В преддверии рая

СТРАНА МОСКОВИЯ

После семинара отправились в кафе на улицу Горького. Уговорили пойти с собой и Учителя, как они в шутку между собою называли своего преподавателя Бородина. Впереди шел Митя Лапин, самый способный в группе, любимый студент Бородина, тоже в шутку прозванный Учеником. Митя этим прозвищем дорожил и старался ему соответствовать. Правда, завистники утверждали, что Митя — отпетый карьерист, что он без мыла лезет в одно место Бородину, поскольку время такое наступает, что Бородин того гляди пройдет в член-коры. Но люди есть люди, они что угодно опошлят. А факт остается фактом: Митя — самый сильный в их группе. Язык иностранный знает. Другой учит. Читает много. Бердяева, Флоренского, Шестова и многих других уже прочитал, хотя мода на них еще только начинается.

— Нельзя нашу страну рассматривать как нечто социально однородное,— говорит Учитель. — Тут объединено множество народов с различной историей, традициями, характером. Разные народы, несмотря ни на что, восстанавливают традиционный образ жизни, отвечающий их природе и исторической судьбе. Коммунистические отношения в более или менее чистом виде охватывают лишь часть страны, которую я назвал бы Московией. Остальные части являются коммунистическими лишь в силу влияния Московии. Границы Московии условны, их нельзя четко провести. Бесспорно тут лишь одно — центром ее и генерирующим ядром является Москва.

— А почему вы не хотите говорить здесь о России,— спросил кое-кто из студентов.

— Россия теперь миф, а не реальность,— сказал Учитель. — Такая история не проходит даром. Сколько русских уничтожено! И каких людей! Цвет нации. Из десятилетия в десятилетие в культуре русских поощряется лишь то, что низводит их до уровня отсталых народов, — матрешки, пляски, частушки, спорт. А то, что могло бы их вывести на уровень ведущих народов мира, преследуется самым педантичным образом. Рассчитывать на второй русский ренессанс не приходится. Теперь можно говорить лишь о доле участия русского населения в Московии.

В дискуссию включается Катюша, будущая жена Мити. Это уже решено,— аргумент против завистников, так как Митя мог бы жениться на другой девочке из их группы, папа которой занимает солидный пост в аппарате ЦК КПСС.

— Вы говорите вроде бы то же самое, что и другие,— говорит Катюша,— а получается совсем другое. Если бы они услышали ваши слова, они бы вас сожрали.

— Не сожрут,— говорит Учитель. — Время не подходящее. Немного раньше сожрали бы. Немного позже сожрут. А сейчас передышка. Так что ловите момент. Другого такого больше не будет.

— И что же из себя представляет эта Московия,— спрашивает мальчик, который про себя обожал Учителя, но виду не подавал.

— Болотная трясина, в которой идет бурная жизнь,— ответил Учитель. — Трясина — сплетение людей, учреждений, событий, поступков, образующее однородный серый монолит. А бурную жизнь задают миллионы тех, кто стремится выбиться на поверхность и забраться на кочку повыше.

Одно кафе было закрыто на ремонт. В другом — санитарный день. В третьем — очередь. Нашли в конце концов грязную столовую в переулке. Пока искали, половина группы отсеялась.

В большом обществе люди совершают миллиарды поступков друг по отношению к другу. Среди них имеются такие, которые образуют специфику этого общества, его душу, его подлинную натуру. Они определяют собою все остальные стороны общества, его физиономию. Будем называть их социально-значимыми или характеристическими /х-поступками для краткости/.

Процент х-поступков в общей массе поступков людей ничтожно мал. Возьмите, например, наших писателей и подсчитайте, сколько всяких поступков они совершают. Но лишь немногие из них определяют уровень и тип нашей литературы и морально-психологическую атмосферу в ней. Например, написал А хорошую книгу. Дали на рецензию В. И от В зависит судьба книги. Тот ее раскритиковал. От А потребовали переделать книгу, и она превратилась в барахло. Вышли две книги А и В. Пусть одна хорошая, другая средняя. Автор А — начинающий, а В — признан и в чинах. Пишет С рецензии. О книге А говорит в двух словах, а книгу В превозносит. Такого рода поступков не так уж много, но именно они определяют ситуацию, а не прочие бесчисленные безобидные поступки.

Х-поступки совершаются обычно так, что их невозможно отличить от прочих или они вообще незаметны. Например, сдают экзамен два студента А и В. Первый отвечает как следует, но ничего особенного. Второй говорит не очень гладко, но в его речи чувствуется незаурядность. И преподаватель С это сразу почувствовал.Первому он ставит пять, а второму три. Многие понимают суть дела. И сам С понимает. Но С чувствует в В потенциального врага, ибо С бездарен. Но ни к чему не придерешься. Все помалкивают. Глубокая социальная акция проходит незамеченной.

Х-поступки не наказуемы, а часто поощряемы. Попробуйте, придеритесь к упомянутому рецензенту или экзаменатору! За х-поступками практически невозможно наблюдать. Этот не сказал доброе слово мальчику, принесшему ему первые стихи. Тот чуть-чуть занизил балл девочке, сдающей экзамены в институт. А тот не пошел на заседание, где решалась судьба хорошего человека. Пустяки. Пустяки ли? Нет, не пустяки. Именно такие редкие и малоприметные поступки суть подлинные властители общества. Именно они суть грозные распоряжения, неукоснительно выполняемые гражданами. А всякие там распоряжения властей, митинги, воззвания, награды и т.п., это суть лишь их следствия и проявления.

В каждом обществе какое-то множество поступков людей выполняет роль х-поступков. Здесь нет строго определенных критериев их отбора. Возможны случаи, когда некоторый поступок человека есть х-поступок, а аналогичный поступок другого или того же человека в другое время — нет. Да такие критерии и не нужны. Важно, что люди осознают социальную значимость своих поступков в конкретных случаях. И имеются правила, по которым совершаются х-поступки. Свод таких правил характеризует тип общества. В нашем обществе х-поступки совершаются по правилам, суть которых сводится к одному: ослабить позиции сильного, талантливого, делового, продуктивного и т.д., низвести все и вся до среднебездарного уровня, опошлить, заземлить, испаскудить. Поскольку люди скрывают от себя самих и от других эту неявную подоплеку своих х-поступков, а общество не заинтересовано в ее разоблачении, объективная социальная оценка индивида оказывается практически невозможной. Значение сохраняет только социальная оценка, составляемая на основе наблюдения большого числа социально незначимых поступков. Бывают нужны чрезвычайные обстоятельства, чтобы социальная сущность человека обнаружилась явно. Иногда человек проживает целую жизнь с репутацией порядочного человека и лишь в конце жизни на каком-то одном единственном деле разоблачает себя как рядовая сволочь.

В сорок первом Бородин окончил школу где-то в Сибири и сразу попал в армию. Ускоренными темпами прошел курс «молодого бойца». Еще более ускоренными темпами проскакал офицерские курсы «Выстрел». Командовал взводом. С ним не происходило ничего такого психологически сложного, что обычно показывают в кино или пишут в книжках о войне по поводу восемнадцатилетних мальчиков, командовавших взрослыми мужчинами. Было не до психологии. И война была такая, что было безразлично, сколько тебе лет. Более того, среднее образование давало неоспоримое преимущество сравнительно с малограмотным комсоставом армии. Впоследствии на вопрос, что определило победу в этой войне, Бородин отвечал: то, что командные посты вплоть до командиров батальонов заняли десятиклассники, а если бы их пустили более широко и выше, то войну бы мы закончили раньше и с меньшими потерями.

Войну Бородин закончил с кучей наград, с чином капитана, в должности командира батальона, членом партии, с женой и ребенком. Женился в сорок четвертом, когда лежал в госпитале в приволжском городке. Он уже привык к военной службе и рассчитывал навсегда остаться в армии. Но что-то произошло в закулисной жизни, и его демобилизовали. И он нежданно-негаданно оказался в приволжском городке, застал в своей супружеской постели «заместителя по б...... й части», развелся и уехал в сибирский городок. Здесь пропил остатки денег, новое обмундирование и трофейные вещички. Устроился на работу, потом на другую, на третью. И везде сталкивался с условиями, превращавшими любого честного человека в уголовника. Так пропал год. Как-то встретил фронтового знакомого, который надоумил его податься в Московский Университет на философский факультет.

Поступить с твоими данными, соблазнял знакомый, раз плюнуть. Там анкетные данные ценят превыше всего. Экзамены сдать — пустяки. Ни один хмырь не осмелится тебе даже тройку поставить. Нацепи железки, и дело в шляпе. А учеба там — не бей лежачего. Главное — научиться трепаться без остановки. Материя первична, сознание вторично, все течет, количество переходит в качество, Гегель стоял на голове, Фейербах остановился перед... Вот, кажись, и вся премудрость. Эту галиматью ты за месяц освоишь. И живи себе припеваючи. Не умничай только! Лишнего не болтай.

Бородину такая перспектива понравилась. Поступил он, как и предсказал знакомый, без всяких усилий. Поселился в общежитии. И неожиданно для него самого учеба его захватила. И оказалась она не такой уж легкой. Пришлось компенсировать пробелы прошлого образования /сибирская школа не то что московская; плюс к тому перерыв на войну/, зарабатывать на жизнь /на стипендию не проживешь, к тому же алименты/. После второго курса поехал с факультетской бригадой на работу в колхоз. И насмотрелся тут такого!.. Когда вернулись, на первом же семинаре не выдержал и сорвался. Обсуждали вопрос о политике партии в отношении крестьян. Выступила маленькая девочка, которая и в колхозе-то ни разу не была. Она хорошим языком изложила официальную точку зрения в духе «Кубанских казаков». Бородин взорвался не столько из-за того, что положение в колхозе ужасное, сколько из-за того, что эта откормленная потаскушка /которой он, кстати сказать, симпатизировал/ из благополучной семьи с чистой совестью лгала и лицемерила. Возмутило его именно такое телесное воплощение лжи, а не ложь как таковая. Ко лжи он сам был приучен с детства. И наговорил он такого, за что в те годы полагался расстрел. Но его спасли прошлые заслуги и искреннее раскаяние. Свидетелем в суде выступал его близкий друг, на что Бородин не обратил особого внимания; не он, так другой,— не все ли равно.

После доклада Хрущева его освободили и реабилитировали. Он за два года окончил факультет, поступил в аспирантуру, восстановился в партии, женился еще раз, защитил кандидатскую диссертацию, остался преподавателем на факультете. Жил эти годы, как все,— сумбурно, суматошно, но успешно. Были пьянки, женщины, статьи, книги, новые степени и звания, собрания... Удивительные это были годы! С едой лучше стало. Вещи приличные появились. Дома строить стали. Сажать почти перестали. Если и сажали, то за дело, не то что раньше. Заграничные фильмы. Книги. Анекдоты. И разговоры, разговоры, разговоры. Наступила новая эпоха.Даже на классиков можно было ссылаться изредка, а то и совсем обходить их молчанием.

Началась оргия защит и публикаций. Бородин напечатал несколько десятков статей и две книги, защитил докторскую. В тот день, когда он со студентами отправился в кафе, его утвердили в звании профессора. Упорно поговаривали о том, что его на ближайших выборах в Академию Наук будут выдвигать в член-коры. Это была вершина либерального периода. И никто еще не знал тогда, что начался новый период,— период стабильного существования советского общества, и что все уже находилось во власти неведомых им сил.

Митя /Дмитрий Егорович, как его будут величать потом/ Лапин тоже имел самую безукоризненную анкету. На философский факультет с плохой анкетой в это время идти было бессмысленно. Русский. Родители — крестьяне, потом — рабочие. Отец погиб на фронте. Не судим. За границей не был. Родственников за границей не имеет. На оккупированной территории он и его родственники не находились. Член ВЛКСМ. На втором курсе был принят в члены КПСС и т.д.

Но далеко не все было отражено в безупречной Митиной анкете.Например, то, что его родителям с большим трудом удалось сбежать из колхоза. Помог дальний родственник — председатель сельского совета. За это пришлось оставить ему безвозмездно дом, утварь и скотину. После этого родственник попал в тюрьму, но не как невинная жертва сталинизма, а как заурядный жулик, какими в то время были чуть ли не все должностные лица. Отец устроился в городе сторожем на продовольственном складе, а мать — уборщицей в одно страшное учреждение. Знакомые пришли в ужас, узнав об этом. А мать только посмеивалась. С ее формами и румянцем можно было устраиваться хоть в аду без всякого риска быть зажаренной на сковородке. Так оно и случилось. Мать пришлась по вкусу самому начальнику. Отца перевели в военизированную охрану. Им дали комнату. Потом начальника перевели в область. И они переехали в областной город. Отец дослужился до поста начальника охраны важного Объекта. Начальника скоро арестовали и расстреляли. Но мать успела устроиться в торговую сеть. Оба они дали важные показания против начальника. Вступили оба в партию, походили на какие-то курсы, потихоньку двинулись вверх по служебной лестнице. Тогда многих выдвигали,— в бурно разрастающейся системе власти образовывалось много свободных мест, которые не успевали заполнять наспех подготовленными или отобранными лицами. И началась сказочно прекрасная жизнь, о которой Митя не мог вспоминать без слез умиления. Они приобрели дом на окраине города, на берегу реки. В их доме всегда были люди. Было сытно и весело. Всегда слышались слова благодарности партии, тосты за величайшего из величайших... Митя, как говорится, с молоком матери впитал любовь и преданность к существующему строю жизни, к партии, к идеологии, к Сталину. Когда потом по его кумирам был нанесен неожиданный удар, он сильно переживал. Но скоро привык и вошел во вкус. Вместе со всеми стал поругивать перегибы «культа личности». Хотел было спекульнуть на том, что его родители подверглись гонениям /пришлось, мол, из деревни уехать/, но на всякий случай поостерегся. Мало ли что еще может произойти!..

Началась война. Отец ушел в армию. Служил в войсках МВД. Казалось — в полной безопасности. Но почему-то погиб. Как сообщили, пал смертью храбрых. Но мать этому /насчет храбрости/ не поверила, она знала, что отец — трус. Это качество отца в полной мере унаследовал и Митя. Мать, любившая его до безумия, с первых же лет жизни звала его трусишкой. И Митя сам уверовал в это. И ни разу в жизни не усомнился в этом. Когда потом пошли слухи, что его Катюша похаживает к Учителю и еще кое-кому, у него не хватило даже духу поговорить с ней на эту тему. А страдал он так же тяжко, как и его отец, когда мать отправлялась к своему хахалю-начальнику.

После войны мать снова вышла замуж. За демобилизованного полковника, у которого семья погибла в оккупации. Полковник устроился на выгодный пост в горсовете. И жизнь вошла снова в колею, только еще с большим размахом. Митя стал обладателем библиотеки, какую можно было увидеть лишь в редком доме, да и то лишь в Москве. Отчим книжек не читал. Но доставал их в любых количествах и вариантах. Книги теперь ценность, говорил он. Скоро они будут на вес золота, помяните мое слово. Собирание книг превратилось у отчима в страсть. Сначала она стоила больших денег, а потом стала приносить немалый доход.

Учился Митя прилежно, особенно — по истории и обществоведению. И был не плохим товарищем. В десятом классе произошел случай, несколько омрачивший солнечно-ясную жизнь Мити. Наши войска разгромили венгерское восстание. Одна девочка в их классе что-то сказала по этому поводу. Девочку прорабатывали на комсомольском собрании. Хотя Митю выступать никто на просил, он выступил и предложил исключить девочку из комсомола. Девочку исключили из комсомола и из школы, и она куда-то исчезла. В кругу Митиных друзей наступило некоторое охлаждение к нему. Но это уже не имело значения: он готовился к отъезду в Москву.

Когда Митя поступил на философский факультет, он еще не знал даже азов теории карьеры в советском обществе. Он даже имел некоторые иллюзии насчет своего будущего, и слово «карьера» вызывало у него презрительную усмешку. Не знал он, в частности, того, что попадал в один из каналов карьеры, который способен быстро вознести его на высокий уровень иерархии, но положит при этом предел дальнейшему продвижению как раз в такой момент, когда появляется вкус и непреодолимое желание продвигаться выше. И, разумеется, уверенность в том, что он получил по заслугам и достоин лучшего.

Имеется несколько каналов карьеры. Каждый из них характеризуется возможной высотой подъема, шансами вознестись на ту или иную высоту, выгодами, которые сулит этот путь, и ценой, которую приходится за это платить. Внутри каждого канала имеются свои подразделения, но это уже тонкости карьерологии, в которые мы тут входить не можем. Между каналами имеются различного рода взаимоотношения. Отметим один из законов для этого, который сыграл существенную роль в судьбе Мити. Пусть имеются три канала А,В и С, такие, что А превосходит В, а В превосходит С по высоте подъема. Пусть вы делали карьеру по каналу В и решили почему-то или вынуждены сменить канал. Если вы переходите в канал А, то независимо от должности в глазах людей, от которых зависит ваше дальнейшее продвижение, вы опускаетесь на ступень карьеры ниже, чем были в канале В, т.е. ваше продвижение относительно задерживается. И наоборот, при переходе в канал С продвижение относительно ускоряется. Сохраняется некоторая константа карьеры: в первом случае вы платите за улучшение перспектив, во втором вам платят за их ухудшение.

Основные каналы карьеры: героический труд, подвиг, область культуры, производственно-хозяйственная деятельность, армия, КГБ, МВД и т.п., идеология, партийная работа. Шансы выбраться вверх за счет героического труда или подвига ничтожны, ибо желающих много, а мест мало. Кроме того, отбор в герои производят многочисленные общественные и специальные организации настолько тщательно, что проскочить туда с дефектами биографии невозможно. Уровень этого канала невысок. Самое большее — член или председатель комитета защиты чего-нибудь от кого-нибудь или общества советско-с-кем-нибудь дружбы, генерал /редко — маршал рода войск/, депутат, кандидат в члены ЦК КПСС, профсоюзный босс и т.п. Конечно для героев и это хорошо, и это слишком много, поскольку не их это геройское дело сидеть в президиумах и осуществлять руководство. Для приличного карьериста этот путь не подходит. Ни на какое геройство он не способен. Он готов с детства носить очки, имея отличное зрение, лишь бы его не... А от работы, как он полагает, даже лошади дохнут /теперь уже можно сказать, что сдохли/.

Производственно-хозяйственная деятельность дает больше шансов для карьеры. И отбор тут более свободный. И высоты повыше. Можно в министры выйти. Но тут есть неприятные стороны. Риск, например. Не то, что у космонавтов. Там риска никакого. А тут вдруг скинут?! Между прочим, процент погибших в этом канале /инфаркты, инсульты и т.п./ куда выше, чем у космонавтов. Скидывают тут довольно часто. Дело завалил или оно само завалилось. Или козел отпущения потребовался. Или новые веяния. Или более высокое руководство сменилось. Сын высокого начальства твой пост занять хочет. Потом тут кое-какое образование нужно. И вкалывать приходится. Мотаться туда-сюда. Одних совещаний столько, что если бы справку о них сообщали карьеристам заранее, кое-кто избрал бы иной путь. Провороваться и злоупотребить служебным положением здесь — раз плюнуть. И даже избежать этого порой нельзя. И пить надо. Иначе никак. Непьющий деятель — подозрение для партийных и прочих органов. И изъян в твоей биографии найти легче легкого. И все же карьеристы охотно избирают этот путь, ибо помимо высоких шансов на удачу он создает иллюзию кипучей деятельности, больших способностей и ума, нужности обществу, отсутствия всеми порицаемого карьеризма. И выгоды от него немалые.

Насчет военной карьеры все ясно. Заметим только, что возможности насчет маршалов сильно расширились. Но не в пользу военных. Теперь маршалами будут партийные руководители. Судя по всему, тут установка на полный коммунизм, когда армия отомрет, т.е. вырастет втрое, и кухарки будут не только государством управлять, но и армией командовать. Преимущества этого пути — чин генерала — сулим, но не гарантируем, но зато чин полковника в конце жизненного пути или по крайней мере прапорщика дадим обязательно. Приличный карьерист этого пути избегает, потому как тут культуры мало, пьют много, услать могут туда, откуда за сорок лет не выцарапаешься. А главное — и тут вкалывать надо. И ответственность нести. Можно, конечно, по политической линии пойти, но это скорее относится к идеологии, партийной работе и даже культуре /газета и т.п./.

Область культуры заслуживает особого внимания. Тут культура, что видно невооруженным глазом. А современному человеку без культуры никак нельзя. Ему культуру подай в первую очередь. А все остальное он добудет сам. Правда, при ближайшем ознакомлении с этой областью оказывается, что тут культурой и не пахнет. Но если человек начал это ближайшее ознакомление, то на культуру ему уже наплевать. Он уже начал понимать, что к чему, и его не проведешь разговорчиками о колорите, сюжете, гипотезе, сумасшедших идеях, хромосомах и меченых атомах. Его уже интересует не культура в нем самом, а он сам в культуре. Достоинства культуры общеизвестны. Необъятное поле деятельности. Боже, сколько у нас ученых, писателей, художников, хоккеистов, футболистов, певцов, плясунов, журналистов... А сколько тут должностей! И какие! И как тут все чистенько, красиво, изящно. И весело. И на людях все время. Среди людей. Для людей. Конечно, многие должности тут достаются партийным карьеристам и лицам из КГБ. Но это другой вопрос. Они — руководящая и направляющая сила. Большинство из них, между прочим, все равно начинает в качестве деятелей культуры и лишь затем переходит на партийную и иную работу. Но опять-таки в области культуры. Кое-кто успешно сочетает и то и другое.

Нет надобности расписывать достоинства этого пути. Здесь и таланты не последнюю роль играют. И образование иногда чего-то стоит. И любимый труд. Редко, но бывает. А главное — на виду и с приятностью. Поездки. Премии. Аплодисменты. Мелькание в печати. Телевидение. Коньячок. Девочки. Мальчики. Гонорарчики. Дачки. И никто не подкопается. Все это за дело, за ум, за талант, за труд. И никакой уголовщины. Бывает, конечно, но редко. Нет надобности. И коллектив в обиду не даст. И высшее начальство заступится. Изнасиловал известный футболист малолетнюю девочку, избил ее /зубы вышиб/,— ничего не значит. Сам Первый Секретарь его обожает. Судить — ни в коем случае. Пусть годик поиграет в заводской команде. Преступления тут совершать не нужно, ибо тут то же самое можно иметь честно и открыто. Если, конечно, не выпендриваешься и не впадаешь в это самое... чтоб оно сдохло!., инакомыслие. Вот уж чего не нужно тут делать, так это инакомыслить. А еще лучше, если совсем не будешь мыслить. Дерзай, твори! Но мыслить?.. Не советуем!

Молодежь с пеленок знает об этом пути и идет туда в невероятных количествах. Партия и правительство прилагают огромные усилия, чтобы переманить молодежь на производство. Соблазняют всячески, главным образом — рублем, телевизором и первой страницей газет. Но не очень-то успешно. Молодежь предпочитает культуру. А глядя на них, не выдерживают и другие. Партийные руководители и их родичи в писатели, академики и профессора рвутся /не всем же в маршалы идти!/. К телевизору пристрастились. В кино снимаются. Речи шпарят, как чтецы-декламаторы.

Дипломатическая карьера целиком идет по линии партийной работы и КГБ. Как выразился один дипломат во время празднования юбилея нашей дипломатии /и такое бывает!/, «мы все сотрудники ЦК КГБ». А о линии КГБ, МВД и т.п. говорить не стоит, ибо это небезопасно. К тому же эту тему наши диссиденты и беглые полковники КГБ уже осветили с исчерпывающей полнотой.

Самой большой высотой подъема обладает канал партийной работы. Здесь есть свои подразделения. В частности, идеологическая работа есть подканал партийной. Чисто партийная работа разделяется на выборно-представительную и аппаратную. Все эти подразделения взаимно переплетены. Строгие грани тут провести невозможно. Но все же различия тут имеют место. И весьма существенные с точки зрения участников. Так, идеологическая работа имеет тенденцию образовать самостоятельный канал, отличный от партийно-аппаратного и партийно-представительного по всем основным параметрам. Лишь последний дает возможность вознестись на высочайшие вершины карьеры, т.е. иерархии власти. Здесь уместно сказать «что есть», ибо у нас нет иной карьеры, кроме продвижения по иерархической лестнице системы власти.