По холодным следам

Новенькая

размышляла, какое имя ей выбрать. Она наблюдала, как Мерседес одной рукой туго натягивает простыню, другой — приподнимает угол матраса, заправляет под него белую ткань и разглаживает складки. Прежде чем новенькая успела проследить, как это делается, Мерседес уже закончила и перешла к другой кровати. Опытной наставнице потребовалось всего пятнадцать секунд, чтобы снять грязную простыню и застелить свежую.

— Как будто надеваете на матрас подгузник, — пошутила новенькая.

Мерседес в это время ползала на коленях, заправляя нижний край простыни, и, обернувшись, посмотрела в необычные голубые глаза девушки:

— Ручаюсь, ты раньше ни разу не надевала подгузники, а?

Новенькая почувствовала, что краснеет.

Позже, когда они вместе грузили в кладовку рулоны туалетной бумаги, Мерседес спросила:

— Или у тебя все-таки есть ребенок? — Поскольку новенькая замялась, она добавила: — Извини, не стоило мне лезть.

Новенькая пожала плечами и провела ладонью по крышкам бутылок, прикрепленных к тележке, ища пустые.

— А у вас есть дети? — спросила она.

— Двое, и пока что мне хватит, — ответила Мерседес, со смехом перекрестившись. — Я с этими-то едва справляюсь.

— Я бы даже с одним не справилась.

— Ты еще слишком молода, — возразила Мерседес. — Подожди, пока не дорастешь до моих лет.

— А сколько вам?

— Двадцать четыре.

Новенькая подумала, какая же Мерседес взрослая, и позавидовала. Ей самой пришлось несладко, когда в Юджине не хватило денег на автобус, а в первом же стриптиз-клубе, куда она попыталась устроиться, ей сообщили, что берут только совершеннолетних. Ее фальшивые документы выглядели достаточно правдоподобно, чтобы помахать ими перед носом у бармена, но она знала, что они не выдержат тщательного изучения в конторе клуба, торгующего алкоголем. Тем не менее во втором клубе она решилась предъявить документ на имя Джессики Моргенштерн, двадцатидвухлетней блондинки из Техаса.

Парень едва взглянул в полутьме бара на документ и швырнул его обратно.

— Попробуй обратиться в мотель около парковки, — посоветовал он. — Там нанимают нелегалов.

Она схватила фальшивое удостоверение и направилась в мотель под вывеской «Бюджетный отдых в апартаментах». Горничным ведь дают чаевые, не так ли? Она не была уверена, что хочет работать здесь, но персонал мотеля как раз в то утро находился под впечатлением из-за какого-то футбольного матча. В итоге не успела она сообразить, стоит ли вообще сюда соваться, не говоря уже о том, чтобы предъявить фальшивку, как дежурный, удерживая плечом телефонную трубку, сунул ей униформу и указал на тележку Мерседес в конце коридора.

— Просто делай то, что она тебе говорит, comprende?[7] — спросил он, прикрыв рукой трубку и едва взглянув на новенькую.

В задней части мотеля, в большой кладовой, полной сломанной мебели, собранной из люксовых номеров, ютились рабочие, не имеющие регистрации и родни в городе. Молодая женщина, с которой она делила пружинный матрас, без конца бормотала во сне, но, по крайней мере, у новенькой была кровать. Поначалу работа тоже показалась неплохой, и она поздравила себя с тем, что у нее крепкие ноги и спина благодаря навыкам верховой езды, полученным в Ред-Блафф.

Гораздо больше ее беспокоили толпы сопровождаемых родителями подростков в зелено-желтых футболках с эмблемой в виде утки[8]. Они вели себя шумно и высокомерно и вечно злились, когда приходилось переходить на другую сторону холла, уступая дорогу ее скрипучей хозяйственной тележке. Новенькая с завистью смотрела на хорошеньких блондинок с высокими хвостами на затылках. Входя в их номера, она с трепетом прикасалась к изящным браслетам, небрежно оставленным на комоде, дорогим на вид флаконам кондиционера в душе, фирменным рюкзачкам, брошенным на пол сандалиям и розовым пижамам.

На третий день у новенькой начались жгучие боли в плечах, пояснице, шее и предплечьях. Она едва могла заставить себя подняться с кровати, а от пылесоса, ревущего, как ракета, в голове начались стреляющие боли. В то утро, пока Мерседес мыла ванную, новенькая улучила момент, чтобы размять усталые плечи, пока пылесос работал на холостом ходу. Она заметила на комоде длинную желто-зеленую ленту, взяла ее и завязала вокруг собственного хвостика, морщась от боли в мышцах, затем посмотрела на себя в зеркало и поджала губы в кокетливой улыбочке, напоминающей розовый бутон. Услышав, как смывается вода в туалете, она сдернула ленту. Мерседес вышла из ванной с использованным рулоном туалетной бумаги в руках:

— Пора пополнить запасы.

Когда они закончили в кладовке, наставница заявила:

— Я знаю, на чем ты спишь, девочка. Так ты угробишь спину. Пойдем сегодня ко мне домой. У нас есть свободная кровать, поскольку мой двоюродный брат переехал.

Новенькая кивнула, и Мерседес, улыбнувшись, выкатила тележку, чтобы постучать в следующую дверь.

Наставница жила на втором этаже многоквартирного дома из красного кирпича, который находился примерно в часе езды на автобусе, включая пятнадцать минут ожидания на остановке под туманом мелкой мороси. Новенькой было обидно платить за проезд из своих скудных чаевых, но когда они с Мерседес уже в сумерках поднимались по лестнице, по долетевшему из дома запаху она поняла, что их ждет ужин. Мерседес открыла дверь, и обеих встретили звуки телерекламы и журчание крана; повеяло теплом и домашним уютом. Старший из двух мальчуганов, лежавших перед телевизором, оглянулся через плечо и крикнул: «Привет, мама!», а затем вновь уставился на экран — как раз начинался мультфильм.

Пока новенькая замешкалась в прихожей, Мерседес уже прошла на кухню, и до девушки донесся разговор хозяйки с какой-то женщиной, которая, по-видимому, пересказывала по-испански события дня. Мерседес прервала ее, тоже по-испански, и жестом указала на новенькую, которая закрыла за собой дверь и почувствовала себя дома в этой шумной и душной квартире. Женщина стояла у раковины, она выглядела лет на десять старше Мерседес, но точный возраст сложно было определить из-за густого макияжа.

— Это моя сестра Лючия. Садись! — скомандовала Мерседес, указывая на стол, а затем снова заговорила по-испански, обращаясь к сестре и указывая на единственную тарелку, стоявшую на кухонном столе. Женщина неприветливо взглянула на новенькую и, пожав плечами, молча достала из кухонного шкафа еще одну тарелку и приборы, после чего, по-прежнему молча, поставила посуду на стойку, отделявшую кухню от столовой. Затем, подхватив со стола журнал, Лючия вышла из кухни, прошествовала мимо детей, не отрывающихся от телевизора, и скрылась в дальней комнате.

— Она сердится? — прошептала новенькая, когда Мерседес обошла стойку и начала накладывать на тарелку курицу с рисом из кастрюли, стоящей на плите.

— Да нет, все нормально. Она присматривает за детьми, пока я на работе, а потом ложится спать, чтобы пораньше встать и открыть свой отдел в универмаге.

К тому времени, как Мерседес закончила раскладывать еду по тарелкам и отнесла их на стол, в глубине квартиры включился еще один телевизор. Через тонкие стены отчетливо слышались испанские голоса, которые сливались с репликами англоязычных мультфильмов.

— Налетай!

Новенькая повиновалась. Еда ей очень понравилась, о чем она и сказала.

— Давненько не пробовала домашней пищи, да? Лючия у нас хорошо готовит. Не разрешает мне приносить обеды из «Макдоналдса»: говорит, что мальчики должны есть только свежее. — Она взмахнула вилкой с кусочком курицы. — Мне некогда готовить из-за длинного рабочего дня в мотеле, но сестра попытается пристроить меня к себе в магазин, когда закрепится там.

Гостья почувствовала, как приятное тепло от сытости разливается по телу. Куриная ножка получилась такой нежной, что мясо отваливалось от кости при легчайшем прикосновении вилки. Она представила, как здорово иметь напарницу, с которой можно поболтать на остановке в ожидании автобуса. Представила, как они с Мерседес, обе в униформе, сидят рядом в транспорте, едут на работу и смеются над… чем?

— Теперь моя очередь!

— Нет, моя!

Шли титры мультсериала, и мальчики боролись за пульт. Когда они уж слишком расшумелись, Мерседес резко повернула голову, и улыбка сползла с ее лица, как маска.

— Мальчики! — прикрикнула она. — Пора в постель. Через пять минут я приду вас укладывать, так что начинайте чистить зубы. — Она смущенно взглянула на новенькую. — Пойду проверю, есть ли чистые простыни, и уложу мальчиков спать. Возьми себе добавки или посмотри телевизор. — Мерседес неопределенно махнула рукой, встала и прошла через комнату, наклоняясь по пути, чтобы подобрать игрушки с пола. А затем скрылась где-то в глубине квартиры.

До новенькой донеслось хлопанье дверей шкафа, мальчики из-за чего-то спорили — «отдай!» — и тут она заметила расстегнутую сумочку хозяйки, лежащую на кухонном столе. В мыслях одна часть ее личности все еще ехала на работу в автобусе, а другая, более практичная, уже вычитала ежедневную стоимость проезда из чаевых и прикидывала, хватит ли на каштановую краску для волос. Она не собиралась красть деньги; от возможности зарабатывать по-настоящему ее отделял лишь маленький пластиковый прямоугольник в расстегнутой сумочке, на котором было написано: «Мерседес Родригес, Калифорния, каштановые волосы, голубые глаза, 24 года». Если Вселенная раздает милости, их надо принимать.