. — Джейн смотрит на меня с тоской, сжатые губы дрожат, как в детстве. — Ты нужна папе.

Она опускает глаза, а когда поднимает их, губы больше не дрожат.

— Я могу позавтракать с ним по дороге к Эйприл. Надеюсь, это его порадует.

— Да, наверняка.

— Мне будет его не хватать. Я буду скучать по вам обоим… по всем вам. — Она вытирает глаза рукавом фланелевой рубашки. — Я просто… я не могу находиться здесь сейчас. Это сводит меня с ума. Ведь Джули — моя сестра. Я тоже тосковала по ней. Мне тоже было страшно все эти годы. — Джейн оглядывает спальню, взгляд ее упирается в шкаф. — Ненавижу эту комнату. Когда я сплю здесь, мне до сих пор снятся кошмары.

— Мы не могли уехать отсюда, — говорю я. — Мы…

— Знаю-знаю, ты хотела, чтобы она могла вернуться. И она вернулась. Вот в чем дело. Я все понимаю. — Она снова начинает запихивать вещи в сумку. — Я даже не обижаюсь, что ты почти не спрашиваешь меня о делах в универе…

— Джейн…

— Не надо. Сама разберусь. Как всегда. — Дочь заканчивает сборы и, подхватив сумку с пола, швыряет на кровать. — Только не срывайся на мне из-за того, что это она нашла тебя, а не наоборот.

Раздается тихий стук в дверь, и Джейн протискивается мимо меня, чтобы открыть.

В коридоре стоит Джули с парой черных «конверсов» в руках. Из-за коротких мокрых волос, прилипших к голове, она выглядит старше и меньше ростом. Похожа на птицу.

— Тебе они понадобятся, — говорит она, протягивая кеды.

— Можешь оставить себе, — отзывается Джейн грубовато. — Мне в любом случае нужны новые.

— Ты уверена? — спрашивает Джули.

— Да, — говорит Джейн. — Я хочу, чтобы ты взяла их.

— Спасибо.

— У тебя ведь есть мой электронный адрес? — спрашивает Джейн.

Мне следовало бы оставить дочерей одних, чтобы они могли попрощаться, но девочки загораживают дверь, поэтому я просто стою, засунув руки в карманы джинсов, и жду.

— Ага. Классно потусовались. Спасибо. Я отлично провела время.

— Я тоже. — Джейн вдруг бросается к Джули и порывисто обнимает ее. — Я люблю тебя. И рада, что ты дома.

Затем она поворачивается, чтобы застегнуть сумку, лежащую на кровати, берет со стола стопку блокнотов и сует в рюкзак, который закидывает на плечо. Когда она оборачивается, Джули уже нет, и дверь в ее комнату закрыта.

Я протягиваю руку за спортивной сумкой, но Джейн останавливает меня жестом, хватает ее и выходит за дверь. Она быстро спускается по лестнице — тук-тук-тук, — шагает тяжело и целеустремленно, будто отправляется в дальний поход; я следую за ней более мягко и медленно. Увидев дочь, Том встает из-за кухонного стола и подходит, протягивая руку за сумками. Она отдает ему багаж, даже рюкзак с блокнотами, и муж молча направляется к машине. Я иду за ними. Мы подходим к задней двери, через которую однажды вывели Джули, приставив ей к спине нож. Переступив тогда через порог, она сделала последний шаг из детства в ту жизнь, которая ожидала ее по другую сторону. Я держу руки в карманах, а мне так хочется дотронуться до плеча Джейн. Угадав мое желание каким-то шестым чувством, она оборачивается.

— Мам… — говорит она и на секунду утыкается головой мне в плечо, крепко меня обнимая, почти до боли.

Когда Джейн отстраняется, у меня в глазах стоят слезы, но я сдерживаюсь и, наконец вытащив руки из карманов, беру ее за локоть:

— Я люблю тебя.

Лицо у нее серьезное и немного грустное.

— Мама, — снова говорит она, — думаю, ты должна кое-что знать. У Джули есть мобильный. Она сказала мне, что одолжила телефон, чтобы позвонить мне вчера, но потом я увидела трубку у нее в сумочке. — Она лезет в карман и достает листок бумаги: — В общем, я записала ее номер.

Джейн мягко убирает мою руку со своего локтя, и последнее мое воспоминание о младшей дочери — это ее пальцы, кладущие свернутый листок мне в ладонь.

Потом она уезжает. Машина газует на подъездной дорожке. Все еще чувствуя прикосновение Джейн, я немного медлю, прежде чем сунуть листок в карман, и снова рассеянно удивляюсь, почему у нее на пальце была повязка.

Когда я поворачиваюсь, Джули стоит у порога и смотрит на меня. Интересно, сколько она там пробыла, что слышала и что видела.