Заговор конца света

Глава 14 Виртуальность

В «Улитке на склоне» подлинный смысл «гигантской возни в джунглях», составляющей сущность загадочной цивилизации Леса, закодирован в ряде символических образов. «Все эти Великие Разрыхления и Заболачивания», к которым почему-то причастны исключительно женщины, «жрицы партеногенеза», на редкость точно соответствуют природе современных господствующих тенденций. И можно только поражаться интуиции Стругацких, сумевших описать то, для чего еще не были придуманы слова.

Мифологическая подкладка этих символов наиболее очевидна. Мрак и хаос изначального состояния мира во всех преданиях ассоциируется с Великой богиней, Матерью всего сущего. Но вне централизующего мужского начала она остается бессмысленной потенциальностью, чем-то наподобие лесной клоаки, периодически извергающей случайные, незавершенные формы. Так Гея рождает хтонических чудовищ.

Факт, хорошо известный биологам: организмы всех без исключения млекопитающих начинают развиваться как женские. Лишь к концу второго месяца внутриутробного развития плода, при наличии нормального гена мужского пола, происходит переключение на мужское развитие.

«С древнейших времен женская магия знает секреты деторождения без всякого участия мужского начала. Здесь, разумеется, можно сообщить много пикантных подробностей, но нас в данном случае интересует только философская сторона вопроса: тайные женские культы лишь имитируют великую мать — богиню, которая благодаря бесконечной своей потенции вечно рождает многоликие формообразования. Мужчине остается роль раба, почитателя или жреца, поскольку научное познание есть не что иное, как способ ухаживания или дань восхищения»^{152}.

Любой метод познания несовершенен. Но табу не случайно составляют первооснову культуры. Ограничения, внешние или внутренние, зачастую являются для личности единственными ориентирами в дебрях бессознательного. Поэтому деятельность, направленная на постепенное ослабление («разрыхление») запретов, далеко не безобидна. Впуская коллективное бессознательное на территорию сознания, человек должен быть к тому, что рано или поздно гость займет место хозяина — слишком не равны их силы. А когда новоявленный оккупант вытеснит на периферию последние остатки самосознания, человек окончательно превратится в биоробота.

Из лилового тумана выходят только «мертвяки»…

Именно подобная «оккупация» служит истинной причиной роста иррациональных настроений, выражающихся в немотивированной агрессивности, тотальной подозрительности и неуверенности. Наряду с культурной интеграцией наблюдается прямо противоположное явление — мультикультурализм. Множится мозаика культурных анклавов, искусственно воздвигаемых барьеров против грядущего «одержания». Правда, эффективность такого противостояния сравнима с попыткой деревенских жителей в «Улитке на склоне» сопротивляться наступлению леса.

Не произошло и ожидаемого выравнивания уровня жизни. Пропасть между абсолютно благополучным «золотым миллиардом» и абсолютно обездоленным «голодным миллиардом» продолжает расти. На этом фоне все отчетливее виден кризис гуманизма, который в новую эпоху начинает проявляться как антигуманное мировоззрение. Под предлогом сохранения привычного уровня комфорта, соответствующего современным стандартам и достоинству человека, уже звучат «слабо завуалированные предложения о стабилизации положения посредством „коррекции“ численности населения планеты»^{153}.

Наибольшие шансы выжить в будущем информационном обществе, как уже отмечалось, имеют люди с высокими интеллектуальными способностями. Что касается остальных, то их судьба печальна: вспомним отупевших, ведущих чисто растительное существование обитателей лесных деревень. У подавляющего большинства людей «информационная перегрузка ослабляет способность „думать“»^{154}. Здесь имеется в виду обыденное значение этого слова, которое сводится все к тому же процессу обработки информации.

А вот если под «думанием» понимать обогащение ноосферы новыми смыслами, то даже самые высоколобые интеллектуалы-деграданты будут вынуждены признать свою несостоятельность. Впрочем, подобная способность блокируется инфосферой в первую очередь.

«Я всегда очень интересовался лесом, но ведь в лес меня не пускают. И вообще, я попал сюда совершенно случайно, ведь я филолог. Филологам, литераторам, философам нечего делать в Управлении», — приходит к выводу Перец. Он и не подозревает, что это только начало. Своеобразный двойник Переца ученый Кандид[16], волею судьбы оказавшийся в мире Леса, даже на элементарную мыслительную деятельность теперь затрачивает неимоверные усилия. И если Перец сетует всего лишь на непонимание («я здесь не могу никого научить тому, что я знаю»), то Кандид с трудом вспоминает, кто он вообще такой: «Мозг зарос лесом».

В любом случае подобное будущее — не для неоантропов. В «Заговоре Посвященных» Владыка Урус принципиально отказывается от участия в делах Избранной Семерки. Так же закономерно возрастает влияние Микиса Золотых — «последнего, ставшего первым».

«Не будучи Посвященным, Микис Золотых оказался способен адекватно воспринимать всю, подчеркиваю, всю доступную нам информацию. Он из тех людей, которые в любые времена понимали, что самая надежная и сильная власть — не диктаторство, основанное на страхе, не манипулирование стадом, основанное на слепой вере и любви; настоящая власть — это доступ к информации и рычаги контроля за ее утечкой». Иными словами, Микис Золотых проявил себя настоящим спецнократом. Вполне естественно, что именно его руками осуществляется Последняя (Третья?) революция.

Самое интересное начинается потом. Вроде бы происходит всеобщее разоружение и объединение планеты, но этот процесс практически не затрагивает гигантский аппарат спецслужб, большинство из которых также объединяется — во Всемирную Службу Безопасности, начальником которой становится, разумеется, Золотых. То есть возникает знакомая нам по «Году Лемминга» система Служб с Микисом Золотых в роли Кардинала.

Как известно, Кардиналу так и не удалось разрешить главное противоречие на пути превращения людоедского режима в «людоохранный». «Рвешь, понимаешь, пуп, пыжишься, чтобы в идеале сделать их активными, мыслящими, неагрессивными, такими-то и сякими-то распрекрасными, а потом вдруг оказывается, что все это абсолютно несовместимо с управляемостью, без коей не сделать их такими-то и сякими-то», — жалуется упоминавшийся руководитель Службы духовного здоровья населения. Сразу вспоминается совет из известного анекдота: «А дустом не пробовали?» Кстати, идея использования химических препаратов лежит, что называется, на поверхности.

«Если психологи и социологи определят, что же есть идеал, можно быть уверенным, что невропатологи и фармакологи найдут пути, как <…> подойти к нему намного ближе, чем в винно-хмельном прошлом и одуревшим от виски, обкуренном марихуаной и наглотавшемся барбитурата настоящем»^{155}. Вот почему соратником Микиса Золотых в его нелегком труде по защите человека от самого себя становится Борис Шумахер, создатель хэдейкина — «великого умиротворителя».

На первый взгляд, перед нами еще один вариант лемовской «бетризации», однако Скаландис находит в избитом сюжете оригинальный поворот, вполне достойный лемовских парадоксов. «Видите ли, хэд оказался не просто химическим веществом — но чем-то, больше напоминающим живой организм. Хэдейкин воспринял поставленную перед ним задачу глобально и сам приноровился к новым обстоятельствам». Правда, тут не обошлось без толики магии, добавленной в химическую формулу хэдейкина, что пока находится за пределами возможностей современной химической индустрии.

В этом плане гораздо перспективнее развитие информационных технологий, все шире используемых для контроля и управления обществом. Но общество слишком сложная система, чтобы поддаваться однозначному моделированию в рамках какой-либо из существующих теорий. В кибернетике известна теорема Маккалока — Питса, которая утверждает, что промоделировать некую сложную самоорганизующуюся систему может только система, на порядок более сложная. Поэтому эффективное управление социумом будет означать для информационных систем качественный скачок: переход на более высокую ступень развития, чем уровень человеческого сообщества. Говоря языком Канонических Текстов, появится новый, уже нечеловеческий Демиург…

Среди средств управления сознанием так же первостепенное значение приобретают компьютерные масс медиа. Именно благодаря им в мир вошло одно из ключевых слов новой парадигмы человеческого мышления — «виртуальная реальность» (ВР).

1984 год, отмечавшийся по всей Европе как «год романа Оруэлла», был ознаменован выходом романа У. Гибсона «Neuromancer», сделавшим понятие ВР («cyberspace» в терминологии автора) достоянием массовой аудитории[17]. В настоящее время, когда сбылись многие из пугающих предсказаний американского фантаста, символическая перекличка со знаменитым романом-антиутопией вызывает вполне обоснованную тревогу.

Например, совсем недавно известный критик и писатель У. Эко в связи с бурным распространением компьютерных сетей счел необходимым заявить: «У меня велико опасение, что мы движемся в сторону условного 1984 года, где место оруэлловских пролов займут пассивные, телезависимые массы, не имеющие доступа к этому новому инструменту и не умеющие им пользоваться, даже если возникнет в том необходимость. Над ними располагается класс мелкобуржуазных пассивных пользователей — конторских служащих, диспетчеров в аэропортах и т. п. И, наконец, пирамиду увенчивают хозяева игры — номенклатура, в самом советском смысле слова. Это уже не будет класс в его традиционном марксистском виде; в номенклатуру могут входить как хулиганы-хакеры, так и чиновники с высоким положением. Одно у них будет общим: знание, обеспечивающее контроль»^{156}.

В самом общем виде ВР можно рассматривать как особое психическое состояние, которому соответствует определенный уровень реальности. Согласно оккультным представлениям, существует целая иерархия этих уровней, причем обычный мир (то есть обыденное состояние сознания) представляет в ней наинизшую ступеньку.

Впервые тему многоуровневости Мироздания Скаландис затронул еще в рассказе «Скажите там, чтоб больше не будили». Изобретатель Геннадий Бариков, окончательно разочаровавшись в нашем, таком несовершенном мире, решает найти другой. Он создает УАН, — «универсальный агрегат наслаждений», — который погружает его в виртуальный мир, сильно напоминающий «полуденную» утопию Стругацких. «Какие-то диагностеры, глайдеры, флаеры, какие-то микропогодные установки… Начитался фантастики, идиот!»^{157}.

Мир, в котором счастливы все.

Смерть в нем вообще составляет предмет негласного табу: ничто не должно омрачать атмосферы всеобщего счастья. В виде исключения один из местных гениев, физик и философ Ланьковский, так объясняет Геннадию общепринятую здесь модель вселенной: «после смерти в Первом мире люди попадают сюда, во Второй, точнее, в один из миров Второго Уровня, а после смерти здесь — в один из миров Третьего Уровня. И так далее до бесконечности. Жизнь вообще бесконечна, что очевидно и было очевидно для многих даже в Первом мире. Смерть — лишь переход из мира в мир. А главный закон — это Закон Луча <…> то есть: движение из мира в мир допустимо лишь в одном направлении, обратное невозможно, как невозможно повернуть вспять время. Вот такой абсолютный закон».

К сходной идее параллельных миров приходит (в Первом мире) профессор Кэрол Д. Джойс[18]. Он полагает, что после смерти тела информация, записанная в мозге, перезаписывается «в некий параллельный мир, где души вновь обретают тела». Барикову известно о самоубийстве профессора, который таким экстравагантным образом решил доказать собственную правоту. Теперь, оказавшись в мире Второго уровня, он вместе с Ланьковским занят поисками метода «обратной перезаписи» — способа возвращения в Первый мир.

Таким образом, уже в этом рассказе мы находим все основные моменты Канонических Текстов. Только количество миров позднее было ограничено девятью уровнями, к тому же замыкающимися в кольцо. Механизм, сохраняющий информацию о личности, стал называться Розовыми Скалами, а Закон Луча превратился в Главную Заповедь: «Помни, величайший из грехов — возвращение назад…»

Геннадий Бариков был шокирован известием, что во Второй мир попадают «хоть те же люди, да не все. Сюда попадают, как правило, изобретатели, художники, поэты…» Творческая элита, одним словом. Тот самый «мир честных, активных, добрых людей», ключ к которому находился, по мнению Малахова, на дискете Филина. Ключ, запирающий дверь в утопию. Или, наоборот, широко распахивающий «двери восприятия»?

Похоже, дискета в качестве традиционного атрибута информационных технологий перейдет в XXI веке. В «Заговоре Посвященных» даже на Втором уровне кабинет главного компьютерщика завален грудами дискет. Разумеется, ВР достижима при помощи «химии» или специальных психологических приемов. Просто компьютер в период Третьей революции гораздо более доступен, чем любое другое средство.

Но даже будь эта доступность всеобщей, остается различие между людьми (врожденное или социальное). Поэтому в отношении ВР неизбежно расслоение общества, тождественное описанному Эко. Посвященные, как мы помним, составляли незначительный процент от общего числа всех людей. В свое время над случайным характером Посвящения ломал голову Давид Маревич: «Отец вот Посвященным не стал, спился и просто умер. Валька, золотой человек Валька — тоже не Посвященный. А туповатый Прохоров, выдающийся слесарь и книжный спекулянт с инженерным образованием — пожал-те!» Что бы сказал Маревич, предложи ему найти общие качества у хулигана-хакера и чиновника с высоким положением?

«Отказ от стабильности информационных объектов (внесоциальных образовательных ячеек) стабилизирует информационное поле в режиме генерации и породит принципиально новую систему воспитания. Основной целью этой системы станет создание личности, которая не может быть интегрирована ни в одну из существующих социальных структур, в том числе и в структуру, сформировавшую личность»^{158}.

Возникает своеобразная «мерцающая» личность, лишенная глубинного начала, зато способная без труда «настраиваться» на любую область информационного пространства. Словно бабочка, свободно порхающая среди самых разных информационных полей и поддерживающая тем самым необходимый уровень инфообмена.

Homo Intelligence одновременно оказывается, по выражению Й. Хейзинги, Homo ludens — Человеком играющим^{159}.

Но игра игре рознь. «Можно разыгрывать встречу с Богом (пододвигая игрой к действительной встрече) и можно (сознательно или бессознательно) разыгрывать встречу с бесами»^{160}. Фантазия — одно из ценнейших человеческих приобретений, катализатор творческого процесса. Для многих именно творчество становится наиболее доступной «божеской игрой». А если человек надежно изолирован от «верхних этажей» личности? Творчество при этом подменяется симулякром, то есть виртуальностью в чистом виде, когда среди бесконечного разнообразия недовоплощенных форм нет ни одной жизнеспособной. К тому же источником фантазмов всегда является бессознательное, и коль скоро путь «наверх» (на уровень Метаэго) закрыт, произойдет постепенное соскальзывание вниз, на самое дно человеческой (вернее, дочеловеческой) природы…

Любое из средств, обеспечивающее уход в ВР, — будь то компьютер, УАН или вакуумный тубусоид, — таит в себе потенциальную опасность. «Это машинка, которая будит фантазию и направляет ее куда придется, а в особенности туда, куда вы сами бессознательно — я подчеркиваю: бессознательно — не прочь ее направить. Чем дальше вы от животного, тем слег безобиднее, но чем ближе вы к животному, тем больше вам захочется соблюсти конспирацию. Сами животные вообще предпочитают помалкивать. Они знай себе давят на рычаг»^{161}. Не отсюда ли проистекает такое болезненное отношение Посвященных даже к самой незначительной утечке информации, связанной с «погружением»? Скажем, ради уничтожения книги, содержащей подобные описания, они «готовы идти на смерть, на пытки — на все». Среди немногочисленных исключений — Владыка Урус, который всегда предпочитал действовать открыто. Как и положено человеку, свободному от животных страстей.

«На первом уровне человек давит в себе зверя. На Втором — бессмертный сверхчеловек давит в себе человека, и при этом зверь (частично) возвращается»^{162}.

Так как хищники в ряду человеческих видов расположены к животным ближе всех, то средства ВР в их случае можно с полным правом назвать «хищными вещами». Например, чем конкретно заняты Посвященные на Втором уровне? Из рассказа Анны Неверовой создается впечатление, что они, словно крысы с вживленными электродами, «знай себе давят на рычаг», то бишь усиленно занимаются сексом. Действительно, «хочется» им почти всегда, стесняться чего-то даже в голову не приходит, а секс там, сами понимаете, божественный… По признанию самой Анны, она не занималась им разве что в купели с кровью.

Когда-то, наблюдая за нравами Страны Дураков, Жилин пришел к выводу, что для большинства из обитателей постиндустриального «рая» мир просто скучен. Отсюда и стремление к максимальной яркости переживаний, недоступных в обыденной жизни. Однако, как показывает реальная практика, в мире сверхбыстрых изменений именно скука становится несбыточной мечтой.

Нет сомнений, что «безблагодатное» в духовном смысле существование порождает особый внутренний дискомфорт, могущий довести чувствительные натуры до тяжелой формы депрессии. Но одно лишь «томление духа» неудовлетворенного обывателя не в состоянии объяснить современные масштабы эскапистских тенденций. Помимо субъективного фактора, не меньшую роль здесь играют и совершенно объективные обстоятельства. Ведь требуемый уровень мобильности в информационном обществе может быть достигнут только за счет своевременного изменения характера поведения. А мы уже отмечали, что такого рода изменения находятся за пределами контроля со стороны человеческой психики. С другой стороны, свои пределы имеет скорость психических процессов, поэтому слишком большое количество сигналов дезорганизует работу сознания. «Наше представление о реальности искажается. Это может объяснить, почему испытывая сенсорное перенапряжение, мы чувствуем замешательство и находимся на грани между иллюзией и реальностью»^{163}.

Интенсивное выталкивание масс в виртуальное пространство рано или поздно приведет к тому, что они окончательно потеряют контроль над ситуацией в реальном мире. В «Заговоре Посвященных» Давид вполне целенаправленно стремится сделать Посвященными всех поголовно. «А это неможно»^{164}.

«Люди, ушедшие в иллюзорный мир, погибают для мира реального. Они все равно что умирают. И когда в иллюзорные миры уйдут все — а ты знаешь, этим может кончиться, — история человечества прекратится…»^{165}.

Вот и еще один вариант «конца света»…