В преддверии рая

ЗАТЕЯ

Помяни мое слово, сказал Художник, всю нашу контору скоро аннулируют. Почему я так думаю? Предчувствия, но — научно обоснованные. Во-первых, они уже превысили критические размеры Затеи. И если с нею не остановиться, она пожрет все само общество и самих. Во-вторых, во всех делах ощущается усталость, вялость какая-то. Нет осатанелой настойчивости. Наиболее хитрые проходимцы уходят в другие места под тем или иным предлогом. А крысы, знаешь, зря покидать корабль не будут. В-третьих, есть признаки свертывания дела. Хранилище наше накрылось. Коллекцию скульптур и картин куда-то вывозят. Боюсь, что на уничтожение. Приглядись к своему отделу. Не исключено, что и у вас начнут подчистку. Мы сдали часть рукописей в архив, сказал Ученик. Но у нас просто уже места не хватает. Не думаю, что такую махину можно ликвидировать. Зачем? Столько средств вложено! И потом мы с тобой без куска хлеба не останемся. По нашей конституции... Заткни ты эту свою конституцию в задницу, сказал Художник. Кому мы нужны будем такие «уникальные» специалисты?! И не кажется ли тебе, что мы слишком много знаем такого, что не положено знать рядовому гражданину? Пусть этот разговор останется между нами. Подумай! Если что придумаешь, поимей меня в виду. Я заранее согласен на любые условия. Хоть маляром. Понял?

После ухода Художника Ученик попробовал продолжить работу, но уснул. И приснился ему сон не такой, какой положен младшему сотруднику. Он увидел себя среди бесконечной серой пустыни. Он видел бесконечность настолько отчетливо, что ему от этого стало нестерпимо тоскливо. Он мог щупать бесконечность руками. Он брал ее, а она улетала от него с монотонным звоном. И снова была в его руках. И грозный голос Судьи заполнял пространство. Помни, гремел голос, что сказано в «Евангелии от Ивана»:

С утра город наполнился грохотом репродукторов. Передавали торжественное совместное заседание всех высших органов власти по поводу юбилея. Неужели и при Сталине так было, сказал Стопкин. Нет, сказал Командировочный. Тогда радиотехнические средства были слабее. Телевизора не было. Газет не было. С полиграфией было хуже. Такие портреты и плакаты тогда печатать не могли. И средств вообще было меньше. Тогда предпочитали другие методы. Треп все это, сказал Жидов. Они сами не верят в то, что говорят. Не могу с вами согласиться, сказал Командировочный. Они произносят речи. Потом производят набор людей для той или иной цели, перекачку средств и техники. И всегда находят достаточное количество всего необходимого. Так что создается иллюзия, будто их речи отвечают реальности, а их лозунги претворяются в жизнь. Правда, этого хватает ненадолго. Но для создания иллюзии вполне хватает. Они-то верят. Они научаются и приучаются верить с первой же демагогической фразы. А ну их! Сейчас по случаю заседания все злачные места закрыты, сказал Стопкин. И в магазинах не продадут ни ... Как быть? Какие будут предложения? У меня есть идея, сказал Командировочный. У нас в больнице есть отделения для алкоголиков. В одном из них пробуют лечить новым методом — поят алкашей бурдой, от которой их выворачивает наизнанку. Называется «Напиток космонавтов». Противно, конечно. Но разок мы спокойно выдержим. А градусов в этой бурде достаточно. За рубль нам ее дадут хоть бочку.

Распорядок дня был разработан комплексной группой Медицинской Академии, Педагогической Академии, МВД и МВС. В основу были положены следующие принципы: 1/ минимум заботы о здоровье индивидов; 2/ постоянная готовность индивидов к исполнению любых распоряжений; 3/ наиболее эффективное использование времени. Члены группы были удостоены за это Государственной премии. Министр Вооруженных Сил получил звание маршала. Вождь был удостоен шестой медали Героя. По новой конституции за это полагалось поставить памятник Вождю в каждом населенном пункте, население которого превышает десять тысяч человек.

Подъем. Раздается оглушительный звонок. Койки сначала спускаются вниз, чтобы «комики» скатились на пол и проснулись, затем убираются в стены. Одновременно по радио начинают исполнять бодрые, жизнеутверждающие песни. Что-нибудь в таком роде:

Террорист последнюю строчку исправил так:

И припев он переделал. Он теперь выглядит так:

Наш врач-надзиратель над этим смеется. А нам совсем не смешно. Мы теперь как англичане, говорит Террорист. Нас теперь никакой шуткой не проймешь.

Как только койки скрываются в стене, нас сразу опрыскивают освежающей жидкостью. Это довольно противно, но мы сразу же привыкли и не обращаем внимания. Выдвигается унитаз. На каждого отводится тридцать секунд унитазного времени, что весьма дисциплинирует организм и продлевает жизнь на десять лет сверх положенного срока. Правда, никто не знает, какой именно срок нам положен.

Зарядка. Десять минут ходьбы, десять минут приседания, десять минут подъем рук вверх, десять минут бег на месте и прыжки. Полная гарантия от ожирения.

Завтрак. Из стены выдвигаются питательные трубки, из которых «комики»втягивают в себя в течение тридцати секунд пищу космонавтов,— полужидкую массу, приготовленную из канализационных отходов партийных и государственных учреждений. По данным Медицинской Академии эти отходы по калорийности, белкам, витаминам и прочим показателям превосходят обычное питание рядовых граждан Страны. Но судя по всему, нам это шикарное питание здесь разбавляют, так как наверняка обслуживающий персонал его разворовывает.

Прогулка. Пение хором патриотических песен в течение получаса. В это время палата продувается воздухом, насыщенным хвойным запахом, который изобретен в Институте Имитационной Химии.

Процедуры: продолжаются шесть часов с минутными перерывами через каждые пятьдесят девять минут. Первые два часа — выслушивание последних новостей. Новости комбинируются из старых газет и радиопередач. Первый час — успехи Страны. Второй час — тяжелое положение в странах капитала. Третий час — общедоступный курс философии. Курс строится так, чтобы нельзя было не понять. И потому он совершенно непонятен. Он построен по образцу Вождя—Завершителя «О диалектическом и историческом материализме». Четвертый час — курс «Научного коммунизма». В курсе каждый рассказывает о том, как было плохо до социализма, как хорошо при социализме и как еще лучше будет при коммунизме. Упор делается на то, что сознание достигнет очень высокого уровня развития, и каждый индивид будет понимать, что именно ему положено по его потребностям. Пятый и шестой часы — физический труд по усмотрению руководства. Если такового нет, его заменяют повторным курсом философии и научного коммунизма.

Туалет. По тридцать секунд на «комика».

Обед. Отличается от завтрака только временем.

Послеобеденный отдых. Час. Пение патриотических песен или скандирование лозунгов.

Послеобеденные процедуры. Четыре часа. Медицинское обслуживание/уколы, осмотры/. Индивидуальная обработка сознания в экспериментальном корпусе.

Туалет.

Ужин отличается от обеда только временем.

Свободное время. Четыре часа. Критика и самокритика своего поведения. Принятие коммунистических обязательств. Вызов на коммунистическое соревнование соседних палат. Подведение итогов соревнования. Самодеятельность.

Прогулка. Аналогична утренней.

Отбой. Сон. Сон должен быть крепким, здоровым, полноценным, глубоким, без сновидений, последнее особенно важно, поскольку во сне даже самые преданные Партии и народу индивиды совершают поступки, несовместимые со званием гражданина Страны. По данным нашей самой передовой науки проблема коммунистических сновидений может быть решена лишь после наступления высшей стадии коммунизма. Впрочем, ходит слух, будто наши славные ученые изобрели сно-подглядыватели, так что упомянутая проблема будет решена несколько раньше. Но по другим слухам сам Вождь выступил против этого изобретения. Пусть люди хотя бы во сне увидят, как плохо без полного коммунизма, сказал он.

В битком набитом автобусе доехали до больничного района. Прошли мимо открытой части больницы. На здании кардиологического отделения висели портреты Ленина и нынешнего Вождя. Под ними — цитата из речи Вождя: «Имя Ленина вечно живет в наших сердцах». Корпуса психиатрического отдела больницы находились в закрытой части, за могучим забором. Прошли мимо главных ворот. Через решетку увидели огромный бассейн перед центральным корпусом. Стенки бассейна уже начали осыпаться. Воды не было. Дно было усеяно консервными банками, битыми бутылками, автомобильными покрышками. Напротив главного входа на тумбочке возвышалась облупленная скульптура пловчихи, приготовившейся к прыжку. Мистика, сказал Стопкин. Помните анекдот из серии сумасшедших: нам бассейн построили с вышкой, прыгаем, обещают воду пустить, если будем хорошо себя вести. Жидов неуютно поежился, ему стало не по себе. Не обращайте внимания, сказал Командировочный. На корпусе педерастов в секторе половых извращений висит изречение Ленина «Верной дорогой идете, товарищи!».

На территорию больницы проникли через пролом в заборе. Попробуйте, объясните такое явление, сказал Командировочный. Через нормальный вход нужны пропуска. Строжайшим образом проверяют карманы и сумки. Причем, как при входе, так и при выходе. А тут хоть на грузовике въезжай и выезжай. Мы ходим только через пролом. А нормальным входом пользуется только начальство,— их не обыскивают. А как вы ухитрились проломить такой мощный забор, спросил Жидов. Тут отбойные молотки и то не возьмут, надо думать. Это вторая необъяснимая загадка, сказал Командировочный. Когда меня сочли вылечившимся и предложили работу в штате, тут была маленькая дырка. Еле рука пролезала. Через нее больные общались с родственниками, а персонал выбрасывал за забор добро, которое нельзя было пронести через проходную. Через неделю дырку расширили настолько, что можно было уже пролезать. Пытались заделывать дырку кирпичами. Заливали бетоном. Но все впустую. Через несколько дней она опять сияла как луч света в темном царстве и вселяла надежду. А через месяц тут уже ездили на мотоциклах.

Пожилая уборщица из алкогольного отделения провела собутыльников под лестницу, где у нее были сложены ведра, тряпки, веники, швабры. Вытащила бутыль литра на три с желто-фиолетовой жидкостью, стакан, железную кружку и консервную банку с отбитыми от заусенцев краями. Пока собутыльники рассаживались на перевернутых ведрах и приспосабливали под стол картонный ящик из-под туалетной бумаги /откуда тут туалетная бумага?!/, уборщица принесла целый ворох засохших кусков хлеба. Сидите тихо, сказала она. Я вас запру. Приду через час или два. Тихо чтобы, поняли?! А то тут по случаю праздника усиленное дежурство.

Ничего себе, жизнь, сказал Стопкин после ухода уборщицы. Кому рассказать, не поверят. И это мы — образованные люди! Мужчины!! Хватит философии, сказал Жидов. Начнем! Начинайте вы /это — Командировочному/, а мы посмотрим, чем это кончится. Командировочный наполнил сосуды, и в каморке повисло ужасающее зловоние. Это не самое страшное, сказал Командировочный. Тут все в комплексе: вкус, затем — внутреннее ощущение. Целый институт изобретал эту гадость в течение пяти лет. Пить ее — вот тут действительно нужно большое мужество. А вы говорите — мужчины. Ну, поехали! Командировочный одним махом опрокинул в себя консервную банку «Напитка космонавтов». Лицо его посинело, глаза разбежались в разные стороны, закатились и буквально на глазах полезли из орбит. Длилось это несколько секунд. Проглотив напиток, он занюхал корочкой черного хлеба, но есть не стал. Главное, сказал он спокойно, это — проглотить. Тут нужна сила воли. И не дышать несколько секунд. Есть сразу нельзя, вырвет. Надо пять минут выждать. Тут алкаши разработали целую систему пития. Как-нибудь на досуге могу рассказать. Ну, как видите, я жив-здоров. Давайте, двигайте! Трудно только по первой, а вторая и третья пойдут, как по маслу.

Забавно, сказал Командировочный после того, как Стопкин и Жидов пришли в себя после первой и самой трудной порции. Перечитал я тут Хемингуэя. Кстати, у нас неплохая библиотека. Разворовывают только, сволочи. Образ настоящего мужчины! Бородка! Свитер! Виски! Охота на львов! Перечитал и подумал: неужели этот дегенерат в самом деле воображал себя мужчиной?! Попробовал бы он сражаться с членами месткома и партбюро! Или с коллегами! Или с продавцами в магазинах! Львы — жалкие щенки в сравнении с активистами и членами комиссии партийцев — пенсионеров. Вы знаете, какая самая страшная казнь? Быть съеденным клопами! Или крысами. Раньше я от ужаса просыпался, когда мне снилась акула, собирающаяся меня сожрать, или крокодил. Но после того, как мне пришлось однажды ночью отбиваться от нападения крыс... И не так уж давно это было, отнюдь не при Сталине... Я мечтаю быть съеденным акулой. По крайней мере океан. Ну, теперь трахнем по второй, и можно будет закусить.

После второй звон в ушах затих, желудок перестал вибрировать, несколько прояснилось зрение. Стало теплее. Расскажите об этом заведении, попросил Стопкин. Извольте, сказал Командировочный. Вообще-то о нем надо рассказать в стихах. Но за неимением оных я иногда буду обращаться к прозе.

Многочисленные случаи изъятия и изоляции граждан наводят на мысль, что борьба с инакомыслящими в этом является делом второстепенным. Точнее говоря, борьба с инакомыслящими дала толчок этому процессу и социальное оформление. Затем процесс вышел за рамки этой первоначальной задачи, став наряду с другими своими сторонами также и удобным средством решения этой задачи. Подавляющее большинство изолированных, относительно которых удалось получить достоверные сведения, абсолютно никакого отношения не имело к инакомыслию и к действиям, которые можно было бы истолковать даже лишь как недружелюбные по отношению к существующему строю. Они были вполне лояльными гражданами. Единственная их «вина» состояла в том, что они не имели ощутимой социальной зашиты,— они не имели сильных групповых связей на производстве /за них не вставал горой коллектив/, не имели влиятельных и способных на борьбу за их освобождение родственников и друзей, не имели известности. Их изъятие проходило почти бесследно, лишь нелепая случайность выбирала их из большого числа аналогичных индивидов в качестве жертвы. Но ради чего приносились и приносятся /и, надо полагать, будут приноситься во все более расширяющихся масштабах/ эти жертвы?

Целесообразно производить изъятие лиц, которые не представляют большой ценности с точки зрения производственного коллектива, но которые все же могут быть достаточно долго и достаточно эффективно использованы для трудовой деятельности согласно справочнику номер... При этом отбор изымаемых лиц производить с таким расчетом, чтобы изъятие не вызывало заметного беспокойства в окружении изымаемого, тем более во враждебной прессе. Первоочередному изъятию принадлежат лица, относительно которых имеются данные как о потенциальных или реальных противниках существующего строя, а также коммунистической идеологии. Изъятие производить систематически, но равномерно как территориально, так и по времени. Нежелательно в одном и том же коллективе сразу изымать двух или более членов, а также изымать с малым временным интервалом. По возможности избегать разговоров об изъятых и пресекать слухи. Только в исключительных случаях и с санкции высших партийных инстанций проводить обсуждение и осуждение поведения изымаемых лиц, используя это в целях морально-политического воспитания коллектива.

— Ты пессимист.

— Называй, как хочешь. Суть дела от этого не меняется. Я точно знаю, что все наше зло вырастает из того, что наша официальная демагогия называет добром. Именно из тех мер, которые имеют, согласно нашей демагогии, целью создание изобилия продуктов потребления, вырастает острый и постоянный дефицит именно этих продуктов. Из мер, которые считаются развитием демократии, вырастает насилие над личностью и гражданское бесправие. И так во всем.

— Диалектика!

— Никакой диалектики тут нет. Просто наши власти и их прислужники дают своей деятельности названия, противоречащие тем названиям фактических результатов этой деятельности, которые мы употребляем. Диалектика — это лишь словесные фокусы. Я мог бы, например, сказать здесь, что движение к изобилию рождает нищету, полная свобода ведет к закабалению. Звучит красиво. Но это было бы словесным жульничеством.

— Ну и что ты предлагаешь?

— Ничего. Я только констатирую факт. И еще я точно знаю, что основу социального прогресса образует борьба за защиту личности от насилия со стороны сограждан и властей. Звучит несколько парадоксально, но это факт: все наше бесправие и насилие вырастает из того, что у нас подавляющее большинство населения подавляет ничтожное меньшинство. И тем самым оно подавляет самого себя. Это — подлинная самодиктатура. Система власти вполне адекватна этому положению дела,— она его реализует.

Прежде всего я должен упрекнуть наши власти в том, что мы лупим критиканов неправильно. Слишком сильно мы их лупим. Боже упаси, я не либерал. И прошу меня тут понять правильно. Сила, с которой мы лупим критиканов, слишком велика сравнительно с их проступками. Вследствие этого критиканы о себе воображать начинают невесть что. А на Западе шум поднимают, о наших зверствах кричат. А разве ж это зверства? Что такое зверства, мы им еще покажем. Погодите, придет время. И я не против того, чтобы критиканов лупить. Я за то, чтобы лупить их как следует, чтобы они подняться снова не могли. Лупить их нужно иначе: чтобы со стороны казалось, будто мы их слегка журим или только порицаем отечески, а чтобы изнутри было ясно, что мы из них душу вон и ни одного живого места не оставим. Вот в чем секрет! А это можно устроить. И даже сравнительно просто. Представляете эффект. Осудить такого-то на месяц того-то и того-то,— объявляется решение. Запад в изумлении: всего на месяц! А за этот месяц мы этого «такого-то» в такое состояние вгоним, будто он тридцать лет на каторге трубил! Вот как!!

Идеолог: Основные, узловые пункты нашего учения о познании таковы: 1/ ступени и формы познания /чувственное и рациональное познание; ступени и формы внутри этих градаций; 2/ объективность истины /познаваемость мира/; 3/ абсолютная и относительная истина, процесс познания; 4/ критерии истины. Мы, как и в случае с учением о мире, сначала обсудим некоторые общие принципиальные вопросы, а потом пройдемся по конкретным пунктам самого учения.

Ученый: Прежде всего я должен сказать, что никакого чувственного познания нет. Познавать — значит получать знания, а знание есть суждение /высказывание, утверждение/ и совокупность суждений. А все то, что связано с чувственностью, рассматривается либо как поведение, либо как функционирование органов чувств и высшей нервной системы. С точки зрения познания чувственный аппарат отражения принимается как данный факт, и только. А все то, что о нем может сказать теория познания, суть примитивная болтовня в сравнении с тем, что на эту тему знают психология и физиология. Теория познания как явление в рамках науки может сказать свое оригинальное слово лишь в отношении того, что философы называют рациональным познанием, т.е. о познании, выражающемся в языке и использующем особые приемы исследования, выражающиеся также в языке /о них говорят такие выражения, как «возьмем», «допустим», «расчленим»,«соединим» и т.п./. А встав на такую позицию и начав систематически исследовать само познание, мы обнаружим бессмысленность, банальность или просто очевидную глупость вашего учения об истине и о ее критериях.

Рассмотрим само понятие истины. Стоит начать рассматривать истинность как свойство определенных продуктов познания, а именно — суждений, как на первый план выступят чисто «технические» проблемы определения термина «истинно» применительно к различным типам суждений. И тогда в качестве очень второстепенных и побочных результатов такой «технической» работы будет дано решение всех ваших грандиозных /на ваш взгляд/ проблем теории познания, начиная с вопроса об объективности, абсолютности и относительности истины и кончая вопросом о критериях истины. Все эти ваши проблемы выглядят грандиозными только потому, что они вырваны из такого «технического» /конкретнее говоря, логического/ контекста и превращены в нечто самодовлеющее. Они мизерны в качестве научных проблем. Но вас такое дело не устраивает. И что же вы предпринимаете? Вы начинаете истину рассматривать как некоего божка, наделенного самостоятельным существованием. Вы говорите об истине вообще, а не об определенном свойстве определенных вещей — суждений. Чтобы как-то прилепиться к науке, вы прибегаете к примерам и пояснениям, ориентирующим именно на тот логический аспект, о котором я говорил. Но лишь настолько, чтобы создать иллюзию связи с наукой. А связь эта тонка, призрачна. Она постоянно рвется, и причастные к разговору на эту тему возносятся в высокие сферы таинственного существа — ИСТИНЫ.

И: Я с удовольствием отмечаю, что у вас начало вырабатываться ощущение специфики идеологии. Но обратимся к конкретным проблемам теории познания. Что вы, например, имеете против нашего тезиса о познаваемости мира?

У: А что вы имеете при этом в виду? Что мы можем все узнать, если захотим? Так это абсурд, и я вам могу сформулировать сколько угодно задачек на этот счет, которые принципиально неразрешимы. Не это? А то, что в наших знаниях есть содержание, которое и т.д.? Т.е., что истина объективна, по вашей терминологии? Но выражения «объективная истина» или «истина объективна» равносильны выражениям «истинная истина» и «истина истинна». А что касается содержания, независимого от человека и человечества, то это чушь. «Истина» вообще есть нечто целиком и полностью зависящее от человека и человечества, это — их продукт и их средство. К тому же, для человека двадцатого века все это банально. И ваши разговоры о познании как о движении ко все более полному познанию тоже или чушь, или банальность.

— Пойми, тут все не так-то просто. Людей запугали и задурили. Они же верят в это!

— Верят, значит, хотят верить. Ты сам пойми, согласно самому понятию веры насильно верить нельзя. Вера есть проявление свободной воли. Конечно, людей запугали, но они из-за этого не стали верить. Из страха они сделали вид, что поверили. К тому же, это удобно, свою подлость скрыть можно. Когда людям выгодно верить, они меньше всего склонны верить. Это — лжевера. Но,увы, она ничуть не слабее подлинной веры, когда счет верующих идет на миллионы. Миллионы лжеверующих — страшная сила. И беспощадная в своей монолитной жестокости.

- Итог-то получается тот же!

— Нет, противоположный. Веру разрушают одними способами, а лжеверие — другими. Веру в коммунизм они разрушают сами. Они укрепляют лжеверие. А это гораздо серьезнее.

Весь вечер спорили о счастье. Друг говорил, что счастье — не проблема. Людей можно сделать счастливыми посредством уколов, не улучшая условий их жизни. Человечество стремится не просто к счастью, а к такому счастью, которое является следствием хорошей жизни. Она не согласилась с этим. Результат уколов — состояние тела. А счастье есть состояние духа. Он возразил, что состояние духа есть состояние тела. Я сказал, что утверждение, будто цель человечества — счастье, чушь несусветная. Во-первых, человечество не имеет единых целей. У меня, например, и у Жениха цели различны и даже местами противоположны. Он хочет жить паразитом на шее таких, как я, а я хочу сбросить с шеи таких паразитов, как он. А во-вторых, человечество как целое вообще не имеет никаких целей. Это определенная группа людей хочет выдать свои эгоистические цели или свою демагогию насчет целей всего человечества. Она обвинила меня в чрезмерном рационализме и заявила, что иногда фикции играют в истории более серьезную роль, чем реалии. Друг сказал, что если б наши родители и учителя услышали нашу беседу, они не поверили бы своим ушам. Мы стали издеваться над глупостью взрослых. И на этой платформе у нас возникло единство.

Я слышал, сказал Командировочный, в других местах применяют недозволенные методы «лечения» и держат насильно здоровых людей. Особый термин появился — «карательная медицина». Не буду это оспаривать. Но что касается нашей лечебницы / у нас ее называют здравницей/, то у нас нет абсолютно ничего недозволенного. Тут все дозволено. Это мое утверждение допускает двоякую интерпретацию. Выбирайте любую, в этом вас тоже насиловать не будут. И насильно здесь вообще никого не держат. Уходи, если хочешь. Что, дверь заперта? Помочиться хотите? Дуйте в угол, за раскладушку. Подушку только отодвиньте. Мы всегда туда делаем. Вот я и говорю, все равно не выйдешь. А выйдешь, далеко не уйдешь. Куда ты денешься без копейки в кармане, в чужом городе, где все на тебя зверем глядят. А обработают тебя тут так, что на тебя все собаки кидаются, а дети и пенсионеры сразу волокут в милицию. Да и куда ты уйдешь в этом мире? И зачем? Здесь хотя бы койку дают и кормят, внимание оказывают. Большинство больных свободно гуляет по территории, в городе бывают. Правда, не более одного раза. Второй раз их туда ничем не заманишь. Вы сами знаете, что такое наш город. Полное отчуждение всех от всего и вся. Никуда не зайдешь уютно посидеть, выпить чашечку кофе или стаканчик вина. Не говоря уж о прочих причинах, о которых я уже упоминал. А местных психов у нас не держат, их отправляют в другие города. Тут только иногородние. Это — первый принцип укомплектования здравницы: больной должен быть изъят из его родной среды, помещен в чуждой ему среде и обрести такой вид, чтобы местные жители воспринимали его враждебно, а он испытывал страдание от пребывания в этой чуждой среде и избегал ее. Поверьте, эта здравница для подавляющего большинства больных — дом родной. Мне повезло, что я наткнулся на вас. К тому же я — персонал, а не больной. Среди больных до сих пор не было ни одного контакта с местными жителями. Даже на почве секса: секс здесь почему-то полностью исключен. Даже сексуальные маньяки ограничиваются чисто теоретическими рассуждениями на эту тему. И в основном врут. Вранье здесь процветает. Оно есть в некотором роде компенсация за утраченную реальность и единственно доступная форма творчества. Короче говоря, человек тут должен себя чувствовать «как дома», только дома, а «домом родным» для него должна стать чуждая для него среда, в которой его держат так, что даже сбежать из нее он уже не хочет, а если и захотел бы, то не смог бы. А если бы смог бы, то не обрадовался бы и т.д. В общем, тут хитрая диалектика. Читайте «Капитал» Маркса, особенно первый раздел. Насчет стоимости. С ней тоже нечто подобное происходило на ста страницах мелким шрифтом...

Первое время здесь развели всякого рода самодеятельность. Кружки. По примеру американцев устроили самодеятельный театр и студию рисования. И тут началось такое! За полгода местные художники обставили даже помоечных художников нонконформистов Москвы, а театральная группа заткнула за пояс знаменитую «Таганку», не говоря уж о такой шпане, как «Малая Бронная» и «Современник». .Особым постановлением все это дело прикрыли. Рисовать в духе передвижников и играть по системе Станиславского психи ... нет, не отказались, а просто не умели. Для этого надо было таланты иметь и много трудиться. А современные формы искусства никаких талантов и трудолюбия не требуют. Оставили только вокальную студию. От этих стервецов тут временами спасения нет. Поют похлеще Пьехи, Кобзона, Хиля и прочей безголосой швали. Одна потешная девица тут есть. Имма Сумак отечественная. Задирает подол, сует микрофон в задницу и шпарит весь репертуар Сопота. С первой до последней песни. И мужские, и женские. И здорово так, животики надорвете. Пляски еще оставили и футбол. Хоккей нельзя — клюшками дерутся, сволочи. Ансамбль песни и пляски даже на областном фестивале выступал, премию получил. А футбольная команда играет в лиге «Д» /по местной шкале/. Это — второй принцип нашей здравницы: пусть дрыгают ногами и дерут глотку, но чтобы никаких проблем, никакого своеобразного видения и понимания.

Есть тут корпуса для «политических». Целых три. Кстати сказать, самые свободные. За исключением одной секции, о которой скажу потом. И что поразительно — свихиваются у нас в полном соответствии с принципами нашего строя, генеральной линией и последними установками. Я уже насобачился сразу определять, сколько человек тут сидит, стоит ему рот раскрыть. Раз говорит об увеличении приусадебных участков и разведении индивидуальных кроликов —два года, столько— то месяцев и столько-то дней. Как раз после апрельского пленума ЦК ВСП. А если поносит Картера за вмешательство в наши внутренние дела — три года, столько-то месяцев... Понятен принцип? Надо только газетную подшивку смотреть, и все. Подавляющее большинство свихивается вполне положительно, т.е. начинают с удесятеренной силой превозносить мудрость Партии, Правительства и руководителей. И помогать им. Эти самые опасные. Их хватают сразу и изолируют. Но они здесь себя чувствуют превосходно, ибо верят в справедливость своего пребывания здесь. К тому же их тут /и только тут/ охотно слушают. Их тут почти не лечат,— зачем зря лекарства тратить?! Поскольку они поддерживают Партию и Правительство, любые лекарства их только укрепляют в вере и намерении служить светлым идеалам. Иногда их выписывают. Но внешнее общество принимает их без особого энтузиазма. Все они, как правило, бездарны в творческом отношении, почти ничего, кроме газет, не читают. Разве, что Кочетова, Горького, Евтушенко, Маркова... Чисто эмпирические наблюдения подсказали третий фундаментальный принцип нашей здравницы: полную свободу бессовестности, беспринципности, безыдейности и т.п. В результате по уровню коммунистической сознательности наша «психушка» не уступит самому ЦК ВСП. Тут есть один тип, бывший профессор философии, который считает Секретаря по Идеологии диссидентом, и один бывший партийный секретарь, считающий диссидентов реакционерами. А вот, кажется, идет и наша уборщица. Ну, дай бог, чтобы не последняя! Я же говорил, что теперь пойдет, как компот.

В связи с продовольственными затруднениями у меня отобрали закрытый распределитель. Это существенно ударило не только по нашему бюджету, но и по времяпровождению. Питаться с рынка дорого. Блат в магазинах мы не завели. Да моя жена и не научилась этому — не было необходимости. Так что приходится теперь мотаться по магазинам и стоять в очередях. А это сплошная нервотрепка. И продукты не те. У меня началась изжога. Надо провериться у врачей. Хорошо еще от поликлиники ВСП не открепили, а то пришлось бы торчать в очередях в районной больнице. Да и какое там лечение?! Если от поликлиники ВСП открепят, будет совсем плохо. Надо сказать жене, чтобы запаслась лекарствами. А то в наших обычных аптеках днем с огнем не сыщешь, когда нужны будут. Из-под полы только. И опять же втридорога.

Я гулял как обычно. И думал о превратностях и несправедливостях судьбы. И возмущался безобразиями, которые видел теперь на каждом шагу. И чем больше возмущался, тем больше видел. А чем больше видел, тем больше возмущался. Когда пришел домой, на меня накинулась жена: отключили горячую воду.

— Вот мерзавцы,— кричала она,— только собралась помыться, как отключили.

— Потерпи,— сказал я.— Скоро включат.

— Ты что, ненормальный что ли?! Ты наши порядки не знаешь? Теперь недели две не включат. Им лишь бы отключить! Давай, звони в Горсовет!!

Я позвонил заместителю председателя Горсовета. Он обещал выяснить. Через пару часов он сам позвонил мне и сказал, что он принял меры, что нас пропустят в первую очередь.

— Так что не волнуйтесь, дней через десять вам включат.

Когда я сказал об этом жене, она ошалело поглядела на меня и плюхнулась в кресло.

— О, господи, что происходит на свете?!

Я молча пожал плечами. Включил телевизор. Передавали выступление Вождя по поводу успешного выполнения пятилетнего плана. Вождь как раз читал раздел о росте благосостояния трудящихся.

— Выключи ты этого болтуна ко всем чертям!— взвыла жена.

Пришлось вызвать «неотложку». Врач осмотрел жену, сказал что-то о нервном переутомлении, посоветовал санаторий.

— А что, в самом деле,— сказал я жене потом,—i не съездить ли нам в хороший санаторий, а? Тем более пока в этом отношении у нас проблемы нет.

На другой день позвонил в санаторно-курортный отдел поликлиники, но безрезультатно. В этом отделе меня с учета уже сняли. Пришлось звонить зятю. Тот обещал помочь, но гарантий не дал.

Ликвидировали комиссию по оценке автомашин.

Перед окончанием учебного года в школах стали появляться молодые люди, хорошо /модно/ одетые, с приятной внешностью в духе зарубежных журналов, щеголяющие знанием иностранных языков, джазовой музыки и полузапретной литературы. Им устраивали встречи с выпускниками школ на тему о выборе профессии. Молодые люди смело критиковали устаревшие жизненные пути /школа — институт — и т.д./ и рассказывали о совершенно новых, гораздо более интересных и перспективных.

— Вот я, например, работаю старшим лаборантом в одном «почтовом ящике» /п /я /,— рассказывал один такой молодой человек в одной школе /и это же самое говорили другие молодые люди в других школах/.— Наше учреждение /я не могу его раскрыть по вполне понятным причинам! / занимается исследованием проблем, связанных с космическими полетами. Вообще говоря, это — цикл проблем, касающихся человека, главным образом — функционирования его психики и форм поведения в необычных условиях. Например, в длительном полете в космосе. У нас прекрасные лаборатории. Великолепный жилой комплекс с первоклассным бытовым обслуживанием. Зарплата младших лаборантов... /и молодой человек назвал сумму, приближающуюся к зарплате обычного кандидата наук в обычном исследовательском институте/. Работа в лабораториях — четыре часа в день. Остальное рабочее время — занятия в институте при п/я. Да, есть такой. И зачисляют в него младших лаборантов без вступительных экзаменов при условии дисциплинированности и добросовестной работы. Разумеется, надо научиться держать язык за зубами. Сами понимаете...

Многоопытные родители сразу смекнули, что тут нечисто, и категорически запретили своим единственным чадам поступать в это райское заведение. Родители с положением не проявили к делу никакого интереса: их дети с пеленок научились понимать, что к чему,— «обычный» жизненный путь /школа — институт — аспирантура — Министерство Иностранных Дел или Внешней торговли и т.п. перспективные места/ им был гарантирован, и он их устраивал. И все же желающих пойти работать в п/я, занятый проблемами космических полетов, было больше чем достаточно. И скоро ИСИ был полностью укомплектован низшим обслуживающим персоналом — молоденькими девочками и мальчиками, желающими сразу иметь жизненные блага и без экзаменов учиться в ультрасовременном институте.

В первые же дни работы мальчиков и девочек, подписавших многочисленные серьезные бумаги, ожидало ужасающее разочарование. Были случаи самоубийства, помешательства и дезертирства. Однако сознание, что подопытные существа /«чучела», «комики» и т.п./ находятся в еще более ужасном положении, сделало свое дело. А некоторые реальные привилегии, а главное — большая, чем обычно, терпимость к современным отношениям в среде молодежи, компенсировали неудобства соблазнительного жизненного пути. Для значительной части младших сотрудников обнаружились возможности, о которых ранее никто не подозревал. Одних секретарш потребовалось более двухсот. Несколько сот мальчиков присосалось к машинам, магнитофонам и начальникам разного рода и ранга. Вскоре табуны бездельников, выглядевших с претензией на новейшие западные моды, можно было видеть во всех коридорах и служебных кабинетах /только не в районе лабораторных корпусов/. Менее удачливые мальчики и девочки устраивались иными методами. Появилась категория «экспедиторов» — девочек, которых старшие сотрудники могли вызвать в любое время и использовать по своему усмотрению. Появились многочисленные «сачки», которые ухитрялись исчезать на идеально просматриваемой территории ИСИ так, что их не могли сыскать даже с собаками. Наконец, в таком скоплении разносортного народа неизбежно должны были появиться мальчики и девочки, способные пойти на более серьезный риск. И они появились. И когда начальнику ИСИ /т.е. заместителю Директора/ доложили, что замечены случаи наркомании и алкоголизма не только среди персонала /в этом нет ничего особенного/, но и среди «комиков», тот лишь пожал плечами. Он-то хорошо знал, что по крайней мере один из первых каналов связи «комиков» с внешним миром был устроен специально по указанию свыше. Он лишь не понимал, зачем нужна эта идиотская затея. Он лично считал, что самое разумное было бы стереть с лица земли это учреждение со всеми его участниками /за исключением, конечно, его самого/.

Впереди важно шествует генеральская собачка. За ней, не разбирая дороги, прямо по лужам и грязи шлепает Генерал. Впрочем, под ноги ему смотреть бессмысленно: из-за пуза все равно ничего не увидишь. Л глядеть далеко вперед он не привык. И если даже он он замечает впереди лужу, которую следует обойти, он о ней забывает, пока дойдет до нее, а гонор на позволяет обойти. Чтобы он из-за какой-то паршивой лужи?!... Да кто она такая, чтобы он?!... Боком, аккуратно обходя все, за что можно задеть и испачкаться, крадусь я. Ты мне устрой этот участок на берегу, орет Генерал на весь проспект, а я за ценой не постою. Знаешь, сколько я отхватил за ту свою дачку? Я говорю «ого!», хотя знаю, что Генерал продешевил. За его ту дачку умеючи можно было взять в два раза больше. Но я подозреваю, что тут кроется какая-то военная хитрость. Не может быть, чтобы такой бывалый человек такую оплошность допустил. Хотя, военные хитрости, они все такие: хитрят-хитрят, а потом добиваются победы такой ценой, что лучше бы этой победы и не было. Но хитрость тут все-таки была. И Генерал выдал ее через сотню шагов, не удержался. Тщеславие! Оно и не таких губило. Вон наш Вождь. Над ним все смеются уже, а ему все мало! А знаешь, орет Генерал, какую я хохму отмочил? Ха-ха-ха! Так дачку-то все равно должны были отобрать. Оказывается,мне не положено ее оставлять. Хотя меня перевели с повышением, а по ихним бумажкам на этой должности обеспечение ниже. Неувязка! Как так? Да ты что, с Луны свалился?! У нас же везде неувязки!

Я обещал Генералу содействие. Он расчувствовался. И стал рассказывать, как он брал Н. Думаешь, раз-два, и готово, заорал он опять. Противник? Да чхать мы хотели на противника! Не в нем дело. Ты слушай и мотай на ус!.. Может, поумнеешь на старости... И замелькали имена, звания, полки, населенные пункты, приказы, распоряжения... Как в такой маленькой черепушке умещается все это?! Пока мы шли до дому, Генерал нарисовал мне такую картину, что мне стало страшно, честно говоря. А ты говоришь — Наполеон, сказал напоследок Генерал охрипшим голосом. Да ты дай Наполеону дивизию в наших условиях и посмотри, что с ним будет. А взять Н твой Наполеон вместе с Суворовым и Александром Македонским ни в жизнь не смог бы. Это я тебе точно скажу! Кишка тонка!..

В центральной партийной газете «Истина» дали подборку материалов о создании системы сознаториев. В передовой статье, озаглавленной «Последний шаг», излагалось содержание доклада Вождя. Говорилось, что сознатории — одно из самых мощных средств поднятия общественного сознания до уровня коммунистического. Что в них будут созданы прекрасные условия, так что лица с отдельными пережитками в сознании, с рудиментами и родимыми пятнами капитализма и с признаками тлетворного влияния Запада смогут в этих благоприятных условиях осознать и исправиться. На второй полосе была помещена статья известного философа, Академика, Героя, Лауреата, депутата, члена ВСП и т.п. Статья называлась «Бытие и сознание». В первой части статьи нудно пережевывался тезис о первичности материи и вторичности сознания, поносились те, кто думал наоборот, ругались вульгарные материалисты, объективные и субъективные идеалисты, агностики, дуалисты и все прочие, которые не поняли, спутали, не дошли, исказили в угоду, остановились перед, скатились в болото и т.д. Во второй части так же нудно пережевывались цитаты из доклада Вождя. И лишь в самом конце проскользнула суть дела. Сознание, конечно, отражает бытие. Но не сразу, а с некоторым отставанием и искажением. Надо приложить усилия, чтобы бытие отразилось в сознании адекватно. Наше общественное бытие достигло высочайшего уровня. Мы вступили в преддверие коммунизма. Но еще не все это осознали в полную меру и правильно. Еще есть лица, сознание которых еще не отразило наше прекрасное бытие или отразило его искаженно. Ждать пассивно, пока все поймут, в каком прекрасном обществе мы живем, нужно многие годы. Мы не можем себе позволить это. Общество вправе потребовать от всех своих членов, чтобы их сознание было адекватно нашему бытию, не отставало от него и не искажало его. Идея сознаториев тем и замечательна, что...

Насчет диссидентов я вас должен разочаровать, говорит Командировочный. В секции специально для диссидентов держат настоящих психов, свихнувшихся на почве политики, но в обратную сторону. Это — ненормальные психи. Их строго охраняют, к ним никого не пускают в силу инструкции, а не потому, что общение с ними опасно для посетителей и для общества. Хотя они призывают к крайним мерам /строить новую революцию, ввести партийный максимум зарплаты, отменить закрытые распределители и персональные машины, выпустить на свободу Ленина, кидать бомбы в руководителей и т.д./, они фактически суть совершенно безобидные существа. И ужасно глупые. Я бывал там много раз и ни разу не встретил существа, разбирающегося в литературе или изобразительном искусстве, знающего иностранный язык, умеющего вообще прилично вести себя с другими людьми. Никто из них понятия не имеет о музыке. Это для них нечто несуществующее или блажь зажравшихся снобов. Единственное, что они признают, это — лагерные песни. В общем, это публика крайне неинтересная. Не понимаю, почему власти боятся их. Они неизбежны во всяком обществе, число их никогда не превышает априорно высчитываемую величину. Но они иногда выкидывают довольно опасные номера, возражает Стопкин. Помните, тот человек, переодевшийся в милиционера, хотел стрелять именно в Вождя. Помню, говорит Командировочный. Но Вождь почему-то уезжает другой дорогой и подставляет вместо себя другого. Тут пахнет провокацией. Тут скорее не покушение провалилось, а от провокации почему-то решили отказаться. А взрыв у мавзолея Ленина, не унимался Стопкин. Опять-таки не в мавзолее, а снаружи, говорит Командировочный. Взрывы в метро и в гостиницах серьезнее, но все равно это — капля в море сравнительно с Западом. Гораздо интереснее другое, продолжает Командировочный. Сюда поступает довольно большое количество людей, которые не являются диссидентами в установившемся смысле слова. Они проходят специальную обработку в секретных корпусах. В эти корпуса никого не пускают. Мы не знаем, что вообще там творится. Часть этих людей затем поступает в отделения обычных сумасшедших. Но большинство исчезает неизвестно куда. Не надо нас пугать, говорит Жидов, страшными сказками. Мы уже не дети. Я вас не пугаю, говорит Командировочный, ибо тут нет ничего страшного, кроме неизвестности.

Она сказала, что моя работа пользуется большим успехом, что читать ее в кабинете образовалась очередь, а ей хотелось бы посмотреть. И я дал ей мой оставшийся экземпляр. И написал не нем свой телефон: позвонить, как прочтет. К этому времени решилась моя квартирная проблема. Решилась сама собой. Братья и сестры разъехались, родители умерли. И я стал обладателем довольно большой комнаты /на одного, конечно, большой/ в коммунальной квартире старого дома. Дом пошел на снос, и мне как ветерану войны с тремя ранениями дали однокомнатную квартирку на окраине города. Хотя квартира обладала всеми дефектами наших новых жилищ /трудность с транспортом, далеко магазины, грязь на подступах к дому, плохая изоляция и т.п./, я был безумно рад. Иногда я часами сидел на пружинном матраце с ножками /это — самое дешевое ложе, а ножки прибил я сам/, тупо уставившись в косо наклеенные обои идиотской расцветки, или без конца бродил из комнаты в кухоньку и обратно, твердя про себя только одну фразу: наконец-то ты один, наконец-то ты можешь закрыться от людей и отключить этот сволочной мир от себя.

Как это ни странно, когда на работе пронюхали, что я имею однокомнатную квартиру на одного /!!/, я стал завидным женихом. Однажды молоденькие лаборанточки прямо сказали мне /хотя они вроде бы шутили/, что если меня слегка подкормить, то я могу иметь успех. Сейчас седые и худые мужчины в моде. К тому же я могу сойти за йога. А это очень выгодно в хозяйстве: йоги, говорят, пьют только воду, все свободное время стоят на голове и едят один кочан капусты в месяц. Короче говоря, вскоре Она позвонила и сказала,что у нее куча вопросов, замечаний и возражений. Потом взяла такси и приехала ко мне. И осталась у меня. Просто так, без всяких предисловий и психологических драм. Это, между прочим, в духе времени. Один мой знакомый, школьный учитель, много лет изучающий эту проблему, говорил, что из общений полов почти начисто исчез самый чистый, возвышенный, романтический и красивый период, который был одним из самых выдающихся продуктов цивилизации,— период влюбленности. Если он и проявляется, то очень редко и к тому же лишь после того, как мужчина и женщина длительное время состояли в половой связи, т.е. оказывается неестественно сдвинутым в линии человеческих отношений и выглядит как отклонение от нормы. Этот период есть состояние духовности, а в нашем обществе, враждебном всякой духовности, ему вообще нет места. Лишь после нескольких наших встреч Она сказала, что ее почему-то тянет ко мне. А я почувствовал, что у меня появился близкий и дорогой мне человек.

И далее в трактате Члена были подробнейшим образом изложены идеи, которые легли впоследствии в основу организации ИСИ и сознаториев. Эти идеи были в трактате разработаны с такой тщательностью, что все академические и медицинские учреждения, привлеченные к реализации их, не прибавили к ним фактически ничего нового.

Болван добросовестно составил заключение о рукописи Члена и вручил его заведующему отделом. Тот, прочитав заключение, немедленно отправился к главному редактору. Главный сразу же по специальному телефону позвонил Секретарю по Идеологии и был принят им незамедлительно. На другой день в редакции было объявлено, что Болван с обширным инфарктом положен в больницу ВСП. Автор рукописи в редакции больше не появлялся. Никто из родственников и знакомых никакого интереса к их дальнейшей судьбе не проявил. Один из сотрудников редакции как-то злорадно заметил, что Болван был типичный мерзавец и проходимец, и что это хорошо, когда Они сами друг друга начинают пожирать. Но с ним случилось какое-то несчастье.

— Задумали они грандиозно,— сказал Пропагандист.— Жаль только, не смогут они довести свой замысел до конца.

— Почему жаль,— сказал Террорист.— Пусть их мерзостный замысел провалится. Это же хорошо. И почему, вы думаете, они не доведут до конца?

— Конечно, пусть у них все лопнет. Это хорошо. Жаль в том смысле, что из-за этого я не смогу довести до конца мои исследования. Случай неповторимый. Конечно, я не смогу сообщить о своих результатах на волю. Но кто знает... Да и мне интересно довести свое дело до конца. Короче говоря, скоро у них все пойдет кувырком, и наше пребывание здесь окажется бессмысленным со всех точек зрения. Вот что страшно. А почему они не доведут свой замысел до конца, это тривиально. Наверняка большая часть их аппаратуры иностранная. Значит, в нашей эксплуатации она начнет портиться. И ее заменит обычный «ручной труд». А что это такое у нас — вы знаете. Если аппаратура отечественная, она, возможно, портиться не будет. Но она не будет выполнять и свое предназначение, что для вас тоже должно быть очевидно. Унитазы и питательные трубки перестанут выдвигаться со всеми вытекающими отсюда последствиями: параши, котелки. А это значит какие-то незапланированные передвижения людей /или подопытных особей/ и контакты. Обработать массу наблюдений за нами и записей наших разговоров — дело немыслимое даже для идеальной организации. Все эти газетножурнальные сенсации о машинах, перерабатывающих информацию, в основном сказки. А так как все наблюдения за нами и записи наших речей дадут в основном бессмыслицу /за редким исключением/, то с этим информационным навозом не справится вся техника мира. Да это и ни к чему, ибо выводы известны заранее. Тут наверняка мистификация типично в нашем духе: создаются фиктивные учреждения с заранее предрешенным результатом работы. Например, «подтвердить» на уровне науки какую-нибудь идиотскую фразу из речи Вождя, возведенную в ранг гениальной мысли. И в результате доносы и допросы станут единственной формой сбора их«научной» информации. К тому же не забывайте, что обслуживающий персонал образует типичную ячейку нашего общества со всеми прелестями: демагогия, бюрократия, очковтирательство, халтура, безделье, интриги и т.п. Через месяц сотрудники наплюют на великую задачу /а им наверняка ее поставили/ и займутся своими реальными земными делами: степени, звания, должности, квартиры, дачи, гонорары, заграничные командировки, доносы, собрания, заседания. Всем это хорошо известно. Им будет не до нас. И по идее им либо от нас захочется избавиться, либо использовать нас для каких-то других целей. Для каких? Например, на вредных производствах. На урановых рудниках. На очистке атомных реакторов. Да мало ли у нас таких мест?! Достаточно сказать, что по условиям современного производства нужны миллионы людей такого типа, как мы стали теперь. Боюсь, что это — лишь переходная форма к обычной нашей апробированной мерзости: к принудительному рабскому труду. Это общество нуждается в рабах. Так что будем считать, что нам пока повезло, и мы живем почти что в санаторных условиях.

Дверь палаты открылась, и в нее втолкнули еще двоих. Присмотревшись к одному из них, Пропагандист узнал в нем Писателя. Второй оказался тем самым видным ученым, который опровергал в печати злобные слухи о нем и отказался встречаться с журналистами. Отказался как раз в тот момент, когда его втолкнули в палату.

Идеолог: Вопрос о диалектике мы выделим особо. Диалектика, как вам известно, есть душа нашей философии.

Ученый: И эта душа, как и все в вашей жизни, по меньшей мере двойственна. С одной стороны, вы трубите, что диалектика есть метод /орудие, способ/ научного исследования. А с другой стороны, когда начинаете излагать этот метод, излагаете все то же учение о мире в целом и об общих законах мира.

И: Это такой метод, который и есть одновременно обобщенная картина мира. Он действует по принципу: Изучай мир таким, какой он есть, а он такой-то и такой-то.

У: Здесь слово «метод» употребляется совсем не в том смысле, в каком принято говорить о методах науки, т.е. опять-таки происходит смешение понятий. Метод исследования — это совокупность стандартных операций /действий/, которые исследователь должен /или может/ осуществить с целью получения нужных знаний об изучаемом предмете. Здесь возможны свои обобщения, но итог их — не картина мира, а описание таких действий, как анализ, синтез, экстраполяция, интерполяция, отвлечение, допущение, выделение в чистом виде и т.п. Эти операции рассматриваются отчасти в логике, отчасти — в гносеологии, но не в вашей, а в западной. Я лично убежден в том, что они могут быть рассмотрены детальнейшим образом в рамках логики. Здесь я должен признать, что и вашей диалектике можно придать вид совокупности методов /приемов/ исследования, применяемых в области сложных предметов, которые представляют собою системы эмпирических связей. И в таком случае учение об этих приемах будет частью логики, и не более того.

И: Мы приписываем диалектике совсем иную роль, а именно — роль способа понимания мира в целом, способа рассмотрения крупных проблем, например — ситуации в целом в тот или иной период в какой-то области науки, имеющей эпохальное значение, и т.п.

У: То есть роль метода создания идеологически мистифицированной картины мира, метода использования для этой цели открытий науки, в особенности — выдающихся, подкрепляющих авторитет идеологии. Причем, вольно или невольно на науку оказывается давление в таком духе, чтобы наука соответствовала идеологическому бреду /или, скажем помягче, идеологическим сказкам/ или по крайней мере делала вид, что она им соответствует. Впрочем, наших ученых уговаривать не надо. Они и сами готовы любое свое исследование изобразить как следование рекомендациям вашей идеологии. Назовите мне хотя бы одного из наших титулованных столпов науки, который не принес бы свою жертву на алтарь идеологии.

И: Но вы все-таки полагаете, что в диалектике как методе исследования есть рациональный смысл?

У: Нет. Дело не в том. Если на минуту допустить, что ваша диалектика есть явление в сфере чистой науки, то можно было бы систематически описать в логической, терминологии совокупность приемов исследования, которую можно было бы представить как диалектический метод, поскольку эти приемы относятся к исследованию эмпирических связей, изменений, эволюции, развития и т.д. /а диалектика именно на это претендует/.

И: Так в чем же дело?

У: В пустяке. При этом диалектика, обретая научное содержание, утрачивает свое мистическое величие. А идеологии нужно лишь последнее. Идеология с большей терпимостью относится к критике диалектики, чем к позитивной попытке придать ей разумный вид. Это я знаю на фактах.

На другой день после расширенного совещания, на котором обсуждались мероприятия по поднятию общественного сознания на высшую ступень коммунистического сознания, состоялось узкое совещание высших чинов ОГБ. Об этом совещании не сообщили никому из высших лиц Партии, за исключением, конечно, самого Председателя ОГБ, который и проводил это совещание. Конечно,высшие лица Партии прекрасно понимали, что какое-то совещание такого рода должно произойти, если оно не произошло уже ранее. Они, высшие лица Партии, прошли школу коммунистической жизни от рядовых демагогов, доносчиков, холуев, осведомителей до великих теоретиков и практиков, освещающих пути прогресса всему трудовому свободолюбивому прогрессивному человечеству. Они сами не раз бывали в таких ситуациях. И уже в речи Вождя на съезде Партии содержались прямые указания начать мероприятия, которые нельзя толково начать без данного совещания. Надо только уметь слушать и читать наши партийные документы. Это для посторонних они — демагогия. Для нас же — руководство к действию. Но так как руководителям Партии официально не сообщили об этом совещании, так как они не принимали о нем своего решения, не почтили его своим присутствием и не давали никаких конкретных указаний, будет считаться, что они не знали о нем и не несут ответственности за его последствия. Но это уже пустяки. Кто и когда в Стране из высоких лиц был наказан за дела такого рода?! В свое время ликвидировали одного, да и то не как подручного Палача /Вождя-Завершителя/, а как конкурента в борьбе за власть. Когда помощник Председателя на всякий случай спросил, не следует ли об этом совещании информировать Вождя и Секретарей, Председатель презрительно усмехнулся.

— Зачем? Установка дана. Средства отпущены. А техника исполнения — наше чисто профессиональное дело. Эти старые маразматики наверняка разболтают все, если им станет известно о совещании. От них в первую очередь надо держать конкретные результаты совещания в секрете. Вмешаются, набаламутят и испортят все. Пусть они там играют со своей научно обоснованной перестройкой сознания, а мы будем делать свое дело. Они — пена власти, а мы — ее реальное течение. Их идиотская затея все равно скоро лопнет. Она нам на руку: отвлекает внимание. И когда лопнет, мы извлечем свою пользу. Имеются данные, что Комитет Гласности интересуется ИСИ. Надо им кое в чем помочь. Документы. Факты. Лица. Впрочем, вы сами понимаете. Только осторожно. И смотрите за ними в оба. Фиксируйте каждый их шаг. На этом деле мы построим грандиозный процесс. Открытый. С журналистами. И никакой липы. Это будет, пожалуй, первый настоящий процесс в истории Страны. Так что надо постараться.

Председатель прекрасно понимал, что он никогда не будет Вождем Партии, что он достиг максимума возможностей для себя. И все же он начал подготовку грандиозной акции, которая не изменит его социального положения в лучшую сторону, а может лишь сбросить его в небытие и забвение как в случае успеха /и тогда его спихнет более ловкий проходимец/, так в случае провала /и тогда его сделают козлом отпущения/. Зачем же он все это затевает /а он думал, что это исходит из его воли и сознания и создается именно им/? Он не отдавал себе в этом отчета.Во-первых, сам громоздкий механизм власти, начиная с некоторого момента работал так, что иного пути не было. Выбора не оставалось, хотя принудительный путь казался делом свободной воли. А во-вторых, действовали незримые уроки истории. Напрасно говорят, что политические деятели никогда не извлекают уроков из прошлого. Именно уроки прошлого незримыми опорами поддерживают здание истории. Не будь их, все рухнуло бы до основания. А уроки прошлого давали великий образец исторических деяний и вселяли надежду избежать его ошибок. Окончится эта Затея успехом или провалом, не имеет значения. Важен замысел, который так или иначе станет достоянием истории. И потомки прекрасно разберутся в том, что не этот косноязычный маразматик /Председатель имел в виду Вождя/, а именно он был подлинным вдохновителем и организатором великих событий этой эпохи.

Лишь об одном Председатель забыл или не хотел вспоминать /а он не мог этого не знать, ибо и он когда-то учился в школе и несколько лет числился студентом исторического факультета/: для реальной истории существенны не подпольные гении, творящие процесс, а видимые ничтожества, дающие имя процессу. И этот новый очередной гнусный период в истории Страны войдет в память человечества под именем Вождя-Маразматика.

На узком совещании высших органов ОГБ Председатель зачитал четырехчасовой доклад. В отличие от докладов Вождя и Секретарей, доклад Председателя не содержал ни одного лишнего слова, был четок, лаконичен и категоричен. Он выглядел как проект системы мероприятий, которые следовало осуществить. Но все собравшиеся /кроме самого докладчика/ понимали, что это был итог того, что уже сделано, оформление того, что они сами уже начали делать. Ибо они сами готовили этот доклад.

С домработницей пришлось расстаться тогда же, и на нас обрушились житейские заботы: магазины, уборка, приготовление пищи. Жена решила вызвать к нам свою сестру.

— Она все равно на пенсии бездельничает. И здоровая, как лошадь. Что им там делается?! Живут себе без забот, не то что мы. Только ценные вещи надо поубирать. Кто их знает, на что они способны?! И где мы ее поселим?

Я считал, что в нашей гигантской квартире это не проблема. Но ошибся. Оказывается, не так-то просто найти место в пятикомнатной квартире на двух человек еще для одного человека. Наконец, мы решили поселить Сестру в самой маленькой и холодной комнате, которую мы использовали в качестве чулана. Но вспомнили, что скоро у нас будет жить внук, и эта комната будет его. Я предложил поставить койку для Сестры в моем кабинете,— все равно я им не пользуюсь. Но жена категорически отвергла мое предложение.

— Ты забыл, что будешь писать мемуары! Потом тут ценные книги. Еще два книжных шкафа придется ставить. Мы подписались на..., на..., на... . Где ставить?

Кабинет отпал. И нам пришлось поставить для Сестры в холле кровать-диван из гостинной.

— В гостинную надо купить новый гарнитур. А это дерьмо все равно давно пора выбросить.

— Зачем выбрасывать? Отвезем на дачу.

Когда Жена в свое время говорила насчет пеленок, она преувеличивала. Внуки наши давно выросли из пеленок. А старший готовился уже оканчивать школу, так что Сын решил подкинуть его нам. Мы долго обсуждали эту проблему и наконец согласились. Дело решило простое житейское соображение: случись что с нами, кому мы оставим все нажитое? Дети, конечно, не откажутся взять, что дается даром. Но особой радости не проявят,— они устроены, и мозги у них повернуты не в том направлении. Иное дело — Внук! К тому же — любимый.

Внук в «чулане» жить отказался и занял мой кабинет. Кабинет пришлось перебазировать в «чулан». Перетащили столы, шкафы, полки, тахту. Свалили как попало. Закрыли и забыли. И про «мемуары» забыли. Не до этого.

Сестру кровать-диван в холле вполне устроила. Она только тумбочку попросила для всяких там мелочишек /лекарства, расческа и т.п./. Но это даже удобно оказалось: на тумбочку перенесли телефон. И Сестра взяла на себя функции не только домработницы, но и телефонистки. Зато кормилась она у нас бесплатно. И вещи свои ей Жена отдавала.

— А жрет она за двоих,— сказала однажды Жена.

Но проблему эту решить не было никакой возможности. Единственное, что удалось,— питаться раздельно: мы в столовой, Сестра — на кухне. Ну, если иногда удавалось достать икру, ценную рыбку, свежие фрукты, копченую колбаску и другие редкие продукты, Жена убирала это в спальню — пришлось там поставить еще холодильник.

Внук перетащил к нам всю свою грандиозную радио-магнитофонную аппаратуру. И в квартире начался грохот. Академик стал жаловаться и просить потише. Кстати, в последнее время он начал прихварывать, и встречаемся мы все реже и реже. Надо мне будет как следует провериться у врачей. За здоровьем надо следить. Но на жалобы Академика нам наплевать. Вот с Генералом хуже. Грохот стал доходить и до него и беспокоить собачку. Сам Генерал мог спокойно переносить даже артиллерийскую канонаду. На генеральшу ему начхать, лишь бы жрать давала, да поллитра всегда было на столе. А вот собачка оказалась слабонервной. И Генерал пригрозил затопить нас, если мы не прекратим безобразия. Пришлось побеседовать с Внуком. В нашей дружной семье начались первые конфликты.

Вы все слышали доклад Вождя на съезде, сказал Председатель ОГБ, и понимаете смысл изложенной в нем установки Партии. В резолюции съезда буквально записано следующее: мы не можем ждать милостей от истории, взять их у нее — вот наша задача. На нас с вами возложена ответственность за выполнение этой задачи.

Наша работа должна протекать по следующим основным направлениям. Первое направление — подготовка материально-технической базы к приему, постоянному содержанию и использованию примерно тридцати миллионов человек. Разумеется, мы должны будем модернизировать и использовать старые законсервированные лагеря. Однако этого совершенно недостаточно. В старых лагерях можно содержать не более пяти миллионов человек одновременно. Кроме того, они расположены в местах, которые неудобны с точки зрения транспорта и использования заключенных. Они предназначались скорее для уничтожения излишнего человеческого материала, чем для его использования. Думается, что эту функцию за ними и надо сохранить. По расчетам Объединенной комиссии, в которую были включены ряд институтов Медицинской Академии и вычислительных центров, в настоящее время избыточное население Страны достигает десяти миллионов взрослых индивидов. В ближайшие годы оно возрастет до пятнадцати миллионов. Учитывая тот факт, что избыточное население играет существенную роль в воспроизводстве населения, а также уровня и строя жизни, мы не намерены уничтожать его полностью. Мы должны иметь постоянный резерв человеческого материала, например, — на случай войны, стихийных бедствий, эпидемий и т.д. Но третью часть мы можем безболезненно изъять из общества. Это и будет составлять цифру в пять миллионов. Эта цифра, как и прочие основные цифры, о которых я буду говорить ниже, уже утверждена на закончившемся вчера особом Пленуме ВСП.

Но основные усилия мы должны сосредоточить на строительстве новых пунктов содержания заключенных /ПСЗ/, отвечающих современным требованиям к учреждениям такого рода и использующих новейшие достижения науки и техники. При этом мы должны руководствоваться следующими принципами. Все ПСЗ должны быть построены по единому стандарту. Вы здесь сможете ознакомиться со стандартным ПСЗ, утвержденным строительным отделом ОГБ. Из таких ПСЗ теоретически исключены побеги и передача информации вовне. Строить ПСЗ следует в местах больших строек, куда добровольно никто не поедет. Причем, размещать их нужно так, чтобы по завершении строительства объекта их можно было демонтировать или уничтожить. Причем, ПСЗ должен образовывать с сооружаемым объектом одно целое, что позволит исключить перемещения заключенных на большие расстояния и за пределы зоны ПСЗ. Целесообразно контингент ПСЗ после завершения строительства передавать в старые /ассенизационные/ лагеря /А Л / для последующей ликвидации. За исключением ценных специалистов, которых целесообразно ликвидировать лишь после вторичного использования. Мы считаем, далее, целесообразной систему пунктов предварительного заключения и пересылки. Изолируемый индивид должен сразу направляться в соответствующий ПСЗ и переводиться затем лишь в АЛ. Есть смысл обсудить комбинированные пункты, объединяющие ПСЗ и АЛ. Это сократит передвижения заключенных.

Второе важнейшее направление работы — регистрация лиц, подлежащих изоляции от общества в ПСЗ и АЛ. Списки таких лиц должны составляться в соответствии с инструкцией, с которой вы точно также получите возможность ознакомиться здесь. Списки следует согласовывать с местными партийными и административными органами и постоянно корректировать. Составление таких списков должно стать постоянной обязанностью органов ОГБ, а не временной кампанией. Какими принципами руководствоваться при составлении списков? Тут следует проявить разумную гибкость. Прежде всего следует помнить, что незаменимых индивидов не существует, и списки должны будут составляться в соответствии с запросами, которые будут поступать из специального отдела ОГБ. Такой отдел уже утвержден и скоро приступает к работе. Но при этом следует отдавать должное предпочтение лицам определенных категорий. Например, если требуется включить в список одного слесаря, а имеется два кандидата, то включать следует того из них, кто имеет худшую социальную характеристику /в частности, замечен в критических высказываниях о нашей системе, игнорирует общественные мероприятия и т.д./.

Вообще говоря проблема «кого изымать?» представляется трудной только теоретикам. Мы, практики, прекрасно знаем, что в течение трех-четырех лет мы без особого труда и без заметного ущерба для общества сможем довести число изолируемых до утвержденной нормы. Проблема не в том, кого изолировать, а в том, как их содержать и использовать и как уничтожать отработанный материал, чтобы общество относилось к этому как к нормальному явлению нашей повседневной жизни. Много ли знакомых у среднего гражданина являются хроническими алкоголиками? А между тем в Стране около пяти миллионов алкоголиков. Часто ли среднему гражданину приходится сталкиваться с проститутками, наркоманами, гомосексуалистами и т.д.? А между тем в Стране более пяти миллионов лиц этих категорий. Аналогично обстоит дело с людьми, которых сами граждане, а не только органы ОГБ, считают враждебно, скептически, иронически, критически настроенными по отношению к нашему обществу и нашему образу жизни. По меньшей мере каждый десятый гражданин таков. Среди этой огромной /примерно/ около тридцати миллионов/ массы людей есть представители всех специальностей, необходимых на отдаленных стройках, на секретных, на вредных для здоровья предприятиях. Как показал опыт прошлого, именно массовая изоляция не вызывает протестов у населения. Протесты возникают лишь тогда, когда изолируются отдельные граждане, имеющие хотя бы некоторую известность. Социальная психология дала научное объяснение этому странному на первый взгляд факту. Чтобы люди почувствовали себя в раю, нужен ад. Рай мы, как известно, построили. Но люди перестали его ощущать, ибо нет ада для сравнения. Так создадим же его, и остающиеся в раю будут курить нам фимиам. По данным наших социологических лабораторий население Страны уже более десяти лет ждет от нас именно этого.

Коротко о содержании изолированных. Мы не считаем психохимические методы универсальным и надежным средством воспитания нового человека. Мы не отвергаем их в качестве средств воздействия на отдельных индивидов в отдельных случаях. Но мы против применения их в массовых масштабах. Дело в том, что создаваемая система ПСЗ-АЛ должна будет не только окупать себя, но и приносить обществу прибыль. А для этого заключенные должны работать. А по условиям современного производства они должны быть психически нормальны. Конечно, психохимические методы уместны после истечения установленного срока использования заключенного. Несколько позднее вы сможете ознакомиться с инструкцией по содержанию заключенных в ПСЗ и АЛ. Указанные в ней нормы питания придется, разумеется, пересмотреть в связи с временными продовольственными затруднениями в Стране. «Систему космонавтов» придется тоже отменить, ибо она не оправдала себя даже в идеальных условиях ИСИ.

Следующее направление нашей работы — подготовка общественного мнения. Существует точка зрения, согласно которой общественное мнение внутри Страны не играет заметной роли, так что его вообще можно не принимать во внимание. Это грубая ошибка. Сила общественного мнения у нас не ощущается лишь постольку, поскольку вся деятельность ВСП осуществляется в полном соответствии с ним. Говоря о подготовке общественного мнения, я имею в виду лишь оформление его с таким расчетом, чтобы население Страны активно одобрило наши мероприятия, выражающие суть фактического общественного мнения Страны,— чтобы население Страны узнало в наших делах свои собственные чаяния и приняло добровольно участие в доведении их до логического завершения, как это уже имело место однажды в нашей славной истории. Подготовка общественного мнения включает в себя: организацию потока писем трудящихся в органы печати и власти; публикацию их и комментарии к ним; выступления деятелей Партии и работников идеологического фронта; создание специальных фильмов и книг; признания и раскаяния специально подготовленных лиц, приобретших известность в качестве врагов, оппозиционеров, диссидентов; организацию серии публикаций в западной прессе и т.д. Это направление работы мы будем осуществлять совместно с отделом идеологии ВСП.

Вам хорошо известно, что мы никогда не прекращали работу по изоляции лиц определенных категорий от общества и постоянно расширяли масштабы ее. Однако если мы будем наращивать ее масштабы прежними темпами, мы и через пятьдесят лет не достигнем запланированного и научно обоснованного уровня. Нужно резко увеличить темпы роста изолируемых. А для этого нужна достаточно уважительная и бесспорная не только для внутреннего, но и для мирового общественного мнения причина. Нужно тщательно подготовить и умело провести серию открытых и показательных процессов против наших диссидентов. Для этого мы считаем целесообразным не принимать никаких карательных мер против них, дать им возможность вырасти численно, осмелеть и утратить осторожность. Надо подключить к диссидентскому движению наших сотрудников. Увеличить число диссидентов, выпускаемых или высылаемых за границу. Внедрять в их среду наших сотрудников. Организовывать на Западе из наших эмигрантов различные враждебные нам группы. Через наших людей наладить связь этих групп с органами разведки западных стран. Наладить через них же связь зарубежных групп с диссидентами — в форме пересылки запрещенной литературы оттуда и информации, порочащей нашу Страну, туда. И тщательнейшим образом собирать свидетельства деятельности диссидентов, неопровержимые даже с точки зрения западного судопроизводства. Особое внимание надо уделить деятельности запрещенного законом, но пока допускаемого фактически Комитета' Гласности. Постепенно ориентировать его деятельность в направлении все более очевидного нарушения законности. И вообще, надо создать для инакомыслящих и оппозиционеров условия, вынуждающие их преступать наши законы.

Коротко о названии репрессируемых. Известно, что эта проблема имеет огромное значение. В некотором роде она сложнее, чем практическая организация репрессий. Если дело репрессий вступило в практическую стадию, оно само собой за кратчайшие сроки воспроизведет все свои наиболее целесообразные формы. История не знает других примеров самоорганизующихся массовых процессов, которые могли бы сравниться с процессами массовых репрессий. И тем, кто усматривает в репрессиях не столь отдаленного прошлого злой умысел отдельных личностей, совершает детски наивную ошибку. Это теперь очевидно всем. И не стоит на этом задерживать внимание. Совсем иначе обстоит дело с названием. Оно должно выражать суть дела, за которое /или под видом которого/ индивид подвергается репрессии, и должно быть при этом настолько гибким и широким, чтобы любого намеченного индивида можно было без всяких интеллектуальных усилий подвести под это название. Кроме того, оно должно выражать суть настроений эпохи, чтобы никому в голову не пришло сомнение в его неадекватности ситуации. В свое время таким было выражение «враг народа» Но времена изменились. Название это скомпрометировало себя и не выражает уже духа эпохи. Конечно, искомое название должно будет родиться в самом ходе массовых репрессий как продукт творчества народных масс. Но пока мы еще не можем похвастаться успехами на этом важнейшем участке дела.

Когда историки объясняют крупные исторические явления крупными причинами, сказал Командировочный, они, разумеется, правы. Здесь действует логический закон соразмерности причин и следствий. В силу этого закона глупо выглядит тот, кто объясняет приход Сталина или Хрущева к единовластию их хитростью, коварством, цинизмом и т.п. И вполне прилично выглядит тот, кто объясняет это выдающееся явление серьезными переменами в жизни страны в целом и во всей системе власти, например,— изменением роли партийного аппарата в том числе. Однако какими бы значительными ни были обстоятельства, обусловившие то или иное значительное явление, эти обстоятельства воплощаются в конкретных людях и их конкретных поступках. А последние всегда при ближайшем рассмотрении оказываются ничтожными в сравнении с грандиозными историческими свершениями. Этот парадокс исторического подхода к пониманию фактов социальной жизни принципиально неразрешим. Он коренится в самом стремлении подойти к проблеме исторически. Вам это может быть покажется странным, но историк, стремящийся подходить к фактам истории исторически, есть просто дурак, обрекающий себя на полное бесплодие. Где-где, а именно в истории-то этот идеологический историзм противопоказан в первую очередь.

Я чту ваши обширные познания в области психологии и пьянологии, сказал на это Стопкин, но это ваше заявление, признаюсь, не понимаю. Боюсь, что оно есть результат чрезмерного увлечения «Напитком космонавтов». Я тоже думаю, сказал Жидов, что вы это загнули для красного словца. Как это можно — в истории, а не исторически? Это все равно, как мыслить нематематически в математике. Ловлю вас на слове, сказал Командировочный. Что значит: мыслить математически? Значит ли это — заниматься исследованиями в области математики? Или использовать средства математики в обдумывании какой-то проблемы? Или думать подобно тому, как думают математики при решении своих проблем? Видите, не так-то уж бессмысленно мое заявление. И «Напиток космонавтов» тут ни при чем. Кстати, к нему пристрастились не только больные, но и весь обслуживающий персонал. И теперь та бутыль будет стоить уже трешку. Если дело так пойдет дальше, «Напиток» будет стоить не меньше, чем коньяки высших марок. Но вернемся к истории. Заниматься историей — значит изучать факты общественной жизни, расположенные во временной последовательности, и ничего более. И вопрос о методах изучения этим самым еше не предопределен. Исторический же подход /историзм/ есть особый метод рассмотрения любых явлений, а не только явлений человеческого общества. Суть этого подхода — раскрыть механизм происхождения, возникновения изучаемого явления, показа, почему оно произошло и почему произошло так, а не иначе. Вот, например, мы с вами только что обосрали, извиняюсь за выражение, замечательный монумент великого деятеля нашей Партии товарища Сусликова. Который, кстати, раз? У меня такое впечатление, что к этому уже все привыкли и будут разочарованы, если однажды не обнаружат следов нашей деятельности... Но дело не в этом. Итак, мы совершили выдающееся историческое действо. Мы можем подробнейшим образом рассказать, как оно произошло. Но это, уважаемые мои оппоненты, не есть еще историзм в подходе к явлениям природы и общества. Мы подойдем к этому событию исторически, если объясним, почему это случилось, какая совокупность обстоятельств обусловила это, в силу каких законов бытия это свершилось. А ну, попробуйте-ка, объясните мне это! Что? Затрудняетесь?

Знакомый, которому я дал почитать свой доклад, зашел ко мне с маленьким человечком, каких теперь можно часто увидеть на улицах города. Потертые джинсы, толстый драный свитер, нейлоновая куртка, интеллигентская небритость. Знакомый сказал, что дал почитать мой доклад этому человечку, и тот изъявил желание побеседовать со мной.

Человечек стал задавать мне вопросы, которые меня сразу насторожили. Что из себя представляет наша лаборатория? Закрытая или нет? Давали ли мы подписку о неразглашении? В какой стадии находится исследование такого-то препарата? И т.д. Я, естественно, спросил, с какой целью задаются подобные вопросы. Мой знакомый сказал человечку, что я человек надежный, можно говорить прямо. И тогда человечек сказал, что мои материалы представляют интерес для хроник Комитета Гласности. Я об этом Комитете, конечно, слышал. Но представления о характере деятельности не имел. И хроник в руках никогда не держал. Человечек предложил мне сотрудничать в хрониках, но я отказался. Я не знаю толком, кто вы, сказал я. Материалами моими я разрешил воспользоваться, поскольку сам я в них ссылался исключительно на опубликованные уже работы, а общие выводы, к которым я пришел, мог сделать всякий человек, решившийся подумать над этими вполне официальными данными. Впрочем, сказал я, готов ознакомиться с деятельностью, целями, программой и т.д. Комитета, но без спешки и особых усилий.

Честно говоря, этот человечек и представляемая им организация вызывали у меня необъяснимый протест. Людей такого сорта я встречал. Они всегда производили на меня впечатление чего-то поверхностного, сектантски-стадного, изворотливого. Я отдавал им должное за их протест. Но сам протест этот казался мне идущим не из глубин нашей жизни, а из удобной ситуации и стремления к самоутверждению за счет этой ситуации. Желание этих людей быть во что бы то ни стало на виду, причем — не за счет своих способностей и вкладов в культуру, а за счет легкодоступных и, как правило, слабонаказуемых действий, вызывало отвращение. Причем, даже наказание эти люди ловко использовали в своих интересах. Среди этих людей я ни разу не видел ни одного по-настоящему способного и делового человека. Все они не без способностей, но способности их обычно невелики или не настолько велики, чтобы дать им желаемую известность. И протест их обычно был продиктован неспособностью или невозможностью иметь жизненные блага и привилегии, которые другие на глазах имеют даже с меньшими, чем у них, данными. Мой знакомый уверял меня, что среди них встречаются и крупные личности. Но у меня не было никаких оснований принимать его слова на веру.

— Если даже допустить,— сказал мой знакомый, когда человечек ушел,— что они там мелкая шпана и ловкачи, суть дела от этого не меняется. То, что недовольство существующим порядком вещей выражают ущербные индивиды, это естественно. Так было и так будет всегда. Такова природа недовольства вообще.

Я чувствовал, что мой знакомый прав. Но сам я не принадлежал к этой категории индивидов. Я не был недовольным. Я был что-то совсем иное, а что — я еще сам не понимал тогда.

— Я всегда был образцовым гражданином и членом Партии,— сказал Писатель.— Писал то, что нужно. Я ведь даже Лауреатом был. Потом началась эта проклятая либеральная эпоха. Все согрешили. И я согрешил. Я даже меньше других. За это я, наверно, и попал в неблагонадежные.

— А в чем же был ваш грех,— спросил Террорист.

— Пустяки. Малюсенькие шпилечки. В одном рассказике написал, что поросенок был похож на ответственного работника, а пес брел с таким видом, как будто только что разбирали его персональное дело. В другом рассказе написал, что буржуазная культура течет, куда можно течь, а наша — по принципу «повернем вспять». В общем, пустяки. Вспоминать даже не стоит. А так я всегда стремился изображать лучшее, что есть в людях. Человека любить надо. И показывать с хорошей стороны.

— Чушь,— сказал Критик.— Это не любовь, а обман. Если любишь человека, скажи ему: взгляни на себя, человек! И убедись, какая ты есть гнусная тварь!

— Это не человек.

— А что же? Кто придумал это заведение? Человек? Нет? Так кто же?

Идеолог: Итак, независимо от сознания человека /объективно/ существует материальный мир. Существует по своим собственным объективным законам. Сознание есть отражение его в головах людей. Этот принцип мы распространяем и на общество. И здесь мы различаем и общественное бытие с его объективными законами и отражающее его общественное сознание.

Ученый: Сразу же начинаются несуразности. Распространяете как некий общий принцип на частный случай? В таком случае два вопроса. Первый: что такое общественное сознание? Второй: имеется ли какое-то еще не общественное сознание у людей?

И: Хорошо, я уточню. Распространение принципа материализма на общество мы рассматриваем как признание общественного бытия в качестве частного случая материального бытия, происходящего по своим законам, не зависящим от сознания людей, а под общественным сознанием мы имеем в виду то, что люди знают и думают о своей общественной жизни.

У: Входят ли наука и идеология /философия в том числе/ в общественное сознание? Входят? Но они отражают не только общественное бытие. Пустяки? Словесные придирки? Видите ли, вы все свои промахи и провалы склонны считать пустяками, недостойными упоминания. Но пусть пустяки. Возьмем суть дела. Есть объективное общественное бытие, происходящее по неким законам. Объективность, напоминаю, понимается как существование вне сознания людей и независимо от него. А что по сему поводу скажет наука? А вот что. Человеческое общество есть скопление определенного рода индивидов, так или иначе объединенных в некое целое и воспроизводящихся во времени,— скопление людей. Какие признаки этих индивидов являются специфическими, характеристическими для человеческой социальной /в отличие от муравьев, мышей, волков, обезьян и т.д./ организации? По самому определению понятия социальными поступками людей являются такие, которые в качестве условия предполагают именно наличие сознания и воли у индивидов. Социальные законы по самой природе суть правила поведения людей друг по отношению к другу, зависящие от их воли и сознания. Не надо здесь только смешивать исторический и социологический /теоретический/ подход. Исторически вы можете апеллировать к труду, орудиям и т.д. Но это — лишь условия возникновения сознания /да и то это не доказано!/, а не факторы, действующие в той же роли в ставшем обществе. А идеология — не история, она трактует сущее! С научной точки зрения общественные отношения суть продукт собственной сознательно-волевой деятельности людей, а не продукт божественной воли или неких объективных общественных сил, которые не зависят от воли и сознания людей. Эти силы — лишь вариант «божественной» воли, лишь иная словесная их формулировка.

И: И все же в отношении понимания общества мы сделали очень много. Не случайно же до сих пор вся мировая наука так или иначе ссылается на наших классиков.

У: Ваша апелляция к мировой социальной науке ничего не значит, ибо далеко не все, что говорят на Западе, есть истина, и далеко не все западные теоретики суть настоящие ученые. Давайте уже придерживаться сути дела.

И: Хорошо, тем лучше. Согласитесь, что выделение таких факторов, как производительные силы, производственные отношения, отношения собственности и т.д., есть вклад в науку об обществе.

У: Во-первых, что здесь есть ваше открытие, а что — заимствование у других. Во-вторых, открытое наукой и ставшее элементом идеологии — не одно и то же. А в-третьих, и это — главное, тут надо иметь в виду следующее. Данное общество может фактически обладать некоторыми признаками. Но фиксирование их еще не есть признак научного подхода. При научном исследовании данного общества эти признаки могут не играть роли или даже мешать, и от них следует отвлечься. Причем, соотношение этих признаков может быть различным в различных обществах или в одном обществе в разное время. Например, с понятием собственности или его отрицанием ничего не поймешь в огромном числе обществ, имевших место в прошлом. И, кстати сказать, не поймешь и наше, коммунистическое общество. Оно тут просто неуместно. Вы, например, отдаете примат производительным силам. Ясно, почему: всегда на это можно свалить свою хозяйственную тупость. А между тем, были и есть общества, в понимании которых этот принцип просто ошибочен фактически. В коммунистическом обществе /т.е. в обществе нашего типа/ скорее имеет место принцип зависимости производительных сил от социальных отношений, а не наоборот. Во всяком случае, эмпирические данные таковы, что все существенные признаки коммунистической организации общества воспроизводятся на любой производственной основе, в любой отрасли, в любом районе при наличии условий, ничего общего не имеющих с вашими разговорами о материальном базисе общества. И вообще, я должен сказать, что вы своим учением об обществе настолько сместили ориентацию внимания и исказили все оценочные критерии, что человечество еще долго будет барахтаться в сетях вашей идеологии. Тут все похоже на истину. Многое вроде бы верно. Понятия вроде бы отражают реальность. А между тем тут имеет место мистификация гораздо более глубокая, чем в библейской трактовке общества. Вот, например, возьмем такой вопрос: законы общества. С одной стороны, вы говорите, что нет общества вообще, а есть лишь конкретные общества. С другой стороны, говорите об общих законах. С третьей стороны, говорите о разных законах для разных обществ. Например, вы считаете, что одни экономические законы у капитализма, другие у нас. А между тем законы по самому определению слова «закон» всегда и везде одни и те же. Социальные законы всегда и везде одни и те же, для любых обществ. И экономические. И политические и т.д. Другое дело — при рассмотрении различных обществ они могут привлекаться для объяснения их и для построения прогнозирующих теорий в различной мере, в различных комбинациях. Подобно тому, как физические, биологические и т.п. законы всегда и везде одни и те же, что не мешает разнообразию тел, живых организмов и т.д. Кстати, видов обществ было огромное количество. И загнать их в рамки вашей схемы о формациях просто немыслимо.