Ступени жизни

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ НРАВСТВЕННОЕ НАЧАЛО

Проблема неохватная, нуждающаяся в глубоком и всестороннем исследовании и осмысливании, особенно в наше время падения исторически сложившихся мотивов человеческого поведения. Но здесь я ограничусь только одним — моим выступлением на эту тему на заседании «круглого стола» в Институте философии, опубликованным в журнале «Вопросы философии» (1973, № 12).

«Мне кажется, что в программе нашего «круглого стола» и в ходе развертывающегося разговора непростительно мало уделяется внимания вопросам воспитания, и тем более нравственного воспитания.

Вопросы эти, конечно, не новы, а я не философ, не теоретик и ни на какие открытия не претендую. Но, как писатель, я нахожусь в непрерывном, многолетнем общении — и личном и письменном — с людьми, притом с очень разными, людьми разных судеб и положений, настроений и концепций. Это дает мне возможность наблюдать процессы, протекающие в жизни. Именно об этом я хотел бы здесь сказать.

Для многих писем, которые я получаю, очень характерны настроения озабоченности, гражданской тревоги. Речь идет о коммунизме, его близком или далеком осуществлении, а это вопрос вопросов. Это проблема будущего нашей страны, нашего народа, а вместе с тем и всего социального прогресса человечества.

Говоря о всеобщем образовании, мы имеем в виду, что школа является, кроме прочего, и нравственным фильтром и обязана быть фильтром качественным.

Но на производстве хорошо знают, что после школы к ним приходят молодые люди, которых зачастую нужно перевоспитывать. Такое положение недопустимо, и выращивание сорняков среди огромной клумбы цветов не может не тревожить всех нас, строителей коммунизма.

Не буду нагнетать краски и говорить об этих «сорняках среди клумбы цветов», о фактах хамства, хулиганства и прямых преступлений, о которых много говорится в письмах ко мне. Но не могу не отметить самого главного и существенного, что за всем этим стоит.

Серьезная, гражданская постановка вопроса! И дальше — анализ:

Тов. Родигин из Ленинграда как бы продолжает письмо тов. Коноплянцева:

И далее:

Подведем итог словами из письма того же казахстанского геолога:

Вот в этом самое главное: нужно думать. И не будем пугаться допущенных преувеличений и перегибов; конечно, тот процесс, о котором здесь говорится, не всегда и далеко не всегда протекает в таком обнаженном виде и приводит к таким результатам — тут вступают в силу другие факторы, и прежде всего то нравственное воспитание, о котором у нас и идет речь.

При ближайшем анализе само понятие нравственного воспитания расчленяется на три аспекта: что воспитывать, как воспитывать, что мешает нравственному воспитанию? И этот третий как будто бы негативный аспект на деле является сугубо позитивным и, может быть, самым главным, потому что без осмысления и устранения препятствий цель недостижима — ни вообще, ни в данном случае. А наша задача — найти в недрах нашего общества, в его духовной атмосфере нравственные силы, корректирующие отмеченный и необратимый социально-экономический процесс деформации семьи.

Мощному влиянию этих стихийных факторов мы должны противопоставить силу сознания, идеологии, нравственных принципов, лежащих в основе нашего общества, сделать их сильнее и победить.

Вот в чем острота проблемы. Вот почему вопросы нравственности приобретают у нас первостепенное, общественной и государственной важности значение.

А между тем в этих вопросах у нас есть еще много неясного, дискуссионного, нуждающегося в доосмыслении, а в чем-то, может быть, и переосмыслении.

Что такое материальные и моральные стимулы? Каковы их взаимоотношения, взаимодействие? Что такое нравственность? Совесть? Каковы границы и степень их влияния на ход жизни? Какова степень и в чем истоки их императивности, без которой нравственность как таковая теряет свою силу, смыкаясь с прагматизмом, релятивизмом и беззастенчивым утилитаризмом (у каждого своя совесть, кто как хочет, так и живет)?

Вот и начинает каждый мудрить по-своему.

Все это пишется у нас в книгах и солидных журналах. А ведь Энгельс в письме к Блоху, признавая в конце жизни, что «Маркс и я отчасти виноваты в том, что молодежь иногда придает больше значения экономической стороне, чем это следует», говорит о необходимости отдавать должное и «остальным моментам, участвующим во взаимодействии».

А недавно мне пришлось беседовать с одним крупным работником крупного ведомства, с которым я давно знаком и пользуюсь с его стороны некоторой степенью доверия. И вот в порядке доверительности после разговоров о том о сем и сетований, что то не ладится, другое не ладится, речь зашла о нравственности, и тогда мой собеседник сказал:

— Вот мы насытим страну машинами ЭВМ, которые являются помощником человека. Тогда нам будет легче, управлять будет легче, — уточнил он свою мысль.

— Легче ли? — спросил я его. — А кто будет стоять у аппарата? Кто будет давать сведения, исходные данные для машины? Не научим ли мы и машину врать?

— Нет, не научим.

— А куда мы денем сердце человеческое?

— Сердце — ненадежный инструмент. Мы заменим его машиной, и у нас все будет в порядке.

Какой административный восторг, какие нелепые упования на всемогущество бездушной ЭВМ, позволяющей из кабинета при помощи нажатия кнопки управлять непослушными сердцами человеческими!

А вот еще более нелепый и страшный призыв воинствующего обывателя — «изгнать из воспитательной работы ложный гуманизм под флагом свободы детям, любви к детям и любви к человеку».

Вот какие опасности стоят перед нравственным сознанием народа, и кроются они в самом понимании, в формулировках самого понятия нравственности. А как же быть тогда с Марксом? — «…чтобы, с одной стороны, очеловечить чувства человека, а с другой стороны, создать человеческое чувство, соответствующее всему богатству человеческой и природной сущности». Или: «…насколько стала для человека природой человеческая сущность. На основании этого отношения можно, следовательно, судить о степени общей культуры человека. Из характера этого отношения видно, в какой мере человек стал для себя родовым существом, стал для себя человеком и мыслит себя таковым».

Во всем этом кроется большущая, коренная проблема для всей нашей общественной, в том числе и философской, мысли. Нравственность — это не расчет, не исполнительность и не профессионализм, это — отношение, отношение к человеку, к людям, к обществу, и даже к природе, и к самому себе как ценности. Нравственность не функциональное понятие: передовой производственник, хороший ученик, примерный семьянин. Это коренное, материковое понятие (по Марксу, «человеческая и природная сущность»), самоопределяющее те или иные функции человека. Об этом говорил Маркс, об этом говорили все великие люди прошлого.

Сошлюсь на одного Пирогова, который, будучи крупнейшим медиком по профессии, был подлинным философом и в этике и в педагогике. Недаром в виде эпиграфа к его знаменитым «Вопросам жизни» стоит следующий диалог:

И дальше Пирогов, как известно, развивает свои мысли о том, что прежде всего нужно воспитать именно человека, который потом станет хорошим негоциантом, хорошим слесарем или солдатом.

Вспомним, что сказал об этом и Чернышевский:

Все это было сказано столетие назад, и все это стоит сейчас перед нами как одна из важнейших и острейших проблем. Это вовсе не значит, что дела якобы идут плохо. Наше общество эту проблему ставит как никогда широко, всеобъемлюще, стремится решить ее полно и глубоко.

Вековой давности проблема обрастает нашим собственным, кровоточащим.

Вот мы десятилетия уже боремся с пресловутой процентоманией в школах, а читатель видит в этом не простое чиновничье упорство, а также фактор нравственного девоспитания.

Мы говорим сейчас — в том числе и на этом нашем «круглом столе» — о специализации, математической, физической и всякой другой, и очень мало — повторяю — о нравственном аспекте воспитания. А как обстоит дело в реальной, живой жизни?

Вот передо мною письмо одного из героев «Трудной книги», Саши Пшеная. В свое время он прошел через все трудности и перепады судьбы, был в заключении, досрочно освобожден, участвовал в строительстве крупнейших криворожских домен, прошел школу рабочей выучки на знаменитом металлургическом заводе и теперь, с таким богатейшим жизненным опытом, работает мастером-наставником в специальном производственно-техническом училище, воспитывая таких же самых ребят, каким когда-то был сам. И вот он пишет:

Так обстоят дела в жизни. Исследовать и теоретически осмыслить все это, на мой взгляд, важнейшая задача нашего времени. В наш век выработка внутренних мотивов и императивов поведения является определяющей задачей нравственности и нравственного воспитания. Это не только кодекс или комплекс норм и правил поведения, хотя все это само собой разумеется. Это понятие гораздо более широкое и сложное. И прежде всего это не логическое, а именно ценностное миропонимание и мироощущение, мироотношение к себе, к людям, к обществу, из которого вытекают уже нормы и правила как нечто собственное, личное и потому императивное. И в императивности этой — сущность нравственности.

Она и в активном, деятельном отношении к жизни, к обществу, к людям и в непримиримости ко злу, как об этом горячо и страстно писал покойный В. А. Сухомлинский в письмах, адресованных мне: