Тусовщица

Глава 30

Всю следующую неделю я описываю свои негодования, прерываясь только для того, чтобы съездить на собрания в «Пледжс». Я уже подошла к последнему куску, в котором описываю свое поведение во всех этих событиях — то у меня были завышенные требования, то во мне проявлялся дух соперничества, то я говорила человеку какую-нибудь пакость прежде, чем на меня успевали наорать. У меня появляется ощущение нереальности всего происходящего, когда я вспоминаю все эти подробности, которые либо забыла, либо просто не хотела вспоминать. Однако, думая о своей роли, я не испытываю стыда, а лишь облегчение, потому что это подсказывает мне, что мое будущее окажется гораздо лучше моего прошлого.

— Не нужно строчить, как сумасшедшая, — говорит Рэчел, когда я объявляю ей, что почти закончила. — У многих уходят на это месяцы. Даже годы.

— Знаю, — отвечаю я. Я много об этом слышала. Но почему-то, как только я начала все это описывать, во мне пробудилось чувство обязательства, которое подстегивает меня и заставляет писать в таком темпе. Не знаю даже, смогу ли я остановиться. Как будто что-то подсказывает мне, что если я не начну немедленно действовать, то моя точка зрения может поменяться, а мне не хочется забывать о том, насколько это для меня важно.

Просто не верится, что я о самой себе узнала. То я слишком многого требовала от людей и, не получив желаемого, сама провоцировала их на какие-то поступки, а сейчас меня это бесит. Кейн, к примеру, не подставил бы меня, если б я с самого начала не показала себя полной дурой и непрофессиональной журналисткой. Да даже родители, которые, как мне казалось, постоянно что-то портили, фактически делали все, что могли. Когда же я была слишком маленькой, чтобы быть хоть сколько-нибудь причастной к их поступкам, то та роль, которую я играю во всем этом сегодня, вызывает у меня отвращение.

Я отправляюсь на собрание в «Пледжс» и делюсь со всеми своим открытием, и впервые за все время говорю не с целью рассмешить их или продемонстрировать, как здорово я умею выражать свои мысли. Я наконец-то понимаю, что имеют в виду люди, когда утверждают, что обсуждение в группе помогает им осмыслить свои поступки. И, если в этом они оказались правы, может, они правы и во всем остальном?

Наконец, спустя несколько дней, я сижу в уставленной папоротниками квартире Рэчел и читаю ей все, что понаписала — около сотни страниц. Потом курю. И снова читаю. Она кивает, курит вместе со мной и время от времени делает какие-то пометки в своем желтом блокноте.

— Ты, наверное, уже чертовски устала, — говорю я три часа спустя.

— Вовсе нет. Помни, ты помогаешь мне, позволяя все это выслушать.

В период лечения в «Пледжс» пациенты центра только и твердят, что, помогая другим и выслушивая их, ты тем самым избавляешься от собственных проблем — которые у большинства из нас связаны с нашим раздутым эго — и начинаешь понимать, что надо прислушиваться и к самому себе. Сказать по правде, я считала все это полной чушью. Но, взглянув на Рэчел и вспомнив, что она — мой учитель, а не актриса, и что в «Пледжс» постоянно напоминают о том, что нужно вырабатывать стратегию «истовой честности», я верю, что она не врет. Поэтому я читаю, читаю, читаю до тех пор, пока не садится солнце и я не переворачиваю последнюю страницу.

Когда я заканчиваю, Рэчел показывает мне список, в котором перечисляются все мои недостатки, и, хотя в нем присутствуют такие слова, как «эгоистка», «корыстная», «манипулятор» и «лгунья», я почему-то не расстраиваюсь. Наоборот, это внушает мне надежду на то, что, может быть, я смогу как-то наладить свои отношения с людьми, которые испортились еще задолго до того, как я впервые попробовала спиртное.

— Ты была не дрянью, — говорит она. — Ты просто была больна. — И предлагает пойти домой, прочитать первую часть книги про «Пледжс» и задуматься над своими недостатками.

— Всего-то? — спрашиваю я. — Я все это сделаю и дойду до конца?

— До конца? — смеется она. — Ты только в начале.