Раб из нашего времени. Книги 1-7

Теперь разъяснять мне начал мой примерный ровесник, молодой Миурти. Видимо, он поверил, что я не предатель и не подосланный лазутчик. Да иначе я бы отказал ему в логическом мышлении.

– Когда щит с себя снимаешь, он начинает ярко светиться зелеными бликами и попискивать. Мало того, одну рудню и два дня, то есть более шести суток, первый щит практически неуничтожим. Даже после моей смерти сегодня вечером он будет жить еще более суток, мигать и пищать как недорезанный. По этой причине спрятать тут его ни среди соломы, ни среди камней тоже не получится. На теле его тоже потом отыщут.

– Почему же вас сразу не обыскали?

– Обыскали! – Парень дернул себя за торчащие лохмотья одежды. – Оружие все забрали, но вот приклеенный к телу щит совершенно не виден и не прощупывается.

– А меня почему не обыскали?

– Чего у дитятка искать? Забрали небось кортик, да и весь сыск.

– Не было у меня кортика.

– Тем более! Хотели сразу в котел, да выяснили твой возраст и бросили к нам. И по большому счету… – Миурти сделал задумчивую паузу, после которой мило улыбнулся: – Может, это и к лучшему. Все равно мы ничего не теряем, если одарим тебя первым щитом и ты его проглотишь. Вдруг это и в самом деле тебе силы придаст, ловкость повысит. Глядишь, хоть ты от стрел спасешься. – Он словно размышлял, отбрасывая последние сомнения. – Эх! Решено! Саабер, отдай ему свой щит.

Последний приказ прозвучал жестко, и я наконец-то понял, кто здесь самый главный то ли по рангу, то ли по званию. Но в то же время реакция всех остальных меня весьма удивила. Кажется, они совершенно не понимали, что самый молодой среди них задумал, и выглядели полностью растерянными. Вдобавок интуиция моя вдруг проснулась и стала шептать что-то неразборчивое про коварство и человеческую подлость.

Но делать было нечего, события уже двинулись своим чередом. Вздумай я сейчас буянить или сопротивляться – окончательно бы приняли за предателя или полного, неизлечимого дебила. Поэтому я словно по телевизору наблюдал, как сухопарый учитель обнажил правое плечо и сдернул с него кусок кожи, как мне показалось вначале. Размером с ладонь взрослого мужчины, этот кусок и в самом деле вдруг начал мигать зелеными бликами и несколько противно попискивать, увеличивая громкость издаваемых звуков.

– Быстрее! – скомандовал Миурти, и все шесть пленников окружили меня плотным кольцом, а учитель стал сворачивать кусок сопротивляющейся плоти в тонкую трубочку.

Меня объял ужас.

– Он же огромный! Я подавлюсь! Задохнусь в судорогах!

– Не бойся, парень! Он сам проскользнет тебе в гортань, – успокаивал Саабер, держа пищащий щит двумя руками, словно свернутую салфетку. – Открывай рот, а я помогу.

– Может, вы его хоть сполоснете? – Меня уже тошнило от отвращения.

– Воды нет ни капли, так что не капризничай, – вовсю раскомандовался Миурти.

– Потом, если чуток застрянет, не паникуй, – советовал учитель, – а проталкивай в горло своим пальцем. Начали!

Кажется, меня придержали и даже помогли открыть рот. А потом это что-то, мерзкое, шевелящееся и живое, проскользнуло мне в гортань. Да там и замерло, пытаясь опять развернуться и перекрыв мне абсолютно все дыхание. С выпученными глазами я в панике стал извиваться, словно дикий питон, и только краем уха услышал донесшийся мне в ухо крик:

– Пальцем! Пальцем его толкай!

Моя рука послушалась этого приказа в обход моего сознания. Видать, ей очень хотелось спастись вместе с остальным телом. При этом палец, вместе с ладонью, я чуть не откусил в судорожных спазмах, но главная помеха для дыхания таки проскользнула вниз по пищеводу, там болезненно заворочалась и затихла. А я рухнул на коленки, размазывая по лицу слюни, пот, обильные слезы и пытаясь хрипло отдышаться. Пока я это делал, пленники скучковались в сторонке вокруг своего молодого командира, интенсивно что-то обсудили и даже успели ожесточенным шепотом поспорить. Мне удалось только расслышать последние слова Миурти, который он произнес с леденящим кровь шипением:

– Всю ответственность и грех я беру на себя! Выполнять!!!

После чего все опять меня окружили и с какой-то неискренней заботой стали хвалить и сочувствовать:

– Молодец! И в самом деле настоящий хранитель!

– Сумел протолкнуть.

– Ага! Любой из нас бы сразу умер.

– Настоящий мужчина! Даже не дрогнул!

Это я-то не дрогнул? Извиваясь и паникуя, словно червяк на сковородке?! Что за чушь они несут? Я присмотрелся к их лицам внимательнее, пытаясь поймать уклоняющиеся в сторону взгляды.

– Как себя чувствуешь? – как-то нервно поинтересовался Саабер. – Если в первые пять минут человек не погибает, значит, первый щит стал вживаться. Так что радуйся: отныне тебе доступна любая волшба!

– Да? И с чего мне начать? – выдохнул я.

– А ты получил в горах теоретические знания? Если да, то теперь, с практическими умениями, ты ими можешь воспользоваться. Если нет, то мы ничем не можем помочь! Увы! – Он печально, но несколько притворно, как мне показалось, развел руками. И вдруг замер, задумавшись, словно его осенила внезапно пришедшая на ум идея: – Разве что… Точно! Почему бы и не попробовать? Существует мнение, что если проглотить еще парочку щитов, до того как первый приживется, то они усвоятся в тесном соседстве все вместе. Вот тогда носитель умеет творить волшбу и без предварительного обучения. Попробуем?

Он врал! Явно, бесстыже и нагло! Я это прочувствовал всей своей душой и талантом истинного артиста. Учитель никогда не играл ни в одном спектакле! Вот только я не мог с ходу сообразить, почему они так расщедрились. То говорили одно, теперь поменяли свою точку зрения на противоположную. С чего вдруг такая немыслимая щедрость?

Решение я принял твердо и бесповоротно:

– Нет! С меня и одной такой гадости хватит!

– Слышь, Борей, – с заискивающими нотками в голосе, забулькал гигант, – это ведь какая честь и престиж – проглотить еще два щита! Такое никому и никогда не удавалось сделать из-за страшной дороговизны и воистину огромной редкости добытого нами трофея. Нам повезло сказочно, мы три крысы-пилап поймали, но увы! Воспользоваться или заработать на этом мы уже не сможем. Так воспользуйся хоть ты, нам не жалко.

– Что-то я не чувствую никакого прилива сил, – пробормотал я. – Да и умереть прямо сейчас – не хочется.

– Почему прямо сейчас? – возразил с горячностью Саабер. – Даже в любом случае это произойдет не раньше чем через два дня.

Вот он и проговорился! Вот мои витающие подозрения и обрели почву под ногами! Как все просто: скормить первые щиты потенциальному хранителю и тем самым лишить зроаков возможности ими воспользоваться. Пусть хранитель изд охнет, но врагу ценнейшие трофеи в любом случае не достанутся. Я сам, собственным идиотизмом и глупыми наводящими вопросами, подсказал пленникам наилучший выход из создавшейся патовой для них ситуации.

А что мне поможет отказаться от такой щедрости? Правильно – артистизм!

– Ой! – схватился я двумя руками за живот. – Ай!.. Что это меня так скрутило! Воды! Дайте мне срочно чем-то запить! О-о-ой! Как больно!

Все шестеро заметались вокруг меня как переполошенные няньки:

– Где же ее взять?!

– Нет воды! Ничего нет!

– Разве только кровь!

– Точно! Но ты сможешь пить теплую?

– А? Ну отвечай же!

– Если он настоящий охотник – то сможет! Правда, парень?

На какой-то момент моя художественная самодеятельность сменилась удивлением.

– А где вы кровь возьмете?

– Да у меня ее с излишком! – радостно забасил гигант, закатывая рукав рубахи. – Ты только сядь чуть ниже, потому как посуды для сбора нет. Эх, жаль, резануть нечем!

– Я прокушу, – с готовностью предложил один из охотников.

Я, конечно, пока благоразумно помалкивал о моем швейцарском ножике с набором универсальных лезвий, ну и понятно, что совсем не поверил в подобную жертвенность.

– Да нет, я не смогу.

– Ерунда! – продолжал гигант, силой усаживая меня на пол и с самой искренней жертвенностью поднося руку к моему рту. – Ты просто закрой глаза и представь, что это теплый бульон, и глотай спокойно. Кусай!

Его товарищ уже стоял на коленях рядом со мной и с резким, решительным выдохом потянулся раскрытой челюстью к венам на запястье.

– Стойте! Не надо! – выкрикнул я. – Это же людоедство!

– Да нет, – словно маленькому, несмышленому ребенку принялся втолковывать Саабер. – Просто иногда при сильных болях рекомендуют попить свежей крови, так щит быстрее успокаивается.

– Человеческой?

– Да нет, любого животного. Но когда нет козы или курицы под рукой, то и человеческая сойдет.

Кажется, меня сейчас напоят насильно кровью, и я против собственной воли в последние часы своей жизни стану людоедом. Тогда только и останется, что немедленно повеситься на собственном ремне: такого ужаса я не выдержу морально. Поэтому я опять воскликнул:

– Стойте! Подождите немного. Уф! Мне, кажется, полегчало. – Прислушался к себе, потрогал за живот. Потом встал на ноги и прошелся по нашему месту заточения. – Да, боли прошли. Испугался, видимо, щит моих конвульсий.

При этом я постарался так и двигаться, чуть ли не делая на ходу производственную гимнастику и усиленно дыша носом. Ну и расстояние между собой и охотниками старался выдерживать самое безопасное, с моей точки зрения. Не помогло.

Компания о чем-то интенсивно пошепталась, а потом Миурти кошачьим шагом устремился ко мне и решительно произнес:

– Извини, парень, но времени у нас может и не остаться на потом. Поэтому давай глотай!

От ужаса и страха я пискнул что-то несуразное, уже сразу начав задыхаться от плохого самочувствия. Мои опасения подтвердились на все сто: если я не согласился добровольно, то в меня запихнут оставшиеся первые щиты насильно!

Многочисленные руки зажали меня намертво, и начался кошмар.

На короткое время для моего тела наступила пора комы.

Сволочи! Подлые предатели! Грязные ублюдки!

Эти и еще многие и многие грязные ругательства и оскорбления я стал исторгать из себя минут через десять, после того как отдышался, прекратил попытки выблевать проглоченные первые щиты и вполз трясущимся телом на каменные нары. Хорошо еще, что порций насильственной добавки оказалось только две, иначе смерть меня бы настигла при параличе мозга, который и так перестал соображать. Но сразу три собравшиеся в моих внутренностях куска препротивной плоти вели себя на удивление тихо, пока… Нисколько не мешая мне высказать все самое плохое о своих мучителях.

Наверное, я бы ругался и проклинал охотников до тех пор, пока мои губы не потрескались от жажды, но их спасла серия ударов колокола. Тотчас мои скорбно вздыхающие и молчащие сокамерники бросились к тому краю помещения, которое перегораживалось поперечными стальными прутьями. Разве что Миурти остался возле меня. Зато его товарищи заботливо отерли внушительное, длинное корыто от пыли, выгнали оттуда парочку пауков и стали ждать.

Вскоре и людоеды появились, в количестве трех особей. Один волок два полных ведра с водой, второй нес на спине внушительный мешок, а третий оказался уже знакомым управляющим по имени Заррабга, с наколотыми на лбу щитами. Он прямо с порога стал восклицать:

– Что, мясо, не спится? А зря! Сегодня ночью вам силенки и бодрость ой как понадобятся! Правила знаете? Ничего, мне повторить не трудно.

Первый зроак довольно бережно выливал воду из ведер в длинное корыто, край которого выступал на ту сторону решеток. Второй доставал из мешка нечищеные сырые овощи, буханки хлеба, маленькие головки сыра и бросал все это через щели между прутьями. Ну а Заррабга речитативом повторял правила предстоящего развлечения.

Каждому людоеду, желающему потешить свои низменные инстинкты, выдавалась всего одна стрела, которой он, по предварительной договоренности, должен был убить конкретного пленника. В кого он стреляет – пленникам не сообщалось, дабы те двигались и бегали по камере более интенсивно. Если стрелок убивал не свою мишень, его облагали огромным штрафом, если попадал правильно, имел право забрать мясо на собственную кухню или принести в дар принцу и его гостям. Если просто промазывал в стрельбе, то выставлял другим спорщикам выпивку из своих запасов.

В общем, веселье – в самом гнусном стиле людоедского бытия. И только управляющий оказался единственным в этой крепости существом, заинтересованным в нашей долгой выживаемости. Еще и пояснил со всей циничной откровенностью:

– Постарайтесь выжить, очень вас прошу. И обещаю, что кормить вас буду, поить и дальше самым лучшим и качественным. Если эту ночь переживете, то даже вина подброшу для расслабления. Гостей тоже постараюсь привести сюда уже после того, как они будут изрядно навеселе, да и не все из них отличные стрелки, может жребий именно на них пасть, тогда вам вообще будет увернуться от стрелы – не проблема.

Гигант не выдержал и зарычал:

– А чего это ты, гад, о нас так беспокоишься?

– Я не о тебе беспокоюсь, о самый большой ломоть мяса! – заржал управляющий. – Я беспокоюсь в первую очередь о твоих земляках. Ибо как только вас изжарят, от меня принц потребует опять заполнить тир живыми мишенями, мне придется посылать отряд в ваше драное Леснавское царство, а то и самому с ним переться за тридевять земель. Какой-нибудь поселок или деревню мы сожжем, жителей пригоним сюда, так что учитывайте: чем дольше вы продержитесь, тем меньше ваших земляков погибнет. А чтобы вы не сомневались, то подождите несколько дней и сами поговорите с новыми соседями. Боевой отряд уже отправился в Трилистье, и вместо четырех съеденных позавчера дохляков здесь вскоре будет не протолкнуться от новых мишеней с востока. Так что старайтесь, ребятки! Выживаемость – это не только в моих, но и ваших интересах.

Управляющий внимательно осмотрел каждого угрюмого пленника, остановив свой взгляд на мне:

– Что, дитятко, не обижают тебя эти голодранцы с запада?

Я хотел высказаться крайне негативно и о своих сокамерниках, и о людоедах, но вместо понятных слов из моего измученного спазмами горла вырвался только хрип и клекот. Зато отозвался с презрением сидящий рядом со мной Миурти:

– И где вы такого недоростка отыскали? Он даже бегать как следует не умеет.

– О! Ты не видел, с какой ловкостью он от кнута нашего повара уворачивался, – рассмеялся Заррабга. – Я, правда, тоже не видел и сомневаюсь, но и страж верхнего яруса подтверждал необычайную подвижность этого уродца.

– Вот именно, что уродца, – продолжал кривиться молодой охотник. – Вы же его мясом отравитесь, он явно болен. Взяли бы его лучше себе в слуги, он и то своей шустростью больше бы пользы принес, с веником и совком по коридорам замка бегая.

– Издеваешься, мясо? Только людей нам в слугах не хватает! Хе! Сами справляемся. А что не можем, то за нас кречи делают. Так что и этот живчик пусть от стрел побегает, вы его подучите как следует, авось и выживет сегодня. Ха-ха-ха!

Под этот утробный смех все три зроака и покинули довольно просторное помещение через дверь справа и там начали разговор с кем-то еще, слышимый, пока дверь плотно не закрылась, отсекая шум.

Хоть я и не спрашивал ничего, парень мне стал объяснять по собственной инициативе:

– За той дверью сидит страж этого тира. Дед. Вернее, не сидит, он там проживает. Следит за луками, готовит и чинит стрелы, поддерживает у себя огонь в камине. Сюда только один раз показался, позавчера, когда выдавал принцу и его гостям луки и стрелы. Противное создание, старое и наглое: не постеснялся у принца выклянчить лопатку из любой жертвы и прыгал от радости, когда убили всех четверых воинов Трилистья. И остальные зроаки к нему с уважением относятся, словно к старому ветерану или наставнику.

Я стоически проигнорировал его слова, пытаясь сообразить, зачем он мне это рассказывает и почему все остальные, хоть и аккуратно собрали всю пищу, уложив ее на каменные нары, продолжают стоять и не приступают к обеду. Уж не собираются ли они разыграть сцену «Искреннее покаяние и заламывание рук с расшибанием лбов об стену»?

Кажется, угадал. Миурти тяжело вздохнул, и тон его стал просительным:

– Прости меня, это только моя вина. Эти люди не имели права отказаться от выполнения моего приказа.

Массажируя себе горло, я поморщился и вполне разборчиво прошипел:

– Да мне по барабану, кто виноват и кто тут у кого в шестерках ходит. Как по мне, то вы все совершенно родственны душами и поступками и ничем не отличаетесь от этих проклятых людоедов. В вас не осталось ни капли человечности!

– Да ты пойми, Борей! Не мог я поступить иначе. Каждый новый несущий щиты среди зроаков – это неисчислимые смерти среди обитателей нашего царства. Да и не только нашего, это горе и страшная смерть для всех остальных людей. И поверь, если бы существовала иная альтернатива, то я с радостью бы отдал свою жизнь, лишь бы первые щиты не достались нашим тюремщикам. И так крепость Дефосс считается самым мерзким местом в Гадуни, а так бы у них еще три воина научились творить волшбу.

– Да? – скривился я. – Так почему же ты сам эту гадость не проглотил?

– Не получилось бы и умер, и первый щит бы обратно у меня изо рта выбрался.

– Рассказывай! Умирать-то не тебе завтра или чуть позже придется! – бушевал я от злости и ненависти. – Легче всего над калекой беззащитным издеваться!

Парень умудрился и покраснеть, и побледнеть чуть не одновременно. Но на какой-то поступок решился окончательно. Потому как произнес решительно:

– Да, это мой грех! И я не боюсь взваленной на себя ответственности. А чтобы доказать, что не боюсь смерти, готов понести из твоих рук наказание. Вот! – Он бухнулся передо мной на колени, схватил мои руки и положил их себе на шею: – Души! Имеешь полное право! Да и мне после этого станет легче!

В воцарившейся после этого полной тишине отчетливо послышался скрип зубов. Кажется, остальные охотники переживали не меньше своего командира, но даже не повернулись в нашу сторону.

– Их тоже можешь не бояться, – продолжил Миурти, тоже явственно расслышавший скрип зубов. – Ты в своем праве, и они тебя и пальцем не тронут.

С минуту мы все оставались в замершей композиции, и я четко осознал, что жизнь парня полностью и фигурально выражаясь в моих руках. Он даже сопротивляться не станет после сжатия моих ладошек.

М-да! Серьезные ребята!

После вздоха я убрал руки, встал и отправился к корыту с таким видом, будто ничего не произошло.

– А воду тут хоть свежую приносят?

– Конечно! Очень вкусная! – пересохшими губами воскликнул обрадованный таким развитием событий гигант. – Пей!

– Да? – хмыкнул я, наклоняясь к корыту и принюхиваясь. – Таким, как вы, верить – себя не уважать! Может, вы хотите мной проверить наличие яда?

Все охотники скривились от такого плевка в их сторону, но рвущееся возмущение все-таки в себе подавили. Понимали, что у них рыльце не просто в пушку, а в чем похуже. Поэтому и гигант, приблизившись к корыту, просто демонстративно припал губами к воде и выпил в несколько глотков чуть ли не литр. А подошедший Саабер стал уговаривать:

– Да ты пей, Борей, пей! Мы потерпим пока, да и на потом для всех хватит. Сейчас главное – тебя напоить, тогда болей у тебя в желудке никаких не будет. Все-таки три щита – это не один. Сам понимать должен.

– Да я-то понимаю! Все понимаю! Насквозь ваши мерзкие душонки теперь вижу! – прохрипел я со злостью, но потом все-таки последовал здравым подсказкам рассудка.

Жидкости в меня вошло литра два, не меньше. И раньше оторваться от корыта я просто не мог, силы воли не хватало. Отдышавшись и прислушавшись к затихшим шевелениям в желудочном тракте, я с бесцеремонной наглецой отправился к продуктам:

– Как делить будем?

– Все лучшее тебе! – стал убеждать меня учитель. – Выбирай любое, что тебе нравится. У тебя сейчас аппетит повысится, и начнется невероятный обмен веществ в организме.

– Чего продукты зря переводить, коль все равно завтра помру?

– А вдруг и не помрешь? – подхалимским тоном, которым обращаются с душевнобольными, продолжал заливаться соловьем Саабер. – Каких только чудес в нашем мире не случается.

– Это точно, – с философским равнодушием согласился я, отбирая все самое вкусное и начиная кушать так, будто с голодного края сбежал. И уже с набитым ртом спросил: – Когда я колдовать смогу?

– Трудно сказать, здесь вариантов масса, и в каждом отдельном случае результаты разные. – Учитель уселся рядом, взял кусок сыра и стал от него отщипывать и отправлять в рот маленькие кусочки. Остальные охотники тоже взяли себе довольно скромные порции и стали не спеша кушать. – Тем более что сам я щита до сих пор не имею, к большим секретам не допущен и знаю все детали только теоретически. Но то, что ловкость, сила и скорость у тебя улучшатся, ты уже знаешь. Происходит это уже в первые часы. Потом ты сможешь лучше видеть в полной темноте, ощущать прочность материалов, лучше слышать и острее улавливать любые запахи. Кстати, и с дальнего расстояния ты теперь станешь различать мелкие детали намного лучше. По некоторым утверждениям, получается, что и пищу вскоре ты сможешь при желании перерабатывать самую неприхотливую. Вплоть до травы, коры или листьев деревьев.

– Спасибо, порадовали, – проворчал я. – Приятно будет осознать себя полным оленем! Или конченым лосем!

– Странно ты названия животных коверкаешь, – пожал плечами мой консультант, но тут же вспомнил, что я дикий горец, и продолжил прежним речитативом: – Помимо этого у тебя появятся таланты приручать животных, отличать некоторые яды и успокаивать зубную или иную малую боль у другого человека. Но самое важное, что твое тело начнет само излечиваться от любых болезней и восстанавливаться до нормального состояния.

Я замер, перестал жевать и завращал интенсивно ладошкой, требуя более детального разъяснения последних слов. Кажется, меня поняли верно.

– Ну вот ты в детстве упал, повредил позвоночник, перестал расти. Зато отныне прижившийся в тебе щит подлечит вначале позвоночник, потом восстановит процесс нормализации роста, и через какое-то время ты станешь нормальным мужчиной. Точно таким, каким ты стал бы в случае здорового и полноценного детства.

Когда я прокрутил на разные лады последние утверждения, то мне пришлось выплюнуть остатки пищи себе под ноги, чтобы не подавиться. И то закашлялся, смотря на учителя взглядом, полным сомнения, непонимания и подозрений. Тот пожал плечами, спрашивая:

– Ты что, не знал? – И сам себе ответил: – Ах да! Забыл о твоем месте рождения! Но твой наставник недаром тебя послал в Рушатрон. Наверняка он хотел, чтобы ты сам догадался, узнал и отыскал возможность покупки первого щита, как и последующего потом заглатывания. Мало того, твой наставник сумел в тебе рассмотреть нечто такое, что рассмотрел и Сияющий курган. То есть сразу подозревал, что ты можешь стать хранителем. Тогда бы у тебя была гораздо б ó льшая возможность купить первый щит и стать совершенно здоровым. Если бы не сбежал от беседы с хранителями после прослушивания музыки, они бы тебе объяснили все легко и просто. Да и другие люди должны были сразу заинтересоваться таким простым вопросом: как, когда и за какие деньги ты собираешься покупать возможность стать нормальным? Спрашивали?

Я к тому времени уже прокашлялся и вспомнил о странном поведении старпома за столом и деликатном уходе от темы после мимики его дочери. Мансана просто не хотела меня смущать! Она твердо была уверена, что я стану здоровым и полноценным мужчиной!

Вот оно! Теперь мне стало ясно отношение и всех остальных людей. Они и не сомневались в кратковременности моего жалкого состояния! Они и не сомневались, что девушка, к оторой я понравился, если не скоро, то все равно обязательно получит в свои ручки вполне респектабельного жениха. И теперь мне еще больше раскрылись все те чувства и привязанность, с которыми ко мне относилась Мансана: да она не сомневалась в нашем скором бракосочетании!

Поэтому я и промычал с запоздалым озарением:

– Не спрашивали! Но я мог бы и сам догадаться.

– А насколько большие средства дал тебе твой наставник в дорогу?

– Да вроде как мизерные, как мне показалось вначале. – Приходилось правду совмещать с вымыслом, хотя, скорее всего, в этой камере во лжи давно отпала всякая необходимость. – Монеты из Заозерья. Но когда я поменял парочку из них, самых дешевых и невзрачных на вид, мне отвалили за них кучу серебра.

– Вот видишь! – радовался своей прозорливости Саабер. – Твой наставник – мудрейший и образованнейший человек. Не удивлюсь, если он еще и носитель всех трех щитов. Вспомни, умел ли он творить волшбу?

Я притворно покряхтел, якобы копаясь в воспоминаниях, а потом решительно замотал головой:

– Ни сном ни духом!

– Интересное выражение. Но для носителя скрыть свои возможности от простого человека – элементарно! Тем более если он ушел из большого мира и стал отшельником. Но это уже сейчас и не важно.

Он еще продолжил что-то там булькать о своем царстве, пересказывая легенды о тамошних отшельниках, а я впал в коллапс умственного шока, мое сознание замкнулось само в себе и утопало в хороводе панических и печальных мыслей.

Какая жизненная несправедливость! Самое страшное и ужасное горе моей жизни вполне может быть преодолено, побеждено и оставлено в прошлом как плохой сон! Но когда это происходит! После того как я открыл великую тайну переходов, после того как я побывал в двух новых мирах, после того как я побывал в сказке и легко мог стать уважаемым хранителем. Я мог стать великим художником, со здоровым телом – и не стал. Я мог стать горячо любимым мужем, с полноценными отношениями, но и это теперь неосуществимо. Я мог стать кем угодно в прекрасной империи Моррейди – но по собственной глупости и непреодолимому невежеству стал пленником. Стал пищей для ужасных людоедов.

И в таком жутком месте судьба надо мной решила последний раз надругаться. Дала мне сразу три щита, дала знания о своем выздоровлении, но не оставила даже единственного шанса для спасения и продолжения моей никчемной жизни.

Грустно. Печально. До слез обидно!.. И до судорог жалко таких великолепных, но бездарно растраченных шансов. Ну почему мне всегда не везет? А если хоть какое-то наступает улучшение в моей жизни, то лишь перед еще более печальной и непоправимой жестокостью, несправедливостью, кошмарной бедой или унижением. Стоило после всего этого бороться за свою никчемную жизнь! Может, стоило умереть давно и больше не мучиться? Или умереть сейчас, чтобы мой труп успел испортиться и не попасть на стол к людоедам? А что, здравая мысль, тем более что придумать, как покончить жизнь самоубийством, для меня проще простого. Итак, решено?

Кажется, мои мысли читались у меня на лбу. Потому что все шесть охотников теперь стояли вокруг меня и с виноватым, покаянным видом думали, как на меня повлиять благотворно. Начал гигант, причем довольно доходчиво и единственно правильно:

– Дурак ты, Борей! Умереть – самое простое. Умереть – это удел слабаков и нытиков! А вот ты попробуй проживи лишний день! Попробуй вырвать у смерти каждый дополнительный час собственной жизни! Попробуй оценить правильно каждую выигранную минуту. Умей поблагодарить судьбу за лишний глоток воздуха, сказать спасибо удаче за любой дружеский взгляд и оценить даже маленькую случайность как лишний шанс.

Он говорил все правильно и пробился к моему разуму. Умирать мне уже не хотелось. Но и обида не отступала.

– Ага… Если бы рядом со мной был бы хоть один друг…

– А я? – Гигант рухнул на колени и протянул ко мне обе ладони: – Прими мою дружбу, Борей! Не отвергай! Поверь, ни одна стрела тебя не коснется, потому что я тебя всегда прикрою своим большим телом.

И я поверил. Сразу поверил и навсегда. Глаза опасно защипало от такого искреннего и до глубины души честного предложения дружбы. Даже пришлось смешно пошевелить носом, чтобы слезы не прорвались наружу. После чего я ударил ладонями по его огромным пальцам и согласился:

– Принимаю! Только как тебя хоть кличут, друже?

– Смел! – А что, подходит имечко.

Но не успел я порадоваться первому и такому огромному другу в своей жизни, как и все остальные охотники стали ко мне подходить с протянутыми вверх ладонями, называть свое имя, предлагать дружбу и клясться в преданности до гроба. Им я тоже верил, отчего сердце наполнялось тихой, горделивой радостью.

Последним подошел Миурти, руки не протягивал, а без надежды в голосе попросил:

– Если сможешь – прости меня. И прими мою дружбу.

Ему я верил еще больше. И уважал безмерно за принятое тяжелейшее, но единственно верное решение. Про себя я сразу решил, что так бы не смог поступить. А этот парень и прежде, и сейчас поступает единственно верно. Поэтому я ответил:

– Да нет, все правильно ты сделал. Уважаю… и готов к нашей дружбе.

Такого моего решения никто из охотников не ожидал. Так что на некоторое время воцарилось в камере буйное оживление, последовали короткие рассказы о себе и даже послышались смешки. Я уже всеми мыслями настраивался на измышление хоть какого-то выхода из этой тюрьмы. Все-таки призрачные, но шансы на спасение имелись.

А уж ради своих друзей Борис Ивлаев на все готов!

Глава тридцатая

Реализация шансов

Наш гомон прервали шесть ударов громадного колокола. Хотелось, конечно, поинтересоваться, что это и почему оно так громко звонит, но сейчас и этот момент был не важен, время уходило стремительно.

Я решительно вскочил на ноги и отправился к горизонтальной решетке. Там деловито достал свой перочинный ножик, вытащил напильник и попытался интенсивно попилить довольно толстый, сантиметра четыре, прут. За моей спиной вскоре послышалось натужное сопение всех шестерых и удивленный голос Саабера:

– Отличная сталь? Откуда она у тебя?

– Наставник подарил.

– Да-а, шикарная вещица. Но и она бесполезна против прута. Тем более два мы и за лутень не перепилим.

– Достаточно один прут убрать, моя голова пролезет.

– И один не получится. Твой инструмент его даже не царапает.

– Ну да, конечно. – С усилием всматриваясь в неподдающуюся сталь, я удивился: – А чего это прут такой внутри перекрученный местами? Словно веревка или канат?

После моего вопроса учитель радостно зашипел и дружески сжал мое плечо:

– Действует! Первый щит начал приживаться и, пока не занят борьбой с остальными, уже дал тебе некоторые умения! Ты видишь внутреннюю структуру этого прута! Ты его просматриваешь чуть ли не насквозь.

– Хм! Отлично! – обрадовался я и задал резонный вопрос: – Что это мне дает?

Саабер развел руками с сожалением:

– Пока ничего.

– А вот и неправда! – Я просматривал вначале один, потом второй, затем и третий прут и наконец нашел место с неким подобием стыка. Да и пустота там с раковиной маленькая просматривалась. – Ага! Нашел!

Затем встал и стал осматриваться по всей камере.

– Что ты ищешь? – с готовностью помочь поинтересовался Миурти.

– Камень, вот такой толщины. – Я показал пальцами.

– Есть чуть тоньше, – отозвался Смел, бросаясь к куче полугнилой соломы и извлекая небольшой плоский камень.

– Еще лучше, подложим куски ткани, да и держать будет сподручнее. Теперь, – я подошел к корыту и пнул его ногой, – сумеете выдернуть с кладки?

Охотники недоуменно стали переглядываться, после чего Саабер высказал вслух главное сомнение:

– Мы тоже думали об этом. Но корыто слишком легкое, им ни прут не перебьешь, ни дверь не протаранишь. Тем более что сразу на шум подастся стража и…

– Ударить потребуется только один раз, – заверил я. – Сковырнете?

– Запросто! – заверил меня гигант.

– Уже лучше. Начните прямо сейчас, но постарайтесь его оставить на прежнем месте, а я высчитаю время.

Правда, вначале мы все напились от пуза, так как опасались пролить воду на землю, а собрать ее было не во что. Потом четверо охотников во главе со Смелом занялись расшатыванием и выемкой цельно сделанного из гранита изделия, а я, под удивленными взглядами Миурти и Саабера на мои наручные часы, стал высчитывать точное время. Для достижения нужного эффекта, зная продолжительность горения каждой таблетки сухого спирта, большого ума не требовалось.

Требовалось и уточнить возможность нежданного визита как стражников, так и самого управляющего крепостью.

– Только в том случае, если им попадутся еще пленники и они их сбросят сюда, – заверил меня учитель. – Да и то они сбрасывают жертву вниз точно как тебя, через прозрачный люк в потолке.

– Принято! Но все равно один должен не спускать глаз с двери оружейной и, как только она вздрогнет, дать мне знать. Я буду слишком сосредоточен. Остальные, как только я дам команду, поднимаете корыто и бьете со всей силы в место нагрева прута. К тому времени зазвучит колокол, и ваш удар должен идеально совпасть с его ударом.

Кажется, мою задумку стали понимать, но количество сомнений при этом только росло:

– Сумеем ли мы потом отогнуть прут?

– Легко. Принцип рычага.

– И ты один отправишься убивать старого ветерана?

– Никто из вас в такую узкую щель не пролезет.

– Но ты сумеешь его убить?

Понятно, что, глядя на мою внешность и зная мою выдуманную историю про жизнь с отшельником, в подобной прыти просто следовало сомневаться. Но кажется, я ответил довольно твердо:

– Можете не сомневаться! Да и другого выхода у меня не останется.

– А чем же ты раскалишь или хотя бы нагреешь такой пруток?

– В диких горах тоже чудеса случаются, – загадочно ответил я, доставая из узкого кармана таблетки сухого спирта и выкладывая их на нары рядом с выбранным прутом.

Некоторые таблетки раскололись, но все равно пребывали в добротном и функциональном состоянии. Поджечь первую из них тоже не составило труда. Да вот только от зажигалки ничего путного не осталось, колесико не крутилось, кремния не было, газ вытек. Видимо, либо удар бича по ней пришелся, либо при падении сломалась. Но ведь добыть искру – дело нехитрое. После сверки времени я высек напильником ножа обильные искры из камня на выдернутые из одежды нити, те затлели, и, раздувая пламя, мы зажгли кусок тряпки. После чего и первая таблетка загорелась ярко и сильно.

Используя камень, словно подставку, я регулировал точку самого яркого пламени на выбранное место, поджигая в нужное время следующую таблетку, и тщательно вглядывался во внутреннюю структуру стального прута. Чудо действовало! Я и в самом деле мог рассмотреть место соединения и тонкий кусок стали вокруг него. Постепенно раскалившийся металл менял свои свойства, покрывался сетью морщинок, и внутренняя каверна продолжала увеличиваться.

Да и время я рассчитал более чем точно: как только разгорелась последняя таблетка, грянул первый удар колокола, и я принялся командовать:

– Вырывайте корыто! Несите его сюда! Раскачивайте с амплитудой ударов колокола! Синхронно! – С пятым ударом охотники оказались готовы, и корыто лишь чуть коснулось моих рук. Я их поспешно отвел в сторону вместе с камнем и горящей таблеткой и прорычал: – Бейте!

У нас имелся в запасе еще один удар, на всякий случай, но его наносить не пришлось по двум причинам: прут лопнул сразу, и корыто раскололось. Только по счастливой случайности каменные обломки не отбили у охотников пальцы на ногах, да и сами ноги целыми остались.

Еще воздух вибрировал, а в ушах звенело после седьмого удара, а все шесть мужчин ухватились за отколотый конец прута, уперлись ногами в нижний и с натугой потянули. Все-таки сталь оказалась неимоверно прочной и упругой! Даже с приложением моих скромных усилий удалось отогнуть преграду не более чем на полметра. Но по центру прута мы вскоре подложили обломок корыта и, так его продвигая от места разрыва, увеличили щель до приемлемого размера.

А потом я, раздирая рубашку в клочья, а тело на лопатках и груди в кровь, проскользнул в образовавшуюся лазейку. При этом очень удивляясь: раз голова пролезла, то почему тело застряло? Видимо, лгут некоторые йоги, утверждая, что пролезут везде, где пролезет их умная головушка.

Но и это было не самое сложное. Впереди мне предстояло управиться с местным стражем, ведающим оружейной при тюрьме-тире. Оружия нормального у меня не было, так что пришлось двигаться к двери с зажатым в правой руке перочинным ножиком, с острым обломком камня в левой руке да с советами гиганта Смела, как сподручнее убить зроака.

– Самое слабое место у них – это виски. В бою они двигаются только в прочнейшем шлеме и ничего не боятся, но без шлема достаточно среднего удара камнем в висок, и людоеду конец. Если вдруг с ним не справишься, беги сюда и падай плашмя возле самой решетки: как только дед за тобой наклонится, мы попытаемся его схватить сквозь прутья, подтянуть ближе и удушить.

Понятно, что последний вариант не следовало принимать всерьез. Если уж я не справлюсь со старым людоедом, то и заманить его в такую элементарную ловушку вряд ли получится. Он, скорее всего, схватит меч да и порубит меня на месте. Или стрелой пригвоздит к камню в любом выбранном месте. Без сомнения, умеет пользоваться луком, и недаром он здесь именно этим оружием заведует.

Была, правда, задумка дождаться следующих ударов колокола и уже под их шум пройти в оружейную, но так долго рисковать мы не имели права: вдруг кого-то принесет на нашу голову? А помочь мне из новых друзей никто не сможет.

Сердечко у меня почти выскакивало из груди, когда я, положив камень за пазуху, стал медленно, используя острие перочинного ножичка, открывать дверь. Она даже не скрипнула. После чего я расширил щель и стал всматриваться внутрь оружейной. Помещение оказалось достаточно большим и даже разделенным на непосредственно приемный зал с массой оружия и скромную спаленку с узкой кроватью, тумбочкой и огромным шкафом с личными одеждами. Но спаленку-то я уже потом рассматривал, а вначале с содроганием уставился на звероподобный затылок людоеда. Тот сидел ко мне спиной и, несуразно что-то порыкивая, какой-то тряпкой не то шлифовал, не то натирал деревянное древко стрелы.

«Людоед, трудолюбивый, рассеянный, давно на свете зажившийся!» – прозвучала у меня в голове классификация-приговор. Подкрадываясь к врагу со спины, я не чувствовал никакой вины, сомнений или смятения. Кажется, и ненависть пропала. Даже азарта охотника не ощущал. Мелькнуло странное сравнение, что я подбираюсь с косой к огромному, колючему и ядовитому чертополоху, который нужно срезать быстро, аккуратно и по возможности тихо. Потому что никто из моих друзей не знал, что творится за следующей дверью. Вполне могло получиться, что и непосредственно гарнизон крепости мог располагаться как угодно близко.

Осталось три шага, два… И в этот момент зроак стал поворачиваться. Может, что-то услышал или почувствовал возникший из-за открытой двери сквозняк, но он решил оглянуться. Старая сволочь, видимо, страдала радикулитом или ревматизмом.

Не знаю, что мне помогло: то ли уже начавшая проявляться резвость и сила, то ли мое отчаянное положение и понимание, что второго шанса мне судьба не даст. Поэтому я, словно теннисный мячик, прыгнул на спину людоеда, роняя при этом камень, но левой рукой хватаясь за его жесткие волосы, и с бешеной сосредоточенностью стал вонзать лезвие своего ножика в область виска врага всего человечества.

Видимо, я убил зроака не сразу. Потому что он вскочил на ноги, сделал пяток шагов в сторону, пытаясь развернуться и достать меня руками, и только потом с грохотом завалился спиной на пирамиду с оружием. С минуту я стоял и налившимися кровью глазами следил за дергающимся в судорогах телом, соображая, каким чудом я успел спрыгнуть на землю.

Потом зашарил взглядом по помещению и заметил на двери, ведущей во внутренности крепости, довольно внушительный засов. Точно такой же имелся и на двери, откуда я появился. Если бы она оказалась закрыта, вся наша затея с побегом оказалась бы мыльным пузырем. По причине долголетнего спокойствия на месте своей работы старый ветеран расслабился полностью и давно плевал на соблюдение норм безопасности. Это его и подвело.

Уподобляться ему я не стал и вполне быстро закрыл дверь, ведущую дальше в служебные помещения, на засов. И уже после этого бегом оббежал помещение, заглянул в спаленку и сноровисто стал сносить своим товарищам оружие, уголь для накалки следующего прута и все, что можно было использовать как мощный и прочный рычаг. И хоть отходняк попытался меня несколько раз приковать к месту крупной дрожью по всему телу, ему меня сломить не удалось: я мотался и действовал, словно угорелый, но вполне соображающий погорелец.

Когда колокол отзвонил восемь раз, второй прут тоже оказался перебит, и в оружейную стали собираться охотники. Первым делом они не постеснялись разграбить личный гардероб покойника и примерить три найденных шлема. Грушевидные шлемы сразу делали людей почти неотличимыми от зроаков, по крайней мере издалека, и Миурти скороговоркой пояснял свою задумку дальнейшего побега:

– Управляющий говорил о большом отряде, значит, мы можем этим воспользоваться. Три шлема мы обязаны еще захватить как трофеи, а тебя в дальней дороге представим как пленника. У себя в крепости даже стража редко ходит в шлемах, но постараемся этим воспользоваться. Если хоть часть охраны перебьем, у нас появится отличный шанс оседлать коней и вырваться отсюда. Крестьяне и слуги не в счет, хоть они тоже все сволочи и людоеды, – как воины ничего не стоят. Даже меч в руках держать не умеют – слишком уж большое различие у них тут по кастам воинов и смердов. Наибольшая опасность – это от личной охраны находящегося здесь принца, его гостей и сопровождающих, которые с гостями прибыли. Как правило, это два или три телохранителя. Задача с ними справиться – почти нереальная, но! Наш побег уже не напрасен! – Он пнул ногой лежащее в сторонке тело людоеда. – А если мы еще уничтожим несколько зроаков, о нас сложат легенды и наши имена навсегда останутся в памяти потомков!

Все согласно кивнули после таких высокопарных, но сказанных от всего сердца слов. В том числе и я, пытаясь одновременно и слушать, и привыкнуть к довольно тяжелой для меня рапире. Помахивал ею с некоторой лихостью, но инерция меня так и носила в стороны. Так что фехтовальщика во мне не признали.

– Борей, – попросил меня гигант, – прикрывай мне спину, если что.

Ничего не оставалось делать, как пошутить:

– Запросто! Если ты меня вместо рюкзака к спине привяжешь.

Смех смехом, но Смел и в самом деле загорелся идеей прикрепить меня себе на спину. Пришлось на него шикнуть и напомнить, что мы и так опаздываем.

Засов тихонько отодвинули, дверь приоткрыли, и охотники стали ручейком просачиваться в сумрачный коридор.

Глава тридцать первая

Месть

Коридор нас вывел к закручивающейся по спирали лестнице, ведущей наверх. И оттуда слышались голоса. Слух у меня и в самом деле усилился настолько, что я различал модуляции и отличительные обертоны каждого голоса.

– Их там четверо, – прошептал я друзьям после короткой остановки. – Рассуждают, что из блюд им перепадет, после того как гости с принцем напьются как свиньи и их разнесут по спальням. Кстати, банкет уже начался час назад.

– По сути, мы начали действовать очень удачно, – стал тоже шепотом рассуждать Миурти. – Еще как минимум час принц и его гости будут пьянствовать и только потом пойдут в тир на развлечения. Надо будет к тому времени как с охраной разобраться, так и пробраться к конюшням и выяснить положение с охраной коней.

– А сейчас?

– Ха! Очередная задача только одна – прикончить эту четверку зроаков.

Наверх я полз первым, а за мной крались, присматриваясь к моим жестам, четыре охотника с луками. Гигант Смел следовал за ними с копьем, а замыкал группу Саабер, тоже довольно сноровисто обращающийся с луком. Учитель вроде, а воинское дело, чувствуется, знает отлично. Вначале я аккуратно выглянул в длинное, но полумрачное помещение с узкими арочными окнами и благодаря явно улучшенному зрению с одного взгляда зафиксировал местоположение каждого врага. Потом пригнулся обратно, жестами подтвердил количество и определил место для выстрела каждому лучнику.

Те рванули вверх, преодолевая последние ступеньки, словно на крыльях. Звон спущенной тетивы, парочка затихающих стонов, и бросившийся в помещение Смел только и добил копьем лишь одного зроака, сучащего в судороге ногами. Оттуда вели еще два коридора, один длинный уходил под расписными арками в сторону внутренних покоев, а второй, совершенно короткий, приводил к запертой на засов двери, ведущей во внутренний двор. Опасность пока оттуда не грозила, так что я расположился возле длинного прохода, а охотники быстро обыскали и трупы, и все помещение.

Оно оказалось малой караулкой и служило как для выхода из замка в подвалы с тирами, так и для запасного выхода во внутренний двор. Причем отыскались и четыре шлема, и в некотором роде все воины Леснавского царства оказались знатно замаскированы. Громоздкие шлемы они, правда, сразу на голову не водружали из-за неудобства, просто прикрепили на спину. Но надеть их сейчас было проще простого.

Затем стали рьяно обсуждать, куда двигаться дальше. Во дворе оказалось слишком многолюдно, и даже попытка прохода в шлемах может вызвать вполне справедливое подозрение: куда, мол, пост покидаете и почему именно таким образом? Поэтому решили выдвинуться по арочной анфиладе. Но не все сразу, а поодиночке. Вернее – парой. Да еще и под видом возмущенного стражника, поймавшего человеческого доходягу. Доходягу изображал я, стражника – гигант Смел.

Он так и повел меня по коридору, ворча что-то неразборчиво-ругательное под нос, топая ногами и держа меня за шкирку. Но при этом и я сжимал под просторной рубахой отменный кортик. Как оказалось, спектакль мы разыгрывали не зря: коридор продолжался дальше и скрывался за дальним поворотом, но посредине имелось невидимое издалека пространство-карман, и в этой выемке в полном вооружении и даже в шлемах стояли два дюжих охранника. Заметив нас, они потянулись к мечам, но Смел огорошил их грязным ругательством и возмущенным вопросом:

– Чего это по коридорам дитятко разгуливает?

Да так и подтолкнул меня в сторону одного из них. Людоедская сущность стражей проявилась сразу: они даже про мечи забыли и не сообразили правильно оценить странность происходящего.

Один потянулся ко мне лапищами, пытаясь схватить слабую жертву, а второй чуть посторонился, выбирая место для лучшего наблюдения. В следующее мгновение я всадил свой кортик под бронированную юбку первого, а второму гигант охотник снес голову с плеч лихим ударом меча. Да так и не останавливая движения полоски карающей стали, опустил ее на шею подраненного мною, рухнувшего на колени и пытающегося завыть от боли первого зроака.

Грохот, конечно, при падении тел и катящихся в стороны шлемов получился немаленький, но из-за двери, которую только что павшие стражи охраняли, несся такой шум, ругань, выкрики и даже песни, что наша атака показалась сравнительно беззвучной.

На наши призывные взмахи прибежали остальные товарищи и навели в коридоре относительный порядок. За неимением другого места трупы просто сбросили в неглубокую нишу, находящуюся напротив. Место совсем для этого не приспособлено, достаточно хоть кому-то будет просто приблизиться к нише, как он сразу рассмотрит тела. Но делать нечего, и, немного приодевшись по форме убиенных, на их места встали наши охотники. А мы решились на открытие двери и аккуратное заглядывание внутрь.

Там оказался еще один арочный проход, одна из сторон которого нависала над огромным пиршественным залом. Справа проход замыкался широкой лестницей, ведущей к пирующим, а слева – массивной дверью. Так как из зала нас видно не было, да и мы туда побаивались заглядывать, мы проскочили к двери и после открытия чуть не задохнулись от пара, вони и запахов готовящихся блюд. Там проход-балкон был узкий, без арок и нависал над огромной кухней, в которой копошилось около пяти зроаков, возглавляемым тем самым поваром, который стегал меня кнутом этим утром. Здесь все было понятно: никто наверх и не посматривал, занятый работой, и при желании всех «кулинаров» можно будет перестрелять из луков, как куропаток. Вот будет ли в этом смысл? Или стоит потратить стрелы для более важных целей?

И мы решили заглянуть в пиршественный зал. Делали это на четвереньках, приблизившись к перилам и заглядывая вниз сквозь щели между балясинами. И было от чего вздрогнуть.

На пиру присутствовало более пятидесяти людоедов. За столами сидели около сорока важных, разряженных и расфуфыренных зроаков, и еще десяток только тем и занимались, что носились к бочкам, выставленным под лестницей, ведущей к нам, да наливали в кубки заказанное вино. А потом относили кубок хозяину. Видать, посудой здесь пользовались только именной, кувшины на столах отсутствовали, и виночерпиям работенки хватало. Столы ломились от блюд и закусок, но четкое осознание, из чего эти блюда приготовлены, заставило меня побледнеть и с огромным трудом сдержать рвотные позывы.

– Надо уходить! – горячо зашептал мне на ухо Миурти. – Их слишком много, не справимся.

Но я-то прекрасно помнил о том, что у меня еще оставалось в узких карманах, и ответил ему с леденящим спокойствием:

– Справимся, но мне нужна раскаленная сковорода, сквозняк и… чтобы никто не мешал из поваров.

Так и стоя на четвереньках, я сжато изложил свой план и потребовал полного содействия. Не совсем понимая, что такое нервно-паралитическое вещество и как оно действует конкретно, командир охотников тем не менее понял самое главное и не сомневался ни одного лишнего мгновения.

– Понял! Приступаем! – И первым пополз к двери, за которой стояла парочка наших замаскированных под местную стражу друзей.

Собрался разворачиваться и я, взглянул на то место, куда собирался сдвинуть руку, и окаменел: прямо на крайней плитке балкона виднелся отчетливый символ: полукруг, разделенный на три секции. Боясь, что передо мной галлюцинации, я быстро развернулся к стене и всего в метре от двери ясно, благодаря улучшившемуся зрению, рассмотрел милую моему сердцу «чебурашку» – четыре кружочка, соответствующие символу мира Земли.

Глава тридцать вторая

Оставь за собой пустыню…

Ко всему прочему, как мне показалось, и мозги стали соображать гораздо лучше, чем до проглатывания тройки первых щитов. Потому что я понял сразу: попробую ткнуться в стенку – ничего, кроме шишки на лбу, не получится. А вот по поводу стрелочек и полукругов напротив каждого символа у меня уже сложилось определенное мнение. Я припомнил мое первое знакомство с молнией и единичный вариант осмотра, и мое первое впечатление «Не влезай – убьет!» показалось самым правильным и единственно верным. Но при рассмотрении огромного количества символов и парного повторения только двух контрфорсов ассоциации возникали совсем другие.

А именно: войдешь в символ – однозначно попадешь в определенный мир. Зато если шагнешь под контрфорс – совсем не обязательно быть убитым или попасть на склад запчастей, как мне втемяшилось в голову изначально. Скорее всего, попадешь тоже в тот мир, но только уже совсем в иное, обусловленное только Грибником место. Мало того, даже если эта символика и в самом деле приведет в какой-то ангар неведомых кудесников, то и он наверняка будет на Земле. Вполне возможно, из него есть выход к людям или, что уж должно иметься по всем логическим выкладкам, возврат на это самое место. Значит… Уверенности нет ни в чем, но ведь пока не шагнешь, ничего не проверишь.

И наконец – самое главное! Если здесь имеется такой выход, то почему бы не поискать и остальные? Вдруг есть возможность прямо отсюда шагнуть в Сияющий курган. Да что там вдруг! Обязательно есть! Особенно если припомнить легенды об этой крепости Дефосс и событиях трехсотшести-десятилетней давности. Вот так и подводил тогдашний император зроаков своих воинов с мешками на голове к краю балкона, заставлял шагать, а потом и сам слишком осмелел и ринулся следом за ними. Наверняка думал, что, зная секрет, обязательно найдет выход из кургана. Да и спекся! Набив себе не одну шишку на лбу, пытаясь, как и я, шагнуть прямо в стену, а потом погибнув под мечами осатаневших от злости защитников Рушатрона.

Эх! А где мне найти нужный символ? И когда?!

Обстановка к вдумчивому и скрупулезному поиску ну никак не располагала. В действительность грубо вернул шепот Миурти:

– Мы готовы! Пока суд да дело, наши еще двоих зроаков в коридоре зарубили, те шли в малую караульную. Кровищи на полу – море, трупы из ниши вываливаются, надо торопиться! Кстати, мы здесь можем в ловушке оказаться, двери в коридор с той стороны блокируются намертво роняемыми стержнями.

Что это за хитрая система и каково ее устройство, разбираться было некогда, и я поспешил к балкону над кухней. Вначале посмотрели на массивную дверь, ведущую в пиршественную залу: она была плотно прикрыта во избежание проникновения ненужных запахов на званый банкет. После чего выбрали удобный момент, и каждый лучник выпустил по две-три стрелы. Повара, как и самый главный среди них, рухнули на пол студенистыми кулями, не задев ни одного котла и не подняв лишнего шума. Когда мы сбежали вниз, даже добивать никого не пришлось. А потом стали действовать.

Первым делом я осмотрел небольшую дверь в глубине кухни и убедился, что она выходит на тот самый двор, где утром надо мной производили экзекуцию. Запер дверь на засов и огласил:

– Это будет для меня запасной выход.

– А мы? – возмутился Саабер.

– Помогаете мне подпереть дверь в зал. Быстро! – Я чуть приоткрыл дверь внутрь, оставляя маленькую щель, дал заглянуть в нее молодому командиру охотников и вместе с другими грамотно забаррикадировал дверь изнутри.

Теперь упертые в стены лавки не дали бы ворваться врагам даже с приличным тараном. А я метался как угорелый: выгреб большой лопатой раскаленные и от этого совсем бездымные угли из печи и поставил прямо возле оставленной щели. Затем поставил на них сковороду, уложил рядом пару ножей и принялся мочить в бочке с водой полотенца. При этом давая охотникам из Леснавского царства последние инструкции:

– Видите главный вход в зал? За дверьми наверняка еще несколько личных охранников. Поднимайтесь вверх, блокируйте дверь и идите в конец арочного коридора. Наверняка там есть выход на другую лестницу с хорошим обзором.

– Откуда ты знаешь? – вырвалось у Саабера.

– Через щель рассмотрел и сразу понял закономерность здешней архитектуры! – зашипел я на него в раздражении. – Вперед, и готовьте стрелы. Если почувствуете излишний интерес к пиршественному залу, начинайте стрелять. Враги насядут, отходите ко дворам, я спокойно выйду здесь. Вперед!

Не то чтобы мне понравилось командовать, нет! Мне просто как-то дико казалось, что еще недавно совершенно чужие люди и только пару часов как мои друзья слушаются меня беспрекословно. Через минуту я остался один, обмотав голову мокрыми полотенцами и хватая первый из рассыпанных возле углей патронов. Задумку просто положить патроны на жар и дождаться, пока они рванут, я отверг сразу: и шумно слишком, и пальнуть отрава может не туда, куда надо. Поэтому я ловко расковыривал пробку из пластмассы и выливал содержимое на раскаленную сковородку. Жидкость сразу испарялась, превращалась в ядовитое облачко, и то, в свою очередь, затягивалось сквознячком в пиршественную залу.

При потрошении первого патрона, поддавшись импульсу давно лелеемой мысли, высыпал порох чуть в стороне, взял маленькую щепотку пальцами и сыпанул на угли. Вместо яркой вспышки порох стал плавиться! Еще и дым выделился с серным запахом. Вот тебе и новый мир! Порох здесь не срабатывал, так что воспользоваться газовым пистолетом в любом случае была не судьба.

Но эти мысли я тут же выбросил из головы, поспешно взламывая остальные патроны.

Сосредоточился на этом действе так, что почти перестал слышать и заглядывать в щель, только и опасался, как бы самому не вдохнуть смертельного яда и не порезать себе пальцы неудобным ножом. И только когда содержимое последнего патрона унеслось сквозняком, понял, что шум в зале практически стих, сменившись натужными, но уже затихающими вздохами и редким кашлем.

Зроаки умирали. Все гости, все сподвижники принца и сам принц, так и не рассмотренный мною как следует в хороводе ненавистных обличий людоедов. Умирали, как им и полагается: в жутких мучениях и страшных судорогах. Все-таки страшнейшие, можно сказать боевые, запрещенные во всех армиях Земли патроны мне невероятно пригодились, и в замкнутом пространстве они наносили невероятный по максимальности урон врагам.

Но не успел я насладиться моментом мести и апофеозом триумфа, как одна из створок главного входа резко распахнулась и в зал заглянул недоумевающий зроак. Видимо, полное молчание пирующих его обеспокоило гораздо больше, чем шум смертельной драки между ними. Видать, этот момент мои друзья упустили, потому что зроак успел громко, истерично заорать:

– Измена! Принца отравили!

Несколько запоздавший наконечник стрелы вышел у него из груди, тело рухнуло на бок, не давая другому телохранителю сразу открыть вторую створку двери. Пока он мешкал, и его пронзила стрела, заваливая второй труп поверх первого. Эдакая мини-баррикада из тел. Меня это вполне устраивало, преграждалась хоть немного утечка ядовитого газа из пиршественной залы. Пусть уж наверняка там все гады передохнут.

Тем временем грохот боя стал подниматься куда-то вверх. Похоже, телохранители определили главную опасность для себя лично и бросились под прикрытием щитов на лучников. Подобный кадр мелькнул в проеме приоткрытой створки главного входа и подсказал, что и мне пора уходить. Вдобавок и отчетливый вопль я расслышал. Видимо, Смел приложил губу к щели верхнего выхода.

– Борей! Дверь на блоке! Прикрываем со двора!

Вот и ладушки! Я бросился к двери, ведущей на двор, одной рукой срывая уже ненужные полотенца, а второй, так и не выпуская нож, с усилиями дергал затвор. Дверь наружу я открыл ногой, что меня и спасло! За ней стоял здоровенный зроак и замахивался на меня окровавленным топором. Видать, сволочь чем-то занималась во дворе, а я, коротко выглянув, его не заметил. Или он вернулся откуда-то из внутренних территорий крепости.

От неожиданности я настолько растерялся, что, вместо попытки ткнуть ножом людоеду в брюхо, просто с выдохом швырнул нож ему в лицо. При ударе тот даже не пошатнулся, но приостановился; этого мне хватило, чтобы отпрянуть и резко потянуть за собой ручку двери. Топор летел уже мне в голову, но, отбитый полотном двери, ушел в сторону, высекая сноп искр из каменной стенки. И уже в самый последний момент, перед тем как, истерически подвывая, я захлопнул деревянную преграду и уперся ногами в раму, я заметил у атакующего меня зроака вылезшую изо рта стрелу. Ура! Наши меня прикрывают! И в следующий момент удар мертвого тела о дерево подтвердил: мне не померещилось!

Но другой удар, мысленный, заставил запаниковать: если труп привалил дверь…

Удар ногой ничего не дал: снаружи деревянную преграду словно каменной глыбой подперли. Я еще и про ступеньку, ведущую наверх, вспомнил и понял, что дверь у меня получится только прорубить. Глаза заметались по кухне в поисках топора, но голова подсказала другую верную мысль: наверх! Может, еще не поздно присоединиться к товарищам в коридоре? И уже вместе с ними отступать к конюшням?

Но там же ядовитый газ! А полотенца для чего? Смочил новые, повязал вокруг рта и носа, подхватил в последний момент попавшийся на глаза топор и поспешил наверх. Увы, мои удары по двери ее даже не пошевелили. Однозначно – эти «роняемые стержни» могли остановить и заблокировать что угодно. Да и дверь оказалась не для скоростной рубки.

Хуже всего, что с той стороны на мой стук отозвался совсем незнакомый голос:

– Эй, кто там стучит? – И когда я замер в растерянности, вопрошающий зроак сообразил на удивление быстро: – Там враг! Все вниз! Атакуйте его по кольцевому балкону пиршественного зала!

Вот и попался! Отравляющий газ ненадолго задержит нападающих, лука у меня тоже нет, чтобы дороже свою жизнь продать, да и стрелять я из него умею на уровне семилетних «индейцев» из центра Лаповки.

Только и промелькнула в голове спасительная мысль: «В полукруг! Иного шанса не будет! Быстрее!»

Мое тело тоже послушалось команды из головы почти безоговорочно. Тремя ударами топора выбив пролет перил, я на мгновение прислушался к реву голосов в коридоре и к топоту ног по лестнице, да так и сжимая топор двумя руками, шагнул с левой ноги. Ожидая только одного из двух: то ли сверзиться головой вниз с семиметровой высоты, то ли…

Повезло, случилось второе. В горячке событий я даже глаза не успел закрыть, только и оглядывался растерянно по сторонам. Хотя в первый момент я ничего не понял: выступа подо мной нет, пустота не пугает, башни тоже не видно, как и родного, столько раз ощупанного дерева возле самой дырки. Лесом вообще не пахнет. Но и на склад запчастей совсем не похоже.

Стоял я посреди внушительного, выложенного каменными плитами дворика. Чистый и аккуратный, он с одной стороны ограничивался высоким забором из красного кирпича, а со второй – высокими кустами давно отцветшей сирени. За кустами виднелся второй этаж вполне стильного, современного здания. То ли дача, то ли вилла. Между мной и кустами стояла беседка, наглухо заплетенная вьющимися розами, и оттуда раздавались громкие голоса, прерываемые время от времени веселым смехом.

Лето. Не жарко. До боли знакомая сирень и совершенно незнакомый двор. Где я? В каком времени? Кто я?

Глава тридцать третья

Шаги по родному миру

Последний вопрос заставил меня сосредоточиться. Взглянуть на себя со стороны. Мало того что в дикой, несуразной одежде, с обмотанной полотенцами мордой, так еще и с окровавленным топором в руках. Где бы я сейчас ни находился, меня сразу примут за маньяка. Правда, сразу мелькнула мысль, что я все в той же крепости Дефосс, но уже в прилегающем к ней поселке. Но, прислушавшись к голосам, осознал: говорят на чистейшем русском языке!

Сомнения не рассеялись совсем, вдруг это опять глюки очередного перемещения и новый язык у меня в сознании как родной, но топор я от себя отбросил с завидной поспешностью и похвальной точностью: кровавое орудие труда людоедов улетело под самый забор и там вполне удачно зарылось в высокую траву. По крайней мере, сразу его не заметят. Чуть в сторону улетели и скомканные полотенца.

Затем внимательно осмотрел себя на предмет пятен крови или чего подобного. К счастью, моя одежда выдержала последние испытания вполне с достоинством, и несколько темных пятен вполне можно было принять за пятна от повидла. Ну а порванная на груди и лопатках рубаха казалась вполне подходящей для выступающего на сцене артиста в роли беженца из Средневековья.

Далее я тщательно осмотрел плитку под собой и все остальные в пределах видимости. Ни единого символа! Ни единого контрфорса! Как же так? Получается, что это вход без выхода? Дорога в одну сторону? Не вписывается в систему логики. Хотя если припомнить наш родной лес возле Лаповки, то вокруг дерева мы тоже ни единого значка не обнаружили. А ведь там и вход и выход в одном флаконе. Возможно, если и здесь просто шагнуть в обратном направлении, я опять окажусь на широком балконе пиршественной залы людоедского замка Дефосс. Но экспериментировать в этом направлении у меня даже желания не возникло.

Напоследок я немного засомневался: может, стоит податься к забору да и вылезти спокойно вон по тому деревцу наверх? А уж вниз как-нибудь спрыгну. Но стоило только представить, что здесь есть сигнализация или еще какой способ присматривать за частной собственностью, как сразу пошел на попятную. Рисковать именно сейчас, когда все самое страшное осталось позади, очень не хотелось.

Выдохнул, пожалел, что нет оружия, потом тут же этому обрадовался и маленькими шажками стал приближаться к беседке. Теперь каждое слово я различал отлично: два парня, перебивая друг друга, рассказывали веселую историю недавней вечеринки. Вернее, завершающих сцен той вечеринки. А еще шесть голосов поощряли рассказчиков дружным смехом.

– Ну, Зоя моется в душе, а я и вышел на балкон покурить, с одним полотенцем на бедрах.

– А мы в этот момент с Маринкой такой шум устроили, в азарт вошли.

– Ага! Вот и я как услышал их крики и стоны, так и загорелся идеей полюбоваться на реальный момент настоящей жизни. Докурил и решился. Прошел по балкону к окну их спальни…

– За минуту до этого мы успокоились и услышали, как кто-то доходит до оргазма в комнате под нами. И тоже к окошку поспешили, чтобы лучше рассмотреть и послушать.

– А я, как дебил, наклоняюсь в окно и думаю: вот сейчас Маринку напугаю.

– Смотрим вниз, а там голый мужик в спальню к родителям Зойкиным лезет, а потом как залает нечеловеческим голосом.

– Ну да, и ты, и Маринка собак боитесь.

– Тут вопль, крик, глухой удар, тень мелькнувшего кулака, и голый мужик, как талантливый каскадер в кино, падает спиной на клумбу. Полотенце у него слетает, и на клумбе белеет знаменитый, торчащий в небо символ мужского благополучия. А с балкона истерической вопль Зоечки: «Дорогой, ты не ушибся?!»

Дружный хохот меня чуть не оглушил, но я решил воспользоваться таким благоприятным моментом и решительно шагнул на дорожку. В полумраке беседки находилась кучка молодых мужчин и женщин лет под тридцать. На небольшом круглом столе между ними теснились бутылки с вином, стаканы, банки с пивом и несколько пакетов с чипсами. Компашка явных друзей, если судить по откровенности рассказа, наслаждалась алкоголем и общением.

Вначале замерла с открытым ртом и икнула одна из женщин. Ей вторила подруга. Потом и все остальные замерли, разглядывая невесть откуда взявшееся создание. Последним, в одиночестве, закончил смеяться мужчина, восседающий возле выхода из беседки. Он недоуменно на меня обернулся, хмыкнул и с интонациями хозяина данного дома поинтересовался:

– Эй, чудо в перьях! Ты откуда здесь взялся?

К тому времени я уже понял, что бить меня не будут. Ногами тем более. А если и будут, то не сразу. Поэтому остановился на версии немножко помешанного любителя «толкиенутых». Ибо моя одежда только для этого и подходила. Воздев руки к небу, я забасил вздрагивающим голосом:

– И придет на землю час тьмы! И оживут все орки, уничтоженные проклятыми остроухими эльфами! И восстанут из праха все големы, отравленные гномами! И отомстят они забывшему про них человечеству!

– Эй, малый! – уже строже и громче озадачился мужчина. – Ты чего несешь?!

– Несу вам знание о предках и силу будущих поколений!

– Придурок, да?

– Как, вы не видели последнюю серию «Властелина колец»?! – От крайнего удивления я даже присел на месте и развел руки в стороны. – Ну вы, мужики, и даете! Весь мир смотрит, а вы… только пиво пьете!

Получилось очень смешно, потому что две красавицы хихикнули, а один из мужчин с облегченным вздохом потянулся к банке с пивом и констатировал:

– Розыгрыш! Можно смеяться.

Тут уже захихикали и зашевелились все члены дружной компании. Каждый и в самом деле подумал, что сценку подстроил кто-то из друзей, а одна женщина даже поинтересовалась у меня:

– Так ты гном или эльф?

– В нашем роду – все человеки! – с важностью ответил я и грустно вздохнул: – Это только я такой маленький остался.

– А чего так?

– Много болел, – с грузинским акцентом поведал я.

Чем вызвал новый взрыв смеха.

И только хозяин не мог успокоиться от грызущих его сомнений:

– Как ты сюда попал?

– Меня принесла птица аист, и я очнулся в вашей капусте.

– Кончай хохмить и признавайся, кто тебя сюда провел?

– Не надо приводить то, что падает с неба.

– Вали отсюда!

– А деньги?! – вконец обнаглел я, протягивая ладонь как за подаянием.

– Нет, точно розыгрыш! – возмутился мужик. – Но мне он совсем не нравится!

После чего решительно встал и крикнул в сторону кустов:

– Александр! Ну-ка поди сюда! – На этот зов прибежал какой-то мордоворот, и ему последовала команда: – Вышвырни этого двинутого на всю голову пацана на улицу!

– А кто платить будет? – гневно вопрошал я, стараясь не сильно упираться ногами.

Мордоворот меня быстро, почти неся на руках, протащил вдоль дома, пересек еще один двор, заставленный дорогими авто, открыл ворота и аккуратно поставил на тротуар со словами:

– Иди с богом, мальчик.

Тогда как я уходить не спешил.

– Так и не заплатили.

– В багажнике привезли? – предположил охранник и тут же улыбнулся: – С таких деньги надо брать вперед и сразу. Иначе…

– Так они заплатят потом, я не сомневаюсь, только я вот даже не знаю, где я и как отсюда выбраться. И на транспорт у меня ни копья с собой нет.

Мордоворот оказался вполне хорошим человеком. Без промедления достал у себя из кармана незнакомую мне банкноту и вручил ее мне со словами:

– Так и иди по дороге, там трасса. Ловишь любую маршрутку и через полчаса в городе. Да и на попутку хватит.

– А в каком городе? – И в самом деле, мало ли куда меня завезли в багажнике.

– Тю на тебя! И какой тебе город надо, кроме родных Черкасс? Ни за что не поверю, что иногородний.

– А-а…

Ворота захлопнулись перед моим носом, а я еще пару минут соображал и припоминал, где эти Черкассы находятся. Знал, что в Украине, а вот где конкретно, помнил весьма смутно. А потом рассмеялся от радости.

Я на Земле! На родных славянских землях! Все кошмары остались позади, я выжил, и уж теперь, если понадобится, я до своей Лаповки пешком дойду!

Кстати, не стоит ли мне поторопиться? Потому что если пешком пойду, то те три мои подруги меня точно и часа лишнего не подождут. И таки смоются в империю Моррейди. А там!..

Уже через минуту я быстрым шагом бежал по направлению к трассе.

Совсем не соображая, а вернее, забыв про главную опасность, которая злым роком нависла над моей жизнью. Сказался на сознании стресс последних событий и чудесное спасение с помощью перехода. Ну и возвращение на Землю, чего уж там скрывать, радовало неимоверно.

Трасса оказалась не так уж и близко, как мне подумалось после слов охранника виллы, и со своими короткими ножками я добирался туда чуть ли не час. Но даже и при этом не удивился своей выносливости и не вспомнил о грозящей мне беде.

На перекрестке стоял столб с табличкой и наполовину раскуроченная скамейка. Кажется, о крытой остановке здесь и не помышляли, несмотря на респектабельность дачного массива. По расписанию автобусов на табличке догадался, в какую мне сторону ехать, а сопоставив разницу в час между московским и киевским временем, обрадовался: до прибытия ближайшего автобуса оставалось десять минут. Но увы, рано радовался: ни через десять, ни через двадцать минут автобус не показался. Не видно было и маршруток. Забастовали, что ли? Попутные машины даже не притормаживали, и еще через полчаса я сильно обеспокоился: приближались сумерки, и ночевать на трассе меня совсем не прельщало.

Вот тут меня и долбануло первый раз. По внутренностям прошла волна то ли раскаленной магмы, то ли электрического тока силой в триста восемьдесят вольт. От неожиданности я рухнул с остатков скамьи на землю и задергался в судорогах. Когда меня отпустило, очнулся, взглянул на часы и понял, что прошло не больше парочки минут. Хотя по ощущениям я был уверен, что меня колбасило полчаса, не менее!

И вот тогда я вспомнил, что если не сегодня, то завтра мне придется умереть. А боли во внутренностях – это не что иное, как начавшаяся смертельная война между приживающимися первыми щитами. Прислушиваясь к почти затихшей, но продолжающей слабо пульсировать боли, я взобрался опять на скамейку и не сдержался от горестных завываний. Даже слез, текущих из глаз, не постеснялся. А чего мне теперь стесняться? Все равно скоро помру. Все равно меня здесь ни одна живая душа не знает и ни утешить, ни помочь не захочет. Что за судьба такая?

Мне в тот же час захотелось вернуться в лес, улечься там на траву и спокойно ждать смерти. И пусть весь мир катится в тартарары! И пусть все остальные миры сгинут на веки вечные! И пусть мои озабоченные подруги… Стоп! А ведь эти дуры послезавтра за мной следом попрутся!

Воспоминание о Машке и близняшках резко выдернуло меня из пучины тоски и приготовлений к смерти, заставило поднять голову и прислушаться к окружающему миру. Надо срочно спасать этих шустрых амазонок! Хватит и того, что мои родители намучаются после моей пропажи, зачем же еще и всем остальным горевать.

Может, эта мысль, а может, и настойчивые реплики в мою сторону заставили меня повернуться направо. Там сидели в машине смутно знакомые мужчина с женщиной и твердили:

– Эй, малый! Очнись! – Когда поняли мой осмысленный взгляд, поинтересовались: – Очнулся? Может, тебя в город подвезти?

– В Черкассы? – уточнил я, вставая.

– Да ты и в самом деле артист! – хохотнул мужчина, открывая мне дверь сзади себя, а когда я уселся, более наблюдательная женщина поинтересовалась:

– Так сколько тебе лет?

– Восемнадцатый год, – признался я, вспомнив, что видел эту пару в той самой беседке более часа назад. – А вас как зовут?

– Меня Зоя, а его Геннадий. А тебя?

Ага, значит, та самая веселая парочка, главный персонаж которой выпал спиной на клумбу. Мне веселые люди всегда нравились, и если уж доверять, то в первую очередь им. Поэтому я постарался быстренько в голове составить правильный план предстоящего разговора и начал нужный мне диалог:

– Борис, прошу любить и жаловать. Маленький рост – по причине травмы позвоночника в десятилетнем возрасте. Причина нахождения здесь – последствия сражения со страшными людоедами из другого мира.

– И кто победил в сражении? – со смешком спросил мужчина.

– Можно с уверенностью сказать, что мы. Правда, нам пришлось отступить, но на поле боя мы оставили более пятидесяти трупов. Это только те, какие я увидел.

– Весело живете, молодцы, – одобрила Зоя мой правдивый рассказ. – На какой улице живешь?

– Так это… я и говорю, что отступать пришлось неожиданно, – продолжил я. – А живу я очень, очень далеко.

– И все-таки? Может, нам по пути, подбросим?

– Не верите? Да оно и понятно, я сам всему до сих пор поверить не могу. – На короткое время в моем сознании боролись две идеи, определяя дальнейшую нить разговора, и я все-таки склонился к немедленному звонку родителям. – Послушайте, у меня к вам одна большая просьба. Я даже заплачу. – Достав из кармана пожертвованную купюру, я только сейчас рассмотрел, что это пятьдесят гривен. – Вот! Но мне срочно надо позвонить родителям, предупредить их кое о чем. Иначе могут случиться большие неприятности.

Геннадий переглянулся со своей Зоечкой, пожал плечами и хмыкнул:

– Да ладно тебе, звони бесплатно, не обеднеем, – вынул из нагрудного кармана рубашки мобильник и протянул мне. – А куда звонить-то собираешься?

– В Россию. – Руки у меня затряслись. – Домой.

– О-о! – Это было последнее, что я услышал.

На мои исстрадавшиеся внутренности накатила вторая волна боли. Теперь мне показалось, что каждую мою жилку, каждую вену и каждую косточку раскатывают тяжеленным асфальтоукладчиком. И длительные страшные судороги для меня слились лишь в одно короткое мгновение. Ибо когда я очнулся, то догадался, что времени прошло немало: машина стояла на обочине, мое тельце лежало в густой траве, Зоя обтирала мое лицо прохладной, мокрой тряпкой, а Геннадий с кем-то интенсивно обсуждал по телефону симптомы моей болезни:

– Да, да! Скрутило парня страшными судорогами, весь покрылся потом, а когда выносил его из машины, изо рта полилась слюна с кровью. Не падучая? А что тогда? На рентген? Операция обязательна? Вряд ли это можно делать без согласия родственников, а мы даже его фамилию не знаем.

Хотелось выкрикнуть свою фамилию, но интуиция подсказала, что меня сейчас опять скрутит и опознание моего трупа родственниками мне уже ничего не даст. Следовало немедленно огласить свое согласие на операцию! И как я сразу не догадался?! Современная хирургия творит чудеса, меняют печень и штопают сердце, пересаживают почки и делают из крокодилов «Мисс Вселенную». Так что уж как-нибудь три куска чуждой моему организму материи вырежут без особых хлопот.

Поэтому я захрипел со всей возможной скоростью, потому что деревенеющие губы уже плохо слушались:

– Зоя! Я даю согласие на операцию! Надо срочно вырезать у меня из желудка или пищевода три щита. Это три таких куска ткани величиной с большую ладонь. Они мигают зеленым и, когда их вынуть из тела, начинают противно пищать… О-ох! – Меня уже начало трясти и сворачивать бубликом, когда я сумел выдавить последние слова: – Я за все потом заплачу! Пожалуйста! Спасите меня! Умоляю!

Проваливаясь в пучину забытья, я только и помнил одну мысль-дилемму, рассматривая ее со всех сторон: спасут или не спасут? Вырежут или не успеют?

А ведь еще и другие не учитываемые факторы присутствовали: успеет ли Геннадий отвезти меня в соответствующий хирургический центр? Примут ли меня без документов и оплаты? Что творится в Украине по вопросам здравоохранения, я мог только догадываться. Но даже по тем отрывочным сведениям, которые моя память улавливала, здесь творилось нечто страшное и мерзкое: без взятки или предварительного подарка медсестры даже судно не подносили умирающему человеку. Ну и последнее: сумеет ли опытный хирург оторвать эти проклятые щиты от стенок моего многострадального желудка? Насколько я помнил, тот же Саабер отрывал кусок плоти у себя от плеча с видимым усилием, и потом на коже осталось красное пятно. Если с такой силой потянуть сейчас, то никакая стенка желудка не выдержит, порвется как бумага.

Хорошо, что я потерял сознание, иначе подобные мысли не дали бы мне спокойно умереть.

Глава тридцать четвертая

Последние шаги по кругу

В себя я приходил очень долго и муторно. В кошмарах мне мерещился зроак с тремя щитами на лбу, то тянущийся ко мне окровавленными пальцами, то замахивающийся на меня огромным, окровавленным топором. В этих видениях я непроизвольно делал шаги назад, с ужасом понимая, что пятиться нельзя и если я не остановлюсь, то немедленно погибну. Но топор неумолимо падал мне на голову, я пятился куда-то, срывался и с выплескивающимися через горло внутренностями пытался проснуться.

Так продолжалось до тех пор, пока я не рассердился. Задействовал логику и стал размышлять со слышимым скрипом в мозгах. Если бы все происходило на самом деле, я бы уже давно разбился. А раз я жив, то все кошмары мне просто снятся. Раз снятся, то надо просто проснуться, пока меня еще и кречи не схватил за плечи и не унес в небо. А раз проснуться не получается, надо просто разомкнуть неприятный круг кошмаров и подумать что-то хорошее. Решено! Что у нас есть в активе хорошего? В смысле, когда падаешь? Насколько я помню из далекого детства, тогда всегда говорили: если летаешь или падаешь – значит, растешь, и я в те времена просыпался с чувством радости после таких падений. Меня вдохновляло, что я расту.

Вот и в данном случае я постарался вспомнить то вдохновение детства, усилить эти воспоминания многократно и воспользоваться обязательным счастьем после этого. И когда в очередной раз сорвался в пропасть от прущего на меня зроака, то бесшабашно улыбнулся, радостно выдохнул и… открыл глаза.

Уф! Удалось! Я лежал на кровати, в довольно солнечной, просторной больничной палате. Помимо меня там находились еще пять больных. Кто лежал, кто сидел, один стоял и поглядывал с грустью в окно. Тогда как один из лежачих довольно бодро воскликнул:

– О! Очнулся малой! Вызову я сестричку.

Тут и все обратили на меня внимание, послышались одобрительные смешки и реплики:

– Никак обед учуял, вот аппетит и прорезался.

– Скорее, ему просто лежать в одной позе надоело.

– Ага! Сейчас как вскочит, как побежит!

– Как самочувствие, парень? Выглядишь как ребенок, но, говорят, тебе все восемнадцать?

Сестричка заглянула сразу, поняла причину вызова и, пока я кивал и пытался кашлем прочистить горло от долгого молчания, вернулась с солидным доктором. Тот сразу устремился ко мне, деловито нащупал пульс, закатил веко, пропальпировал живот и только тогда приступил к расспросам:

– Ну, Борис, как себя чувствуешь?

Только тогда я прислушался к себе и окончательно поверил, что боль ушла. Дернул несколько раз плечами, пошевелил пальцами ног и радостно признался:

– Отлично!

– Вот и я так подозреваю.

Мне вспомнилось пальпирование живота и отсутствие каких-либо швов на нем. Понятно, что спину в таких случаях не режут, но я забеспокоился:

– И как прошла операция?

Доктор самодовольно усмехнулся и с видом Шерлока Холмса спросил:

– А что вы ели, молодой человек, перед тем как вас скрутило?

– Да так. – Повторять историю о мерцающих щитах не хотелось, поэтому я чуть слукавил: – Три куска какой-то гадости съел. Вы их вырезали?

– Все сходится! – С величием академика доктор апеллировал к сестричке, которая смотрела на своего кумира с обожанием. – Элементарное отравление с последующим токсикозом крайне тяжелой формы. Тебе, парень, повезло: крепкий желудок тебе попался, практически сам переварил попавшую в тебя гадость. Рентген ничего инородного в твоем теле не показал, поэтому мы провели интенсивное промывание. Вот оно тебе окончательно и помогло, подтолкнуло с того света обратно. Всю гадость из тебя выкачали. Долго ты в себя приходил, но сейчас уже точно все идет на поправку. Диета, фрукты…

– Постойте! А сколько времени я здесь лежу? – От волнения я легко сел, несмотря на успокоительные касания ладошек медсестры.

– Двое суток, – ошарашил меня ответ.

Я мог и не успеть остановить подружек!

– Мне срочно надо позвонить! – запричитал я. – Дело жизни и смерти! Родители должны об этом узнать немедленно! Умоляю вас!

Словно подарок судьбы, в палате появилась парочка моих спасителей. С накинутыми на плечи халатами они уже с порога начали восклицать:

– Ай да Борис! Ты уже передумал умирать?

– Как ты нас напугал! – призналась Зоя. – Хоть бы фамилию свою сказал.

– Спасибо огромное! – чистосердечно воскликнул я, от прилива благодарности даже пытаясь встать с кровати и пожать вошедшим руки. Медсестра оказалась опытной, удержала меня, но я тут же продолжил с причитаниями: – Геннадий! Мне все равно надо срочно позвонить родителям! Ну пожалуйста!

– Да ладно! – Мужчина достал телефон из кармана, но сразу мне его не вручил, а потребовал: – Но только с тремя условиями.

– Какими?

– Ты не падаешь больше в обморок, затем дашь переговорить с твоими родителями и чуть позже ответишь мне на некоторые вопросы по поводу твоего пребывания на вилле Казимира. О’кей?

– Нет проблем! – пообещал я, жадно хватаясь за аппарат и набирая код России, а потом хорошо знакомый номер. Уж что придумать позже, я и на ходу сориентируюсь, сейчас была дорога каждая минута. Отец откликнулся после пятого гудка. – Алло, пап! Привет! Очень рад тебя слышать!

– И я, сынок! Ты где и как?

– Да вот судьба меня несколько далеко забросила, но суть не в этом! Па, надо срочно дозвониться в Лаповку и передать крайне важное сообщение для девчонок.

– Мы с матерью как раз в пути, часа через полтора там будем. А что случилось?

Как ни приятна была новость о путешествии родителей в Лаповку, но и этого срока в полтора часа могло не хватить, поэтому я продолжил нагнетать серьезность момента:

– Неделю назад я отправился с группой верующих к одному отшельнику-экстрасенсу. Ну, ты понимаешь, по поводу моего лечения позвоночника. Тот отправил меня к своему коллеге, та – еще к одному знахарю. Вот так я и попал сюда, в Черкассы. Но девчонки этого не знают и собираются идти сегодня за мной следом. Ты их должен остановить любой ценой! Ты понял, отец? Любой ценой!

Подобного нажима с моей стороны отец еще никогда не испытывал, поэтому слегка растерялся:

– Но что в этом опасного? Ты ведь там побывал?

– Побывал! Но два дня назад узнал, что скит того отшельника сгорел, сам он погиб, и в тех местах видели бурую медведицу.

– И где это такие страсти?

– Верующие везли меня долго в машине, не желая раскрывать путь к их святому отшельнику, потом еще два часа добирались по буреломам, так что, я подозреваю, не менее чем в двухстах километрах от Лаповки. Да и девчонки о какой-то лишь примерной точке на карте твердили. Останови их немедленно и скажи, что я уже вернулся и со мной все в порядке.

– Хорошо! Сейчас попытаемся хоть кому-то дозвониться из соседей, живущих возле трассы. Ты ведь знаешь, какая там нулевая кубертура. Созвонимся позже?

– Конечно! – Я повернулся к напряженно прислушивающемуся доктору: – Тут есть телефон?

– Да, в коридоре и в приемной.

Номера пошли по связи в машину отца, и мама подтвердила, что записала. Отец, видимо, прибавил скорости на своем рыдване. Потом мы рассоединились, и я с искренней благодарностью вернул мобильник его владельцу.

Первой последовавшую паузу нарушила Зоя:

– Ой, как все интересно!

– Но ты забыл мне дать поговорить с родителями, – укорил меня Геннадий.

– Не сомневайтесь, он сам перезвонит, когда сконтактируется с Лаповкой. Сами понимаете, глупые девчонки пойдут в лес, заблудятся, потеряются… да мало ли что с ними может случиться.

– Родственницы?

– Троюродные сестры. Тоже восемнадцатый год и считают весь мир под своей властью. Никого слушаться не хотят.

– Построже с ними надо, – проявил и доктор свои знания в педагогике. – Нельзя распускать, особенно девочек.

– Меня не спрашивают, – пожаловался я и обратил внимание, что прибывшая парочка хочет мне задать еще массу вопросов, но такое количество слушателей их не вдохновляло к серьезному разговору.

– Выйти сможешь? – спросила Зоя.

– Запросто! – Я легко вскочил, оправил на себе свободную больничную пижаму и засунул ноги в чрезмерно великоватые для меня тапочки. Чувствовал я себя отлично и даже радовался, что смертельные для здоровья в большом количестве первые щиты вымыли у меня из тела то ли касторкой с пирамидоном, то ли карболкой. Вот, правда, голод вдруг навалился на меня воистину недетский, и я не постеснялся в этом признаться: – Только сильно кушать хочется!

Доктор задумался:

– Ну, если тебя не тошнит?.. – На каждый его вопрос я мотал отрицательно головой. – И голова не кружится? И в животе никаких болей? В глазах не рябит? Ну ладно, как раз обед начинается, можешь сам пройти в столовую, как все ходячие, и там покушать. Только бери диетический стол. А вы за ним присмотрите и побеседуете заодно.

Парочка моих спасителей синхронно кивнула и, придерживая меня за плечи, вывела из палаты. Столовая оказалась недалеко: в том же крыле, только этажом ниже. Состояла она из нескольких чередующихся помещений, и, получив на подносе жутко скромную порцию, мы уселись за отдельным столиком в уголке.

Несколько подивившись той жадности, с которой я начал есть, Геннадий приступил к изложению сути своего интереса и перешел к вопросам:

– Видишь ли, Казимир очень обеспокоен твоим появлением на его территории. Даже хотел инициировать начало расследования. Тем более странным выглядит факт, что никто, даже после серьезного разговора, не признался в задуманной шутке. То есть все отказались, что тебя привезли с собой.

– Ну и что такого? Я ведь ничего не украл, сыграл под дурачка, и всех делов. Или что-то пропало?

– Нет, все цело и на месте. Но возле забора девочки чуть позже отыскали топор, а на нем, как утверждает эксперт, остатки человеческой крови. Что ты на это скажешь?

– А что сказать? – Я последним кусочком хлеба вычистил подливку с тарелки и отправил в рот, затем двумя глотками выпил компот, которого-то и было в стакане на две трети, и погрустнел: – Все эти баптисты-сатанисты виноваты.

– Ты знаешь, кто они? Где живут?

– Да я даже представления не имел, куда меня завезли! Настолько меня желание подлечиться на любую приманку влекло. Приехали в какую-то избу, мужик с бородой до пояса меня осмотрел и сказал, что надо провести обряд. Стали готовиться, песни петь страшные, мне уже тогда поплохело. Затем мужик достает топор, надрезает себе руку и капает кровь в фаянсовое блюдо. После него еще четверо своей крови таким же образом добавили. Ну и меня заставлять начали, мол, капни пяток капель, а потом все и выпей! Позвоночник сразу как новый станет.

– И ты выпил?! – не выдержала Зоя.

– Я что, дурак? – возмутился я. – Сейчас гепатит разной формы тяжести через кровь передается, СПИД, еще куча всякой хвори, а я всякую мерзость пить буду? Желание желанием, но сразу сообразил, что выздоровление может перетечь в еще более страшную болезнь. Ну и я бросился из дому. А мужик так за мной с топором и гонялся около часа, все кричал, что я умру, если обряд не закончу. От страха я даже и не сообразил, как через какой-то забор перебрался. Мужик за мной следом топор швырнул и проклял до седьмого колена.

– А мы ничего не слышали, – заметил Геннадий.

– Да вы ржали как кони! Зато я слышал, – пожаловался я. – Поднял топор, присмотрелся к нему да и кинул в траву.

– Но сигнализация не сработала, значит, перебраться через забор ты не мог!

– Да?! А что я, по-вашему, птица? Или меня как топор забросили эти сектанты-сатанисты? Раз не сработала, значит, поломалась или еще какой сбой случился.

Еще после нескольких минут расспросов, когда выспросили, как и в каком месте двора я выпутался из паутины жуткого страха, стали уточнять:

– А чем они тебя кормили?

– Да ничем, – пожал я плечами, вспоминая, что плел Зое перед уходом в бессознательное состояние. – Я свои старые бутерброды доедал до того. Они, правда, не совсем уже свежие были, почти неделя прошла.

– Вот поэтому ты и отравился! – резюмировала женщина. – А мне такую ахинею нес про какие-то пульсирующие щиты, что я сразу подумала – у тебя бред.

– Так что с Казимиром? – сомневался Геннадий. – Пусть заявляет в полицию?

– Толку никакого. – Кажется, более житейский подход к событиям проявляла Зоя. – Даже если этого мужика отыщут, инкриминировать ему ничего не смогут: никто не убит, никто не пострадал, ничего не украдено. Да и парень к ним добровольно явился. Правильно?

– Конечно.

– И теперь каких только сект или шаманских верований не развелось, и бороться с ними бесполезно.

– Точно, – подтвердил я. – Тем более что зла мне никто не желал. Просто они глупые и неграмотные совсем.

Пока они осмысливали мои слова, я сменил тему разговора:

– Не удивлюсь, если в этой больнице половина пациентов умирает. Тут так плохо кормят… Вернее, мало.

Зоя решительно встала, вскоре вернулась с полным подносом удвоенных мясных порций. Плюс еще и подливы, сметаны и три стакана компота принесла. С ходу и предупредила:

– Если живот не болит, ешь сколько хочешь.

– Да нет, я столько не съем, – признался я, хватаясь за ложку.

Съел! Парочка сидела и расширенными глазами наблюдала этот аттракцион неслыханной прожорливости. И когда я удовлетворенно откинулся на спинку стула, Геннадий с восхищением признался:

– Ну ты силен пожрать, мужик! Не увидел бы – не поверил! Может, это за тобой с топором гонялись по той причине, что прокормить не могли?

– Ну, меня и убить трудно! – улыбался я, стараясь скрыть растерянность и недоумение: я все равно оставался голодным! Не настолько, чтобы осмелиться попросить добавки, но настолько, чтобы смолотить еще столько же!

Эк меня припекло больничными промываниями! Хорошо хоть желудок с пищеводом не вымыли своей карболкой. Пока я задумался над проблемой своего истощенного организма, у Геннадия зазвенел мобильный.

– Да? Ваш сын? Да, Борис Ивлаев, сидит передо мной после сытного обеда. Можете, конечно, но у меня просьба, хочу тоже с вами несколькими словами переброситься. Договорились!

И он передал аппарат мне.

– Борис, я дозвонилась до Машкиной бабушки, и она послала к деду Назару соседа на велосипеде. Скоро он вернется, и мы опять созвонимся. Как у тебя, все в порядке?

– Да, мам!

– Документы с собой?

Моя мамулька, когда надо, по деловитости папика за пояс засовывала.

– Нет ничего.

– На кого выслать деньги?

– Да вот с Геннадием на эту тему и переговори. Они здесь мои единственные друзья, очень мне помогли, и вообще самые классные. Даю трубу и жду звонка!

Несколько смущенный Геннадий взял телефон и для разговора вышел в коридор. Думаю, моя мама ничего лишнего против меня не выболтает, да и не знает она ничего такого. А вот в этой веселой и жизнерадостной паре я и в самом деле не ошибся: очень хорошими людьми оказались. От других и десятой доли подобного сочувствия и благожелательности не дождешься, а эти вон как помогли.

Мало того, когда мы остались одни, Зоя мне подмигнула:

– Может, ты еще чего перекусить хочешь? На десерт? Я там в буфете видела великолепные сырники и сметанники. А?

Совесть требовала отказаться, но еще более настойчивый зов желудка заставил скромно пожать плечами и стыдливо кивнуть. Через две минуты мы уже стояли в буфете и накладывали разных вкусностей на тарелки. Причем моя спасительница решила и для себя взять, и для Геннадия:

– Пусть тоже перекусит.

Но пока Геннадий не вернулся из коридора, мы настолько увлеклись вопросами географии и обсуждением живописных видов берегов речки Смелы, что не обращали на тарелки никакого внимания. Зоя тоже делала вид, что кушает, но лишь подносила кусочек сырника к губам да продолжала рассказывать дальше. И как мне стало стыдно и неловко, когда я сообразил: из порции, хватающей на шестерых, остался лишь один сметанник и один стакан кефира. Не заметив моего смущения, мужчина уселся за стол, схватил кефир и похвалил:

– Молодцы, про меня не забыли! А твоя мать – очень милая и приятная в общении женщина.

Это он еще не знал, что я выпил три стакана сметаны и два кефира. А знающая и прячущая ямочки на своих щеках Зоя быстро сменила тему разговора, начав выспрашивать, где и кем работают мои родители. Второй раз в буфет уже смотался Геннадий. Как ни странно, но и с того подноса я умял более половины. Теперь они уже оба заволновались:

– Может, тебе немного подождать?

– Доктор говорил о диете.

– Вдруг опять придется делать промывание?

– Зачем? – удивился я, вдруг отчетливо осознав, что практически из меня уже ничего не вымоют. Да что там ничего, я бы еще чего-то пожевал! Но здравомыслие победило: – Чувствую себя нормально! Сыт! Преогромнейшее спасибо!

– А в сон тебя не тянет?

– Живот не болит?

– Нисколечко! – Наоборот, я почувствовал прилив сил и возбуждения. – Прыгать хочется и бегать, как в детстве.

– Может, все-таки зайдем к доктору?

– Пусть глянет.

– Запросто! Мне не жалко!

Но только мы начали вставать, как мобильный Геннадия запиликал снова. Опять говорила мать. Причем она не понимала всего трагизма случившегося и говорила спокойно, без всякого волнения:

– Сосед девочек не застал, и, по словам деда Назара, те ушли из дому еще ранним утром. Волокли на себе громадные рюкзаки, как истинные туристы, взяли с собой свои шпаги и рапиру и сказали, что вернутся не раньше чем через месяц. Кстати, заявляли, что вернутся с тобой. Боря? Борис, ты меня слышишь?!

А я стоял на ногах, побелевшими пальцами сжимая чужой мобильник и постанывая от горькой досады. Ведь это и мне теперь суждено опять вернуться в иной мир! Ведь это и мне теперь придется спасать этих глупышек и вновь искать выход обратно на Землю. Но раз один раз у меня это получилось, то и второй раз точно получится! Пусть даже для этого мне придется в составе войска штурмом взять крепость Дефосс и уничтожить людоедов в империи Гадуни всех до единого!

И только после пятого вопроса со стороны матери сообразил, что надо отвечать:

– Да-да, слышу! Просто обидно стало, зазнайки они вредные! Вечно эти отчаянные сорвиголовы меня не ждут и лезут поперед батьки в пекло!

– Так что с ними?

Мать ни на секунду не засомневалась в умении наших родственниц всегда и везде найти выход из любого критического положения. Скорее она за меня переживала, хотя я давно уже получил родительское благословение на полную самостоятельность. Но и это уже радовало: только не хватало мне сейчас панических поисков по всему лесу трех заблудших овечек. Поэтому я постарался говорить как можно спокойнее и увереннее:

– Да ничего с ними не случится. Ты ведь знаешь, насколько они зазнайки. Просто меня не захотели с собой взять в поход, вот и намылились раньше. Ничего, я знаю, куда они отправились, и никуда они от меня не денутся.

– Ну вот и ладушки. Деньги мы сейчас Геннадию перешлем, должно тебе хватить с запасом и на дорогу, и на карманные расходы, и на возвращение долга твоим друзьям.

– Спасибо, мама!

– Ты когда будешь и где?

– Постараюсь добраться как можно раньше и прямиком в Лаповку.

– Вот и молодец, сынок. Мы с отцом два денька отдыхаем в деревне и в воскресенье возвращаемся в город. Может, где и пересечемся. Целую!

– Обязательно! Целую тоже! Папе привет.

После разговора я так и остался стоять, прикидывая, как быстрее выйти из этой больницы, определиться с дальнейшим маршрутом и в самый короткий срок добраться до Лапы. И словно подслушав все мои мысли, Зоя стала рассуждать:

– В больнице после отравления долго не держат, можем тебя хоть сейчас выписать и забрать. Мало того, мы с Геннадием как раз сегодня вечером собирались ехать в Россию. И как раз в твой город. Если хочешь – можем захватить. Но уже до своей Лаповки будешь сам добираться. Заметано?

У меня чуть слезы на глаза не навернулись от такой щедрости и готовности помочь. И, заикаясь, я ответил:

– Моя благодарность не знает границ, а большое человеческое спасибо простирается за горизонты!

– О-о-о! Так не пойдет! – Геннадий помог встать своей даме, и мы все трое устремились к выходу. – Даже такое огромное спасибо на хлеб не намажешь. Поэтому будешь в дороге отрабатывать своими рассказами о своих приключениях. Обещаешь? Тогда поехали!

Мне было и легко и грустно одновременно. Грустил я о потерянных друзьях, которые, скорее всего, погибли в крепости людоедов. А легко мне становилось от мысли о грядущем свидании с империей Моррейди. Уж теперь-то я точно сумею купить себе первый щит, безбоязненно проглотить его и стать совершенно здоровым. И даже цена за такое чудо в виде пожизненного заточения в ином мире мне не казалась слишком чрезмерной.

За все надо платить! И я был готов к подобной оплате.

Эпилог

На узкой лесной тропе было не разминуться. И если бы кто со стороны наблюдал за встречей двух мужчин, то сразу бы подумал: ни один из них не уступит друг другу дорогу. Настолько странно, кошачьим шагом они сближались и настолько злобно и сердито обменивались взглядами. Наконец оба замерли на расстоянии метров шести, словно опасаясь нежданного нападения. Продолжая буравить один другого взглядами, они так простояли минут пять, прежде чем более приземистый и широкоплечий не заговорил:

– Давно тебя не видел, дружище.

– И я бы век с тобой не встречался, приятель! – скривился более худощавый.

– А придется!

Несмотря на дружеское обращение, они скорее походили на крайне настороженных, готовых ко всему противников. А то и врагов. Очень похожие на грибников, в просторных брезентовых куртках, под которыми что-то топорщилось, за спиной рюкзаки, по виду весьма тяжелые. И руки-крюки, совсем не приспособленные к труду ювелира, таланту пианиста или кропотливости белошвейки.

– Меня трудно даже уговорить, а уж заставить…

– Тебя никто не заставляет, мы все сами такие. – Широкоплечий переступил с ноги на ногу, но при этом расставил ладони в стороны, показывая, что они пусты. – Но давать подсказки друг другу обязаны.

– На какую тему подсказки?

– Как у тебя с техническим надзором?

– Все продумано и под контролем, – высокомерно выплюнул из себя худощавый.

– И часто ты контролируешь? – Пауза после этого вопроса затянулась, и широкоплечему пришлось пояснить причину своей заинтересованности: – В последнее время участились случаи неконтролируемых пробоев на твоей гауриадной консоли. Тебе следует принять меры.

– Следует?!

– Не придирайся к словам, а прислушивайся к рекомендациям. Ты хоть и одиночка, но наши пожелания игнорировать не стоит. Наш добрый Морт-Шейл до сих пор приходит в ярость, когда вспоминает случай из позапрошлого сальт-периода. Более трех тысяч особей прорвались к тайнам и воспользовались ими.

– Да и пыль с ними, все ведь померли.

– Они – да. Но чего тебе это стоило, и сколько мы переволновались.

– Ах! Неужели вы такие чувствительные?! – стал ерничать худощавый. – С чего это вдруг? От скуки или от безделья?

– Все шутишь. Ведь знаешь, что нам скучать некогда.

– Ну-ну, деловой ты наш.

Такое обращение широкоплечему грибнику не понравилось. Он нахмурился, злобно задышал, и показалось, что сейчас вот-вот кинется на своего друга-соперника. Но сдержался. Даже улыбнуться попытался:

– Так что с пробоями?

– Спасибо, что предупредили, обязательно гляну, сегодня же.

– Тогда до встречи?

– Обойдемся, – ядовито усмехнулся худощавый грибник. – Лучше – прощай!

После чего оба, пятясь, стали расходиться. Метров через десять такого движения пошли боком и, только скрывшись из поля зрения друг друга, бесшумно двинулись нормальным образом. Да и то вдруг резко замирали, оглядывались и долго прислушивались: не идет ли кто следом.

Странные какие-то в этом лесу грибники прохаживались. Недоверчивые. Но еще больше удивился бы нечаянный наблюдатель, если бы узнал, что в этом лесу никогда не было грибов.

Конец первой книги

Юрий Иванович

Шагнуть в неизвестность

Раб из нашего времени – 2

«Шагнуть в неизвестность»: Эксмо, Домино; М.; 2010

ISBN 978-5-699-46121-9

Аннотация

Мир Трёх Щитов, опасностей которого с таким трудом удалось избежать Борису Ивлаеву во время его последнего визита туда, вновь преподносит неожиданные «подарки» открывателю дороги между мирами. На этот раз к помощи взывают подруги нашего путешественника, отправившиеся по его следам в иномирье. И вот, прихватив с собой двух верных товарищей, Борис спешит на спасение попавших в беду подруг. Но законы перехода непредсказуемы, друзья оказываются далеко друг от друга, и, чтобы осуществить свою миссию, они вынуждены не расставаться с оружием, прокладывая себе дорогу среди полчищ кровожадных чудовищ.

Юрий Иванович

ШАГНУТЬ В НЕИЗВЕСТНОСТЬ

Пролог

Император зроаков, тяжело ступая по мраморным плитам, обходил длинный ряд открытых гробов. Грохот его кованых сапог, казалось, раздавался на весь мир и сотрясал стены древней крепости. Но вот и он стих. Опечаленный отец замер возле последнего гроба, где лежал его родной сын. Не самый любимый, как было общеизвестно. И не первый наследник, а только седьмой по праву крови. Зато самый знаменитый по беспощадности к врагам империи Гадуни. Да и много чего самый, самый, самый.

Но суть от этого не менялась: кощунственное убийство свершилось и уже никто не вернет великого и сильного воина к жизни. А раз нельзя оживить, то остается только одно — мстить! Причем мстить так, чтобы от одного воспоминания об этом подлые людишки сжимались и накладывали в штаны от страха. И займутся местью смертники. То есть все те, кто остался живым в крепости Дефосс, все те, кто допустил своей преступной леностью и невниманием гибель седьмого принца.

Так и продолжая стоять в полной тишине возле тела сына, император в последний раз задумался перед выбором. Многие его советники советовали показательно казнить всех ротозеев, не сумевших удержать пленников и допустивших гибель владельца крепости Дефосс. Но в то же самое время повелитель зроаков лучше всех остальных понимал нежелательность такой меры, полную ее бессмысленность. Сбежать или спрятаться на просторах остального мира проштрафившиеся воины и обладатели щитов не смогут, а значит, им в любом случае придется охотиться за мясом и вести регулярные его поставки в столицу денно и нощно. При этом они сделают сразу четыре полезных дела для империи Гадуни: спасут свои жизни, нагонят страху на людей, своими непрекращающимися рейдами заставят опасаться подобного режима существования остальных зроаков и обеспечат кухни королевского дворца ценным полуфабрикатом.

Придя к подобному итогу своих размышлений, император пошевелился, сбрасывая оцепенение, посмотрел по сторонам траурно украшенного зала и двинулся в другой зал, где уже ждали своей участи выжившие при побеге пленников защитники крепости. Все-таки очень хотелось узнать из первых уст все подробности немыслимого побега и сделать все возможное, чтобы подобное впредь не повторялось.

В небольшой комнате для допросов самого именитого зроака уже ждали небольшой трон и почтительно согнувшийся министр внутренней полиции.

— Ваше императорское величество! У нас все готово к последнему допросу и последующей казни.

— Давайте сюда всех старших! — приказал король, усаживаясь на трон.

Затем с полным внешне равнодушием стал ощипывать ягоды с огромной виноградной грозди, рассматривая, как палачи проворно поволокли закованных в цепи арестантов. Эти трое оставались самыми главными командирами в крепости после погибшего принца и его ближайших помощников.

Начальник внутренних караулов, первый заместитель коменданта и главный управляющий всей крепости. Последний являлся и обладателем трех щитов, так что вокруг него находилось сразу четверо его коллег, блокируя заранее любую попытку нанести волшбой вред не только своему сюзерену или тюремщикам, но и самому себе. Считалось более предпочтительным самому удавиться, чем отправиться на казнь по высочайшему имперскому указу.

Обладатель щитов был пожилым ветераном, невероятно опытным и довольно знаменитым зроаком. Даже сам император его знал лично. Поэтому и стал говорить только с ним, игнорируя остальных коленопреклоненных воинов:

— Как же так, Заррабга? Как такой опытный управляющий мог допустить такую трагедию?

Украшенный наколками трех щитов лоб арестанта сморщился от тяжких, покаянных терзаний.

— Нет мне прощения, о мой повелитель! И жду от тебя любой кары только как блага избавления от моей никчемной жизни.

— Верно, что благо. Лучше умереть под орудиями пыток моих палачей, чем мучиться подобными укорами совести.

— Я готов, о мой повелитель!

— Не сомневаюсь, — вполне сочувственным тоном буркнул король. Но тут же нахмурился, — А теперь коротко расскажи, кто виноват и как это все произошло.

— Во всем — только моя вина! — бесстрашно заявил Заррабга, — Вначале я не обыскал маленького пленника, которого кречи принесли, приняв за ребенка. А у этого уродца оказалось нечто, благодаря чему он сумел разорвать или проломить один из прутьев оградительной решетки. Затем это мелкое отродье проскользнуло в щель, прокралось в оружейную и подло, скорее всего набросившись со спины, убило старика Сагида, прославленного наставника.

— Как именно?! — заскрипел зубами король зроаков. Он и сам когда-то обучался владению оружием под наставничеством опытного ветерана Сагида.

— Тонким коротким лезвием в висок, более десяти ударов, — Управляющий сделал паузу и, не дождавшись новых вопросов, продолжил: — Дальше пленники выломали второй прут и всем скопом пробрались в оружейную. Оделись в броню и одним ударом покончили с четырьмя воинами в малой караульной. После чего они надели шлемы и доспехи. Дальше они повели себя еще более странно и нагло. Вместо того чтобы поспешно, скрытно покинуть крепость, они отправились к пиршественному залу, где убрали охрану с верхнего яруса, перебили поваров и пустили ядовитый воздух прямо в зал.

— И ты ничего не почувствовал?

— Ничего, о мой повелитель! Этот яд совершенно новый и мне неизвестный. Я преспокойно разговаривал с одним из гостей принца, когда увидел, как тот стал синеть и заваливаться на спину. Вначале показалось, что от перепоя, но мы ведь с ним почти не пили! Да тут и я сам стал задыхаться, только и успев ввести свое тело в режим экономного дыхания. Поэтому и спасся. Ядовитый воздух оказался настолько силен, что даже некоторые стоявшие снаружи рыцари от него пострадали после открытия дверей. Во время расследования мы отыскали маленькие цилиндрики, в которых и хранилось до того ядовитое вещество. Опять-таки, скорее всего, цилиндрики имел при себе тот самый недоросток.