– Вот и неправда! – с горячностью осмелилась на возражение тройная рабыня. – Мы знаем, почему нас сюда отправили! Один исполнитель приставал к моей сестре и требовал, чтобы мы с ним обе сожительствовали. Но он такой страшный, мерзкий и противный, что мы и в мыслях себе такого представить не могли. Еще и опозорили его, высмеяли при всех. Вот он нам и отомстил. Тварь!..

– Все! – оборвал резко Крэч. – Хватит болтать, пошла работать! – И уже мне, приятельским тоном: – Не верь ей. Эти сестрички такие выдумщицы. Особенно в постели.

И мерзко облизнулся. Хотелось мне ему и в морду заехать, и просто по-человечески спросить: «А тебе не жалко этих бедняжек? Вдруг где-то точно так же, на иных уровнях твоих сестер, а то и дочерей насилуют?» Потому что я лично поверил каждому слову этой несчастной девушки. И мысленно поклялся сделать все, чтобы и их вырвать из этого мерзостного рабства.

Но я прекрасно понял, почему именно в «гримерке» и именно поставной решает окончательно, куда и на какой уровень принудительного воина отправить. И наверняка он имеет четкие инструкции: родственников никогда не посылать вместе. А то и на ближайшие уровни. А он прекрасно знает все родственные отношения, картотека у него ведется, так что посылает вместе кого угодно, только не близких по родству людей. Вот и получается, брат с братом могут жить на соседних уровнях, но так до смерти и не узнать о своем соседстве.

И та история с отцом и сыном, которые каким-то образом оказались вместе в одном замке, мне в свете пришедших озарений показалась несколько странной. Либо поставные что-то иногда мутят с выбором уровня, либо людям привалило невиданное счастье. Отец и сын оказались вместе. Потому и понятна скорбь отца, когда его сына убили бывшие дозорные из управления. После такого горя кровавая вендетта просто необходима. Но в любом случае про ту историю следовало бы выяснить как можно скорее и поподробнее. Может, и не стоит нам рисковать, пробираясь к почти осажденной башне 30/30? А то еще ненароком попадем под каток справедливого возмездия.

Да только время, проведенное нами здесь, пролетело незаметно и составило уже часа три, по моим ощущениям. Пьянка грозилась затянуться надолго, пить я уже не мог, а отказываться с каждым разом становилось все сложнее. А ведь еще следовало перед уходом как-то мягко очертить свою точку зрения и обосновать причины нашего как бы временного отказа перебираться именно сюда на постоянное место жительства. Вот так прямо сразу заявлять, что мы ненавидим подобное рабство и, как следствие, совершенно не уважаем сидящих с нами за одним столом хозяев, было бы в корне неверно. А потом еще следовало выяснить, что же мне теперь делать с выторгованными за шкурки почти негодными груанами.

Вот с этого я и начал:

– Давайте так: пока я трезвый, вы мне расскажете, что мне делать с этими «чужими» груанами.

Три наших собутыльника, сотрапезника и наставника по местным реалиям, перебивая друг друга, повторяясь и путаясь, стали выкладывать здешние секретные нюансы. Говорили много, бестолково и в основном сказки да легенды. Даже при всех своих знаниях о магии и чудесах иных миров я не сумел отыскать полезные зерна истины среди шелухи слов и болтологии. Но несколько свойств и в самом деле оказались едины, незыблемы и весьма полезны. Самое основное – это я мог бы и сам догадаться, зная, что при попытке повредить устрицу она взрывается со страшной силой. Фактически при этом получалась взрывная сила, сопоставимая с силой взрыва многокилограммового артиллерийского снаряда. Или нескольких гранат, взорвавшихся одновременно. То есть бросаешь «чужой» груан во врага, а еще лучше сверху на скальную поверхность между ними, и – бабах! Пятерых, а то десяток нападающих можно вычеркивать из списков живых. Вот потому в каждом замке и в каждой башне имелось по несколько таких устриц, используемых в критических случаях кардинальным образом.

На втором месте шла дивная для нас новость, что «чужие» груаны используют при обмене с поверхностью на громадную кучу товаров повседневного спроса. Как то: кухонной утвари, тканей, ниток, иголок, котлов, гвоздей, веревок и так далее и тому подобное. Причем все это добро доставляется с поверхности словно волшебством неведомым…

Мне вначале не поверилось:

– Еще какие-то линии связи существуют с городами?

– Нет, используют те же самые, которые ведут к Дланям, – пояснял Емельян как более трезвый. – Вначале вставляешь в оттиск свою руку на пару мгновений, а потом вкладываешь туда груан. Ну и смотришь, как он исчезает из твоей жизни навсегда. Ха-ха!.. А потом тебе вместо пятидневного пайка сбрасывают десятикратное количество пакетов с самыми разнообразными бытовыми товарами и полуфабрикатами. И чего там только не попадается! У-у-у-у!.. Есть и нюанс: на второй раз тебе уже дадут нечто другое, на третий опять по новому списку получишь. Никогда не повторяются. Зато уж эти товары ты можешь поменять всегда на что тебе пожелается.

«Так вот у них откуда столько всяких мелочей в хозяйстве! И если действительно обосновываться где-нибудь на новом месте солидно да с размахом, то двойки-тройки “чужих” устриц для такого полезного дела в самом деле не жалко».

Дальше шли лечебные свойства светящихся раритетов: болит зуб – приложи к щеке, а еще лучше приложи на все время сна. Почитай, несколько лутеней после такого лечения тот зуб уже болеть не будет. Если мелкая ранка или гнойничок какой, тоже достаточно приложить на несколько суток. Заживляет и излечивает гораздо быстрее, чем при протирании гнатаром или неким подобием спирта, который тут тоже некоторые умельцы приноровились гнать. Еще можно было в дальнем походе, при долгом отсутствии нормальной воды, набрать грязную воду из какой-нибудь ямы, процедить, а потом часа на три опустить туда устрицу. Желательно две, а то и три. Все, потом вода если и не чистая на вид, то вполне безопасная в плане отравы или какой кишечно-палочной инфекции. Как я понял, тут и подобные болячки людей порой терзают. Особенно дальних разведчиков и дозорных по периметру.

Вот, пожалуй, и все основные функции, которые давали пользу обладателю «чужого» груана. То есть вроде как много, но в то же время…

Я постарался занизить значение состоявшейся сделки. Скривился в сожалении:

– Мало нам заплатили. Да еще и бочонок рома мы упустили. Кстати, а где наш гнатар законный?

Убеждая меня не волноваться понапрасну из-за таких мелочей, Крэч отправился к одному из шкафов, достал оттуда бочонок литров на восемь и водрузил передо мной на стол со словами:

– У нас все по закону! А теперь хочешь на верхние этажи пройтись?

– Да нет, давай уже на следующий раз отложим. Мы постараемся завтра прийти, если нас опять какая банда не попробует вырезать.

Упоминание о банде Витима подействовало несколько отрезвляюще на хозяев. Конечно, реши они наброситься на нас, наши шансы на сопротивление были бы смехотворными, но уважение к нам в любом случае просматривалось. Да и сосед при этом присутствовал. Наверняка между этими людьми несколько совсем иные отношения, чем предъявляются к нам. И даже в состоянии хорошего опьянения на наше желание отправиться «к себе» хозяева отреагировали вполне с пониманием. Никто сердиться или обижаться не стал. Наоборот, пожелали всяких благ в пути, крепкого здоровья и удачной охоты.

Уложив бочонок в рюкзак, довольно бесцеремонно повесил груз на плечи оруженосца, и после всеобщего прощания отправились мы с ним к своей пещерке. Но чем дальше мы уходили, тем все больше мне не давала покоя мысль: почему же к нам для знакомства выходили только три человека? Ну и сам ветеран со своими рабынями. Один дозорный наверху, итого семь, а остальные где? Неужели никому не стало настолько интересно, чтобы взглянуть на нас, а то и перекинуться несколькими словечками? Уж как по мне, то любой новый человек из верхнего мира – это незаурядное и даже радостное событие. Ну вот я, к примеру, ни за что бы не удержался от знакомства и от выслушивания новых известий о родном городе. Как бы человек ни был обозлен, его всегда ностальгически тянет на разговоры пусть тоже о рабской, но сравнительно многократно лучшей жизни.

А эти словно затаились и подсматривали! Или не подсматривали? А затаились в другом месте? После чего мне вообще в голову пришла нехорошая мысль: «Вдруг по каким-то остаточным меткам на теле тервеля можно понять: здесь было два груана? Подобными секретами даже подвыпившая компания делиться не станет. Следовательно, при разделке туши, которой мы поделились для знакомства, что Пнявый и Крэч могли понять? Светящихся устриц у нас может быть много! Подумаешь, новички! Подумаешь, ничего не знают! А вдруг им повезло? Да так повезло, что есть смысл выследить, где они остановились и чем там таким занимаются?»

Раз подозрение в моей душе уже зародилось, значит, я начинаю становиться параноиком. Поэтому еще в пределах видимости башни стал осматриваться по сторонам с особым тщанием и прикидывать, где могут для нас организовать засаду. По всей логике напрашивалось только одно место: в непосредственной близости от самой пещерки. А то и в ней самой, если местные о ней знали и помнили.

Глава двадцать вторая


Покой нам только снится


Как только Ксана перестала видеть место нашего недавнего пребывания, я поспешил забрать у нее рюкзак с бочонком рома, разрешил снять шлем и лишь собрался поделиться своими мыслями и размышлениями, как она сорвалась. Видимо, не смогла больше сдерживаться от возмущения.

– Какой же ты… – Там шла цепочка нелицеприятных сравнений, услышав которые я сделал вид, что не понял. – Зачем тебе еще рабыни?! Что ты с нами собираешься делать? Да ты меня одну защитить толком не можешь, а уже на других засматриваешься! Да ты редкостный скот, если собираешься на нас зарабатывать, продавая наши тела любому платежеспособному клиенту. Ты…

Свою речь она завершила еще более длинным списком нехороших сравнений и очень нецензурных ругательств. После чего замолкла так, словно стала глухонемой до самой смерти.

Ошарашенный такими нападками, я вначале просто не мог сообразить, что мне делать. То ли сразу завалить Ксану ударами в лоб наземь, а потом пинать ногами от злости, то ли вначале высказать все, что я о такой дуре думаю, а потом уже… пинать ногами. Мне даже обидеться не пришло в голову на такие низменные инсинуации моих мыслей и такие страшно мерзкие выводы о моем моральном облике. Даже не понимаю, что меня заставило сдержаться. Интуиция, наверное. Или понимание, что криками и злобой я ничего не достигну. А может, попытка взглянуть на себя со стороны моей единственной, пока еще верной подруги?

Через четверть кара я успокоился окончательно и выбрал правильную форму своего поведения. А что может быть лучше, действенней в споре, кроме иронии да насмешки над кем-то? Правильно: только ирония над самим собой. Ну я и начал рассуждать вслух, словно осуждая себя и высмеивая:

– Что-то в последнее время я стал слишком добреньким. А ведь как известно, доброта всегда наказуема. Люди глупые и ограниченные мое добро воспринимают как недостаток, люди злые и коварные сразу пытаются этой добротой воспользоваться в своих целях. Вон недавно покойный Витим как легко меня обманул! Мол, пройти мне здесь надо, ножка бо-бо, страшно, аж жуть, не пустите ли, дяденька, руки погреть, а то покушать нечего и заночевать негде. Теперь-то я понимаю, что такому гопнику поверит не просто новичок, а именно добрый дурак. И это просто чудо, что удалось от этих бандитов отделаться малой кровью.

Моя боевая подруга что-то фыркнула себе под нос, но промолчала.

– Что? Говоришь, сколько там той крови было? – как бы переспросил я. – И то правда: литром больше, литром меньше, чего там мелочиться. Идем дальше и смотрим: до чего довела моя глупая доброта впоследствии. Почти любой мужчина из обитателей Дна сразу бы надел на тебя суровый ошейник, не говоря уже про иные, присущие каждому одичавшему самцу строгости. А я вечно что-то не так вытворю. Решил, что взбалмошная, капризная женщина может стать боевой подругой. Размечтался, что, став коллегами по несчастью, мы забудем все прежние разногласия и совместно, сжав зубы и деля все трудности, неудачи и радости, бросимся отвоевывать себе обратную дорогу в мир людей. А как оно в ответ получается? Меня смешивают с грязью, обзывают такими плохими словами, которые, по сути, и вырваться не должны из уст просто женщины, не говоря уже о будущей матери. Как печально!..

Свой шлем моя оруженосица несла под мышкой, чтобы в случае команды сразу надеть на голову. Шапочка стягивала волосы и скрывала уши, но вот вид красных, пунцовых щек мне говорил о многом. Ну и подтверждал косвенно правильно мною выбранную линию разговора. С минуту я горестно молчал, а она шумно дышала и все сдерживала свои порывы что-то сказать. Наконец у нее прорвалось некое шипение, а потом и вполне понятные слова:

– Но как ты вел себя в башне! Это было мерзко и низменно!

– Ага, значит, вот такое отношение с твоей стороны? Давай теперь посмотрим на это дело и с других точек зрения. Например, с точки зрения нормального мужчины, который в силу своих физических возможностей может получать удовольствие с женщиной и хочет этого. Причем вначале рассматриваем вопрос чисто гипотетически, принимая наши отношения такими, как они видятся с птичьего полета. Два товарища по несчастью решили соединить свои усилия по выживанию. Причем любви или любовной близости между ними нет, и в силу горевшей между ними ненависти она невозможна. То есть они становятся настоящими боевыми друзьями, невзирая на разность полов и категорически отрицая иную близость, кроме дружеской. И вот этому мужчине вдруг захотелось жениться, скажем так. И он начинает подбирать себе пару. Даже не подбирать, тут я поторопился, а размышлять на подобную тему: мол, потом, когда-нибудь почему бы мне и не жениться? Как бы. И вот в момент своего откровения боевому товарищу он вдруг получает не мудрые советы и дружеское участие в этом нелегком житейском вопросе, а ворох грязных, жутко постыдных и мерзких оскорблений. За что, спрашивается? Чем он обидел своего боевого товарища? Нонсенс! Да так ему со следующим шагом только и остается ждать уже не проклятий в свой адрес, а коварно вставленного между ребер ножа! И поделом ему! Такому глупому и наивному добряку!

После такого длинного и гневного спича моя боевая подруга вдруг неожиданно вернула шлем на голову. Да так дальше и шла, почему-то несколько раз споткнувшись. Зрение, что ли, ухудшилось?

Но я не собирался останавливаться на полпути. Кстати, мы как раз и прошли половину дороги, пролегающей между башней пятьдесят пять дробь четырнадцать и нашей огромной каверной.

– Смотрим теперь со стороны несчастных и бесправных сестричек. А вот с ними вообще туго. Скорее всего, никто и никогда за них в этом мире больше не заступится. А ведь они чьи-то любимые дочери, чьи-то оплакиваемые сестры. Скорее всего, и любящие их парни до сих пор себе места найти не могут от такой разлуки навсегда. Так они и проживут на Дне до самой своей смерти и не обязательно доживут до пожилого возраста. И самое обидное и постыдное – это осознавать, что они сами про это знают. Я вообще удивляюсь, как это в них еще не умерло человеческое начало, как они находят в себе силы жить и надеяться хоть на что-то. У них еще есть в наличии эмоции, они злятся, они негодуют на подставившего их исполнителя, и они готовы поверить каждому, кто пообещает им хоть глоток свободы. Пусть это будет последний глоток перед смертью, но он будет! И я себе мысленно поклялся, что сделаю все, чтобы этот глоток им предоставить.

С минуту я шел молча, озлобленно пиная попадающиеся на пути мелкие камешки.

Оруженосец отстала, но я даже не оглядывался, а продолжил подводить итоги под своим длинным монологом:

– И вот я задумываюсь: зачем мне такой боевой товарищ? Не лучше ли мне сразу с ним расстаться? Сейчас? Чем впоследствии получить нож в спину в одной из наших глупых, основанных на чистых недоразумениях, ссор? И прихожу к решению: да, лучше расстаться. Понятное дело, лишь только мы вернемся к нашей временной обители, я как более сильная боевая единица оставлю себе только свое боевое оружие, которое ты и так не сможешь применять в бою, остальное все делим поровну. Кроме… Кроме, конечно же, груанов. Все семь устриц, без исключения, достаются… тебе, Ксана. А потом я отправлюсь туда, откуда пришел Витим со своей бандой. Раз они там выживали, то я тем более не пропаду. По рассказам, башен и замков – неисчислимое количество, где-нибудь устрою себе достойное убежище. А когда насобираю достаточно груанов, буду постепенно выкупать тех рабынь и прятать их в новом жилище. Всех, конечно, я не спасу, да и не собираюсь так долго сидеть на Дне, а вот близняшек поклялся и выручу. Слишком уж они похожи на моих подруг детства.

Раздавшийся сзади грохот заставил меня вздрогнуть и резко развернуться, изготавливаясь к обороне. Но нас никто не атаковал. Зато Ксана, отбросив оружие и шлем вместе с шапочкой в сторону, лежала на земле и сотрясалась от беззвучного… Не может быть! Я подошел ближе и внимательно присмотрелся, ну да – от беззвучного рыдания.

«Ну вот, довоспитывался! – навалились на меня запоздалые укоры совести. – Что-то я совсем чувство меры терять начал, увлекся…»

Встал рядом с ней на колени, перевернул на спину и приподнял за плечи:

– Ну? Что с тобой случилось? Ты споткнулась и упала? Где болит? Ну что это за слезы такие! – стал я повышать голос. – Говори, где ударилась! Прекрати рыдать и скажи, в чем дело?

Она вдруг замерла у меня на руках, а потом со всхлипами стала говорить:

– Я тебя попрошу только об одном… И ради самого себя, просто дай мне слово, что сделаешь это.

– Конкретнее!

– Я тебя очень прошу, убей меня, если не простишь за мою глупость. Потому что дальше я не пойду, и жить мне больше не хочется. А теперь: прошу прощения! Я была не права во всем.

Очередной всхлип совпал с моим облегченным вздохом. Будем надеяться, что воспитательная беседа проведена, заучена и больше нам никогда не понадобится. Это сейчас у нас б ыло время для выяснения недоразумений. А вдруг его больше не будет? Так бы и погибли порознь, считая друг друга врагами.

Эти последние размышления я озвучивать не стал, а только озадаченно проворчал:

– Прощаю! И сразу советую немедленно подниматься. Мало ли тут какие букашки по низким местам ползают. А ты волосами прямо в пыль…

Это послужило лучше всякого пинка или долгих уговоров. Подруга вскочила, долго вытряхивала шапочку, вытрясала шлем и колотила себя рыцарскими перчатками по одежде. Подождал, пока она оправится, и вновь двинулся чуть впереди, начав говорить о возможных опасностях так, словно между нами и не было малейших недоразумений:

– Не понравилось мне отсутствие в башне других обитателей. Не выйти с нами, не поговорить?.. Странно!

– Может, они на охоте? – отозвалась сзади Ксана.

– Да я не сомневаюсь, что они на вторую ходку тогда к убитому нами тервелю успели. Причем не вдвоем, а всем личным составом башни. Видела ведь, сколько у них было на столе блюд из деликатесного слизняка?

– Заметила.

– Вот я и подумал, не вздумалось ли им наше убежище разыскать? Или где поблизости от него засаду устроить?

Добавил еще и рассуждения о неких знаках на теле монстров, по которым (возможно!) опытный охотник рассмотрит точки крепления груанов. А потом продолжил рассуждения вслух. Устраивать засаду возле пяти проходов не было малейшего смысла. Ну погибнем мы в неравном бою, ну заберут они у нас сторгованные нами «чужие» груаны да бочонок гнатара. Зато нашу основную базу никак не отыщут, а уж припрятанные нами вещи и «патронташ» с груанами – тем более.

Значит, самое опасное для меня и неудобное для просмотра место исключаем. Скорее всего, они или уже возле нашей пещеры будут ждать, если знают о ней, или где-то на подступах. В крайнем случае в самом конце «нашей» каверны. От этого я и отталкивался в своих настройках на контрдействия.

Ну и у меня уже было огромное преимущество перед любыми возможными противниками: я дальше всех, можно сказать – изумительно, видел в этом слегка подсвеченном мраке. Это если не вспоминать о тринитарных всплесках, которые могут мне подсобить справиться и с двумя, а если повезет – то и с тремя противниками. Надеяться в случае стычки на Ксану было бы с моей стороны полным и крайне наивным безумием. Женщины этого мира как-то не впечатляли своими боевыми искусствами и умением за себя постоять. Вот если бы со мной рядом находилась Мария! Да плюс еще и Вера с Катериной! А почему бы и о друге Леониде не вспомнить?! О! Тогда бы наш квинтет быстро навел порядок в этом мире!

Мечты, мечты, где ваша сладость…

В районе пяти проходов таки пришлось перестраховаться и тщательно все проверить. Оставив Ксану в отдалении и приказав убегать по первому моему свисту, я быстро осмотрел самые опасные для засады места и даже проверил тот участок, где завалил тервеля. Хотелось подтвердить свое предположение о заборе мяса жителями башни. Увы, там валялся только начисто обглоданный позвоночник и массивные челюсти! Видимо, мелкие шакалята постарались, забредя сюда целой стаей.

Ну а затем мы двинулись по гигантской каверне.

Дистанцию между нами увеличили до тридцати метров, то есть на две трети зрительных возможностей моего оруженосца. Да и любой другой обитатель не видел дальше пятидесяти – шестидесяти метров. Рюкзак с бочонком несла она, готовая его бросить по первому условному сигналу. Ну а я высматривал дорогу впереди не просто так, а применяя возможности, даруемые мне первым щитом. Так и дошли примерно до центра каверны. Где и заметил первого лежащего в засаде человека, слева, метрах в двадцати от основной тропы, когда между нами было метров сто, не меньше. Тип лежал довольно удачно между валунами и в щелочку между ними просматривал так называемую дорогу. Кто это был конкретно, определить не получалось, но то, что он ждал нас, – это к гадалке не ходи. Причем я его не просто визуально заметил, а по несколько усиленному свечению над ним. Словно он был тем самым желанным для каждого раба на Дне Светозарным.

Я даже вначале засомневался в увиденном, пытаясь сообразить: как же так я его обнаружил? И только чуть позже понял, что мне помогло исходящее от человека тепло. Все-таки воздух окружающего пространства примерно варьировался между семнадцатью и двадцатью градусами по Цельсию, а людское тельце гораздо теплее. Вот некие термические флуктуации моими магическими глазками и были замечены.

Чуть сместившись влево, рассмотрел второго лежащего в засаде. Он лежал еще дальше метров на шестьдесят. Скорее всего, они расположились на пределе прямой видимости друг друга и могли согласовывать свои действия даже жестами. Ну а на двухсотметровой отметке, поднявшись чуть выше по склону к краю каверны, я уже отлично рассмотрел сразу трех воинов, которые просто сидели на валунах и о чем-то оживленно беседовали, размахивая руками. Скорее всего, обсуждали, кому и откуда нападать. Изначально их скрывал от меня изгиб рельефа. Зато теперь я даже лица мог прекрасно рассмотреть: один из них – тот самый третий мужик, который поднялся на верхние этажи за Ольшином, а второй – вообще давний знакомый: Сурт Пнявый!

Вот все и встало на свои места: не удержались обитатели башни пятьдесят пять дробь четырнадцать от подлого и коварного грабительского налета. Потому что предположить, что они решили устроить нам сюрприз, доставив сюда второй бочонок с местным ромом, мне и в голову не пришло.

До резкого поворота вправо, на кручу и к нашей пещере, троица не добралась метров четыреста, и, сколько я ни вглядывался туда, никого больше рассмотреть не получалось. Слишком корни мешали на таком расстоянии. Но предположил, что эти вояки об убежище не знают.

«А что толку! Все равно отсюда придется сматываться, житья здесь не будет, даже если я всех этих стахановцев от криминала перебью. Вот только куда идти? Куда податься? Как ни крути, а придется наведаться к башне тридцать дробь тридцать. А до того все-таки выпытать главные подробности о тех пятерых парнях, что там засели. Почему не уходят? Неужели ждут какой-то помощи от своего бывшего поставного?»

От дороги мы удалились влево метров на сто и решили немножко выждать и осмотреться. Потому что мне пришла в голову вполне рациональная мысль. Если уж сюда послана засада, то не поспешат ли по моим следам и те несколько пьяниц во главе с Крэчем, которые остались в башне? Спровадят Емельяна домой да и рванут на дележ добычи. А то и соседа уговорят поучаствовать в облаве. Хотя в душе мне очень не хотелось, чтобы Емельян оказался таким же подлым и вероломным. Были и у него свои тараканы в голове, но не настолько же!

Вариантов у меня было несколько. Самый простой: так и придерживаться дальнего левого края каверны, обойти потенциального противника, добраться спокойно до своего убежища, а дальше уже действовать по обстоятельствам. Несколько более сложный: прямо сейчас постараться атаковать врага поодиночке. Скорее всего, с первой парой я справлюсь быстро и без особого труда. «Маленькие гадости» мне в этом очень помогут. Можно было и вообще просто выждать на месте и посмотреть, как будут развиваться события дальше. Ну не будут же эти типы торчать здесь несколько суток? Еще один вариант: это вернуться да отправиться в любой из пяти проходов, кроме пятого. Все равно они куда-то выведут, где мы могли бы преспокойно выждать нужное время.

Мои размышления оказались беспочвенны, планы и прикидки рухнули, словно карточный домик от легкого землетрясения. Жизнь резко внесла свои коррективы и лишний раз доказала, насколько тяжко выживать в этом перекрученном подземном пространстве.

Вначале мы заметили спешно топающих по дороге со стороны башни воинов. Двое. Крэч Быстрый и его собутыльник. Ну ладно, и наш тоже… Мой, вернее. Ксана не пила. Быстро идут, энергично жестикулируя руками и размахивая копьями. Ну еще бы им не веселиться после такой дозы крепкого алкоголя! Спешат, болезные, торопятся.

Но не успели они отойти и ста метров по тропе-дороге, как следом за ними из средних проходов, из всех трех (!), стали нескончаемыми потоками выползать тервели. Вначале я пытался считать, но на третьем десятке сбился. И все это гигантское стадо тоже двинулось широченной полосой посредине каверны. Мало того, из первого прохода вдруг потянулся ручеек местных шавок, которые по правому краю, держась чуть ли не у самого свода, поспешили к центру каверны. Видимо, мелкие шакалята предчувствовали скорую поживу, которая наверняка остается после прохождения такого огромного стада. Причем и эта стая шавок просто поражала своим количеством: не менее двухсот особей.

А гигантские слизняки валили вперед, словно линейные броненосцы. Красиво шли, но по спине бежали мурашки от такой дикой и чудовищной мощи.

В душе я понимал, что нас монстры не видят и не слышат, но все равно с бьющимся сердцем поспешил на самую высокую точку крутого склона, под самый свод гигантского полого образования. При этом мы еще и вперед сместились, оказываясь за спиной первого лежащего в засаде мужчины и на расстоянии от него в двух сотнях метров. Отсюда вообще вид на всю полого изгибающуюся каверну оказался феноменальный. Так что мне открылся и второй ее край. И то, что я там рассмотрел, вызвало у меня непроизвольный хрип страха:

– Кажется, мы с тобой влипли, дорогая подруга! С другой стороны валит гораздо большее стадо байбьюков! Точно у них «стрелка»! А вернее, начало давно запланированного сражения! Мамочки, что тут сейчас будет!

– Но ведь они сюда не доберутся? – Глаза девушки горели надеждой, что все обойдется. – Тут такая круча…

– Да дело даже не в них, а в том, что сюда и людишки, сидящие в засаде, бежать начнут, – досадовал я. – Тут самое удобное место, и их семеро! Поэтому начинаем строить баррикаду и готовить камни для бросания вниз!

И уже без всяких проволочек, сбросив с себя мешающие куртки и отложив оружие, мы приступили к интенсивному созданию хоть какого-нибудь редута. В запасе у нас было, по моим прикидкам, всего минут десять. Но и за это время, взмокнув до последней нитки от напряжения, мы успели сделать очень многое: мы подготовились к обороне!

При этом я краем глаза наблюдал за передвижениями не только наших противников-людей, но и монстров. Крэч с подельником дошли до первого засадного поста и были остановлены недоуменным окликом. Скорее всего, примерно такого значения: «Это вы?! А куда делись наивные новички?!» Мало того, лежащий поднялся и вышел на дорогу, где троица приступила к оживленным переговорам, больше смахивающим на ругань. На эти крики поднялся и второй хит-роман. Своим троим товарищам, расположившимся чуть дальше, он ни знака не подал, ни крика не сделал, так что те и не заметили, как он ушел, спеша по дороге к троице во главе с купцом. Не знаю, за кем в тот момент перестали следить личные ангелы-хранители, но и тут вмешались некие фатальные обстоятельства.

Идущие по правому крутому склону шавки нечаянно столкнули некий камешек, а тот возьми и скатись чуть ниже, сразу попадая в поле видимости насторожившихся бандитов. Вот тут Крэч быстро оценил обстановку, подумал, что мы пробираемся где-то поверху, вне пределов видимости, и громкими криками отдал самое ошибочное в своей жизни приказание:

– Цепью! Наверх! Рассредоточились!

И все четверо стали карабкаться на противоположный от нас склон. Причем, пройди они и оглянись хотя бы через десяток метров, сразу бы заметили выплывающие из мрака туши тервелей. Да только слишком увлеклись погоней: «Вот она, цель, совсем близко! Все-таки удалось выследить новичков!..»

А тылы у них тем временем заполнялись монстрами. И самое радостное для меня и Ксаны, что слизняки, первые слизняки, добравшись до свежего человеческого следа, резко поворачивали вправо и ползли следом за нашими противниками.

– Ксана, кажется, у нас появляется лишний шанс на спасение, – скороговоркой комментировал я увиденное для своей подруги. Кстати, она самоотверженно, в надрыве продолжала обкладывать камнями наш редут. Не отвлекалась даже для междометий или уточняющих вопросов, берегла дыхание. – Но с другой стороны, если унюхают и наш след, то шансы наши сразу падают к нулю! Эти твари умудряются взбираться даже на откос такой крутизны! Эпическая гайка, да наша преграда из стволов в пещерке для такого чудища – только раз ткнуть мордой!

Тяжело дышащая оруженосец замерла на мгновение и прохрипела:

– А мы так безмятежно спали там, чувствуя себя в полной безопасности!

Так вот почему в той дыре между кавернами никто раньше подобным образом не прятался! А я-то себя таким умником мнил: как же, догадался соорудить неприступную преграду от хищных монстров! Ха! Оказалось, что она действенна только против мелких шакалят. Ну а сама дыра годна лишь как временный привал в дальней дороге. Или в лучшем случае короткая дорога для знающих, чтобы далеко не обходить. Вот потому Витим со своими подельниками и удивился невероятно, отыскав настолько любовно оборудованное жилище. И понял сразу: такую тупость могли совершить только новички. Наивные, глупые и сами просящиеся побывать в роли мальчиков для битья.

Мысли мои метались быстро. Но и военные действия в каверне развивались с неумолимостью надвигающегося цунами.

Первым заметил опасность правый крайний в растянувшейся цепочке загонщиков. Оглянулся и увидел спешащего за ним все с той же скоростью в пять километров в час тервеля. Монстру было фиолетово, куда ползти: по ровной скале или крутому, осыпающемуся склону. А вот наш недавний собутыльник запаниковал отчаянно. Его дикий вопль даже мы расслышали:

– Слизняки!!!

А уже в следующий момент на него сверху прыгнуло сразу с десяток мелких шавок. Будь он на ровном месте, только бы отмахнулся от шакалят, сбил их с себя да потоптал их ногами. А так оступился, пошатнулся и с диким воплем скатился прямо в резко раскрывшуюся пасть тервеля. Кажется, монстр придушил своими зубами человека вместе с нежданными помощницами: вместе с шавками. Оставшиеся трое людей заметались по склону, вначале не сообразив, куда отступать, а потом выбрали меньшее зло и полезли наверх. Смещаясь при этом вправо и ударами кулаков отбивая прыгающих на них шавок. Но им-то, в отличие от меня, не было видно общей диспозиции: уже по самой кромке, под сводом, им навстречу с ленивой грацией двигались сразу три тервеля. А сзади, загоняя в мешок, торопилось еще с десяток.

– Какое счастье, что ни один монстр не пошел по нашему следу! – передал я вслух мелькнувшую у меня мысль.

И опять был поражен рассуждением, брошенным Ксаной, которая остановилась возле меня:

– Ты не забыл? Хищные монстры женщин не ощущают по запаху.

Точно! Вот она, наша счастливая звезда! Моя подруга шла следом и своим запахом, скорее всего, перебивала мой. Вот по нашему следу никто и не подался! Вот мы пока и не подвергаемся опасности!

Спрашивается: почему местные мужчины, обитатели Дна, – полные идиоты? Вместо того чтобы содержать женщин, как скот, взаперти, им бы следовало в любой состав охотников, разведчиков и снабженцев включать женщину. Одна на двоих. Идет последней и «затирает» горячий для хищника след. И не было бы излишнего рабства. Сложилась бы взаимопомощь и немалое уважение к слабому полу. Хотя и не факт, что за века где-то на иных уровнях о таком явлении, как и его следствии, нормальные умники не догадались и вовсю этим не пользуются.

Тем временем баталия стала разгораться и в левой части видимого только мною гигантского представления. Там события развивались намного мягче для троицы воинов, рассевшихся на валунах. Из-за того, что те сидели чуть в низине и посматривали только в сторону своих лежащих в засаде коллег, катящиеся колобки они заметили только в тридцати метрах от себя. Но отнеслись к этому спокойно и без лишней паники. Видимо, среди них был кто-то опытный и властный. Но и он совершил роковую ошибку, неправильно выбрав направление для отступления: троица побежала направо по дороге, в сторону тех самых пяти проходов. Ну и чуть ли не сами вбежали в расставленные пасти тервелей. Один воин отшатнулся влево и стал карабкаться на противоположный от нас склон. С ним все стало ясно сразу: там еще продолжал метаться и дико орать загнанный в мешок Крэч, но спастись ему ни за что не удастся. И выхода оттуда не было. Жалость во мне не проснулась.

А вот два оставшихся вояки ломанулись практически в нашу сторону. Причем Пнявый сразу и резко сбросил с себя все, даже куртку, и отшвырнул все оружие. Что его и спасло: он оказался гораздо легче своего коллеги и с разбега сразу преодолел наиболее крутое место. Тогда как его тяжелый друг застрял, чуть сполз, потом упал, пока поднялся, тут его просто и вдавил в камни своей пастью подоспевший слизняк.

И вот тогда я впервые в жизни увидел, как убегают люди, когда за ними гонится смерть. Наверное, для этого надо родиться не просто трусом, а Трусом с большой буквы. Сурт Пнявый настолько устрашился, что ринулся по крутому склону вверх с такой скоростью, как если бы бежал по ровной беговой дорожке стадиона в финальном олимпийском забеге на сто метров. Я видел не раз подобные кадры по телевизору, будучи тогда еще инвалидом и жутко в душе завидуя великолепным атлетам, которые мчались, перегоняя ветер, словно неудержимые гепарды.

Вот где-то так примерно бежал и Пнявый. Двести пятьдесят метров до нас преодолел за двадцать секунд. Примерно. Но хуже всего, что он привел смерть и на нашу голову: по свежему следу неумолимо двигались сразу три тервеля!

В бессилии я взвыл, прекращая комментарии и хватаясь руками за голову. От этого моя боевая подруга вскрикнула, словно раненая чайка:

– Что?!

А я запаниковал. Вот каюсь, стыжусь, но признаюсь сам себе: умирать очень не хотелось, и мне было очень страшно.

В голову полезли абсурдные идеи по собственному спасению. И одна из них вдруг мне словно глаза открыла: почему я не ищу значки переходов в другой мир? Какой же я лопух! По всем логическим выкладкам, по всем моим прежним скитаниям по мирам, если я оказывался в критическом положении – всегда имелся запасной выход. То ли отысканный раньше, то ли подвернувшийся в последний момент. Именно так я спасся из замка людоедов Дефосс, отыскав знак перехода на Землю и оказавшись возле украинского города.

Ну и сейчас стал озираться по сторонам, сканируя неровную скалистую поверхность вокруг и выступающие валуны:

– Где, где значок? Ну?! Эпическая гайка! – Я еще какие-то слова выкрикивал, краем глаза замечая, что уже и Ксана увидела несущегося к нам Сурта, тоже поражена его скоростью и тоже понимает приближающуюся к нам гибель.

Тогда как в моей голове трепетало, рвалось вулканом запоздалой энергии только одно желание: найти знак перехода в иной мир! Какой угодно знак! В какое угодно место! В какой-то момент у меня даже мелькнуло вполне отчетливое желание переместиться хоть к черту на кулички! Пусть даже в тот самый замок Дефосс к людоедам. Там я хоть, по крайней мере, знал, где выход, и мог бороться, напоследок мог унести за собой жизни хотя бы десятка зроаков. А тут такая глупая и бессмысленная смерть.

Поэтому я сразу не понял и не оценил поступок Ксаны. Она ринулась навстречу Пнявому с такой скоростью, словно намеревалась убить подлого обитателя башни пятьдесят пять дробь четырнадцать. Но на самом деле пронеслась сбоку от него, повелительно скомандовав:

– Прячься возле Михаила! Вон за той насыпью!

Лицо бегущего Сурта было страшно: ни единой кровинки.

Он, наверное, и сообразить не успел, откуда тут вдруг взялась женщина и почему мы здесь прячемся. Но меня узнал! Его лицо умудрилось как-то искривиться в подобии улыбки, когда воин добежал до меня, перевалился через бруствер нашего редута и прохрипел:

– Спаси!.. Умоляю!..

А потом так и потерял сознание. Не от занесенного над ним моего кулака, а от полного изнеможения. А я так и замер, наблюдая за действиями моей боевой подруги и пытаясь осмыслить ее хаотичные движения. Она бегом петляла вокруг нашего редута, приближаясь к нему концентрически сходящимися полукругами. А у нее на хвосте наверняка уже на пределе своей видимости висели тервели. Около десятка.

И только когда девушка, уже обессиленная и тоже почти теряя сознание от изнеможения, стала приближаться к преграде из камней, я, проклиная свою тупость и постыдную панику, догадался.

– Она же «замазывает» след Пнявого! – вырвался у меня восхищенный шепот. – А я тут, дурак, значки какие-то ищу!

И, наклонившись вперед, протянул руки навстречу ринувшейся ко мне девушки. Как ей еще на последних силах подпрыгнуть удалось, понять у меня никогда не получится. Но я ее поймал весьма удачно, перекинул внутрь нашего редута, и мы оба завалились на мелкую крошку. При этом только я один и постарался отыскать щелочку между камнями и посмотреть наружу. Если все-таки монстры приблизятся, придется давать последний бой!

Пнявый лежал в беспамятстве. Ксана дышала так, что казалось, сейчас у нее легкие взорвутся. А я тянулся к оружию и чувствовал, как голова освобождается от всех посторонних мыслей. Билась, трепетала, довлела только одна мысль-вопрос. Скорее, даже всего лишь одно слово-вопрос: «Остановятся?»

Монстры притормозили на отметке в двадцать метров. Их пасти стали метаться над камнями в стороны, замирать, и мне явственно слышалось шумное дыхание: гигантские ноздри, словно поршни, втягивали окружающий воздух.

На пятнадцати метрах тервели остановились окончательно. А потом еще через три минуты повернули назад, словно по единой команде, и поспешили к разгорающемуся титаническому сражению с байбьюками.

А я осознал, что и на этот раз судьба оградила меня от явной смерти. Только моим значком-спасителем стала Ксана. Та самая Ксана, которая еще совсем недавно мечтала меня уничтожить, растоптать, задушить меня своими ручками. Девушка постепенно приходила в себя, а ее взгляд стал приобретать осмысленное выражение. С другой стороны от меня лежал враг. Подлый, коварный и жестокий. Но в данный момент беспомощный, словно грудной младенец. Такого добивать и рука не поднимется.

А вокруг нас простирался мир, четко разделенный на грани непонятными уровнями и совсем расплывчато – понятиями о дружбе и вражде. Тут граней вообще не могло быть по умолчанию.

Кто искренен? Кто коварен? И как вырваться из этого страшного мира, нам еще только предстояло решить в ближайшем будущем.

Я тяжело вздохнул, дружески, с благодарностью заглянул в глаза девушки, чуть приподнял голову над бруствером и стал комментировать именно для нее виденное мною действо на поле битвы с сотнями, а то и тысячами монстров:

– Их много. Очень много! Но им не до нас…

Конец четвертой книги


Юрий Иванович


Сумрачное дно


Раб из нашего времени – 5



«Раб из нашего времени. Кн. 5. Сумрачное дно : роман / Юрий Иванович»: Эксмо; Москва; 2013

ISBN 978-5-699-65423-9

Аннотация


Оказавшись на Дне, Борис Ивлаев, которого называют в мире Набатной Любви Михой Резким, не впадает в отчаяние, а начинает действовать. Дно кишит хищными тварями и бандитами всех мастей, но и тут можно жить и надеяться вырваться с этой каторги. Наверху пытается ему помочь его друг Леонид Найденов, а по просторам Дна бродит вашшуна Шаайла, тоже надеясь на лучшее. Колонизаторы гаузы еще не знают, что их господству в мире Набатной Любви может прийти конец, потому что даже не догадываются об истинных возможностях Михи Резкого…

Юрий Иванович


Сумрачное дно



Глава первая


Спасение и трофеи


Отчего человек радуется? Да оттого, что ему приятно. Оттого, что нечто ему доставило удовольствие, или оттого, что некто сказал доброе слово в его адрес. Конечно, имеются невероятные вершины жизненных свершений, взойдя на которые человек может смело заявлять: «Большего счастья я не познаю, могу умирать». Но, оказывается, есть и глубокие пропасти самого низменного и кошмарного существования, когда человек испытывает примерно то же самое счастье, что и на вершине, но всего лишь от банального осознания, что он не умер минуту назад. И оттого, что, возможно, доживет до завтра.

Смешное сравнение… Даже, скорей, страшное… Зато правдивое.

Но именно таким счастливым я себя и ощущал, притаившись за наспех возведенной преградой из камней и поверх нее наблюдая за сражением местных монстров. Смотрел и радовался, что сам сейчас не валяюсь жалкой кучкой растерзанной плоти. Наверное, до меня никто еще не видел на Дне чего-либо подобного. И не потому, что погибал или убегал, а потому, что попросту не мог разглядеть в здешнем сумраке ничего дальше, чем на пятьдесят-шестьдесят метров. А мне с этим повезло: как обладатель Первого Щита я просматривал почти всю огромную каверну. Обе армии хищников, их атаки и маневры были мне видны с высокого склона как на ладони.

И чем больше я смотрел, тем более поражался увиденному. Разума у здешних созданий не было, но нечто потустороннее, мистическое просматривалось в их действиях. И порой у меня мурашки пробегали по телу при виде идеально ровной шеренги атакующих тервелей. Настолько ровной, что создавалось ощущение парада. Страшные пасти рвали все, что возникало перед ними, с неумолимостью македонской фаланги. Еще напрашивалось сравнение с комбайном, который срезает колосящуюся в поле пшеницу. Атакуя такой фалангой, слизняки отлично защищали свои бока – это были их уязвимые места – да и сзади никто подкрасться не мог.

Но и байбьюки, огромные, четырехметрового диаметра шары плоти, поражали своей ожесточенностью, настойчивостью, и что больше всего удивляло – самопожертвованием для победы. Они выстраивались клином – лидер был метрах в десяти от других – и устремлялись к прущей на них фаланге. Перед самым строем все убивающих крокодильих челюстей лидер подпрыгивал метров на пять, чаще всего используя какой-нибудь бугорок или тело павшего собрата. Там его уже не могли достать пасти гигантских слизней. А потом случалось самое шокирующее: байбьюки не пытались просто прорваться в тыл и атаковать оттуда, они своей лобовой частью жестко ударялись о спинную броню противника, и происходил взрыв!

Оказывается, у лидеров клиньев были груаны, а это местное чудо при попытке его раздавить взрывалось с силой артиллерийского снаряда. Да, при этом лидеры клиньев погибали, зато взрыв легко раскидывал пять-шесть тервелей, и в образовавшийся проем вторгался набравший скорость клин. Вот тогда байбьюки и отыгрывались за отсутствие у них огромных пастей, подвижных шей и здоровенных зубов. Они и своими вытянутыми вперед пастями, усеянными кучей мелких зубов, легко отрывали от боков слизней куски мяса, и те быстро истекали кровью.

Но свои Матросовы были и среди тервелей. Некоторые особо мощные, явно старые, опытные особи сражались в одиночку. Действовали они чаще на флангах, пользуясь тем, что кожа у них раза в два толще, чем у молодых членов стаи, и там трепали байбьюков, словно Тузик грелку. Когда их окружало несколько врагов, пытаясь разделаться с ними укусами сбоку, тервель-одиночка начинал перекатываться в разные стороны, словно гигантская колбаса, затаптывая противников насмерть. А когда враги совсем уж плотно брали тервеля в клещи и вонзали-таки зубы в него со всех сторон, обреченный воин изворачивался в последний раз и с особой силой ударялся загривком о землю. Вот тогда взрыв и разносил трупы окруживших жертву байбьюков.

А ведь некоторые монстры носили на себе сразу по два груана! Сдвоенные взрывы оставляли внушительные воронки на месте побоища.

И мне стало понятно, почему после такой вот битвы поисковые партии проживающих на Дне людей находят очень мало груанов. Почти все они уничтожаются во время сражения.

А еще я дважды заметил, как монстры снимали груаны с загривка или «лба» погибшего соперника. Очень осторожно снимали, можно сказать, бережно, с помощью языка и верхней губы. А потом аккуратно укладывали трофей на кого-нибудь из находящихся рядом членов своей стаи.

«Феноменально! – метались у меня в голове мысли. – Не удивлюсь, если выяснится впоследствии, что эти тервели и байбьюки все-таки разумны. Хотя бы частично… Или, может, они просто одичали? Может такое быть? Раньше бы сказал, что нет. Пока не побывал в иных мирах и не оказался здесь… А сейчас ни в чем уже не уверен… Ух! Вот это взрыв! Неужели тервель с тремя груанами попался? Вон какая воронка получилась! О-о-о… Сколько погибло тварей… Нет! Все-таки это хищники! Злобные и неразумные монстры!.. Разве разумные устроили бы такое страшное, бессмысленное сражение? Или их расплодилось слишком много, и они сражаются за пастбища?»

Мне успели рассказать о Синих Полях, где якобы байбьюки паслись и проводили свои брачные игрища. А чем эти монстры питаются еще, кроме мяса? Неужели и в самом деле поедают упругие, как резина, кусты и густой толстенный мох? И тот же вопрос относился к тервелям. Как-то не верилось, что такие огромные создания существуют, питаясь друг дружкой. Интересно будет выяснить и это.

Строенный взрыв (если это и в самом деле рванули сразу три груана) оказался решающим. Все твари, словно по команде, замерли чуть ли не на целую минуту. Ну разве что мелкие шавки-шакалята, которых на поле боя теперь роилось до нескольких тысяч, продолжали свое неуемное пиршество, ни на что не обращая внимания. Видимо, и в самом деле некие зачатки сознания у гигантских чудовищ присутствовали. А может, погибший тервель был вожаком всей армии. Ну и раз вожак погиб, да еще с такими катастрофическими последствиями для противника, то инстинкт самосохранения подсказал каждому существу из противостоящих группировок, что пора заканчивать.

Так что по прошествии минуты обе измочаленные армии стали медленно, но уверенно расходиться. На ходу монстры жевали огромные куски плоти своих противников, которые взрывами разбросало по всей местности.

Рядом со мной сопела Ксана. Сражения она не видела, но звуки его слышала. Очнулся и зашевелился Сурт Пнявый, и мне пришлось отвлечься от происходящего в долине и уделить внимание этому представителю племени предателей.

– Ну что, гнида? – обратился я к нему. – Как тут у вас поступают с такими, как ты? Просто голову тебе оторвать – не прочувствуешь наказания. Посадить на кол? Или скормить монстрам? Ну! Отвечай! – и в приливе злобы пнул ногой пытавшегося сесть Сурта в плечо.

Он опять завалился на бок, чудом не ударившись виском о камень. Но вот на лбу рана образовалась довольно глубокая, потекла кровь. Но у меня не было ни капельки жалости к этому уроду. Скорей пожалел, что не убил нечаянно пинком. Если в советах по выживанию указывалось: «Чужого следует убить сразу», то уж такого типа, как Пнявый, сущность которого недавно прояснилась, нужно было не просто убить, а казнить самым жестоким образом. Иного это мерзкий шакал не заслуживал.

Но тут сказалась моя практичная натура.

«Убить всегда успеем, – подумал я. – А сейчас – допрос! Потом бегом вниз, искать груаны!»

Ухватив Пнявого за ворот, я рывком усадил его спиной к каменной ограде:

– Долго молчать будешь?

Пнявый, не пытаясь вытереть кровь с лица, полностью открыл веки и уставился на меня. Взгляд его был таким мутным, что меня передернуло. Так смотрят сошедшие с ума или «перегоревшие» люди. Полное равнодушие к своей судьбе…

Уверенности у меня поубавилось, но я продолжал:

– Так какую ты смерть для себя выбираешь?

Оказывается, Пнявый с ума не сошел. И окончательно от мира не отмежевался. Даже разговаривать не разучился. А вот голос его стал совсем иным:

– Мне нечего выбирать. Я уже умер. И бояться больше нечего, смерть уже позади. Всю жизнь боялся… Всю жизнь прожил как подлая, трусливая гнида… Унижался, лебезил, пытался угождать всем, кто сильней меня, и заискивал даже перед слабыми… На всякий случай… А зачем? Что мне это дало? Стоит ли мне выбирать собственную смерть? Ударь меня посильней головой о камни, да и все. И действуй без сомнений… Привыкай… Иначе на Дне не выживешь…

Вот уж и в самом деле гнида! Смерти он, конечно, заслуживал, и немедленной! Но зачем тогда, спрашивается, мы его спасали? Зачем Ксана рисковала собой, затирая его следы? Мне даже обидно стало.

Но время поджимало. Допросить его я смогу и позже, никуда этот шакал от меня не денется. Он видит только на полсотни метров, так что я его в случае чего догоню. И связывать его не надо, по сыпучему склону он в любом случае будет двигаться медленнее, чем я по ровной дороге.

Поэтому я решил его здесь оставить, а сам с боевой подругой поспешить на поиски трофеев. Ну вот никак мне не верилось, что мы останемся ни с чем после такого грандиозного сражения. Да и наших двуногих врагов-предателей следовало поискать. Даже «чужие» груаны в здешнем мире – наивысшая валюта.

Я наклонился к застывшему пленнику и прорычал ему в лицо:

– Сидеть здесь и никуда не уходить!

Но, присмотревшись, понял: моя команда пропала втуне. Сурт не шевельнулся, а взгляд его стал еще мутней. Кажется, он уже и в самом деле перешагнул в царство мертвых. По крайней мере, морально – однозначно. Но мысль добить его, чтобы не мучился, я отбросил. Пусть мучается! И хорошо, если хоть немного раскается.

Я стал одеваться – куртки и легкую броню мы сбросили, когда поспешно возводили укрытие из камней. Ксана тоже начала облачаться. Управившись с этим, мы взяли оружие и поспешили вниз. На ходу я поучал ее:

– Держаться только у меня за спиной и смотреть в оба! Там куча шавок, поэтому не расслабляться ни на секунду. Пинай их сапожками осторожно: промажешь, сама грохнешься. Облепят – покусают! И не стесняйся звать на помощь. Наша цель – груаны! В том числе те, которые могут быть на поясах мертвого Крэча Быстрого и его подельников. Их там шесть было. Пнявый – седьмой.

О худшем варианте, что наших врагов сожрали вместе с поясами, старался пока не думать. Ну и не забывал поглядывать в долину. Уходившие войска уже втягивались в проходы, так что еще минимум полчаса с той стороны даже случайно не может появиться самый отчаянный абориген. Да и толпа аборигенов не явится еще по одной причине: вряд ли кто догадается, что именно здесь состоялось редчайшее по массовости и по накалу страстей сражение. А крики и вопли умирающих монстров, грохот взрывов так далеко никак не могли долететь.

Об оставшемся наверху склона Пнявом тоже не забывал – он из-за ограды не показывался.

Когда мы оказались на поле боя, я удвоил внимание. Впрочем, мелкие шакалы нам не мешали. Они так отожрались, что еле двигались и старались убраться с нашего пути. А те, кто не мог двигаться, упирались провисшими животами в землю, скалясь на нас и злобно рыча. Опасности они не представляли, и я отказался от намерения походя тыкать им в голову копьем. Не кидаются, да и ладно.

Первого груана я заметил на перевернувшемся на спину тервеле. Видимо, его опрокинуло взрывом, а потом байбьюки разорвали ему незащищенное брюхо. Ракушка не упала с него, прилипнув к тыльной стороне шеи. Стоило мне только взять ее в руку и осторожно потянуть вниз, как она сразу отклеилась от мертвого тела. Следующую минуту мы с подругой разглядывали доставшееся нам чудо, не в силах оторваться от созерцания. Все-таки есть нечто гипнотическое, мистическое и волшебное в этих образованиях живой природы. Именно ради груанов гаузы захватили этот мир, поработили людей, а порабощенных четырехметровых валухов поставили над ними надсмотрщиками. Люди занимались сбором симбионтов, которые имели удивительно приятный, ослепительный вид маленькой вселенной. От такой красоты больше ничего и не надо: только любоваться.

Хорошо, что из транса нас вывело порыкивание сидевшей недалеко шавки. Я быстро глянул в сторону нашего редута, убедился, что пленник оттуда не высовывается, и скомандовал подруге:

– Давай свой патронташ!

Она отрешенно посмотрела не меня, и я сам стащил с нее пояс.

– Как маленькая, честное слово!.. У нас каждая минута на счету, а ей все бы любоваться сиянием… Вот! Теперь порядок! Идем дальше!

Пояс уже вновь был на ней, да еще прикрытый кольчужной опояской. Но двинувшись за мной, красавица все-таки попыталась возражать:

– Миха, а может, не надо? Ведь женщин среди Светозарных нет. Только даром этот груан «чужим» станет… Да и вообще, если кто заподозрит меня в ношении такого богатства – сразу убьют.

– Не говори глупостей! Чтобы не заподозрили, то, когда устроимся где-то в замке или в башне, пару раз покажешь пояс остальным. Пусть убедятся, что там в кармашках только нитки, иголки и пуговицы. Кстати, на одной из двойняшек в башне пятьдесят пять дробь четырнадцать я тоже видел пояс, но вряд ли кто даже помыслить решится, что у нее там груаны.

– Ну да, я тоже заметила…

Я усмехнулся:

– Ну и дружба наша станет еще крепче. Теперь ты точно от меня не сбежишь.

Ксана шутку поняла и тоже хихикнула:

– Вот это мне не повезло… А ведь так мечтала сбежать от тебя и пожить под покровительством доброго Ольшина! – Правда, тут же ее хихиканье смолкло и она другим голосом, злобным и мстительным, поинтересовалась: – Когда остальными уродами из той башни займешься?

Она меня, похоже, уже за всесильного и непобедимого Гудвина считала! Не иначе! Правда, семерых соратников и пособников Ольшина, самого старого ветерана, а скорей всего и командующего башней, уже нет. Он – восьмой. Плюс двойняшки – десять. Плюс еще три женщины, проживающие там же, как мы поняли из разговора во время пьянки. За вычетом всех остается в объекте из бетонных колец только три защитника. Ну, максимум четыре, если мы не знали о шестнадцатом обитателе. С такой группкой и в самом деле справиться будет несложно. Хотя…

Ведь суть любой башни или замка заключается в преимуществе обороняющихся перед атакующими. Запершись изнутри, используя только метательное оружие, камни и груаны, можно сдержать натиск десятикратно превосходящего противника. По крайней мере, мне так казалось, как человеку, выросшему в Интернете и видевшему подобные башни только раз и в единственном экземпляре.

Так что атаковать подлых предателей будет трудно. Скорей всего, я вообще их оставил бы в покое и отправился на поиски иного места жилья. Но поступить так не давало данное самому себе слово освободить несчастных рабынь, напоминавших мне Верочку и Катеньку. Поэтому либо мы тех уродов прикончим, либо сами головы сложим.

– Как ни велико Дно, но с теми ублюдками, которых собрал вокруг себя Ольшин, нам здесь будет тесно, – сказал я. – Либо они, либо мы!

Мы прошли мимо останков разорванных людей, и меня затошнило от этой картины. И каково же было мое удивление, когда идущая сзади Ксана обратилась ко мне вполне будничным, пусть и несколько отстраненным голосом:

– Миха, а ведь мы можем обмануть Ольшина. И довольно элементарно. Сейчас возвращаемся в их башню, входим к ним с испуганными лицами…

Я резко обернулся и с удивлением уставился в прекрасные глаза, которые теперь были прищурены и поблескивали мстительными огоньками. Похоже, моя подруга утратила чувство реальности и не замечает окружающего. Следовало как можно быстрей вернуть ее на грешную твердь всеми проклятого Дна:

– Ты о чем?

– Входим с испуганными лицами, – остановившись, повторила Ксана. – Вернее, у тебя лицо испуганное, а я в шлеме. И рассказываем, что по пути решили опять заглянуть в тот проход, где мы убили тервеля в наш первый день. Мол, мяска захотелось свеженького. А при возвращении наткнулись на прущих из трех средних проходов стада слизняков. Двинулись обратно, долго прятались, потом вышли. Услышали в долине шум сражения и решили бегом вернуться в башню к «нашим друзьям». Вот и рванули в проход номер пять. И тут ты протыкаешь Ольшина, я – второго. А уж с последним мы в два счета справимся. Даже если и еще один отыщется, то и его заколем. И девочки – свободны! Правда, здорово я придумала?

Она все это протараторила чуть ли не на одном дыхании, я стоял с приоткрытым ртом и мысленно возмущался:

«И почему я сам до такого не додумался?!»

Конечно, в варианте Ксаны были сложности. Каждая случайность могла обернуться для нас гибелью. Но вариант был хорош. Провозись мы здесь еще час, а то и полтора, все равно преспокойно вернемся в башню, и нас никто не заподозрит в обмане. Ольшину, несмотря на весь его опыт, и в голову не взбредет предположить, что мы ухайдакали сразу семерых отличных воинов. Почему их так долго не было до нашего прихода? Ждали в засаде, нас выслеживали. А почему с нами не появились в башне, тоже объяснение есть: оказались на пути монстров, да и убрались куда подальше, забились в какую-то щель и ждут окончания нежданной войны в мире фауны.

Все клеилось. Плюс уточнить у Сурта Пнявого, какая еще может быть реакция на наш рассказ.

Подругу следовало поощрить за превосходную идею.

– Молодец, – сказал я. – Опровергла утверждение о том, что все красивые женщины глупы.

Бывшая секретарша поставного выглядела польщенной. Мы пошли дальше, и она почти тут же заметила видневшийся из-под колобка пояс с кармашками. Как ни странно, но для меня пока груаны на поясах оставались невидимыми. Скорей всего, дело было в каком-то особенном материале, сквозь который мой взгляд обладателя Первого Щита не проникал.

А в этом поясе, после его небольшой очистки и просмотра, мы обнаружили груан! Пусть только один, и «чужой», но зато нежалко будет при отражении неожиданной атаки его использовать как основное оружие. Да и лишняя устрица нас делала значительно богаче во всех смыслах. Плюс ко всему наш азарт поиска усилился.

Наградой нам стали еще два груана, которые мы отыскали на лбу у мертвых байбьюков. Лбы на этих шарообразных телах выделялись шестью-семью складками, и там была твердая, непробиваемая кожа. Во второй складке снизу я и приметил желанное свечение. В первый раз мы бросились к находке сразу, а во второй я поэкспериментировал. Получалось, что я четко вижу груан во лбу байбьюка с пятнадцати-двадцати метров. И несколько напрягаясь, – с тридцати, максимум с тридцати пяти. Честно говоря, вначале я расстроился от таких скромных результатов, но немного подумал, вспомнил об отсутствии подобных способностей у других обитателей Дна и понял, что я чуть ли не держу бога за бороду. С моими возможностями я мог творить удивительные вещи и, без сомнения, долго здесь не задержусь. Как только станем вместе с Ксаной Светозарными, нам откроется дорога наверх, в мир Набатной Любви.

Несколько удивляло расположение чудесных ракушек в складках. Ведь я отчетливо видел во время боя, как раскрывшаяся у мертвого монстра складка «засветила» груан, и тот был подобран окружавшими страшилами. Почему же здесь такого не случилось? Почему складка не раскрылась раньше? Тяжело раненные колобки прожили после битвы еще некоторое время, потому что, судя по всему, пытались покинуть поле боя. И были живы, когда мы уже бродили здесь в поисках груанов.

Из этого я сделал два важных вывода. Первый: груаны поддерживают монстрам жизнь и уж точно помогают залечить мелкие раны. Второй: я допустил непростительное ротозейство! Приблизься мы чуток раньше к умиравшим хищникам, нас могло и пожевать какое-нибудь чудовище, а такое, как тервель, – еще и смертельно ударить всем корпусом во время вращения. И ведь слышал рассказы да предупреждения, слышал! И вроде запомнил, что с поля боя порой и некоторые отряды, ушедшие на сбор трофеев, не возвращаются. Но только теперь стало понятно, почему: монстры на вид мертвые, но жизнь еще в них теплится – и уж человека оприходовать у них силенок хватает. Потому что симбионты им помогают поддерживать жизнедеятельность!

«Значит, придется обзавестись методиками распознавания по шкале: «живой – совсем мертвый», – размышлял я, продолжая поиск на том участке, где видел Крэча Быстрого в последние моменты его жизни. – Иначе лимит удачи может исчерпаться ну очень скоро. И так нам везет, как… Хм! Что-то я не о том везении задумался. Как может тешить себя человек мыслями о везении, если он в глубокой… черной дыре, называемой Дно?! М-да, такое не лечится…»

Мы уже было отчаялись отыскать что-либо толковое, кроме груанов. Тут и в самом деле нужен многочисленный отряд с топорами, крюками и веревками, чтобы оттаскивать тела монстров в стороны, да еще и рубить гигантские пасти. Потому что останки предателей торчали именно оттуда. Одну мы даже раскрыли древками копий, но пояса на неопознанном трупе не обнаружили. Но опять-таки повезло моей глазастенькой подруге. Она заметила торчащий из-под тервеля сапог. И не просто заметила, а еще и опознала его и ткнула рукой:

– Из скользкого зайца! С отворотами. Такие Грэг носил.

Пришлось немного помучиться, откатывая тушу, но оно того стоило: мы стали счастливыми обладателями еще пары «чужих» груанов.

Но настолько замучились, что решили прекратить поиски. Наведаемся сюда позже, и если повезет, то и остальные пояса отыщем. Однако трупы хищников мы обошли все, и я своими умениями просматривал их отлично: ни одного вожделенного свечения.

Покинув поле боя, мы поспешили наверх, к нашему редуту из камней. Наши шансы на выживание повысились.

– Даже не верится, – сказала девушка, ощупывая свой пояс, словно проверяя, не потерялся ли. – У меня уже два «своих» груана и два «чужих»!

– Ты только при пленнике помалкивай! – предупредил я. – Да и улыбку спрячь, а то светишься, как будто уже стала… Светозарной. А еще лучше – шлем надень…

– В нем жарко!

– Ну тогда делай «морду кирпичом». И зря я тебе синяк свел, ты бы с ним более несчастной выглядела. Ха-ха!

Настроение и у меня было хорошее. В моем патронташе хранились уже три «своих» ракушки и три трофейные. Да еще три «чужих» груана, найденных среди вещей банды Витима, у нас были припрятаны возле нашей пещерки, совсем недалеко от места битвы. Мы понимали, насколько нам везло и продолжает везти. Совсем недавно здесь находимся, а уже накопили солидный запас лучшей местной валюты, и в случае нужды можем им защищаться. Ну и самое главное, у нас уже имелось пять «своих» груанов – четверть нужного количества для выхода на поверхность!

Возле нашей маленькой крепости я усилил бдительность, выдвинулся вперед и приближался к ней по верху склона. Предатель ведь мог очухаться и встретить нас гостинцами в виде камней.

Но, увидев Сурта, я со вздохом подумал:

«Окончательно сбрендил!»

Он сидел в той же позе, в какой мы его оставили, вперившись мутными глазами в никуда. Пока я стоял и рассматривал живой труп, сзади приблизилась Ксана, тоже вздохнула и поинтересовалась:

– Что будешь с ним делать?

– Добить его следует. Не оставлять же у себя за спиной…

Моя боевая подруга чуть помолчала, словно в знак согласия, и вдруг сказала:

– Еще чего! Я что, на ишака похожа?

– Э-э? – оглянулся я. – Да как тебе сказать… А почему такое сравнение?

– Бочонок гнатара я, что ли, буду носить? Пусть он носит! Он покрепче меня, вот и будет нашим носильщиком. Пока. А там посмотрим…

Я подумал и признал ее правоту. Не убивать морально угасшего человека, а подлечить, а там и перевоспитать маленько с помощью трудотерапии. Полученный нами за шкуры скользких зайцев бочонок рома весил порядочно, а бросать его жалко, в той же башне может пригодиться как угощение «от нашего столика».

– А он захочет встать и делать, что его просят? – усомнился я.

Ксана захлопала своими огромными ресницами:

– Ты меня покорил своим величием, талантами и бесстрашием, но порой поражаешь своей наивностью. Кто говорил, что этого типа надо просить? Рявкни на него – и нет проблем.

– Ты предложила, вот ты и рявкай! А я посмотрю.

Кажется, у обладателя груанов не только здоровье улучшалось или там отличное настроение гарантировалось, но еще и самооценка, уверенность в себе и сообразительность вместе с наглостью возрастали на несколько порядков. Ни секунды не колеблясь, девушка приблизилась к сидящему в трансе Сурту, наклонилась к нему и пронзительно крикнула чуть ли не в самое ухо. Мужчина дернулся, набивая себе очередную шишку на затылке, и выпученными глазами уставился на красавицу. А та нависла над пленником еще больше и истеричным до визга голосом продолжала орать:

– Чего расселся, Пнявый?! Живо встал! И топаешь впереди нас! Возвращаемся в башню пятьдесят пять дробь четырнадцать! Шевелись!!!

Отчего-то я был уверен, что мужик окончательно навернется разумом после такого стресса. А потому ошарашенно наблюдал, как Сурт молча поднялся и, словно робот, двинулся вниз. Мне пришлось подправить траекторию его движения:

– Вниз пока не спускаемся, идем параллельно склону!

И эта моя команда была выполнена с прилежанием. А может, с полнейшим равнодушием к своей судьбе? Ведь мог бедняга окончательно «перегореть» мозгами?

Именно эти вопросы я и задал девушке, когда мы направились следом. Ксана рассудила с точки зрения простой житейской логики:

– С худого козла хоть шерсти клок.

Пословица, созвучная с земной, меня порядком насмешила, и я долго хихикал. Видимо, еще и нервное напряжение стало спадать после стрессовой ситуации, вот у меня психика и среагировала в стиле моего лучшего друга Леонида Найденова. Да и мысли получили иное направление, словно перед глазами начала пролистываться виртуальная картотека.

Леня, мой друг. Он же барон Лев Копперфилд, он же оружейный мастер Чарли Эдисон. Он же – мой соратник по приключениям в мире Сияющего Кургана. Сколько мы с ним вместе пережили… Сколько раз чудом спасались… И где он сейчас? Чем занимается?

Мыслей, что он погиб, даже в голову не пришло. Такой парень в любом мире и в любой ситуации выкрутится. Тем более что он недавно и сам стал обладателем Первого Щита, возможности его и умения будут день ото дня шириться, совершенствоваться. И если он не наделает ошибок, которые я совершил, попав в мир Набатной Любви, то обязательно проживет и долго, и счастливо.

Естественно, что после мыслей о друге пришли и воспоминания о вашшуне или, говоря русским языком, о колдунье Шаайле. Причем воспоминания, несмотря на нашу с ней интимную близость, не совсем приятные. Ибо девушка с изумительной фигуркой и очаровательной грудью чуть ли не четвертого размера была не только страшненькой (мягко говоря!), но и очень меня напугала своей предположительной беременностью. Мало того, если мне и посчастливится не стать молодым безусым папашей, наша связь с вашшуной, оказывается, будет поддерживаться богами (или шуйвами, как там их называли) мира Трех Щитов до смерти кого-нибудь из нас. А судя по нашим отношениям, я умру раньше.

Девушка, убегая вместе с нами от людоедов зроаков, тоже попала в мир Набатной Любви и сейчас бродит где-то на чужбине с отысканным древним камнем-амулетом. С камнем ей повезло, а вот с выбором товарищей – не очень. Затащили невесть куда, в неизвестный мир! Она-то сильная колдунья, наверное, даже покруче меня будет в разных умениях и возможностях, так что тоже сумеет устроиться неплохо, если гаузы ее не выловят. Хотя и против них она имеет шанс применить свое ментальное оружие. О ней волноваться нечего…

«О! А ведь мы сейчас в совсем ином мире! – мелькнуло у меня в сознании. – Так что никакие силы шуйвов надо мной не властны. И заставить меня спать с вашшуной больше никто не сможет! Ура! И еще три раза ура! Да и на Земле, если я там окажусь, меня никакие иные законы не касаются. Так что в идеале, хоть так и некрасиво думать, но если Шаайла потеряется где-то в многолюдных городах здешнего мира, я не сильно буду плакать. «Се ля ви», как говорят китайцы, отрезая французам… М-да, что-то меня не туда потянуло! – Я начал выискивать взглядом нужное место. – Пора сворачивать к дороге, к нашему припрятанному бочонку с гнатаром. Все-таки не стоит терять такой ценный продукт для местной меновой торговли, как ром. И кстати, надо будет при первой же возможности выспросить, как они тут умудряются делать такой крепкий, пусть и сивушный, но вполне ароматный напиток. С моими знаниями технологий я бы не только улучшил его качество, но поставил производство на поток…»

Глава вторая


Шаайла Беспощадная


А гордая вашшуна, попав на Дно и проведя показательную экзекуцию одного пытавшегося ее изнасиловать мужчины, а потом наказав страшной физической болью пару своих новых подданных, с особым предвкушением стала дожидаться сброса вниз Чернавки. Подлую девку разбойники наверху насиловали, видимо, всей ватагой, так что посылка задерживалась. А уж очень хотелось, да и следовало по всем понятиям дождаться обманщицу, из-за наклепа которой иномирянка и попала в эти гиблые подземелья. Но и время даром тратить не стоило. Поэтому Шаайла начала допрос с бывшего казначея разбойной шайки, которому повезло побыть на должности атамана всего неполный час.

– Что знаешь о Дне? Рассказывай!

Кривясь от боли после доставшихся ему тумаков, еще недавно называвший себя гордо Барсом, а отныне именующийся Червяком, бросил, словно выплюнул:

– Ничего не знаю!

За что тут же получил еще более жуткую боль во внутренностях и упал корчась. Несмотря на почти полную утрату сил, колдунья не гнушалась наказывать строго, сразу и беспощадно:

– Ты, тварь уродливая! – грозно зарычала она, нагнувшись над разбойником. – Забыл добавить положенное мне обращение: ваше могущество! Нет!.. Лучше обращайтесь ко мне отныне оба таким образом: «Дива, путь указующая!»

В их монастыре так называли старших наставниц за высшие знания, умения в чудотворстве и за огромные заслуги перед человечеством. Конечно, себя великой чудотворницей она не считала, но ей было обещано это звание за нахождение камня-артефакта с уникальными магическими свойствами. А так как девушка это сделала, то теперь имела право на ношение высшего титула в иерархии вашшун.

Пусть для постороннего уха подобное обращение и могло звучать непривычно и непонятно, но это повысит ее престиж в глазах любого обитателя Дна.

– Извините, дива, путь указующая! – прохрипел вроде окончательно сломленный морально Червяк. – Больше такого не повторится… Мм!..

Пока он корчился, а потом приходил в себя, вашшуна уже во второй раз набросилась с вопросами на местного жителя и потребовала рассказать о здешних местах. Ее в первую очередь интересовало, где тут обитают люди, которые желают жить по справедливости, нуждаются в ее помощи и могут обеспечить и свое покровительство. Потому что сил у колдуньи было мало, и как бы она ни была горда и самоуверенна, понимала прекрасно: долго она не сможет сражаться со всеми противниками. Подловят на ошибке, ударят в спину и безжалостно уничтожат. Так что первым делом следовало отыскать хороших союзников.

Те, о ком прежде рассказывал Дорт с не совсем подходящим его внешнему виду прозвищем Медовый, ну никак не годились для совместного проживания. Человечней ведут себя пауки в банке или оголодавшие акулы в закрытом водоеме, чем подобравшиеся в нескольких башнях и парочке замков людишки. Ну и самое худшее: женщин там держали на положении бесправных рабынь и торговали ими без зазрения совести. Шаайла понимала, что она не сдержится в первые же часы своего пребывания там, и ни о каком «мягком» перевоспитании окружающих преступников не может быть и речи. Если наверху, даже в разбойной ватаге, женщины считались неприкосновенными и никто не имел права их принудить к сожительству, то здесь, внизу, сразу резко чувствовалась разница в отношении. Этого воспитанная на совсем иных принципах вашшуна не могла принять даже временно.

Потому и продолжала выпытывать да направлять мысли своего первого подданного в нужное русло. Дорт наконец понял, что именно его владычица разыскивает, и скис от осознания условий своего будущего проживания:

– Но там так скучно, ваше могущество! Все жалуются…

– А вот это уже мне решать! Твое дело рассказать все, что знаешь о них. Голые факты. И не вздумай хоть что-то приврать или о чем-то умолчать! Я тебе за это язык отращу такой, что будет он у тебя до пояса болтаться.

Творить такое она не умела, просто хорошо знала, чем порой мужчин напугать можно. Но после такой угрозы запоздало о ней пожалела: рассказчик говорил с такой скоростью, что слова звучали без пауз, порой его трудно было понять.

Подходящих мест оказалось целых два. Было и еще одно, где жили уголовники по человеческим законам, но туда они сами отбирали кандидатов долго и кропотливо. Поэтому новеньким только и оставалось, что два варианта.

Башня 04/100 стояла в самом узком месте перевала, за которым находилась небольшая, но полная трав, грибов и лишайников долина. И проживало в башне сорок человек. Желающих, может, было бы и больше, но пищи не хватало, на охоту за монстрами, как и на поход к ближайшей Длани за пайком сверху, надо было выбираться на чужие территории, а там многие обитателей башни ненавидели. Как следствие – охотились на них рьянее, чем за волшебными груанами.

Вот группа «изоляционистов» и жила на подножном корму. Но жила по строгости и справедливости: никакого рабства, полное равенство и принятие основных решений только путем всеобщего тайного голосования. Количество мужчин и женщин всегда старались поддерживать равное и всеми силами поощряли создание постоянных семейных пар. То есть в башне ноль четыре дробь сто жили трудно, впроголодь, в окружении откровенных врагов, но зато по человеческим понятиям.

А вот в замке с названием Наковальня царила полная свобода нравов, и обитатели, которых там порой скапливалось до трехсот человек, воевали со всем миром. Мужчины называли себя паладинами свободы, а женщины мнили себя ни много ни мало «иконами» все той же самой свободы. Все иконы и рыцари Наковальни вели свою жизнь по Уставу, который в ста заповедях и уточнениях к ним был глубоко вырезан на плите, служившей высоким фундаментом всего строения. По преданиям, несколько раз замок захватывали соседи, уничтожая всех свободолюбивых обитателей. И прилагали титанические усилия по стиранию хорошо видимого Устава. Но, как говорилось в легендах, никто из завоевателей долго в этом месте не задерживался: то сами вымирали от болезней, то их уничтожали неизвестные мстители.

Так что не проходило и года, как замок опять заселялся невесть откуда появившимися рыцарями, в окнах появлялись улыбающиеся лица «икон», а войны с рабовладельцами возобновлялись с прежней силой.

Шаайлу рассказ заинтересовал:

– И как сейчас обстоят дела в Наковальне?

Дорта перекосило от сомнений, но все равно он постарался говорить с крайним почтением и осторожностью:

– Дива, путь указующая! Решать тебе, но предупреждаю: лучше уж в скуке прожить оставшиеся годы в башне ноль четыре дробь сто, чем сунуть голову в мясорубку возле замка. В последние недели обстановка там обострилась до крайности, все управители соседних башен и замков объединяются, чтобы дать зарвавшимся рыцарям по сусалам, готовятся штурмовые роты, и даже из нашей башни завтра выходит боевое отделение с нужной для штурма стен экипировкой. Скоро там будет сплошное море крови.

По виду нахмуренной колдуньи да еще учитывая ее страшное личико, можно было предположить, что она осознала опасности, грозящие ей как в самой Наковальне, так и возле нее. Да и задумалась она крепко.

Но тут повисшую тишину прервал визг тормозящей клети с очередной сосланной на каторгу жертвой. И ожидающие не ошиблись в определении этой жертвы: Чернавка! Но все трое отпрянули от неожиданности, когда двери раскрылись и их глазам предстало то, что осталось от некогда гордой, надменной и восхитительно прекрасной девушки. В следующий момент Червяк бросился к своей лежащей на полу клети любовнице – она была окровавленной и голой. Восклицания, стоны и чуть ли не рыдания понеслись из глотки недавнего казначея и атамана разбойников, когда он понял, что красавица умирает.

Такое вот жестокое наказание измыслили разбойники за обман и ложное обвинение знахарки в убийстве атамана. Знахарку-то они вытащить из клети не успели, а вот ее главную обидчицу (после Барса-Червяка) наказали не просто отправкой на ту же каторгу, а постарались убить морально и физически. На девушке живого места не было. Видимо, вначале она была унижена разбойниками мужчинами, а потом ей еще и от женщин досталось.

Глядя на окровавленную Чернавку, Шаайла поразилась себе. В ней вдруг шевельнулась жалость к подлой девице и к ее престарелому любовнику. Получалось, что они и в самом деле любили друг друга. По крайней мере, Червяк. А тут еще умирающая открыла глаза, увидела своего подельника и вместо проклятий в его адрес попыталась улыбнуться разбитыми губами.

– Любимый, – раздался ее шепот, – прости меня… я не сумела… Я тебя подвела… Прощай…

Понятно, что разбойники ее возненавидели. Не будь этой Чернавки, не случилось бы беды, колдунье разрешили бы поработать с легендарным деревом мадроньо, и лекарство против страшных лучей Ласоча было бы создано. А так все пошло насмарку из-за требований красотки к бывшему атаману. Тот стал форсировать события и был уничтожен, а эти двое свалили все грехи на пришлую ведьму.

За что и поплатились. А теперь запоздало раскаивались друг перед другом. Да и перед колдуньей тоже, потому что Червяк вдруг повернулся к Шаайле:

– Прости нас, если можешь… Но знай, если Зэра умрет, я тоже долго не проживу… А если ты ее спасешь, я до конца своей жизни обязуюсь быть для тебя слугой, цепным псом, рабом и даже подстилкой для ног! Клянусь! Только умоляю, спаси ее!

Вашшуна не хотела, чтобы ее голос предательски дрогнул, а желание немедленно помочь стало заметным. Она уже находилась в одном шаге от прощения девицы. Никогда она не была жестокой, а уж в таком случае, когда дело касалось любви, готова была сама страдать, лишь бы избавить от страданий влюбленных. Поэтому заговорила вашшуна нарочито презрительным тоном:

– Зэра, говоришь? Имя-то какое…

– Самое прекрасное!

Тут в клети раздался препротивный рев, и Дорт Медовый всполошился:

– Сирена! Выносим ее оттуда, быстрей! – Он стал помогать Червяку, приговаривая: – После третьей сирены задняя стенка резко выдвигается вперед, и тем, кто замешкается… – вновь раздался рев, – …часто ломает ноги, руки, а порой и убивает. Уф! Успели!..

Пока мужчины относили девушку на стол, створки клети захлопнулись, и она со скрипом рванула вверх. А Дорт продолжал:

– Когда никого внутри нет, и сирены нет. Клеть, сразу как освобождается, удирает наверх. А здесь частенько сидит дежурный, да и наряды обходчиков нередко заворачивают. Место удобное, хищники почти не наведываются в этот тупик, а если и сунутся, то вон там наверху есть два узких лаза, ведущих в соседнюю каверну и в одну из долин. Всегда спрятаться можно.

Колдунья осмотрела Зэру Чернавку и определила, что, несмотря на побои и многократное изнасилование, с ней все не так и плохо. Разве что пришлось для гарантии устранить внутреннее кровотечение да подлечить колено. Как над красавицей ни поиздевались мужчины, как ей ни добавили напоследок женщины, она просто обязана была выжить. Если ей предоставить хороший уход и питание.

Не прошло и получаса, как вашшуна, замершая над окровавленным телом, зашевелилась, распрямила устало спину и оборвала непрерывный поток своего первого подданного:

– Помолчи пока. А она… выживет теперь уж точно… Но нести ее нужно осторожно, без тряски. Так что быстренько соорудите носилки!

Когда носилки были сделаны, пострадавшую уложили на них, прикрыли одеждой убитого насильника, умершего от кровоизлияния в мозг, и трофейным плащом. Переложили в мешок Дорта все скудные запасы пищи, которые извлекли из мешка убитого, и тронулись в путь, конечную цель которого указала вашшуна:

– Замок Наковальня!

Прошли совсем немного, и Шаайла спросила у пригорюнившегося Медового:

– Почему это у тебя такое прозвище? Неужели кровь такая сладкая?

Мужик вздрогнул:

– Не пугайте меня, госпожа! Меня так назвали за мой голос. Лучше меня никто не поет во всей округе. Даже из дальних мест порой приходят послушать мои песни в нашу башню.

– Надо же! Да ты тут знаменитость!

– Наверху у разбойников нет иного пути для посылки, как только сюда, – продолжал Дорт. – Поэтому они не знают о том, что тут сто двадцать уровней. Да еще и между ними, как многие утверждают, есть по несколько подуровней. Я ведь уже говорил, здесь целый мир, без края и конца, без дна и без крыши…

– Как называется эта местность? – спросила Шаайла.

– Здесь места называют только по номерам уровней да по ближайшему, самому крупному замку. Замок – Наковальня. А уровень – сорок четвертый… Кстати, вы не забыли, что мы будем проходить через территории, где обитают громадные тервели, опаснейшие зервы, скатраги и превышающие гаузов по размерам байбьюки?

– На память не жалуюсь…

– Как же мы пройдем? Там порой целые отряды охотников исчезают бесследно.

Колдунья ответила только после длинной-предлинной паузы, уже начало казаться, что она вообще промолчит:

– Ерунда эти ваши слизняки и прочие зверушки. Если я умею людей укрощать, то уж с дикими животными тем более справлюсь. И это… рассчитывай так, чтобы мы в удобном месте расположились на привал через два часа. А если удастся, заверни к ближайшей Длани. Не помешает и нам троим получить свою порцию продуктов.

– Но ваше могущество! Я ведь уже говорил: те, кого скидывают разбойники в своей клети, нигде не зарегистрированы наверху как «воины принудительного войска», и пайки пятидневные они не получают. А мне еще трое суток ждать, получил недавно… Жаль, в башне все осталось…

На это самонадеянная вашшуна ответила, пренебрежительно фыркнув:

– Ну сколько можно тебе твердить одно и то же? Если я диких монстров не боюсь, то с Дланями тем более справлюсь. А ты мне в этом поможешь, Медовый ты наш!

– Чем помогу? – напрягся испуганный певец.

– Да не бойся, не кровью. А вот воспоминаниями придется поделиться. Ты ведь давно здесь? Вот и отлично! Значит, со многими ныне покойными персонами общался и должен помнить…

Мужчины так и прикипели взглядами к страшной женщине, и даже израненная, но пребывающая в сознании Зэра открыла глаза, пытаясь в странном сумраке разглядеть выражение лица своей спасительницы-наказательницы. Все они подумали, что для обмана системы выдачи льготных пайков иномирянка начнет призывать в этот мир уже давно умерших предков.

Конечно, они ошибались, но, тем не менее, были не так уж далеки от истины. Шаайла могла решать сложные проблемы благодаря знаниям и умениям, которыми обладали многие вашшуны мира Трех Щитов. А уж тем более те, кто обучался в самом знаменитом и самом древнем монастыре огромного мира. Этот монастырь, по всеобщему признанию, подпитывали колдовскими силами покровители мира, достающие своими дланями силы из самого Сияющего Кургана в Рушатроне, столице империи Моррейди.

Глава третья


Восхождение звезды Леонида Найдёнова


Выходец с Земли, уже в который раз сменивший свое имя, а если говорить о последнем преображении – только фамилию, никогда не унывал. А коли вдруг и нападала тоска-грусть-печаль по поводу пропажи товарища, то ему достаточно было встать перед зеркалом и воскликнуть: «Я Чарли Чаплин!» – и он минут пять смеялся. В прошлый раз, когда он стал помощником оружейного мастера и назвал себя Чарли Эдисоном, тоже было смешно. Да и первое имя, Лев Копперфилд, – вызывало у него буйное веселье. На Земле такого себе не позволишь, а тут – сколько угодно. Пользуйся и радуйся! Ну разве что была еще одна мечта: поработать под именем и фамилией самого любимого и уважаемого Леонидом Юрия Никулина.

«Но это не к спеху, – размышлял артист, главный режиссер и импресарио в одном флаконе. – Оставлю эту идею до возвращения в столицу империи Моррейди. Уж там мы с Борей развернемся по максимуму. Построим настоящий, самый лучший в мире Трех Щитов цирк и будем зажигать! Точнее говоря – арляпасить!»

Здешнее слово «арляпас», соединяющее водевиль, исполнение песен и цирковые номера, землянину нравилось очень и очень. Было в этом слове нечто более завлекательное, чем в слове «цирк». Особенно когда конферансье орал на все помещение раскатистым, густым басом: «Арррррляаапаааассс начинает представление!» Только от этих звуков бежали мурашки по спине и настроение подскакивало на несколько порядков. А когда оркестр начинал играть марш, которому музыкантов научил Звездный Чарли, то ни один зритель не мог удержаться от радостной улыбки.

Ну и сказывалось, что Леонид теперь сам руководил всем творческим процессом своего арляпаса. Это было не только интересно, не только давало основание быть довольным собой, но и позволяло показать свои таланты в полной мере. А уж сколько задумок было на ближайшее время и на далекое будущее – не перечесть! Можно было творчески расти, тем более с багажом знаний о великих артистах своего мира. Казалось бы, что еще нужно человеку для счастья? Даже здесь, в этом странном подземном мире, жители которого не могли выходить на поверхность под прямые лучи жестокого Ласоча, можно было стать самым знаменитым, самым счастливым и самым востребованным человеком. И какая, в принципе, разница, где и с кем добиваться таких грандиозных успехов?

Ан нет! По многим причинам не лежала душа у Леонида Найдёнова к этому миру. Первая и самая главная: он сильно волновался о судьбе своего лучшего друга, боевого побратима, да и почти что родного брата по крови Бориса Ивлаева. Как он? Что с ним? Где он? От этих вопросов артист порой себе места не находил.

Вторая причина: этот мир все-таки был порабощен. Да еще и непонятно какой, но явно гораздо высшей по своему развитию цивилизацией гаузов. Да и слуги рабовладельцев, четырехметровые валухи со зверскими рожами, нешуточно напрягали. А это мешало полному спокойствию, заставляло часть сознания все время быть в напряжении.

А вот о Шаайле, вашшуне из мира Трех Щитов, он вспоминал меньше.

«Такая деваха нигде не пропадет! – говорил он себе. – Да и, наверное, уже вернулась в свой монастырь. Выждала сутки и вернулась. Не стала ждать четыре или пять дней, как настаивал Боря. Потому что найденный Ивлаевым камень-талисман не даст ей ни спать, ни есть спокойно, пока артефакт не будет доставлен по месту назначения и не применен. Да и в самом деле, разве с таким можно ждать? Наведение мора, эпидемии на подлых кречей – это же невероятный козырь! Как только рогатые твари заболеют, у них онемеют лопаточные мышцы, и вонючие уроды перестанут летать. Что может окончательно переломить ход войны в пользу людей. Да оно и правильно… иначе нельзя… людоедов и их приспешников надо уничтожать денно и нощно…»

По поводу друга он только в одном не сомневался: тот без него никуда не уйдет. А вернувшись в пантеон и не застав там никого, начнет шагать с обрыва сколько надо раз, все высмотрит, все поймет и начнет поиски.

Следовало помочь Борису в этом, а еще лучше самому как можно быстрей добраться до вентиляционной шахты и шагнуть в мир Трех Щитов. Но если перемещаться куда хочешь и как хочешь не получалось, то уже с первых дней новоявленный Чарли Чаплин постарался заявить о себе с помощью рекламы. И для этого средств не жалел.

Его администратор и бывший владелец арляпаса Крамар Лукоян чуть не плакал, не в силах переспорить своего работодателя:

– Ну на кой, скажи мне, на кой ляд нам надо расклеивать афиши о выступлениях здесь чуть ли не во всех городах? Да нам даже в нашем Пловареше никакой рекламы не надо! У нас билеты проданы на недели вперед! А можно и на десять лет вперед продать! И даже устраивай мы гастроли по иным городам, всех желающих все равно не сможем порадовать просмотром наших выступлений. И опять-таки, там тоже не понадобится развешивать дорогостоящие афиши. Уж поверь моему опыту! Так что успокойся и не мути воду своими всемирными рекламными акциями!

– Эх, Крамар, Крамар! – воскликнул артист. – Ничего ты не понимаешь в душе работников развлекательного жанра! Неведомо тебе тщеславие артиста, который мечтает не только об аплодисментах местной публики, но и о всемирной славе. Мечтает, чтобы его узнавал каждый!

– Тебе это не грозит, – возразил Лукоян. – Ты все равно ходишь по городу в маске или в сложном гриме.

– Ха! Да мне плевать лично на себя, ты ведь знаешь. А вот остальные заслуживают славы!

– Ну да… – Крамар воровато оглянулся, нет ли рядом его жены, и заговорщически подмигнул Чаплину: – Особенно танцовщицы заслуживают, ублажая тебя?

– А что делать? – развел руками Чарли. – Издержки профессии… Быть возле колодца с такой чистой и вкусной водой, да не напиться?

– Хе! Экий ты философ! На все у тебя есть оправдания… Но разговор у нас сейчас не о том: средств не жалко на печатание рекламы и расклейку ее по всем городам?

– Да ладно тебе жадничать! – укорил землянин администратора. – Денег у нас навалом, так пусть и на нас кто-то заработает. Мало того, я вот тут решил, что нам не помешает самим купить хорошую типографию и начать издавать свое, совершенно новое издание. Будет именоваться журналом, описывать все новости в сфере досуга и развлечений, и наречем мы его «Мир искусства». Как тебе идея?

– У-у-у!… – замычал в расстройстве Лукоян. – Вылетим в трубу!

В мире Набатной Любви или, как иногда его еще называли местные жители, в мире Груанов выражение «вылететь в трубу» имело тройное значение. Привычное землянину – «стать банкротом»; второе, не совсем понятное, «после броска валуха свалиться в ледяную купель»; и третье, самое мрачное и непонятное, «свалиться по трубе на Дно».

Но в данный момент ему было важно, чтобы акция с рекламой завертелась в максимально возможном объеме. Он верил, что если Борису попадется на глаза надпись «Арляпас Звездного Чарли», то земеля сразу все поймет и мигом отыщет мастера клоунады, где бы тот ни находился. А мысль с журналом пока забросил только так, для отвлечения стонов на иную тему. Но сейчас заявление о «трубе» его несколько взволновало:

– С чего это такой пессимизм? Почему это мы должны «вылететь»?

Управляющий скривился и понизил голос:

– Ты, право, словно не от мира сего. Неужели не знаешь, что все газеты и прочие печатные издания под строгим контролем гаузов? А точнее говоря, редакторы и главный цензор – это всегда валух. Мне даже слышать не приходилось, чтобы этим хоть раз занимался человек нашего мира. Даже владельцы типографии обязаны платить такие гигантские налоги и скрупулезно отчитываться за наши афиши, что я просто диву даюсь, зачем они мучаются и как сводят концы с концами.

Связываться с рабовладельцами этого мира Чаплин не собирался никоим образом. Тем более что он так до сих пор и не легализовался. Все никак не удавалось втереться в доверие к поставному сектора настолько, чтобы за взятку справить себе надежный, защищающий от любых подозрений идентификационный жетон. Да и с местным криминалитетом связываться не хотелось. Один раз выйдешь с ними на контакт, потом так и будешь сидеть на крючке и у бандитов, и у местной полиции.

А без жетона никуда из города не выйдешь. И рисковать, пытаясь опять в ночное время выбраться в общественный парк, а потом и до нужного вентиляционного воздуховода с переходом в иной мир было бы очень и очень неосмотрительно. К кому конкретно обратиться с данным вопросом, тоже было непонятно. Администратор, как самый заинтересованный человек, сподвижник и даже друг, для этого не подходил. Хоть и сам уже подозревал о создавшихся у Чарли трудностях, но еще с самого начала заявил:

– Ничем помочь не могу с восстановлением утерянного тобой жетона. Разве что, если придется, скажу, что об этой утере не знал.

Ну и хуже всего, что существовала двойная сетка для идентификации. Внутренний жетон не давал права перемещения в другие города, что невероятно усложняло возможность так необходимой экспедиции к переходу со значком. Для этого следовало оформить торгово-представительский, а он выдавался только на основе внутригородского. Вот такая петрушка получалась…

Так что следовало срочно, еще до начала гастролей или создания журнала, озаботиться собственной легализацией. Но ничего толкового в голову не приходило, разве что после интенсивных раздумий было намечено к рассмотрению одно гипотетически возможное средство. Это были новые умения, которые стали проявляться постепенно у мастера, как у обладателя Первого Щита. Рука у вашшуны в самом деле оказалась легкой. Вырезанный ею лично из крысы-пилап симбионт прижился на теле Найдёнова великолепно и уже на третий день перестал отличаться от других участков тела. А на четвертый день Леонид с радостью обнаружил у себя проблески новых возможностей. Он стал что-то различать в кромешной тьме, у него усилился слух, появилась возможность менять обертоны собственного голоса, замечать несвежую пищу (а может, и яды различать, но пока пробовать что-либо отравленное не доводилось) и проникать особым зрением в структуру не только мягких, но и твердых материалов. В том числе и металлов.

Но лучше всего было то, что его вес не изменился. Землянин опасался двух крайностей: неуемного обжорства, какое напало на друга Бориса, и сильного похудания, которому в большинстве своем были подвержены обладатели Первого Щита на ранней стадии своего преобразования. Ел Чарли Чаплин, к счастью, как и прежде, и чувствовал себя с каждым часом все лучше, если не сказать – великолепней. Разве что только одна проблемка его помаленьку начинала беспокоить: несмотря на то, что пошел десятый день его пребывания в ранге привилегированного в мире Трех Щитов кудесника, Найдёнов не выявил ни малейшего изменения на своем изуродованном лице.

А ведь он хорошо помнил, что его земляк Ивлаев начал расти, излечиваться от тяжелой травмы детства уже где-то на шестой-седьмой день после того, как проглотил симбионты. Там было не так просто как с Леонидом, когда вашшуна взяла да наклеила кусок попискивающей плоти мэтру на плечо. В плену у людоедов Бориса заставили проглотить сразу три Щита – все были уверены, что живут последние часы, а ценные симбионты ну никак нельзя было отдавать людоедам зроакам. Вот и перестарались охотники. Что с ними стало потом – неведомо, а Борису удалось вырваться из плена, и он вновь оказался на Земле. И ему сделали промывание желудка, изъяв Первые Щиты, которые начали воевать между собой, чуть не убив при этом своего носителя.

Правда, потом оказалось, что один Щит все-таки остался в желудке страдальца, прижился, так сказать, до смерти. Но наверняка он и самый сильный был среди ему подобных. Потому что выздоровление Ивлаева, а в то время уже справного барона Цезаря Резкого, шло невиданными темпами, в которые даже Двухщитные врачи верить отказывались.

«У Бори некий симбионт-уникум попался, вот он и стал красавцем за две недели, – успокаивал себя Леонид. – По рассказам специалистов, у других полгода, а то и год на излечение подобных травм уходило. Так что у меня времени еще – масса. Да и неважно, как я выгляжу. Работать даже удобнее… Самое главное, что иные умения проявились, и это мне поможет обзавестись пусть и фальшивым жетоном, но ничем не отличающимся от настоящих. Жаль только, что у меня лаборатории для этого нет. Или что там иметь желательно? Да и в металлах, всяких чипах и программировании я не разбираюсь. А ведь наверняка гаузы нечто эдакое вложили в идентификационные документы из своей технологии. Но в любом случае первый шаг надо сделать, посетив управу нашего сектора… Или не стоит рисковать? Вроде поставной от всей души приглашает, все обещает показать самое интересное… Хм! А не покажет ли он мне тюремную камеру и не спросит ли: «А где твой жетон?» М-да, лучше все-таки придумать нечто понадежнее… Да порасспрашивать Лизаветушку с Ладушкой. Кажется, наши отношения уже дошли до максимально доверительных… Если уж они ничего толкового не подскажут, тогда только и останется либо к поставному на поклон идти, либо к уголовникам в гости нагрянуть. Благо, что знаю, где их искать…»

После разговора с администратором арляпаса Леонид направился в отель, где в оплачиваемых им комнатах на двух этажах проживали артисты, танцовщицы и певцы.

Ему предстояло переговорить со своими подругами по работе и личной жизни.

Глава четвертая


Новые пертурбации на дне


Наш бочонок с ромом, никем не потревоженный, так и покоился в выемке у скалы, прикрытый камнями. Еще на подходе к нему я стал подумывать о целесообразности ношения с собой такой тяжести. Хоть у нас и появился носильщик, но не лучше ли его использовать для других, более насущных задач? Кстати, еще следовало разобраться, будет ли он нам лоялен и подчинится ли, когда окажется возле стен родной башни?

По этим вопросам мы и стали с подругой советоваться, остановившись возле приметной скалы. И опять Ксения показала сообразительность:

– Пусть несет ром, так устанет больше. Потом его прикуем за пределами видимости наручниками к дереву потолще, а сами пойдем штурмовать башню, неся бочонок… хм… на моей спине. Если башню захватим, то все равно там оставаться будет нельзя долго. Придется перебираться с освобожденными женщинами куда-нибудь в иное место. И вот тогда нам все носильщики понадобятся. А то и не на одну ходку.

Я кивнул:

– Ну да… Знать бы еще, куда перебираться станем…

– У этого спросим, – указала подруга взглядом на Пнявого. – Будет не только ром тащить, но и на вопросы наши отвечать. Давно здесь, много должен знать.

Так мы и сделали. Водрузили Пнявому бочонок на плечо, зажали его с двух сторон, да и двинулись дальше.

Как ни странно, Сурт на вопросы отвечал, правда, голос у него был безжизненный. Но сведения он сообщил интересные. Ведь во время недавней пьянки нам не то чтобы врали, но зачастую не договаривали, а то и вообще уходили от ответов. Дескать, новичкам много знать не положено, вот вольетесь в наш коллектив – всему обучим.

Вопросы выбирал я и делал это чисто интуитивно. Так, я спросил не о тех, кто остался в «родной» башне самого Пнявого, а о нашем новом знакомом, Емельяне из замка Зуб. Меня очень заинтересовал он сам и условия обитания в его твердыне. И получил весьма исчерпывающий ответ.

Емельян, как и все остальные обитатели Дна, не имел ни фамилии, ни второго имени. Как и все, он носил данное уже здесь или выбранное самостоятельно (это зависело от позиции человека) прозвище. У него оно звучало более чем оптимистично: Честный. И соответствовало сути этого воина. Истинный рыцарь, бесстрашный мститель, отличный товарищ, противник рабства. Емельян оказался чуть ли не единственным из знакомых Пнявого, который открыто и безбоязненно высказывался за предоставление женщинам полной, безоговорочной свободы. И, пожалуй, только за это рыцаря везде не любили, побаивались и кривились у него за спиной. В головах уголовников и прочей швали не умещалось, что можно и на Дне жить нормальным человеческим обществом.

По той же причине и в самом замке Зуб относились к Честному с настороженностью. Начни он устраивать в одиночку революцию, ему бы этого не простили. И, как говорится, один в поле не воин. Подобных борцов за справедливость убирали тихо и беззвучно.

Я понял, что союзник номер один – найден. И перешел на вопросы, связанные с башней 55/14. Следовало узнать: сколько, где, кто, как атаковать и кто представляет наибольшую опасность. И тут не обошлось без сюрпризов. Монотонным, скучным голосом Сурт сказал:

– Ольшин Мастер – самый старый и самый опытный во всей округе. Но командует в башне не он. Всеми делами заправляет Крэч Быстрый. Причем заправляет уже более года, убив во время жестокой драки своего предшественника на посту главного торговца, переговорщика и управляющего.

– А кому же принадлежат рабыни башни? – спросила Ксана.

– Официально их когда-то купил сам Мастер. Но неофициально они сразу принадлежали именно управляющему. Да и во всех обителях примерно то же самое. Рабовладелец, если он не сам занимает пост управляющего, обязан делиться правами на свою собственность с более сильным, пробивным и властным.

– Так что, если Крэч будет убит, то рабыни перейдут к новому управляющему? – поинтересовался я.

– Да, – ответил Пнявый.

– А что собой представляет ветеран Ольшин?

– Он нас всех ненавидит. И был против того, чтобы мы ринулись за вами и устроили засаду. Утверждал, что вы приличные люди, и, действуя на вас добром, можно добиться большего, чем силой оружия. Но Быстрый приказал ему закрыть пасть и заниматься своими делами. И послал нас всех вперед устраивать цепочку слежения. Он догадался, что вы недалеко от нас, и говорил, что вы везунчики. Тем более когда узнал, что вы справились с бандой Витима. А у каждого из той троицы, как говаривали, в патронташе всегда не меньше десятка «чужих» груанов. Вот потому вас и решили выследить и как следует пощипать вначале и уже потом силой заставить поселиться в нашей башне. Если не получится, то убить и забрать все, что вы с собой принесли сверху.

У Пнявого удалось выведать еще много полезностей. Особенно по поводу оставшихся двух типов и одного парня, которых мы никогда не видели и не знали. Ведь помимо четырех женщин возле Ольшина оставалось сразу трое мужчин. Это я выяснил, описывая хорошо рассмотренного мною типа, который шел по нашему следу вместе с Быстрым. О тех, кто погиб вместе с ним, Сурт и сам догадался, что их больше нет.

И вот эта троица, да плюс Мастер, представляла собой довольно сложную для нас задачку. Про Ольшина Пнявый утверждал, что он и за меч не берется никогда. Как незаменимый специалист он нужен всем: без него невозможна рубка деревьев, он умеет шить, столярить, гнать ром, делать стекло, строить повозки и массу всего иного, без чего не может обойтись ни одна община на Дне. (А по моему мнению, Ольшин мог сравниваться своими умениями и способностями с обладателем Первого Щита.) Таких никто и никогда не убивает. Грабят – да, но ни единой царапины при этом стараются не нанести. И ветеран до сих пор лелеет надежду собрать свои десять ракушек, стать Светозарным и отправиться на поверхность.

Причем не просто думает, а уже пару раз был в нескольких шагах от успеха, потому что разными путями, делами, торгами и заслугами пытается насобирать вожделенный десяток. Три года назад у него было уже восемь груанов, а пять лет назад он насобирал семь. Но тогда башни, где он обитал, пали. Разбойничья война здесь велась постоянно. И порой неизвестно, откуда заявлялась банда человек в сто, а то и в двести, и нагло требовала отдавать все. Легче было подчиниться, чем сидеть в блокаде долгое время, а потом все равно погибнуть. Вот малые общины и отдавали.

Хотя некоторые и сражались до последнего воина, порой даже побеждая десятикратно превосходящего врага.

На данный момент у Ольшина имелось целых шесть «своих» груанов, и он не покладая рук работал над приобретением седьмого. Но, даже имея на руках девять, он сражаться не станет.

Неким темным пятном был молчаливый парнишка лет семнадцати. На Дно он попал лишь два месяца назад и на все реагировал вяло. Его обучали, заставляли овладевать мечом и копьем, но больше он годился только на «подай-принеси». Почему он попал на каторгу, паренек не говорил, но, судя по всему, это была какая-то трагичная история. Как Лузга Тихий себя поведет во время захвата башни, было неизвестно.

Странное имя у меня ассоциировалось с семечками подсолнуха, поэтому я уточнил:

– Так что у него прозвище? Неужели Лузга?

– Это имя, и довольно у нас распространенное, – пояснила Ксана.

Башня была уже недалеко. Мы свернули в сторону от дороги, где я облюбовал нужное дерево, и уселись там – у Пнявого еще о многом следовало выспросить.

Дальше последовал разговор о самых опасных типах, оставшихся в башне. Один из них, правая рука Быстрого, вместе с ним пришедший в башню почти два года назад, некий Кегля. Внешность и ужимки Кегля имел самые мерзостные, низкие и похабные, которые только существуют в уголовной среде. Он умел очень быстро приводить себя в бешенство, становясь берсерком, что делало его очень опасным и непредсказуемым соперником в бою. К женщинам он относился с полнейшим равнодушием, зато считалось, что он обслуживает Крэча в его сексуальных утехах. Хотя никто никогда этого не видел, да и с рабынями управляющий баловался частенько. Но слухи ходили. Из чего стоило сделать вывод: Кегля будет драться до последнего. Потому что такую гниль обязательно убьют потом, как бы он перед новыми управляющими ни извивался.

Второй тип, Олег Светлый, был явной противоположностью уголовникам. Внешне. Здоровенный плечистый блондин с голубыми глазами, превосходный воин и умелец на все руки. Он даже Мастеру помогал в охотку всегда и во всем. Одно только в его характере отпугивало, противоречило прозвищу и заставляло бояться: он был садистом. Даже тервелей и байбьюков Олег убивал не сразу, а долго заставляя хищников орать, дергаться в конвульсиях и захлебываться собственной кровью. А уж о тех пленниках из числа людей, которые попадали в его руки, жалко было вспоминать, настолько жестоко он с ними обходился. Рабыни двойняшки боялись его пуще огня и больше всех остальных обитателей башни вместе взятых.

Этот тоже будет драться до победного, причем в охотку. Олег и был единственным, кто постоянно твердил Крэчу Быстрому, что следует постоянно нападать на соседей, устраивать им засады, хватать, резать и уничтожать, уничтожать, уничтожать… Короче, тот еще прогнивший насквозь фрукт. В любом ином обществе его бы давно казнили, а на Дне он продолжал здравствовать.

Но и этого оказалось мало на наши души. Среди женщин тоже имелась подлая и мерзкая овца, которая подпадала под классификацию «враг». Тридцатидвухлетняя любовница Быстрого, которую он тоже неизвестно откуда привел в башню вместе с Кеглей. Без ума влюбленная в своего патрона и готовая зубами рвать любого, кто просто замахнется на него. Хоть Олега Светлого, хоть Мастера, хоть кого угодно. Она отлично владела ножами, рапирой и умела делать яды и сонные зелья. Бедняжкам рабыням тоже доставалось от нее преизрядно, и она бы их сжила со свету от ревности, если бы не прямая угроза управляющего: «Повредишь физически мое добро – руки поломаю!» Угрозы он свои выполнял всегда, вот любовница и сдерживалась. Но все равно над двойняшками измывалась по-черному. Как бедняги только руки на себя не наложили…

Все это мы выслушали внимательно, уточняя малейшие детали.

Настало время действовать. Мы и так уже полчаса тут проторчали. Хотя я и продолжал наблюдать за башней и был уверен в том, что нас оттуда никто не видит.

Когда я приковал Пнявого наручниками к стволу, причем ядовитому, он по-прежнему бесстрастно сказал:

– Я понял, что ты с этой точки прекрасно видишь башню. А значит и зрение у тебя лучше всех. Древесину ты тоже различаешь, выбрал специально это вот ядовитое дерево. Я-то тут каждый ствол за долгое время запомнил, они ведь вечные… Миха… Молчун… не забывайте про меня. Жить мне не хочется, да и умер я уже… Но в любом случае постараюсь вам пригодиться… Удачи!

Мы двинулись к дороге, чтобы подойти к башне именно с той стороны, и я все с недоумением оглядывался на мужика. Вроде ему уже все равно, но заметил все! Даже куда я посматривал время от времени и к какому дереву подвел. Экий шустрый, даром что трус и моральный покойник. Но, может, как раз чудесное спасение в самый последний момент и заставит человека жить совсем по-иному? Может, он и в самом деле нам пригодится?

ТЕЛЕГРАМ

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник

Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)

Поиск книг

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

О психологии, саморазвитии и личностном росте

Саморазвитие

Детективы и триллеры, все новинки

Детективы

Фантастика и фэнтези, все новинки

Фантастика

Отборные классические книги

Классика
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник
БИБЛИОТЕКИ

Библиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории

Любовные романы

Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров

Фантастика

Самые популярные книги в формате фб2

Топ фб2 книги