В преддверии рая

ИЗ «ЕВАНГЕЛИЯ ОТ ИВАНА»

В то же самое время, когда модные молодые люди рассказывали выпускникам школы о райских условиях работы и жизни в учреждениях, связанных с космическими полетами, более солидные люди с внешностью преуспевающих ученых появились на некоторых факультетах институтов и университетов Страны. Они встречались с дипломниками, подлежащими распределению, и предлагали весьма заманчивые условия работы в одном закрытом учреждении, связанном с космическими полетами, с одновременной сдачей кандидатских минимумов и ускоренной защитой диссертаций. Желающих, разумеется, тоже было достаточно. И разочарование потом тоже было некоторое, но гораздо меньше. А выгоды работы оказались настолько значительными, что от первого разочарования скоро не осталось и следа. Условия работы гигантского исследовательского учреждения явочным порядком породили непредвиденную и незапланированную иерархию и дифференциацию в среде среднего персонала ИСИ, так что многие молодые начинающие ученые быстро начали делать карьеру, становясь руководителями группок, групп, секций, отделений, тем, проблем, проектов, авторских коллективов и т.д. Всего за полгода около трехсот бывших выпускников институтов сдали кандидатские экзамены.

В библиотеках и кабинетах ИСИ можно было получить любую /в том числе и самую запретную/ литературу. Конечно, на многие книги образовывалась очередь, так что порой приходилось ждать по нескольку недель. Но за это время на долю желающего выпадала другая, не менее запретная книга, так что ожидание не замечалось. В специальных кинозалах можно было посмотреть любые западные фильмы. А что касается научной работы, то в ИСИ дозволялось многое такое, что в обычном внешнем мире публично объявлялось шарлатанством или преступлением против человечности. Так что число срывов в среде среднего научного персонала было так ничтожно, что их считали вообще несуществующими.

Мы делаем грубую методологическую ошибку, ища объяснения нашему заведению в терминах причинного и целевого объяснения, сказал Критик. Это заведение могло возникнуть из самых различных источников. Из бредовых идей. Из злобных замыслов. Из благих намерений. Из каких-нибудь курьезных слов или действий отдельных лиц. Но это не имеет значения. Возникнув, заведение такого рода, как наше /а оно— типичное явление в коммунистической системе жизни!/, обрывает нити, связывающие его с породившими его источниками, и обретают полную независимость от них. Оно начинает жить по социальным законам коммунизма как относительно автономное целое. И если даже его характер совпадает с характером какого-то из упомянутых источников, ни в коем случае нельзя его объяснять именно этим источником. Такие совпадения соблазнительны, но они в большинстве случаев чисто внешни и обманчивы. Обычно более серьезное значение имеет источник, резко отличный от сложившегося целого или даже противоположный ему. Научно правильно одно объяснение: исходящее из сложившегося целого как эмпирически данного факта. Ошибочно также искать и целевые объяснения. Цели были у отдельных лиц, участвовавших в его организации. Цели имеют те лица, которые участвуют в его жизни, образуют его социальное тело. Но последнее как целостное образование цели не имеет. По самому понятию цели, определенному для групп людей и их сложных социальных систем, понятие цели к нему применимо лишь постфактум или ретроспективно. Цель этого заведения — то, что оно делает на самом деле. Его могут использовать для каких-то целей. Но тогда речь пойдет о целях тех, кто использует. Само же это заведение имеет в себе самом «цель» — самосохранение. Огромная масса людей заинтересована в этом и делает для этого все, что в ее силах, раз это заведение существует. Надо познать одно: реальное строение этого заведения и что оно фактически делает. И лишь тогда мы можем высказать некоторые надежные прогнозы. Успеем ли, сказал Террорист. Не кажется ли вам, что мы думаем еще по старой привычке и по инерции. А инерция эта все более ослабевает. Я думаю, вы все это заметили. Да, сказал Пропагандист. Но этому надо противопоставить регулярную тренировку. Что я имею в виду? Надо по очереди говорить. Вспоминать. Выдумывать. Теоретизировать. Слушать. Запоминать. Надо попытаться всем нам стать одной личностью, т.е. сделать интеллектуальный опыт всех достоянием каждого. Мы этим только и занимаемся, сказал Скептик. Верно, сказал Пропагандист. Но мы делаем это хаотически и спорадически. А надо регулярно и упорядоченно. На этом пути мы можем найти компенсацию безволия. Можем выработать привычку, компенсирующую отсутствие целевых установок и способность хотеть. Ваши идеи противоречат данным современной науки, сказал Скептик. Но у нас все равно нет выбора.

Идеолог: Основу /базис/ всякого общества образуют отношения между людьми в процессе производства материальных благ— производственные отношения. Они определяют собою все прочие стороны жизни общества. Таково, конкретнее говоря, применение принципа материализма к пониманию общества.

Ученый: Звучит неплохо. Но вы, насколько мне известно, затем ровным счетом ничего не оставляете от этого принципа. Скажите, отношения между рабочими на заводе при изготовлении какой-то продукции входят в производственные отношения? Нет. А отношения мастера и рабочего? Тоже нет. Так что же остается? Отношения собственности? В чьих руках находятся средства производства? Ну так бы сразу и говорили. При чем же тут производственные отношения? Отношения собственности /строго говоря, это — не обязательно отношения между людьми/ суть частный случай обладания или владения. Это — совсем иной аспект рассмотрения общества, отличный от аспекта производства материальных благ. Кроме того, известны общества, в применении к которым понятие собственности вообще лишено смысла. Собственность — понятие правовое. Оно имеет смысл лишь в применении к обществам, в которых право играет существенную роль. Оно лишено смысла в применении к нашему обществу. Ибо по самим определениям понятий вещь по праву /а не по обычаю или в силу захвата/ есть собственность индивида А, если и только если имеется другой индивид в рамках некоторой человеческой общности, собственностью которого эта вещь не является. У нас нет частной собственности на средства производства /в масштабах общества, не считая всякие домашние мелочи и кустарные орудия/. Но это не значит, что у нас есть какая-то иная форма собственности, ибо никакой иной собственности, кроме частной, нет. То, что называют коллективной собственностью, есть та же частная собственность, только владеющее лицо здесь образует группа людей, а не отдельное лицо. Если же общество в целом владеет средствами производства /и вообще чем-то/, то исчезают условия употребления понятия собственности. Нужны другие понятия. Например, машины на данном заводе не являются собственностью коллектива этого завода. Отношение коллектива завода к этим машинам описывается в иной системе понятий. Когда в таких случаях используют слово «собственность», осуществляют типичное смешение понятий, без которого ваша идеология не может существовать. Я не хочу больше копаться в том, что вы считаете словесными мелочами. Стоит ли, например, говорить о том, что отношение рабства не всегда есть отношение собственности. Даже феодальные отношения лишь отчасти подпадают под понятие собственности. Реальную историю просто невозможно без жульничества подогнать под вашу схему. В общем, декларировав производственные отношения как базис общества, вы тут же избираете лишь определенный тип общественных отношений, создаете примитивно-ложную схему истории и искажаете историю применительно к ней. Понятно, зачем: уничтожить частную собственность, т.е. отношения собственности вообще. Но это уж из области проекта будущего. Вернемся к производственным отношениям. Применим этот ваш принцип к нашему обществу? А почему бы отношения начальников и подчиненных и соподчиненных сотрудников между собою не рассматривать как производственные отношения нашего общества, как базис нашего общества? Почему бы при этом не фиксировать реальные принципы этих отношений, а не мусолить высосанные из пальца отношения всеобщей любви, заботы, помощи, справедливости и т.д.? Подобно тому, как вы антагонистические противоречия между людьми относите только к прошлым обществам и исключаете их в отношении нашего общества, вы свой материалистический принцип относите также лишь к прошлому, но не к нашему обществу. В отношении к нам вы впадаете в самый безудержный идеализм /в вашем же понимании/, видя основу нашего общества фактически в прекраснодушных намерениях ваших сверх-гениальных вождей облагодетельствовать народ. Я специально на сей раз принял вашу точку зрения в самой основе, чтобы показать, что вы неспособны следовать даже своим собственным принципам, когда речь заходит о нашем обществе. Ваша теория общества имеет один смысл: обругать «классовые» общества и возвеличить наше общество.

В основе привлекательности коммунизма для широких слоев населения, говорит Философ, лежит одна абстракция, которая частично реализуется в период становления коммунистического общества и в самых его низах в ставшем обществе. Это — абстракция первичного дружного коллектива, где все заботятся друг о друге, где каждому воздастся по заслугам, где более или менее равномерно распределяются всяческие блага, короче говоря — где реализуется самая примитивная житейская справедливость. Повторяю, отчасти этот идеал реализуется. Не будь этого, общество давно рухнуло бы. Но сказанное есть абстракция, не учитывающая факта существования множества таких первичных клеточек, их иерархии, иерархии самих производимых ценностей, иерархии возможностей потребления, разнообразия форм деятельности, типа и способностей людей. А если все это учесть, то мы получим такие возможности: либо примитивное общество из множества примитивных ячеек и с пронизывающей все общество системой репрессий /как было при Сталине/, либо дифференцированное общество из разнообразных, более сложных ячеек и с более гибкой системой подавления /как теперь/. Преобладает вторая возможность. Возврат к прошлой сталинской системе невозможен в силу самой усложняющейся организации жизни. Значит, на повестке дня — создание более тонкой и разветвленной системы контроля и подавления, образно говоря — нервной системы этого общества.

—Тут хитрая диалектика,— сказал Скептик.— Общественное сознание, согласно учению, должно отставать от материального базиса коммунизма, т.е. от производственных отношений полного коммунизма. Вместе с тем эти отношения нельзя вводить, раз сознание не дозрело. Так что нашли выход. Сознание отстает от материально-технической базы, которая уже построена. Теперь его подгонят под нее, т.е. сделают общественное сознание коммунистическим. Затем ликвидируют остатки отставания сознания. Об этом говорил Идеолог на том совещании. Что за совещание? Секретное совещание с участием Секретаря по Идеологии, Начальника ОГБ, Министра ВД и других влиятельных и известных лиц. На нем и была выдвинута идея создания этого института. Только я не думал, что он на деле уже существует. И я тоже выступал. Произнес обычную холуйскую речь. Я, как и прочие, думал, что это — очередная трепология, и не придал совещанию никакого значения. И совершил глупость: решил отличиться, проявить смелость и либерализм. Напомнил об уроках прошлого и призвал к осторожности. Вот кретин! Кого призвал?! И где?! Зачем мне это нужно было?! Блистательная научная карьера. Прекрасная семья. Квартира. Дача. Заграничные командировки. Что еще нужно было?!

И Скептик, схватившись за безволосую голову, на которой так недавно еще красовались начинающие серебриться каштановые кудри, упал на пол и застыл, как мертвый. Сектантка бросилась к двери:Врача! Но Пропагандист махнул рукой: бесполезно, все равно раньше положенного времени не примут никаких мер. Скоро, однако, Скептик отошел и продолжал рассказ.

— Была выдвинута также идея сознаториев. Что это такое? Расширенная опытная база, где вырабатываемые здесь методы будут проверяться в обычных житейских условиях. Надо думать, они уже существуют. Это на первом этапе. А затем через сознатории все население Страны будет подвергнуто действию выработанных здесь и проверенных методов. Что за методы? Это пока не ясно. Какое-то сочетание химии, психологии, педагогики и вообще всего того, что как-то относится к личности.

— Любопытно,— сказал Пропагандист.— Сейчас ужин, потом прогулка. Потом предлагаю не спеша обсудить ситуацию.

— Потом сон,— сказала Сектантка.

— А ну их к ... матери,— сказал Террорист.— Пусть делают, что хотят!

— Ого, — сказал Пропагандист.— Оказывается, человек обладает способностью компенсировать неспособность к протесту. Я думаю, что способность к протесту в принципе устранить нельзя. Посмотрим, подтвердится ли моя гипотеза?!

— Это банально,— сказал Террорист.— Исключение способности к протесту означает безразличие к наказанию, что рождает возможность протеста.

Раздался звонок, и питательные трубки выдвинулись из стены. Но пища из трубок не потекла в раскрытые рты обитателей палаты. Террорист лягнул трубку ногой. Пропагандист, Скептик и Писатель стали стучать в стену кулаками. Трубки убрались обратно и больше не появлялись. Слышно стало, как по коридору забегали люди. Минут через десять дверь открылась, и в палату вошел бородатый санитар.

— Старший по палате,— сказал он, обращаясь к Пропагандисту,— идем со мной, получишь котелки.

— Страна наша мощная,— сказал Скептик после ужина.— И кажется, что любая задача ей под силу. Если, конечно, никаких других задач нет. Но есть другие задачи, и каждая по отдельности кажется разрешимой. Вот назрела задача А. Собирается руководство. Решает считать ее первоочередной. Бросает на ее решение все силы. Но само руководство задачи не решает. Оно только указания дает. Его задача — собираться и принимать решения по поводу задач. И фотографироваться. И сниматься для кино и телевидения. Раз решение принято, для руководства задача уже считается решенной. Решение своей задачи по принятию решения о решении задачи оно воспринимает как решение последней. И оно берется за следующую задачу — за В. И повторяется то же самое. А как с первой? Про нее забывают, и она начинает решаться /или проваливаться/ обычными нашими методами. Так накапливается множество задач А, В, С,..., которые вместе уже не под силу нашей сверхмощной стране. И тогда все задачи не решаются совсем или решаются плохо. Или совсем не так, как предполагали, а каким-то естественным для нашего образа жизни путем. Полный провал расценивается как выдающийся успех. Очковтирательство. Демагогия. В общем, что зря говорить, вам все это хорошо известно. На сто процентов уверен, что так будет и с нашим институтом. И с сознаториями. А скорей всего какой-нибудь вождь скажет однажды: стереть это дерьмо с лица земли, чтобы следов не осталось, и построить на этом месте величественное здание чего-нибудь передового.

— Наше спасение,— сказал Пропагандист,— состоит отчасти в том, что Они не способны даже изуродовать человека как следует. Они и тут халтурят и занимаются обманом и самообманом. Уверен, что их средства не так уж и надежны с их же собственной точки зрения.

— Теория,— говорит Критик,— не есть точное описание действительности. Это есть лишь одно из средств решения отдельных проблем, касающихся действительности, а именно — одно из средств предсказания будущих событий или констатации прошлых и настоящих событий, которые в данный момент нельзя наблюдать. Я не хочу касаться других аспектов теорий как эвристических средств. Так что с помощью теорий далеко не все задачи познания решаются. С помощью теории можно, например, констатировать или предсказать некоторые скрытые тенденции общества, но нельзя предсказать, как они конкретно реализуются в той или иной стране, в тех или иных условиях. Так, в нашем обществе действует как тенденция к закрепощению граждан, так и тенденция к представлению им некоторых степеней свободы. А что получается на деле, из теории как таковой не выведешь. Тут нужны дополнительные средства и сведения. Или, скажем, роль личности. При построении теории от индивидуальных особенностей людей приходится отвлекаться, иначе теорию не построишь. Так что теоретически предсказать следствия индивидуальных особенностей вождей для общества невозможно в силу самого этого средства предсказания. А жизнь общества — индивидуальный процесс, здесь даже пустяки могут играть большую роль. Например, будь на месте Сталина другой вождь, допустим — Бухарин, многое могло бы сложиться иначе. Репрессии продолжались бы, но с меньшим размахом и жестокостью. И кто знает, может быть Хрущеву не пришлось бы делать разоблачительный доклад. Могло не быть уничтожения командного состава армии. Вся война могла сложиться иначе. Вообще, Гитлер мог и не напасть, побоялся бы. И вся мировая история могла пойти иначе. Конечно, все эти предположения нельзя подтвердить. Я об этом говорю лишь для того, чтобы вы ощутили разницу в чисто теоретическом анализе действительности и более детальном ее изучении всеми доступными средствами. Во всяком случае, вы не будете спорить с тем, что по меньшей мере десять миллионов человек в этой войне мы потеряли из-за идиотизма сталинского военного руководства. Теоретически же такие факты вообще не могут быть предметом внимания. Теоретически вполне предсказуема общая тенденция прихода к власти лиц с крайне низким интеллектуальным и моральным потенциалом. Но ведь мерзавцы и кретины тоже иногда различаются по степеням мерзости и глупости, что существенно сказывается на судьбе людей.

Ученый: Учение о классах и классовой борьбе образует ядро вашего учения об обществе. Производственные отношения сводятся к отношениям собственности. Собственность бывает частная и общественная. С частной собственностью связаны классы и классовая борьба. Уничтожим частную собственность — уничтожим классы. Построим бесклассовое общество. Просто. Ясно. Но... Но что же такое классы? Теоретически любые предметы по сходным признакам можно «объединить» в классы. Но вас это, конечно, не устраивает. Если, например, мужчины образуют класс мужчин, а женщины — класс женщин, то построить бесклассовое общество немыслимо. А вам нужно именно бесклассовое общество. Чтобы все были одинаковыми. Так что вы в качестве классов признаете только определенные явления, подобно тому как в качестве типов обществ вы признаете только определенные, вами перечисляемые типы. Что же это за явления? Рабы и рабовладельцы. Помещики и крепостные. Буржуи и пролетарии /капиталисты и наемные рабочие/. Исключение делается для крестьян. Они - класс. Для интеллигенции никакой пощады: прослойка, не более. Конечно, если классы понимать так, то построить общество, в котором не будет классов, возможно. Оно фактически вот-вот будет: крестьян /колхозников/ скоро превратим в рабочих, работающих за зарплату, в совхозах. Или колхозникам будем зарплату выдавать, что то же самое.

Но дайте общее определение класса, без перечисления. И посмотрите, как оно прилагается к вашему «бесклассовому» обществу. Ладно, оставим спор о словах. Поступим иначе. Поставим вопрос так: имеется ли в нашем обществе разделение людей по каким-то рубрикам /категориям, признакам/, имеющее существенное значение для существования общества и образующее нечто аналогичное тому, против чего было направлено ваше учение и что должно быть уничтожено? Что я имею в виду? Разделение на привилегированных и нет, на богатых и бедных, на власть имущих и безвластных, на свободных и несвободных и т.д. Известно ли вам, что наш инженер, учитель, ученый низшего ранга живут в материальном отношении хуже, чем среднеквалифицированный рабочий не Западе, а наши партийные и государственные чиновники, начиная с некоторого уровня, живут куда богаче /в смысле трат/, чем многие миллионеры?Я уж не говорю о помещиках нашей дореволюционной страны, которые смотрятся просто как нищие в сравнении в ними. Известно? Ах, не в этом дело? А в чем же? Вы думаете, суть дела изменится, если в одном случае вы употребите слово «эксплуататор», а в другом — «слуга народа»? Ничуть. А суть дела в том, что уничтожив одни социальные категории /«классы» в вашем понимании/, вы освобождаете арену истории для других. Общество снова с необходимостью раскалывается на какие-то категории людей, между которыми развивается неравенство, вражда, отношения насилия. Если бы ввели общее строгое понятие социального класса /и не в том жульническом виде, как это делается в многочисленных учебниках/, вы увидели бы, что ваше «бесклассовое» общество есть вариант классового /в этом строгом смысле слова/. Причем, классовые контрасты здесь не ослабляются. Они принимают лишь иные формы.

—Вот вам задачка,— говорит пропагандист.— Сталин был палач, а на демонстрации ходили все желающие, и охрана не очень мощная была. А теперь? Людей на демонстрацию отбирают, правофланговых и левофланговых утверждают в райкомах партии, кагебешниками забит весь город, везде солдаты, на крышах домов на всякий случай пулеметы. Вот вам и единство. Нет, друзья мои, Они чуют реальное положение в Стране и боятся за свою шкуру. И цинизм идеологический идет не столько снизу /снизу идет насмешка, а не цинизм/, сколько сверху. Помяните мое слово, настанет время, и их на самом деле начнут отправлять на тот свет.

— Надо подумать, как это лучше сделать,— сказал Террорист.— Должен же я оправдать свое имя.

— Говорят, американские студенты изготовили дома атомную бомбу,— говорит Скептик.— Надо думать, скоро и наши додумаются. А лет через двадцать даже школьники сконструируют сверхмощные лазеры, с помощью которых можно будет насквозь проткнуть здания ВСП и ОГБ. Так что не все потеряно. Человечество еще имеет шансы сохранить цивилизацию.

— А как же с принципом «Не убий!»,— спросил Писатель.

— Это касается людей,— сказал Террорист,— а не подонков, придумывающих такие Затеи. Этих надо уничтожать при всякой возможности.

Каждая стабильно существующая социальная система порождает определенные типы и число недовольных ею, зависящие прежде всего от самого типа системы и числа людей той страны, в которой эта система является господствующей. Типы и число недовольных зависят от других факторов, в частности — от материального благополучия или неблагополучия, от жестокости или нелиберальности политического режима, от исторических и биологических особенностей населения и т.п. Однако зависимость от этих других факторов не столь значительна, как принято думать. А главное, она не поддается учету. Достаточно длительные наблюдения за жизнью страны показали, что иногда ухудшение материальных условий /при прочих постоянных факторах/ вело к сокращению числа недовольных, а иногда улучшение этих условий — к увеличению числа недовольных. А иногда — наоборот. И так для прочих факторов. Что же касается типологии недовольных, то обнаружить какую-то зависимость ее от этих прочих факторов не удалось вообще. Типы недовольных оказались весьма стабильным отображением типа системы, а число их в каждой категории — более или менее стабильной функцией от числа населения и коэффициента системности,— некоторой априорной константы, характеризующей коммунистическое общество.

Основная трудность при выведении формулы недовольства /вернее, формул для разных категорий недовольства/ заключалась не в установлении математических соотношений величин, а в определении самого понятия «недовольный» и в установлении критериев различения недовольных и лояльных лиц. К последним относятся довольные и социально безразличные, которых большинство. Слово «социально» здесь мелькнуло не случайно: именно выделение социально недовольных /а не недовольных вообще/ позволило решить рассматриваемую проблему. Человек может быть недоволен тем, что нет мяса, что фальсифицировано молоко и масло, что плохо с жильем и т.п., оставаясь социально лояльным. Человек может быть доволен условиями своей личной жизни или быть равнодушным к ним, будучи социально недовольным /нелояльным/. Социально недовольным индивидом является такой, который недоволен самыми сущностными явлениями данной социальной системы,— ее неотвратимыми законами или их проявлениями, т.е. закономерными явлениями данного общества.

Не существует общего определения на этот счет. Имеется лишь перечень социальных явлений, найденных чисто эмпирическим путем, отношение к которым и является показателем типа индивида. И установлены реакции индивидов, которые являются критериями знака отношения индивида к этим явлениям /плюс, минус, ноль, т.е. безразличие/. Причем, эти реакции опять-таки выявлены опытным путем. Они могут меняться в зависимости от обстоятельств. Например, отношение к выборам в органы номинальной власти, которые /как выборы, так и официальный статус органов/ фиктивны, одно время и для некоторой категории лиц служило индикатором, а в другое время или для других лиц — нет.

К открытию теории недовольства /нелояльности/ шли совершенно независимо с двух противоположных сторон. С одной стороны, к этому шли органы охраны существующей системы и органы наказания за выступления против нее. Они чисто опытным путем выработали совершенно безошибочные критерии и методы распознавания нелояльных и наладили общеизвестную грандиозную систему практической деятельности в этом направлении. Эта деятельность не прекращалась никогда, даже в самые либеральные годы жизни Страны. В отношении каждого гражданина уже со школьных лет вырабатывалась некоторая ясность в оценке его социального лица. И ошибки почти полностью исключались. На два обстоятельства здесь следует обратить внимание. Рассматриваемая деятельность была отнюдь не отклонением от некоторой нормы и проявлением злых намерений темных сил, а совершенно нормальным проявлением и условием существования коммунистической системы общества, вполне адекватным его светлым идеалам и лучшим сторонам натуры коммунистически воспитанного индивида. Коммунистическая система общества не просуществовала бы и пары десятков лет без нее. Когда в свое время /«либеральное»/ говорили, что органы охраны и наказания превратились в самодовлеющую силу, стоящую над обществом, то были глубоко правы, констатируя этот факт, и глубоко ошибались, считая это явление ненормальным и временным. Самосохранение и самоочищение — закономерный результат и основа действия законов коммунизма как таковых, а все остальное идет из других источников. Коротко коммунизм можно охарактеризовать как систему выявления, уничтожения, нейтрализации и т.д. индивидов, нелояльных к самой системе выявления, уничтожения, нейтрализации. Так что попытки теоретиков найти какие-то первоосновы, первопричины, первопринципы коммунизма обречены на неудачу уже самой этой установкой. Разумно лишь думать над изобретением удобного метода изучения этой замкнутой на самое себя, самопожирающейся и самопорождающейся системы. Впрочем, сотрудники органов пресечения никогда над этими ложными /с их точки зрения/ проблемами не задумывались. Их дело — пресечь. Л зачем это и с какими последствиями, их не касается. И одно они постигли на опыте с полной ясностью: дело пресечения никогда не будет закончено, пока стоит сама система, ибо жизнь системы с их точки зрения есть порождение того, что подлежит пресечению.

С другой стороны, к открытию теории недовольства шли очень немногие интеллигенты, по тем или иным причинам заинтересованные в выяснении возможностей сопротивления режиму, заложенных в самом режиме. Когда ОГБ в конце концов заполучили рукопись одного малоизвестного ученого, который в течение нескольких десятков лет тайно занимался научным изучением коммунизма /а не «научным коммунизмом», как называли чисто идеологическую болтовню о коммунизме/, сотрудники ОГБ были потрясены совпадением его теоретических выводов со сверхсекретными инструкциями, созданными на базе опытной деятельности ОГБ за всю историю Страны в качестве коммунистической системы. Однажды, когда ученый ехал домой с работы в тесном автобусе /в часы «пик»/, он почувствовал легкий укол и потерял сознание. Сослуживцам потом сообщили, что он скончался от инфаркта. Поскольку было время отпусков, официальных похорон не было. Ходили слухи, будто ученого убрали. Но так как никто не знал, за что именно /официально он был всегда ортодоксальным марксистом-ленинцем и добросовестным членом Партии/ его убрали, то слухи скорее вызывали усмешку, чем озабоченность. А ученый через некоторое время появился в палате номер восемь под псевдонимом Критик.

Согласно теории Критика одной из важнейших форм протеста против отрицательных явлений коммунизма должно стать стремление к широкой гласности официально скрываемых фактов жизни Страны. Возможно образование такого рода групп в рамках легальности или, скорее, псевдолегальности: когда группы существуют открыто, власти их не признают, но по тем или иным причинам не уничтожают. Но сбор сведений о скрываемых фактах жизни Страны есть тяжкое преступление при всех обстоятельствах. А так как без этого открытые группы существовать не могут, то потребуются группы тайные для сбора сведений. И если открытая группа существует и действует, значит, наверняка есть обслуживающая ее тайная группа /или даже группы/. Критик не знал, что к моменту его исчезновения его предсказание осуществилось. Появился Комитет Гласности и подал просьбу в органы власти признать его существование официально. Шутники, считавшие этот комитет чисто кагебевской затеей, прозвали его «КГ бе Б». Власти разрешения не давали, но и не отказывали. А КГ между тем приобрел международную известность, был включен в качестве филиала в международную организацию того же рода. В прессе последнюю поносили как шпионский и разведывательный центр, начав тем самым подготовку общественного мнения к предстоящей /это лишь вопрос времени/ расправе с КГ.

А группа, поставлявшая информацию для КГ, действительно существовала. Ее назвали просто Группой. Никто /даже сами члены КГ и даже ОГБ/ не знал толком ничего о составе и характере деятельности Группы. Известен был только главный принцип ее: полное самоотречение и отсутствие тщеславия есть основа основ надежной конспирации.

— В последнее время,— сказал Руководитель Группы на очередном заседании,— резко возросло число лиц, которые просто исчезают бесследно или изымаются под предлогом обычных заболеваний. Мы установили более двадцати случаев только в Столице, когда лица, помещенные якобы в определенные медицинские учреждения, там фактически не содержатся. А между тем родственники и знакомые получают от них письма из этих учреждений и посылают туда же. Пока трудно усмотреть принцип отбора изымаемых лиц, но чувствуется, что он имеется. Так, большая часть из упомянутых мною двадцати лиц так или иначе выражала свою нелояльность по отношению к фактам нашей жизни. В частности — недовольство линией на реабилитацию Вождя-Завершителя, продовольственными затруднениями и т.п. Так что общая тенденция проводимой кампании /а она начала осуществляться, что несомненно/ ясна. Впрочем, она ясна априори. И мы ее предвидели в свое время. Надо теперь во что бы то ни стало выяснить конкретно, что она представляет собою, как мыслится и какие имеет перспективы.

— Имеются данные,— продолжал Руководитель,— что некоторые видные специалисты и директоры крупных научных учреждений на длительные сроки исчезают из своих институтов и лабораторий, чего не было ранее. Некоторые из них замечались в черных «Ласточках». У некоторых «Ласточки» постоянно дежурят недалеко от дома. Я предлагаю начать со следующего. Установить наблюдение за научными учреждениями, которые могут иметь какое-то отношение к изучению человека. Составить список лиц, регулярно «исчезающих» из них. Установить наблюдение за передвижением черных «Ласточек». Начать это с центра, постепенно расширяя круг наблюдений с одновременным выделением магистралей, где «Ласточки» стали наблюдаться чаще, чем ранее, и чаще, чем в других местах. Я думаю, где-то недалеко от Столицы должно быть /или будет/ какое-то крупное заведение, имеющее отношение к исчезновению людей. Затем установить наблюдение за «перепиской» изъятых лиц. Желательно доставать их «письма» или снимать копии. Мне кажется, что переписка фиктивна. Но она может пролить некоторый свет на суть дела. Наконец, нам есть смысл пойти на то, чтобы проникнуть в предполагаемое заведение. Для этого...

— К сожалению,— сказал Руководитель Группы,— никого из нас для этой цели нельзя использовать. Вы прекрасно знаете, какими психологическими средствами располагают наши органы пресечения. И хотим мы или нет, попав им в лапы, мы расскажем абсолютно все о Группе и ее участниках, что нам известно. Нам надо найти постороннего человека, который согласился бы выполнить задание Группы, ничего не зная о ней.

Все события и стороны жизни Страны, которые по мнению начальства могут так или иначе компрометировать существующий в Стране социальный строй, Партию, руководителей Партии и вообще все то, что есть власть, являются в Стране величайшей тайной. Причем, само начальство не различает явления, которые суть следствия существующей социальной системы, и явления, которые имеют совсем иные причинные источники. Например, в какой-то области имеет место неурожай по вине плохой погоды. Но от населения скрывают сам факт неурожая. В газетах печатают материалы о необыкновенных успехах хлеборобов этой области. Начальство готово примириться что, например, на Западе пронюхали о новых испытаниях ядерного оружия в Стране или о местоположении новых ракетных установок, чем с тем фактом, что например, стало известно о склонности Вождя к спиртным напиткам. И надо признать, что тайны такого рода тщательно хранятся на самом деле. Но не потому, что очень трудно их раскрыть, а потому, что никто не хочет их раскрывать. Стоит же кому-нибудь захотеть разоблачить какой-то секретный факт жизни Страны, как он к удивлению своему скоро обнаруживает, что сделать это тривиально просто. Был же такой период в истории Страны, когда ухитрились сохранить в тайне арест десятков миллионов ни в чем не повинных граждан. Почему? Очень просто: никто не хотел раскрывать эту «тайну» или никто не хотел ее слушать и верить ей, когда попытки разоблачения предпринимались. С другой стороны, в последующий «либеральный» период, когда появились желающие разоблачать и потребность в таких разоблачениях; никакой пустяк уже нельзя было скрыть от мирового общественного мнения. Например, у одного взбунтовавшегося писателя начали производить обыск, и через пару часов об этом уже передавали враждебные «Голоса», хотя никого к дому не подпускали и никого не выпускали.

Тайная группа Комитета Гласности, приступив всерьез к решению упоминавшейся выше задачи, уже через две недели установила расположения интересующего ее объекта /по движению «Ласточек»; потом «туристическая» группа обогнула всю территорию ИСИ/, примерную численность занятого в нем населения /по числу машин, подвозящих продовольствие, и другим очевидным показателям/ и примерную цель его /по составу специалистов, привлекаемых для работы или консультаций/. Когда задача была решена, обнаружилось, что значительное число сотрудников секретного объекта живет в Столице, приезжая на работу обычным общественным транспортом. Еще через две недели члены Группы, замешиваясь в толпах пассажиров, знали о загадочном учреждении такие детали, о которых не догадывалось само начальство, причастное к его деятельности. Например, они узнали, что девятый корпус построили лишь наполовину, а десятый даже не начинали, хотя в отчетах строителей Начальнику ОГБ они числились принятыми в эксплуатацию с оценкой «отлично»; что питательная система вышла из строя, и ее заменили обычными котелками; что бурда, которую давали больным /«пища космонавтов»/, оказалась негодной, что было несколько сот смертельных случаев /отравление/, что у остальных уцелевших был сильнейший понос, который в сочетании с испортившейся канализацией привел к чудовищному загрязнению палат; что больных пришлось всех вывести на открытую площадку, что противоречило замыслу, и мыть из брандспойтов какой-то дезинфицирующей жидкостью. Одним словом, когда участники Группы собрались на итоговое совещание, они рассказали такие подробности, что поверить в них не было способно ни одно здравомыслящее существо.

— Нужны убедительные, несокрушимые доказательства,— сказал Руководитель.— Нужны показания очевидцев и участников. Не будем торопиться. Дело слишком серьезное. Нам предстоит скрупулезное исследование с документально точным фиксированием всех мелочей. Нужны магнитофонные записи, фотографии, бумаги. Нужно, чтобы наши осведомители появились среди сотрудников и жертв объекта.

И вскоре бывшая аспирантка филологического факультета Университета, разоблаченная как участница запрещенной секты, под именем Сектантки оказалась в палате номер восемь. Тщательно разработанная система уколов и допросов не учла по крайней мере одного случая: когда человек сам добровольно стремится попасть в это заведение. Этот случай для создателей заведения был просто немыслим. И Сектантка попала в ИСИ, не причинив ущерба пославшей ее сюда Группе, но получив крайнюю меру излечения: «навечно». Ей поручили молчать, смотреть, слушать, запоминать, ждать побега, который ее товарищи должны были через какое-то время организовать обязательно. Потом она должна будет стать живым свидетелем преступления.

Ученый: Смешно читать в ваших книжках об обожествлении царей, королей, цезарей и т.п. Я уже не говорю о культе Вождя-Завершителя. Считается, его преодолели. Ну, а культ теперешнего Вождя? Обожествление царей — жалкие детские игрушки в сравнении с тем славословием, которое буйствует сейчас по адресу нынешнего Вождя. А кто он такой? Вылез благодаря своему подхалимству, холуйству и удручающей серости. А сейчас? Старый маразматик, с трудом читающий чужие примитивные тексты. Чем же это отличается от аналогичных явлений прошлого, которые /по-вашему же/ имели классовую природу? Это явление тоже имеет здесь глубокую социальную основу. Оно — характерный показатель расслоения общества, о котором мы говорили прошлый раз. И нет у вас иного выхода, как отнести ваше полное коммунистическое общество в неопределенное будущее. А для живущих людей это равносильно раю за гробом.

— Итак,— сказал Пропагандист, когда по радио началась передача очередной лекции по теории «научного коммунизма»,— они хотят насильственным путем, опираясь на всемогущество современной науки, довести сознание людей до нужной кондиции. Как они говорят, сделать его адекватным материальному базису, которого, как они сами признают, еще нет. И затем ввести коммунизм. Что это значит? Ввести в действие принцип: от каждого по способности, каждому по потребности. А сознание нужно, значит, чтобы не разворовали сразу все и не забросили свои служебные обязанности.

— Идиоты,— сказал Террорист.

— Наивные мечтатели,— сказал Клеветник.

— Кошмар,— сказала Сектантка.

— Невежды и шарлатаны,— сказал Писатель.

— О нет,— сказал Пропагандист,— тут дело не в этом. Вот давайте и выясним, в чем тут дело по сути, а не по видимости. Предоставим первое слово Скептику. Он специалист в этой области. Итак, проблема номер один: можно или нет с чисто научной точки зрения насильственным путем перестроить человеческое «я» так, чтобы оно соответствовало заданному образцу?

— Тут, очевидно, надо различать несколько аспектов дела, которые обычно вольно или невольно совмещают. Это — что такое «я», что значит перестроить «я», что из себя представляет установленный идеальный образец, что такое общественная норма «я». В общем, за этой простой формулировкой скрывается масса различных проблем, которые безнадежно запутаны в угоду нашей идеологии. Так что ограничимся чисто интуитивным пониманием этих вещей, которое у нас более или менее одинаково. «Я» — это наш внутренний, духовный мир в отличие от нашего внешнего, телесного бытия. И с ним дело обстоит также, как с нашим телом. Можно ли переделать наше тело? Можно изуродовать. Подлечить. Вставить искусственные зубы. В общем, вся наша жизнь есть переделывание тела. Но, очевидно, ставя проблему переделки, имеют в виду нечто иное. Несмотря на всякие изменения, происходящие с нашим телом, в нем остается нечто такое, что сохраняет его как мое индивидуальное тело. И проблема, следовательно, стоит так: можно ли изменить это нечто? Но по самому определению это невозможно, ибо это нечто есть остающееся, неизменное или в крайнем случае воспроизводящееся в том же виде. Аналогично с индивидуальным сознанием, с «я». Конечно, можно изменить взгляд человека на те или иные события. Человек что-то новое узнает. Что-то забывает. Но говоря о человеческом «я», имеют в виду нечто такое, что остается незыблемым в течение всей сознательной жизни человека. Оно формируется, конечно. Но сложившись, остается. И бессмысленно говорить о его перестройке. Перестроить «я» — значит разрушить его совсем или изуродовать человека, сделать его больным. Так что перестройка общественного сознания, понимаемая как насильственная перестройка индивидуальных «я», не может быть ничем иным, кроме превращения нормальных людей в тот или иной вид психически ненормальных людей, удобных с какой-то точки зрения. Газетно-идеологический образец нового коммунистического человека в реальном исполнении есть лишь вид сумасшествия, если он искренен. А то, что происходит в массе населения, это — массовое жульничество, ложь, лицемерие, в общем — чисто приспособительное поведение.

— Ясно,— сказал Пропагандист.— Они хотят найти средства превращения людей в идиотов, отвечающих заданному образцу «нового человека». И мы — подопытные кролики в этом гнусном деле. Возражения есть? Нет. Теперь встает следующий вопрос: как далеко они могут пойти в этом направлении, каковы реальные возможности на этот счет?

— Я думаю,— сказал Критик,— надо сначала описать их образец «нового человека», но не в тех высокопарных выражениях, какие они употребляют, а в терминах здравого смысла и очевидности.

— Этот образец общеизвестен,— сказал Писатель.— Новый человек должен работать в условиях, в каких ему прикажут, и довольствоваться вознаграждением, какое ему дадут. Восхвалять и любить начальство. Не протестовать. Аплодировать. Восхищаться. Откликаться. В общем — идеал властителей и хозяев всех времен в отношении своих подчиненных. Новый человек должен быть таким, каким хочет его высшее начальство.

— Примерно так,— сказал Пропагандист.— Возражений нет? Продолжим. В какой мере возможен такой индивид как искреннее существо, а не просто социально адаптировавшаяся тварь?

— Вопрос сложный,— сказал Писатель. — Я думаю, нам надо ограничиться рассмотрением лишь некоторых сторон, достаточных для принципиального решения. Прежде всего хочу обратить ваше внимание на фундаментальное противоречие такого идеала. Начальству нужно, чтобы подчиненные были именно такими кретинами, как говорилось выше. Но в таком состоянии они подобны скотам или роботам, и тогда теряет свой смысл само положение начальствования. Социальная иерархия имеет психологический смысл лишь постольку, поскольку возвысившийся возвышается над аналогичными ему существами, а не над существами низшей породы. Пастух, пасущий стадо коров, не испытывает наслаждения от своего превосходства над коровами. Начальство стремится унизить своих подчиненных, сохранив, однако, их в качестве потенциально равноправных партнеров, которых оно, начальство, превзошло в человеческом соревновании, а не иными путями. Это — необходимый элемент начальнического тщеславия. Так что если даже допустить, что идеал начальства реализуется, потом начнутся обратные мероприятия по превращению «нового человека» в нормальное существо, сопоставимое с начальством.

— К тому же,— добавил Критик,— масса населения является поставщиком индивидов в сферу власти. Сколько у нас начальников? А откуда их брать?

— Это не проблема. Масса начальства замыкается в касту, воспроизводящую начальство.

— Значит, будет разделение на господ и рабов на уровне биологии, создание высшей расы господ путем превращения части населения в идиотов и полуидиотов. Недурно задумано. Но не оригинально.

— Как далеко можно зайти в этом направлении— вот в чем вопрос.

— Очевидно, они и хотят это узнать за наш счет. И заодно решить другую задачку: подчистить Страну от явных и возможных недовольных, сделать общество монолитным и единым.

— Эту проблему они не смогут решить по самым методам решения. Дело в том, что они всячески исключают развитие и проявление качеств, проявляющихся у подопытных индивидов в результате их гнусных экспериментов. А мы уже научились скрывать эти последствия от них.

— Но они же подслушивают!

— Ерунда! Всех ученых мира и всех вычислительных устройств не хватит, чтобы обработать болтовню, которую сейчас ведут тысячи и тысячи таких подопытных кроликов, как мы. Сделать нас немыми? А кого тогда слушать? Это не входит в замысел. Пусть слушают!

— О каких последствиях вы говорили?

— Обратите внимание на следующее. Мы не испытываем чувства голода, вернее — оно сильно ослаблено в нас. Так что нас можно кормить любой бурдой, и мы не будем бунтовать. Едим мы по привычке. Заметьте: привычка, некоторый автоматизм поведения. Если нас не кормить, мы умрем. А это, повторяю, не входит в замысел. Во всяком случае, пока не входит. Мы все — лояльные граждане. И отобрали нас сюда по каким-то неведомым нам признакам или случайно для опытов. Нас надо кормить. А нас много. Значит, нужен распорядок. Заметьте: распорядок. А это — нечто проходящее через сознание, осознанная регулярность. Догадываетесь? А испражнения? Ясно? Возьмем другой пример: неспособность к протесту. Мы не возмущаемся, не протестуем. Мы безразличны. А это - форма поведения. И в некоторых случаях безразличие выступает как сильнейшая форма протеста. Я вообще предполагаю, что эмоциональность есть естественное безразличие в изменившихся условиях. И мы уже имели возможность это наблюдать на нашем товарище по несчастью. Значит, есть компенсация. Притом — самая неожиданная. Или возьмите сексуальное чувство. Его уничтожили в нас. Но как это отразилось на отношении полов в нашей палате? Среди нас есть женщины, и мы, мужчины, относимся к ним именно как к женщинам. По моим наблюдениям в психике человека, сохранившего сознание человека, есть нечто компенсирующее утраченную способность.

И все согласились с этим. Ибо все видели зарождение какого-то любвиподобного чувства у Террориста и Сектантки.

— Основа основ личности — в способности понимать и адекватно оценивать свое положение. Все остальное может быть компенсировано. Только это нельзя нарушить, ибо без этого человека нет. А они это хотят сохранить хотя бы отчасти. «Новый человек» должен работать на них, почитать их, восторгаться их «гением» и все такое прочее. А для этого он должен сохранить способность понимания и самоотчета. Роботы? Тогда зачем вся эта затея? Нет, уважаемые, несколько десятков миллионов роботов— это нам не по карману. «Новый человек» стоит дешевле. Он вообще ничего не стоит. Это — дар природы.

— Позвольте мне сделать маленькое дополнение,— сказал Критик. — Есть еще одно человеческое качество, без которого способность понимания своего положения не имеет ценности. Это — вера в высшее призвание человека. Без этого нет человека, а есть лишь робот. Вера! Прошу понять меня правильно. Люди в свое время не зря изобрели религию. Теперь это общеизвестно. А наше положение таково, что без веры мы не выдержим.

— Аминь! Если бы у нас сохранилось чувство юмора, я бы предложил сейчас обсудить следующий вопрос: какую форму религии нам предпочтительнее выбрать?

— Религию не выбирают. Ее лишь обнаруживают или скрывают.

Лекция кончилась. По радио объявили, что следующие лекции отменяются. Палаты такие-то и такие-то /в том числе — восьмая/ направляются на разгрузку машин с оборудованием для девятого корпуса. После работы дискуссия возобновилась.

— Одна из важнейших тенденций коммунизма,— сказал Критик,— разделение людей на две группы. К одной из них будет относиться часть людей, лишенных потребностей или с минимальными потребностями, удовлетворить которые не представляет трудности. Участь таких людей — выполнение самой неприятной, серой, вредной работы по созданию жизненных благ и удовлетворению сознания лиц другой группы, что они не принадлежат к первой.К другой группе будет относиться часть членов общества, занятая удовлетворением своих растущих потребностей и деятельностью по этому удовлетворению. Она будет жить социальной жизнью. Это и будет «высшая раса» по отношению к лицам первой группы. Так что идея создания «высшей расы» будет реализована путем занижения жизненного уровня и человеческих качеств значительной части общества. Кстати сказать, наша партия фактически есть один из путей реализации этой идеи. Затем это будет закреплено в ряде поколений. Современная наука окажет в этом деле неоценимую помощь. Мы с вами и есть подопытные кролики в эксперименте по созданию «низшей расы», т.е. «нового человека». Создание высокоморальной и гармоничной личности в масштабах общества — задача практически невыполнимая и нелепая, ибо такие личности в таком количестве обществу вообще не нужны. А массовое уродование людей, как показал опыт, вполне достижимо в масштабах общества. И это к тому же полезно с точки зрения уродующих и даже с точки зрения уродуемых. Облик же представителей «высшей расы» вырисовывается с полной ясностью. Это — проходимец,холуй, лодырь, карьерист, хапуга, интриган и т.п. Эти качества порождаются строем их жизни и заражают все общество. Сумеют ли люди изобрести средства противостоять этому и сохранить тоненькую нить цивилизации? В свое время люди изобрели религию, мораль, право и искусство, на основе которых и выросла западная цивилизация. А что изобретем мы?

— Я вот произвел некоторые расчеты,— сказал Жидов.— Если к «Напитку космонавтов» добавить серной кислоты икс грамм на литр и игрек грамм соляной, то получится отличный напиток вроде «Советского шампанского». Правда, с усиленной шипучестью, так что после его употребления появляться в приличном обществе не рекомендуется. А после литра вообще лучше его будет пить без штанов...

— ... у памятника подонку Сусликову,— сказал Стопкин.— Так этот твой напиток можно будет использовать как космическое топливо. Двух зайцев убьют сразу: и ракета лететь будет, и космонавты навеселе круглые сутки. Нет, друзья мои, это дело надо засекретить. Гони сюда бумажки!

— В принципе это ничего не меняет,— сказал Командировочный.— Все дело, ребята, в закуске, уверяю вас. По моей схеме вообще все типы обществ распадаются в диапазоне между двумя логически мыслимыми крайностями: 1/ пьют и не закусывают; 2/ закусывают и не пьют. Первая крайность дает наше общество — высшую форму демократии. Вторая крайность дает восточные тирании и деспотии. Западная цивилизация расположена где-то посередине. Там и пьют дай боже, но и закусывают тоже как следует. Остальное все мура. «Напиток космонавтов» в его данном естественном виде приближает нас к Западу, ибо он одновременно содержит и закуску, и рвотное, и средство для головной боли, и средство от головной боли, и слабительное. Это все-таки продукт современной науки и техники, а вдохновлялся он идеями гуманизма, т.е. это явление почти в западной культуре. А что останется в нем после предлагаемой тобою очистки? Только градусы и шипучие газы, т.е. явления чисто советские, зовущие вперед и ввысь.

— Вы правы,— сказал Жидов.— На всякую великую идею найдется простая мудрость, низводящая первую до уровня ничтожности. Пошли отсюда, а то дружинники на нас уже глаз положили.

— Насчет ваших «диссидентов»,— говорит Физик,— нам известно. Это, конечно, анекдот. Но этот случай представляет интерес для нас именно в силу его анекдотичности. Теперь, я думаю, по всей Стране начнут разоблачать «диссидентов», которые даже слова такого не слыхали. В соседней с вашей области в качестве «диссидентов» разоблачили группу гомосексуалистов. Были даже случаи, когда в «диссиденты» просились записать лица, занимавшие приличные посты в партийном и правительственном аппарате, поскольку, как им стало известно, «диссидентов» выпускают съездить за границу. А как у вас ведут себя друзья-либералы?

— Либералы,— удивился Провинциал.— Вы, очевидно, шутите? Был у нас один случай. Начальник городской милиции призвал подчиненных не оставлять заметных следов на видимых частях тела задерживаемых, за что секретарь Горкома обвинил его в гнилом либерализме. Вы это имеете в виду? Нет? В таком случае я должен признать, что никаких либералов у нас нет вообще. У нас все жители революционеры, как это и должно быть через шестьдесят лет после революции. И даже уголовники, амнистированные по случаю юбилея, тоже революционеры. Между прочим, из-за них стало опасно выходить на улицу с рассвета и до захода солнца. Ночью они, как и прочие граждане, спят, ибо у пьяниц все равно взять нечего, а милиционеры прячутся так, чтобы разыскать их /чтобы набить морду, естественно/ ни пьяницы, ни бывшие уголовники /которые тоже все сплошь пьяницы/ не способны. Так что насчет либералов у нас худо. Придется за ними /как и за колбасой, мясом, маслом, яйцами/ приезжать к вам в Столицу. Мы были бы вам очень признательны, если бы вы дали нам брошюры с разъяснениями самых простых вещей: кто такие либералы и диссиденты, что такое права человека и т.д. Поймите, вы тут в Столице живете сравнительно с нами почти что на Западе, как на Западе. А у нас там такая ужасающая дремучесть. Все ваши усилия фактически не выходят за границы Столицы.

— У нас,— говорит Критик,— выражение «настоящий коммунист» употребляется в двух смыслах: 1/ в смысле человека, действующего в качестве активного члена партии, в системе партии, через партию и т.д.; 2/ в смысле честного, скромного, мужественного, самоотверженного человека. В нашем народе много «настоящих коммунистов» во втором смысле. Не будь их, не выстояли бы мы в Гражданской и Отечественной войнах, не выдержали бы индустриализации, коллективизации, репрессий, голода. Наша партийная демагогия изображает дело так, будто человек становится «настоящим коммунистом» только благодаря коммунистическому мировоззрению, будто это есть качество «настоящего» члена партии. А между тем это ложь. В свое время партия основательно эксплуатировала эти чисто народные качества в своих сугубо партийных целях. Однако теперь стало очевидно, что именно «настоящие коммунисты» во втором смысле не могут процветать в нашей системе. У нас процветают настоящие коммунисты без кавычек /в первом смысле, т.е. демагоги, лицемеры, карьеристы, хапуги/. Конечно, какой-то элемент «настоящих коммунистов» допускается для маскировки и облагораживания прочего скота. Но процент их ничтожен. Он лишь для показухи достаточен.

— Не могу понять,— сказал Террорист,— почему наши диссиденты грызутся между собою. Тут полное единство нужно.

— Не так-то просто это,— сказал Пропагандист.— Вы попробуйте, придумайте единую программу для всех!

— И придумаю. Это — раз плюнуть!

— Ну, плюньте!

— Пожалуйста. Засекайте время. Итак, программа минимум. Пункт первый: гражданин не обязан быть прикрепленным к месту работы и жительства. Пункт второй: гражданин не обязан объяснять кому-либо источники своего существования. Пока не доказано, что способы добывания средств существования незаконны, и суд не вынес решения по сему поводу, гражданин безнаказанно может тратить любые средства, имеющиеся в его распоряжении. Пункт третий: любой гражданин может пустить в свое жилище на любой срок, кого он пожелает. Продолжать?.. Видите,это же так просто.

— Не так-то просто,— сказал Пропагандист.— У меня есть существенные возражения. С такой конституцией от спекулянтов и жуликов житья не будет. Коррупция и так разъедает наше общество во всех звеньях, а так она будет узаконена.

— У меня тоже есть существенные возражения,— сказал Скептик.— У нас армия людей, уклоняющихся от труда, достигает огромных размеров. Даже при наших строгостях. А представляете, что будет твориться с такой «конституцией»? Целые республики будут околачиваться в районе столичных рынков и магазинов...

— Видите,— сказал Пропагандист,— а что будет, когда вы перейдете к программе максимум?!..

На третьей полосе газеты была дана подборка фотографий: жилые корпуса сознатория, процедурные корпуса, клуб, стадион, группы веселых и здоровых людей, проходящих курс оздоровления. Даны ответы оздоравливаемых на вопросы корреспондента газеты. Ответы все одинаковые: нам здесь очень хорошо, хотелось бы остаться тут насовсем.

На четвертой полосе была помещена справка о целях сознатория, о распорядке дня, о нормах содержания, о правах и обязанностях оздоравливаемых, о правилах направления в сознатории. Под справкой напечатали очерк всемирно известного писателя, которого на Западе считали чуть ли не диссидентом. Писатель был потрясен увиденным. Раньше таких к стенке ставили,— писал он об оздоравливаемых,— а теперь нянчимся с ними в санаторных условиях.

А вот что рассказал членам Комитета Гласности один из оздоравливаемых, которому удалось убежать из сознатория и некоторое время скрываться. Между прочим, был объявлен общегосударственный розыск сбежавшего. Его фотографию показывали по телевизору. Выдали его друзья, случайно увидевшие его на улице.

— Я был студентом филологического факультета. Мы с группой ребят организовали кружок. Сочиняли стихи, обсуждали. Один подонок как-то пронюхал и рассказал о нас на собрании СКМ. Нас начали прорабатывать. Ребята струхнули и раскаялись. А я уперся. Меня, естественно, исключили из СКМ, а затем и из Университета. Сразу получил повестку из военкомата: призывают в армию. На комиссии признали негодным, хотя я спортсмен. Направили к психиатру. В итоге — белый билет. Я сначала обрадовался, хотел на работу устроиться. Нигде не берут. Через месяц вызвали в административную районную комиссию. Комиссия — пенсионеры, старые коммунисты, один их них доцент. Присутствовал офицер из МВД. Постановили: направить в сознаторий. Что это такое, спрашиваю. Там узнаешь, ответили. На другое утро к нам пришли два здоровых парня. Я собрал вещички, и меня доставили в Вождеград.

Место там отличное. Я даже повеселел. Потом мы подошли к участку, огороженному забором с колючей проволокой. Вышки. Ну, думаю, влип. Это же обычная каталажка. Прошли через проходную. Внутри корпуса казарменного типа. Правда, без решеток. И народ свободно бродит. Зашли в один из корпусов. На меня заполнили анкету. Проверили вещи. Пропустили через дезинфекционную камеру. Потом отвели в палату /или камеру?/. В палате десять коек впритык. Тумбочки. Портреты вождей. Познакомился с ребятами. Все примерно моего возраста. В основном студенты.

Кормили отвратно. Пичкали политбеседами. Гоняли на подсобные работы. Через несколько дней повели на медицинские процедуры. Я был наслышан об этом. Решил — не дамся. Ребята махнули на это рукой и приняли уколы спокойно. Я отказался. Пытались силой. Я в ответ учинил там полный погром. На меня набросилось человек десять. Ребята из нашей палаты помогали им. Меня запихнули в какую-то темную комнату и заперли там. Кто-то снаружи сказал, что без карцеров все равно не обойтись. И строить их надо было сразу. Мол, все равно на этих дурацких уколах далеко не уедешь. Карцеры надежнее. И охрану надо усилить.

Я обследовал помещение. Оказалось — кладовка. С окном. Но шестой этаж: не выскочишь. Однако я добрался до водосточной трубы и спустился. С территории вышел через проходную. Вахтер, должно быть, за своего принял. Я — на станцию. Повезло: ехала группа студентов со стройки. Я им наплел что-то. Спал на багажной полке. Один из ребят заподозрил, что я не сказал истины. Отозвал меня в тамбур, и мы потолковали по душам. Он мне и дал ваш адрес.