По холодным следам

Джули

со сдавленным криком проснулась от нового спазма.

Телевизор включен, но приглушен. На экране тот же фильм, под который она заснула, — или другой? Пока она спала, Том вышел из ее спальни, которую днем использовал как кабинет, поскольку до сих пор так и не решил, куда перенести письменный стол. Это раздражало Джули, но она не хотела жаловаться.

Сейчас Том стоял у порога, и она вдруг вспомнила, как прошлой ночью он держал пистолет. Интересно, где оружие теперь?

— Мне показалось, что ты меня звала, — сказал Том. — Все в порядке?

— Да, все хорошо. Просто плохой сон.

Сначала Джули снился Кэл, но потом, когда судороги стали пробегать по телу все чаще, начался кошмар. Самое худшее она не решалась вспомнить, пока Том стоял в дверях спальни, осталось только гадкое ощущение во рту. Желто-красный цвет пледа вдруг вызвал у нее отвращение, и она сбросила его. Теперь, когда она окончательно проснулась, острый спазм в животе сменился тупой, пустой болью.

— Заварить тебе чаю?

— Я лучше прогуляюсь. — В комнате было одновременно и холодно, и душно, а за большими окнами она чувствовала себя как насекомое под стеклом. А может, дело в том, как все на нее смотрели в этом доме. — Я возьму машину?

— Мама на ней уехала несколько минут назад. А Джейн забрала мою, — быстро ответил Том. Было заметно, что ее вождение без прав до сих пор его беспокоит. — Но мама скоро вернется. Только заедет на работу за последними курсовиками. Может, пока отдохнешь? Давай посмотрим еще один фильм.

Джули опустила ноги на пол.

— Все в порядке. Я просто пройдусь.

Том с сомнением следил, как она поднимается — неуверенно, будто стреноженная.

— Не волнуйся, папа, — выдавила Джули. — Мне просто нужно немного проветриться. Дай мне одеться, ладно?

Он кивнул:

— Я буду на кухне.

Она открыла дверцу шкафа и уставилась на ряды новеньких туфель и ботинок. Некоторые Джули еще не надевала — они до сих пор лежали в коробках. Обернувшись, она через коридор заметила в комнате Джейн пару потрепанных высоких «конверсов», небрежно брошенных возле кровати. Повинуясь внезапному порыву, Джули прошла по коридору в спальню сестры и натянула ее кеды. Они оказались великоваты, поэтому она добавила вторую пару носков и, вместо того чтобы завязать шнурки вокруг лодыжек, как делала Джейн, зашнуровала кеды до самого верха и затянула концы двойным узлом. Нужна была такая обувь, которая не свалится, если придется бежать.

От этой мысли ноги стали совсем ватными. Джули взяла толстовку из шкафа Джейн, потом передумала — Том мог заметить — и повесила ее обратно. У нее самой в шкафу не было ничего похожего на толстовку, только кардиганы, блейзеры и другие стильные вещи, которых она раньше не носила. Именно по этой причине они и привлекли ее в магазине, но теперь их слащавые пастельные цвета наводили на мысль о леденцах. Слишком броско. Джули выбрала самый скромный кардиган, мягкий, серый, и надела его. Затем сунула руку под свой новенький жесткий матрас, вытащила оттуда телефон и положила в передний карман джинсов, надеясь, что кардиган скроет его.

Спустившись на кухню, она проскользнула мимо Тома, схватила свою новую сумочку и крикнула через плечо:

— Вернусь до ужина!

Дверь за ней захлопнулась. Уличный воздух ударил в лицо, как горячий пар от тарелки супа. Сидя в охлажденном кондиционером доме Тома и Анны, она и забыла, что за окном царит изнуряющая жара. Джули сняла кардиган в конце подъездной дорожки и, свернув, затолкала в сумочку.

В конце квартала она вытащила телефон из кармана и включила его, радуясь, что, прежде чем позвонить в дверь, в последнюю минуту сообразила спрятать мобильный вместе с удостоверениями личности в кустах перед домом. Потеря сознания не входила в ее планы. Может, виноваты жара и долгая дорога, но когда в коридоре появилась Джейн, Джули решила, что видит призрак Шарлотты. Больница тоже не предусматривалась планом, но, по крайней мере, доктор во время осмотра пролила свет на некоторые обстоятельства, о которых, конечно, теперь знала и Анна.

Зато сразу стало ясно, почему Джули чувствовала такую слабость. Все это время она думала, что чахнет из-за любви, с которой продолжает бороться, чахнет без душевного тепла, которое грозило предательством всякий раз, когда Кэл смотрел на нее. Как оказалось, предательство проникло вглубь, пронизало всю ее плоть и кровь.

Неудивительно, что она чувствовала себя использованной.

Неудивительно, что она чувствовала себя одержимой.

К счастью, он так и не узнал, что у нее внутри.

Вернуть телефон было непросто: в первые два дня домашние внимательно следили за ней. Но на третий день она выскочила на улицу якобы за почтой и на обратном пути забрала мобильный. Слава богу, под козырьком дома аппарат не промок, и все документы, прикрепленные к нему резинкой, тоже оказались на месте в целости и сохранности. Когда она включила телефон, экран вспыхнул, и на нем появился снимок Кэла, улыбающегося ей с такой любовью и неистребимой верой, что порой это даже раздражало. Но Джули достаточно напиталась этой верой, чтобы ей хватило сил помнить, кто она на самом деле и почему Кэл не должен ничего знать. И в тот день, когда она увидела журнальную статью в библиотеке — Кэл подвез ее туда за учебниками для сдачи аттестата, — ей хватило сил сбежать от него.

Перед отъездом из Сиэтла Джули стерла с телефона абсолютно все, но никак не могла заставить себя избавиться от фотографии Кэла. Она чувствовала, что каким-то неуловимым образом он все еще с ней, и в больнице поняла, откуда у нее такое чувство. Джули даже подумала, что однажды, когда здесь все закончится, сможет вернуться к нему. Она понимала, что идея совершенно бредовая, и собственный организм, видимо, с ней согласился. Принял решение за нее.

Джули в последний раз взглянула на лицо Кэла на экране телефона и на мгновение перенеслась в прошлое: вот она лежит рядом с ним, рука покоится у него на груди, пальцы Кэла перебирают ей волосы, и она слушает, как он описывает бледное лицо своей матери с разбухшим от синяка веком в затемненном заднем стекле «фольксвагена» его тети. Мать бросает последний пустой взгляд в сторону чернокожего мальчика, рыдающего у окна кухни, и отворачивает светловолосую голову, навсегда покидая его.

Джули понимала, как это бывает, и не только потому, что и сама была блондинкой. «Иногда мы просто вынуждены уходить», — подумала она, глубоко вздохнула и нажала на кнопку «Удалить».

Потом она заметила новое сообщение голосовой почты. Не узнав номера, включила воспроизведение и прислушалась, но тут же поспешно нажала на «Отбой» и резко, словно ужаленная, отдернула трубку от уха. Сколько раз ей придется удалять его послания, пока она не сотрет их все? И сколько раз еще будет больно? Она не брала трубку, когда Кэл звонил, и перестала слушать его голосовые сообщения после нескольких первых: во всех говорилось одно и то же. Теперь он пытался дозвониться до нее с разных номеров, надеясь застать врасплох. Она еще раз взглянула на незнакомый номер, а затем с удивлением узнала код города: Портленд, штат Орегон. Может, это совпадение; может, Кэл звонил с мобильного телефона, позаимствованного у друга. А вдруг он действительно в Портленде? Тогда он, видимо, пытается отыскать Джули, идет по ее следу, начиная с Уилла. Конечно, именно с Уилла он и начнет. Кэл давно хотел найти предлог, чтобы встретиться с ее бывшим любовником и забрать вещи Джули; он объяснял это тем, что важно сохранять память о прошлом. Возможно, Кэл уже догадывается, где она. И если он двигается в правильном направлении, сколько времени пройдет, прежде чем он доберется до нее?

Взглянув на дворик перед домом Тома и Анны, она вновь удивилась, что находится здесь. До сих пор не верится! Но представить себе здесь появление Кэла — нет, невозможно.

В разгар полуденного зноя на улице не было пешеходов. Поскольку тротуары вдоль трассы отсутствовали, она шла прямо по автостраде, перешагивая через полосы расплавленного мягкого гудрона. Она миновала несколько домов, которые показались ей огромными после тесной квартирки Кэла в Сиэтле. Перед каждым домом раскинулись плюшевые лужайки с подстриженными круглыми кустами и клумбами бегоний, настолько неподвижными в застывшем воздухе, что цветы выглядели шелковыми. На некоторых верандах высились колонны, как у особняков плантаторов.

Увлекаемая шумом уличного движения, она шагала вдоль оживленной автострады. Машины, проносясь мимо, обдавали ее горячими выхлопами и гравием, вылетавшим из-под колес. Дальше тоже не было тротуара, даже бордюра, только узкая тропинка, протоптанная в редкой траве на маслянистой обочине дороги, откосы которой спускались к сточным канавам, поросшие сорняком. Джули прошла мимо беспорядочно расположенных торговых павильонов: «Крогер», «Быстрая чистка», «Подарки Дженни», мимо стеклянной коробки мороженицы «Молочная королева». Логика подсказывала ей, что в конце неровной тропинки — автобусная остановка. Вскоре она увидела трех женщин в униформе, ожидающих автобуса; каждая с тележкой, полной бутылок с чистящими средствами. Уборщицы. При одном взгляде на них у нее заболела спина.

Проходя мимо «Макдоналдса», Джули заметила выглядывающий из-за торговых рядов длинный синий козырек с тусклыми белыми буквами: «Бильярдная Бобби». С облегчением вздохнув, она направилась туда. Хотя у других магазинов были стеклянные фасады, окна заведения Бобби прикрывали обшарпанные жалюзи. Значит, здесь все-таки есть где спрятаться. Может, в дальнем зале найдется и что-нибудь поинтереснее бильярда. Не то чтобы ей нужна была работа, она ведь пробудет здесь всего несколько недель, но оглядеться и посмотреть, что происходит вокруг, не помешает. Тем более, у нее сейчас есть деньги, да и в любом случае хорошо бы провести здесь, вдали от дороги, несколько часов, чтобы перетерпеть боль в животе.

Сейчас, посреди дня, в заведении было лишь несколько завсегдатаев. Они расположились недалеко от входа и болтали с кудрявой женщиной за барной стойкой, которая громко смеялась, шинкуя лаймы на разделочной доске. Никто из них не обратил на Джули внимания, пока она не подошла к стойке. Тогда барменша перестала смеяться и спросила:

— Тебе чего, милая? — Она прищурилась. — Работу ищешь? Мы берем только совершеннолетних.

— Бутылку пива, пожалуйста.

Женщина приветливо улыбнулась:

— В таком случае сначала покажи паспорт.

Джули порылась в новом бумажнике и вытащила документ, который свидетельствовал, что ей двадцать четыре. Протянув его, она почувствовала мгновенный укол паники. Калифорнийские водительские права были настоящие, и за их кражу грозили серьезные неприятности.

Барменша долго изучала удостоверение, затем окинула Джули тяжелым взглядом, потом вновь уткнулась в права.

— Мерседес Родригес? — спросила она, издевательски растягивая слоги, словно такого имени и на свете не бывает.

— Мёрси, — машинально поправила Джули.

В последний раз, когда она так называла себя, у нее были короткие каштановые волосы. Но в бильярдной Бобби царил полумрак, и ее скуластое лицо с голубыми глазами не так бросалось в глаза.

«Мёрси, Мёрси, — сказала она себе, — будь похожа на Мёрси».

Это почти сработало. Она почувствовала, что женщина за стойкой расположена к ней и готова проявить участие. Затем кто-то из другого конца зала крикнул:

— Бев!

Барменша с тревогой оглянулась через плечо. Когда она снова посмотрела на Джули, настроение у нее уже изменилось.

— Простите, сеньорита, — в голосе женщины сквозило недоверие, — вы не выглядите на двадцать четыре, да и удостоверение личности из другого штата. Тут приходится держать ухо востро. Как по мне, вы сбежали прямиком из старшей школы. — Бев бросила удостоверение на стойку и поспешила прочь.

Чертов городишко. Джули не собиралась задерживаться здесь надолго, но, стоило ей показать фальшивое удостоверение личности в десяти кварталах от дома Тома и Анны, как ей сразу отказали. Работая в «Черной розе», Джули четко следовала принципу «Не гадь там, где ешь»; видимо, он работал и здесь. Она схватила удостоверение со стойки и сунула обратно в бумажник.

Двое завсегдатаев уставились на нее. Один сказал:

— Зря ты так, Бев, добрее надо быть к людям.

— Она уже достаточно взрослая, — вмешался другой. — Я всегда могу сказать, созрел плод или нет. — И он захохотал.

А вот теперь действительно пора было уходить. Повинуясь внезапному порыву, Джули вытащила телефон и набрала один из номеров, которые Том и Анна заставили ее записать на листке бумаги и хранить в новом бумажнике.

— Алло?

В голосе сквозила недоверчивая интонация человека, ответившего на звонок с незнакомого номера.

— Привет, Джейн, — сказала она. — Это Джули.

— Где ты? Что это за номер?

Джули выглянула в окно и заметила вывеску на другой стороне улицы.

— Я в «Старбаксе» недалеко от нашего дома. Одолжила телефон, чтобы позвонить. Слушай, мне надо выбраться отсюда, пока мама с папой не хватились. Ты можешь меня забрать?

— Ты в «Старбаксе» на Мемориал-драйв?

— Да. Мне пора: дама, которая одолжила мне телефон, уже требует его обратно.

— Подожди немного, я у друга. Приеду через несколько минут. — Джейн повесила трубку.

Уходя, Джули постаралась как можно сильнее хлопнуть дверью, но пневматический доводчик остановил створку в паре дюймов от косяка, и Джули все еще слышала за спиной смех.

Пятнадцать минут спустя Джейн въехала на стоянку «Старбакса» на внедорожнике Тома, опустила стекло и сказала:

— Классные кеды.

— Спасибо. — Джули посмотрела вниз, на свои ноги, обутые в «конверсы» Джейн. — То есть извини, что взяла без спроса.

— Ничего страшного.

Несмотря на темные волосы и челку, Джейн была совсем не похожа на Шарлотту: выше и крепче, отметила Джули.

— Мама накупила мне всяких модных туфель, — виновато сказала она, — а я хотела обычную обувь, в которой можно просто прогуляться. — Она открыла тяжелую дверь внедорожника и забралась внутрь.

— Говорю же, все норм.

Присмотревшись к Джейн, особенно когда она улыбалась, Джули сразу поняла, что та никогда не уезжала далеко от дома. Колледж не в счет: даже если он находится на другом конце страны, путь до него все равно короче любой поездки на автобусе в одиночку. Пирсинг Джейн (ноздря и бровь), татуировки (обе крошечные, на плече и на бедре, и Анна наверняка не знала ни о той, ни о другой) и волосы (обесцвеченная и выкрашенная светло-зеленым прядь — явно домашняя работа, но бордово-черную краску нанесли в салоне) выдавали девушку, которая толком и не ездит на автобусах.

Джули пожалела, что осветлила волосы. Поначалу они выглядели аккуратно, но теперь кончики посеклись, а что еще хуже — отросшие темные корни контрастировали со светлыми прядями, ниспадавшими ниже плеч. Если бы ей позарез не нужно было выглядеть пепельной блондинкой, она махнула бы рукой на темно-русые корни.

Но она не хотела быть темно-русой. Она хотела быть той белокурой Джули, какую запомнили родители.

Джейн нетерпеливо хлопнула ладонями по рулю:

— Так куда мы едем?

— Хочу отрезать все это, — сказала Джули, показывая сестре секущиеся кончики.

— Что, прямо сейчас?

— Да, прямо сейчас. И, может быть, сразу и покрасить. Наверняка ты знаешь подходящее место.

Похоже, Джейн была впечатлена.

— Я могу отвезти тебя в салон, куда обычно сама хожу. Это в Монтроузе. В какой цвет собираешься краситься? — Она лукаво прищурилась. — Давай только не в черный.

— Не знаю, может, в рыжий, — выпалила Джули первое, что пришло в голову.

В «Розе» она производила фурор с рыжими волосами. Кроме того, белокурая Джули начинала ее раздражать. Она заранее придирчиво сравнивала фотографию пропавшей девочки и собственное отражение в зеркале, но потом, когда она начала изображать найденную Джули для Анны, Тома и Джейн, что-то изменилось. Она понимала, что все трое видят в ней невинную крошку, и это нервировало. Анна, например, смотрела на нее так, словно Джули вот-вот рассыплется.

А Джейн уже выезжала с парковки.

— Круто, давай выбираться отсюда.

Джули правильно сделала: чтобы не пугать Анну, надо прибегнуть к помощи Джейн. Та умела ставить мать на место.

Внедорожник Тома, плавно плывущий по трассе, казался Джули невероятно легким и роскошным, а Джейн даже не замечала его великолепия — оно было естественным для нее. Джейн влилась в четырехполосное движение на Вестхаймер и направила автомобиль в сторону города. Они проехали темные громады пригородов. Мимо проносились грузовики с тонированными стеклами, огромные «хаммеры», которые, казалось, вот-вот трансформируются в роботов. Серебристый кабриолет через несколько полос от них напоминал оплавленную солнцем пулю. Вскоре многоквартирные дома уступили место сверкающе-белым офисным зданиям, расположенным на участках с ухоженными кустами и пальмами. Все блестело, даже уличные знаки, укрепленные на гигантских хромированных дугах.

— Ты не поверишь, насколько изменилась за это время «Галерея».

Джули уловила легкую дрожь в голосе Джейн. Она говорит о чем-то, что должно быть их общим воспоминанием. Такое нельзя игнорировать.

— Ну еще бы, — сказала она.

— Помнишь, как мама привезла нас туда и оставила одних, чтобы мы сами сделали рождественские покупки?

— Да, я тоже об этом подумала.

— Мне казалось, мы такие крутые, — продолжала Джейн, не сводя глаз с задних фар стоявшей впереди машины. На светофоре загорелся зеленый, и они стали медленно продвигаться вперед. — Совсем как взрослые. Ты, наверное, тогда училась в шестом или седьмом классе? Потому что… — Она запнулась. — А я — в четвертом или пятом. Мы перекусили в одном модном ресторанчике, там еще были очень вкусные блины. Помнишь, как мы разделились на час, чтобы купить подарки друг другу? Вот это было здорово! Мы сверили часы, а потом встретились в пекарне. — Она рассмеялась. — Я даже немножко попетляла, чтобы скрыть, откуда я иду и где купила тебе подарок. По-моему, это было какое-то украшение из «Клэрс».

Джули слушала Джейн вполуха. Ее внимание привлек мальчик лет двенадцати-тринадцати, в футболке и мешковатых синих джинсах, которые тянула вниз увесистая цепочка на поясе. Он пробирался вдоль дороги без тротуаров, по дну дренажной канавы. Спутанные длинные каштановые волосы прикрывали лицо; паренек шел, засунув руки в карманы, и видно было, что он изнемогает от жары. Потом он добрался до основания одной из хромированных дуг, которая оказалась серьезным препятствием. Одной рукой мальчик подтянул изодранную штанину и перешагнул через дугу, как мультяшная дамочка, задирающая юбки, чтобы переступить через лужу.

— Джули! — Голос Джейн отвлек ее, и она поняла, что пропустила вопрос. Музыка стала тише; Джейн, должно быть, убавила звук. — Ты помнишь? Что ты делала в тот раз, когда мы расстались?

— Примеряла выпускные платья. Хотела почувствовать себя принцессой.

— Ого, — усмехнулась Джейн. — Тогда понятно, почему в тот год я получила подарочный сертификат из книжного магазина «Уолденбукс».

Джули хватило ума не портить настроение момента из-за дурацких старых обид.

— Я думала, ты любишь читать.

— Могла бы подарить книгу, а не сертификат. — Невероятно, но в голосе Джейн действительно звучала обида, хотя она по-прежнему улыбалась. — Знаешь, я ведь так им и не воспользовалась. После того, как все это случилось.

Светофор сменил цвет, и на этот раз они едва успели миновать перекресток, двигаясь черепашьим шагом. Джули следила, как мальчик идет по траве вдоль дороги, пока они не поравнялись с ним, а потом и не обогнали. В зеркале заднего вида он казался почти неподвижным.

Она снова повернулась к Джейн:

— А ну-ка, поворачивай обратно к «Галерее». Хочешь, подарю тебе новую книгу из серии «Клуб нянек»? Думаю, сейчас как раз вышло десятитысячное продолжение.

Это сработало. Джейн рассмеялась и включила музыку громче.

В Монтроузе они припарковали машину возле парикмахерской, где второй этаж занимал тату-салон. Они вышли, и Джейн глубоко вздохнула. Именно в таких местах она чувствовала, что Хьюстон — это ее город, а не просто какой-то населенный пункт, где она случайно оказалась, потому что здесь живут ее родители. Как ни смешно, Джейн гордилась знакомством с подобными заведениями, хотя их не так уж трудно было обнаружить. Любой приезжий, полчасика прогулявшись по району, нашел бы тут пристанища художников, геев и наркоманов или тату-салоны, достаточно было лишь выкурить пару сигарет и полистать бесплатные газеты в забегаловке на углу.

Хотя в парикмахерской не было свободных мест, женщина за стойкой пообещала Джули, что ее начнут красить, а затем, пока краска впитывается, займутся следующим клиентом. Джули откинулась на спинку кресла. Парикмахер запустила пальцы в ее волосы и критически осмотрела их.

— Короткую стрижку и рыжий цвет, — попросила Джули, прежде чем мастер успела обратить внимание на ее корни.

Женщина встретилась с ней взглядом в зеркале и кивнула:

— Хорошо, милая, сейчас принесу образцы.

Она ушла и вернулась с папкой, полной фотографий девушек с шелковистыми гривами, как у пони. Джули указала на один из снимков, и парикмахер кивнула:

— Да-да, номер восемь будет хорошо смотреться на вас. — Она исчезла в подсобке, чтобы смешать краску.

Джейн стояла за спиной Джули, разглядывая ее лицо в зеркале.

— Мама взбесится, — заметила она. — Но, думаю, выглядеть будет потрясающе.

— Чем займешься, пока меня красят?

— Наверное, посмотрю журналы, — пожала плечами Джейн.

Джули заметила в ее глазах легкое разочарование: не такое уж большое приключение выкрасить волосы в ультрамодный цвет, чтобы позлить мать. Тут Джули в голову пришла идея.

— А может, лучше поднимешься на второй этаж и сделаешь татуировку?

— Думаешь, у меня куча денег?

— Разве у тебя нет кредитной карты?

— Есть, но она прикреплена к маминому счету. Ей сразу придет оповещение.

Однако необходимо было убрать Джейн отсюда, прежде чем та заметит, что у сестры-блондинки темно-русые корни. Джули решила притвориться великодушной. Она указала на сумочку, подарок Анны, которую небрежно бросила на пол:

— Мама дала мне пару сотен баксов. Заплати за мою стрижку кредиткой, а я дам тебе наличные, чтобы ты с пользой провела время наверху.

Джейн колебалась.

— Только не говори мне, что еще не выбрала новый рисунок для тату. — Джули представилось что-нибудь мелкое и неброское, но на видном месте.

— Подумывала набить маленький контур Техаса на безымянном пальце, — призналась Джейн.

— Так вперед!

— Мама увидит. Лучше подождать.

— Чего? Пока тебе не стукнет тридцать? Хватит уже скрывать свою истинную натуру.

Было видно, что ее слова попали в цель.

— А ты здесь не заскучаешь без меня? — спросила Джейн напоследок, потянувшись за сумочкой.

— Вовсе нет. С удовольствием полистаю пока журналы.

Она и правда часто рассматривала журналы в библиотеке, куда Кэл возил ее готовиться к экзаменам на аттестат. Однажды она тайком протащила в туалет номер «Лучших домов и садов» и вырвала оттуда фотографию пышного белого торта в обрамлении серебряных и золотых рождественских украшений. Не из-за рецепта, а просто понравилась картинка. Теперь эта журнальная страница с тортом валяется, скомканная, в мусорном контейнере в Джерси-Виллидж, где она сошла с автобуса в разбитых туфлях и дешевой золотой цепочке с подвеской в виде лошадки, с рюкзаком, набитым сувенирами, — всем ее имуществом. Кроме…

Она рванулась вперед, но было уже поздно: Джейн рылась в сумке. Прежде чем Джули успела вмешаться, Джейн достала бумажник и вынула оттуда свежие банкноты по двадцать долларов. Джули откинулась на спинку кресла, страстно желая, чтобы Джейн не заметила ни документов, ни телефона во внутреннем кармане сумочки, ни ее внезапной паники.

Но Джейн лишь просияла при виде пачки банкнот:

— Спасибо! — И направилась к лестнице.

Как раз вовремя. Парикмахер вернулась в черном фартуке, держа в одной руке миску ядовитокрасной пасты, а в другой — щетку.

— Цвет будет шикарным, поверьте мне!

Джули откинулась на спинку кресла и почувствовала, как холодная склизкая масса коснулась ее головы.

— Сначала мы избавимся от этих некрасивых корней, — объявила парикмахер и продолжала болтать, как поступают опытные мастера, когда видят, что клиент не склонен откровенничать.

Джули только сказала:

— Сестра совсем не похожа на меня. Никто не верит, что мы родственницы.

По просьбе парикмахера она опустила подбородок. И тут же поняла, что беспокоило ее с момента прибытия в Хьюстон, что не давало покоя, куда бы она ни пошла, от кабинета психотерапевта и бильярдной Бобби до кофейни, где Джейн захотелось купить пирожных по дороге в парикмахерскую. Здесь было нечто такое, из-за чего город казался декорацией. И сейчас Джули, глядя под стол с большим зеркалом, обратила внимание на обувь других клиентов, сидящих вокруг. Она была совсем новая: лакированные туфли блестят; носы кроссовок «Рибок» сияют флуоресцентножелтым; кожаные ботинки выглядят так, словно их только что достали из коробки; из ослепительно-белых сандалий с пряжкой в виде золотых львов выглядывают отполированные ногти без единого изъяна. Уставившись в пол, Джули мысленно пробежалась по последним нескольким неделям и увидела парад босоножек и кожаных туфель, будто только что снятых с витрины магазина.

Из-под черной полиэтиленовой накидки выглядывали и ее ноги, стоящие на серебристой перекладине и обутые в уютно потрепанные «конверсы» Джейн. Только теперь Джули заметила, что крошечные дырочки в ткани — одна возле правого пальца, другая сбоку, еще одна возле пятки — расположены слишком идеально. Джули и раньше носила обувь до полного износа и знала, что полотно протирается под шнурками и вдоль подошвы, распускаясь неряшливой бахромой, а не аккуратными овалами посреди ткани, а резина под пяткой изнашивается куда быстрее тряпочного верха, так что чувствуется каждый камешек на тротуаре. Значит, кеды новые, а вовсе не потрепанные, и дырочки проделаны специально.

Джули представила себе город, разделенный между такими, как она и тот парень с обочины в широких штанах, — людьми, чья обувь изнашивается и вытирается до дыр, пропитывается потом уставших ног и пачкается травой, грязью и размякшим асфальтом, — и теми, кто проносится мимо них на внедорожниках, кто не проходит по улице больше двадцати шагов, не торчит на автобусной остановке и не выстаивает смену в круглосуточном магазине; чья обувь всегда как новенькая. Ей очень захотелось рассказать о своих наблюдениях Кэлу. Но только не Джейн. Та сама не ходит пешком. Она может бунтовать против Анны и Тома, но даже не попытается восстать против этого порядка.

Парикмахер запрокинула Джули голову, и она уставилась в потолок, где располагался тату-салон и где в этот момент делали татуировку Джейн. Джули надеялась, что процедура окажется не слишком болезненной.