По холодным следам

14

В 2002 году скалолаз по имени Райан Хартли взобрался на башню «Транско» с помощью небольшой кирки. Добравшись до тридцатого этажа — почти до середины, — он прыгнул.

В записке, найденной на его изуродованном теле, выражался протест против войны в Ираке. Вероятно, Хартли выбрал башню «Транско» потому, что она служила символом хьюстонского нефтяного бума: шестьдесят четыре этажа серебристо-черного стекла, устремленные ввысь. Одиноко возвышающаяся посреди торговых и жилых кварталов, эта башня — самый большой небоскреб за пределами центрального делового района. Она олицетворяет энергию, бьющую из центра Земли: словно нефтяной гейзер поймали, очистили и преобразовали в призму слепящего света. Напротив башни, через прямоугольный газон, — «Водяная стена», искусственный водопад в форме подковы высотой ровно шестьдесят четыре фута; каждый фут соответствует этажу башни «Транско». Однажды, накупив в «Галерее» подарков к Рождеству, мы повели девочек смотреть на этот величественный фонтан. Трехлетняя Джейн вырвала свою руку из моей и побежала к воде, а Том кинулся догонять ее. Отважная малышка остановилась у подножия грандиозного сооружения и уставилась на изогнутую стену воды. Затем, ошеломленная бурлящим потоком, шагнула вперед. Ножки у нее подогнулись, она упала и завопила.

Пятилетняя Джули улеглась на тротуар, запрокинув голову, чтобы с безопасного расстояния видеть гигантскую дугу падающей воды. Пока Том хватал Джейн на руки, я легла рядом с Джули, стремясь увидеть ту же картину, что и дочка. Помню ее теплую голову, прижавшуюся к моему виску, ее тонкие волосы, ласкающие щеку. Мы вместе наблюдали, как Том, чей голос был едва слышен из-за шума водопада, утешает Джейн. Вода струилась по камням так быстро, что действительно казалась неподвижной водяной стеной.

Когда Джули заговорила, ее слова прозвучали прямо у меня в ухе:

— Мамочка, неужели небо падает?

Я мысленно поставила галочку, чтобы поздним вечером, когда девочки лягут спать, повторить Тому образную фразу дочери, а вслух произнесла громко, хотя шум воды превратил мои слова в шепот:

— Не волнуйся, милая, здесь с нами этого не случится.

И скорее почувствовала, чем увидела ее храбрую улыбку.

Издалека, на фоне освещенной водяной стены в обрамлении каменной арки, они могли показаться парочкой, делающей фотографии на память. Гретхен и Максвелл, руки сцеплены вместе; она откинулась назад в изящном изгибе натянутого лука, а он навис сверху. Вдруг он резко толкнул ее, обхватил руками, и они стали похожи на танцоров — слившиеся в одну темную фигуру, которая извивается перед освещенной стеной воды. Но, в спешке поскальзываясь на траве, все более влажной по мере приближения к фонтану, я вижу, как Гретхен выворачивает локти, пытаясь оттолкнуть его. Они борются, чтобы добраться до сумки, которая висит на длинных лямках у нее на плече. Я бегу к ним.

Искусственный водопад вблизи шумит оглушительно громко — журчание струй сливается в единый грохочущий рев, меняющий высоту и интенсивность с каждым моим шагом. Туман брызг скрывает круглую бетонную площадку перед изогнутой стеной фонтана. Земля предательски скользкая. Ночью сквозь туман брызг проникает слабый желтоватый свет от подводных фонарей фонтана. Когда я, минуя арку, выбегаю на площадку, напряженно слившиеся силуэты наклоняются и скользят, продолжая борьбу. Вдруг Гретхен спотыкается обо что-то и падает; ее голова подпрыгивает от удара о бетон. Максвелл обрушивается на нее сверху. Какое-то время она продолжает дергаться, как глубоководная рыба, выброшенная на берег, потом замирает. Их тела разделяются. Полоска света очерчивает бороду проповедника и на мгновение освещает паническое выражение звериной ярости у него на лице. С рычанием он тянет руку к сумке, которая лежит на мокром бетоне, придавленная обмякшим телом Гретхен.

«Человек, который сделал это со мной». Так она назвала Максвелла в телефонном сообщении. Я не знаю, что именно он с ней сделал, не знаю даже, кто она, но, видя, как рука мужчины тянется к ее неподвижному телу, не сомневаюсь, что должна остановить его.

Я бросаюсь вперед, но подошвы скользят по мокрому бетону, как и у Гретхен за несколько секунд до этого, и я падаю. Мне удается вытянуть руку перед собой и смягчить падение, но зубы смыкаются на кончике языка, и во рту растекается теплая жидкость. Максвелл, оседлавший Гретхен, замечает меня и вскакивает. Когда он начинает говорить, его глубокий голос перекрывает шум воды, как раньше перекрывал море голосов, паря над ними в «Круге исцеления».

— Я понимаю, как это выглядит со стороны. — Проповедник тяжело дышит. — Но вы не знаете, на что способна эта девушка. Она опасна. Она не в себе. Она лгунья. Убийца.

— Я вам не верю, — отвечаю я, хотя не слышу собственных слов и вдобавок знаю, что насчет лгуньи он не ошибся.

— Она преследовала меня, угрожала. Пыталась шантажировать. Ей нужны мои деньги. — Он показывает на спортивную сумку, лежащую на мокрой площадке. — Она заставила меня прийти сюда, а потом напала…

Я смотрю на неподвижное тело на бетоне.

— Клянусь, я лишь защищался! У нее в сумке пистолет!

А вот это он зря сказал: теперь я ни за что не позволю ему завладеть сумкой.

— Если ей нужны только ваши деньги, зачем ей нападать на вас?

Он облизывает губы.

— Как я уже сказал, она не в себе. А я знаменит, успешен, помогаю людям. — Теперь проповедник говорит раздраженно, на повышенных тонах. Борода выпирает над кадыком. — Для девушек подобного сорта невыносимо…

— Какого сорта?

Он смотрит на меня с легким удивлением:

— Блудниц.

Я втягиваю воздух сквозь стиснутые зубы и чеканю:

— Не смейте так говорить о моей дочери.

И пусть она не моя дочь, сейчас я почему-то считаю ее родной.

Проповедник бросается к сумке, но я успеваю первой и с бешеной силой толкаю его в неглубокий водоем у основания фонтана, наваливаюсь ему на грудь, коленями придавив крупное тело ко дну. Его ноги хаотично дергаются, задевая мне спину и голову, но большая часть тела Максвелла находится под водой, поэтому преимущество в весе временно оказывается на моей стороне. Я вдавливаю колени ему в плечи, он пытается схватить меня за волосы, и у меня мелькает злорадная мысль: «Удачи тебе, ублюдок!» — после рождения Джули я постриглась очень коротко, пожертвовала волосы материнству вместе с длинными серьгами, душевным спокойствием и готовностью! наплевать! на всех! кроме дочери! Я! отдала! все мечты! всю душу! Вцепившись пальцами в спутанные волосы Максвелла, я изо всех сил бью его головой о дно фонтана, словно заново продираясь сквозь дверь ванной в тот момент, когда я думала, что Джули ранена. Однако сопротивление воды слишком велико, и вместо мощного удара получается лишь слабый всплеск. Мое отражение колеблется в кругах, расходящихся по воде, подпрыгивает в ритме моей сумасшедшей ярости.

Позади меня, перекрывая грохот воды, раздается голос:

— Джон Дэвид!

И я слышу характерный щелчок взведенного курка, который преследовал меня в фантазиях. В ту секунду, когда моя хватка ослабевает, Максвелл, оттолкнув меня, отползает назад, пока не упирается в покрытую водой стену. Но, судя по выражению его лица, он жалеет, что поторопился, и, повернувшись, я понимаю почему. Гретхен держит в руках пистолет, направленный прямо на него.

Стена падающей воды похожа на чистый лист бумаги, а пистолет — словно остро отточенный карандаш, парящий над страницей, незримо обводя наши силуэты в воздухе, прежде чем пригвоздить нас к рисунку.

Наши тела образуют углы треугольника. Человек с выставленными вперед руками прижался к водяной стене, вода льется ему на плечи и колотит по шее с такой силой, что голова трясется. Я замерла, успев встать на одно колено. И Гретхен с пистолетом.

— Эсфирь, — говорит Максвелл, — пожалуйста.

Она, игнорируя его, обращается ко мне:

— Знаешь, а он прав. Я занималась сексом за деньги больше раз, чем могу сосчитать. Я блудница. Я делала и гораздо более ужасные вещи. Воровала у людей, которые меня любили. Обманывала их, использовала, а потом бросала.

— Джули, — произношу я, забыв, что это не моя дочь.

Она резко поворачивается ко мне, и пистолет теперь направлен на меня. Я отшатываюсь, и ствол возвращается к Максвеллу.

— Не называй меня так. Я навсегда покончила с Джули.

Внутри у меня что-то обрывается, словно в груди лопнуло легкое. Или вода в фонтане закипела, обварив мне ноги, и кожа ниже щиколоток слезает клочьями. Впрочем, это преувеличение. На самом деле я чувствую вот что: все части тела словно расползаются, и то, что было мной, исчезает. Представьте, что вас покинул самый важный человек в жизни, — вам покажется, что и вы сами себя покинули: вас покинули внутренности или нога сбежала вместе с бедренной костью, почему бы и нет, случаются и более странные вещи. Как, например, нынешняя сцена у фонтана, когда Гретхен, или Эсфирь, или кто она там наставляет пистолет на Максвелла и произносит слова, которые кажутся мне совершенно бессмысленными:

— Я вернулась к нашему старому дому, Джон Дэвид. Потребовалась целая вечность, чтобы найти его. Я не могла вспомнить, как здание выглядело снаружи, но это не имеет значения, потому что его больше нет. Просто пустырь, если не считать полицейской ленты вокруг входа в бункер, да еще креста, цветов и плюшевых мишек. — Она делает паузу. — Думаю, убедив меня, будто это я убила Шарлотту, ты просто замуровал бункер и начал жизнь заново. Видит бог, я пыталась сделать то же самое.

Лицо у нее слишком мокрое от брызг, чтобы разглядеть слезы, но я слышу, как прерывисто она дышит.

— Но другие люди помнят о той мертвой девочке. Ты бы видел, сколько там горящих свечей. Никто не знает, кто она такая, но люди не собираются ее забывать и двигаться дальше. И я не собираюсь. Я никого не убивала. Мне уже не тринадцать, и ты не сможешь снова внушить мне, будто это моя вина. — Она делает еще шаг вперед и поднимает пистолет. — Я тебе не позволю.

— Помогите мне, Анна, пожалуйста, помогите! — умоляет Максвелл.

Как можно незаметнее я перемещаю ногу по дну фонтана.

— Не подходи к нему! — кричит она.

— Ладно. — Между нами словно многотонная стена воды, которую я должна пробить. — Гретхен.

Это привлекает ее внимание, и она резко поворачивается ко мне.

— Я знаю, кто ты. Знаю о Кэле. — Я медленно поднимаюсь на ноги. — Я знаю, что он отец ребенка. Может, ты любила его по-настоящему.

— Не смей.

— Прошу тебя, подумай о том, что ты делаешь. Подумай, прежде чем нажать на спусковой крючок.

— У меня было достаточно времени на раздумья.

— У меня тоже, — говорю я, все еще по щиколотку в воде, и начинаю медленно продвигаться вперед. — И мне кажется, что ты не убийца.

— Я ничто. Пустое место.

Но для меня она не пустое место. Весь последний месяц я кормила и одевала эту девушку. Я обнимала ее, когда она рыдала в ту ночь на полу ванной; я сидела в приемном покое больницы и молилась, чтобы она выжила. Но сейчас я не молюсь. Нельзя отводить от нее взгляд, иначе она выстрелит. Одна нога почти у самого края фонтана. С каждым шагом, который я делаю к ней, ее лицо выглядит все моложе и моложе. Я борюсь со стеной, разделяющей нас, продираюсь сквозь ее сопротивление, словно через стремительный поток.

— Ты моя дочь.

Я уже достаточно близко, чтобы дотянуться до ее запястий. Ее руки, сжимающие пистолет, совсем не дрожат.

— Джули.

Она трясет головой.

— Анна, — шепчет она испуганно.

— Мама, — поправляю я и осторожно обхватываю пальцами дуло пистолета, в любой момент ожидая обжигающего жара вылетающей из ствола пули.

— Я не та, за кого ты меня принимаешь, — бормочет она еле слышно.

— Кем бы ты ни была, я люблю тебя, — твердо отвечаю я. А потом у меня в руках оказывается пистолет, и я медленно и осторожно нащупываю предохранитель, не сводя с нее глаз. — Что бы ни сделал этот человек, не стоит из-за него разрушать себе жизнь.

— Он похитил Джули. — Она смотрит на меня распахнутыми голубыми глазами. — Мама, это он.

От этих слов останавливается время, рев водопада сменяется странной тишиной. Сумка выпадает у меня из рук, и оттуда вываливается стопка бумаг, моментально намокая и закручиваясь по углам.

Поток воздуха от водяной стены ворошит и переворачивает листки, и я замечаю среди них церковный бюллетень. Откуда-то из тишины доносится вопль Максвелла:

— Она врет, Анна!

Но слова, сказанные ею минуту назад, продолжают звенеть у меня в ушах. Бункер. Полицейская лента. «Наш старый дом».

— Вижу, ты знаешь мое имя, — говорю я Максвеллу и нажимаю на спусковой крючок.