Заговор конца света

Глава 8 Типология

Разнообразие является неотъемлемой чертой человеческой природы. Ни один животный вид не наделен этим свойством в такой мере и на таком глубоком уровне, как человек. Обобщая отмеченные нами отличительные особенности вида Homo sapiens, попробуем взглянуть на человеческое разнообразие сквозь призму типологического подхода.

Типология — наука о типах, где под типом понимается система свойств и качеств, присущих объекту. Таким образом, типологический метод исследования человека — это, прежде всего, качественный анализ сходства и различия человеческих типов.

За основу возьмем концепцию личности, разработанную известным польским психологом и психиатром А. Кемпиньским^{71}. В современной психологии принято большее значение придавать внешним (социологическим) факторам, тогда как прежние конституционные школы делали акцент на генетической предопределенности. Кемпиньский попытался нащупать золотую середину, объединяющую обе точки зрения. Ключевыми в его концепции становятся два понятия: система ценностей (система приоритетов, определяющая поведение человека) и программы действий (реализованные и потенциальные).

Основная проблема любой самоуправляемой системы, по мнению Кемпиньского, это проблема выбора. Выбор существует всегда и производится на основе конкретной системы ценностей. Возможные варианты при данной процедуре ограничены общим числом имеющихся потенциальных программ действий. В свою очередь, программы действий, как и ценностные приоритеты, делятся на предзаданные и приобретенные. Личность по Кемпиньскому имеет сложную многоуровневую структуру, среди наиболее базовых пластов психики которой он выделяет биологический, эмоциональный и социокультурный.

На биологическом (животном) уровне все в человеке подчинено сохранению своей жизни и жизни вида. И в зависимости от того, какой из двух типов Е- и А-поведения в индивиде оказался генетически подкреплен, его поступки будут отмечены печатью явного эгоизма или альтруизма. На шкале элементарных инстинктов (обеспечивающих выживание) это соответствует одному из крайних положений.

Эмоциональный уровень, как явствует из его названия, связан с природой чувств. С ним мы соотнесем видовое разнообразие людей — именно здесь проходит граница, отделяющая человека от животного.

Декарт был первым философом Нового времени, кто поместил страсти в центр своих антропологических изысканий. Именно в них он видел характерное выражение человеческой (духовно-телесной) жизни. Пусть животные обладают широчайшим спектром чувственных восприятий, страсти им не доступны по причине отсутствия самосознания.

«Отсюда становится ясным значение, приписываемое Декартом страстям. Они суть основной феномен, третий наряду с мышлением (волением) и движением и самый важный из них. Ум и воля возможны только в духовной природе, движения — только в телесной, а страсти — только в человеческой, соединяющей в себе дух и тело. Чтобы мыслить, нужна только духовная субстанция; чтобы двигаться, нужна только телесная субстанция; напротив, чтобы иметь страсти, необходимо соединение обеих субстанций»^{72}.

Душа здесь понимается как промежуточная инстанция между Духом и Телом (вспомним трехчастное деление Проявленного). Страсти — движения души, средоточие всех импульсов, движущих человеком. Они равно могут стать как орудиями духовной жизни, так и препятствиями для нее. Поскольку сущность духа по Декарту состоит в мышлении, истинное познание заключается в ясном и отчетливом мышлении. А достигнем мы его или нет, зависит от нашей силы воли и ее направления.

Способность к мышлению (знание «нравственного закона») и объем воли — две стороны духовной природы — фактически определяют характер духовной жизни человека. В зависимости от степени наличия каждого из этих качеств, всех людей можно разделить либо на безнравственных и нравственных, либо на слабых и сильных. Знакомое нам деление: аналогичные шкалы качеств мы использовали для выявления основных человеческих видов. Две оси координат разбивают плоскость на четыре квадранта, две шкалы эмоционального уровня дадут четыре возможные комбинации человеческого духа.

Наделенный нравственным чувством, но не отмеченный волевыми качествами, тип диффузного человека составляет основную массу человечества. По праву его можно назвать «человеком массы», легко увлекаемым толпой (а также становящимся жертвой собственных инстинктов и страстей). В силу гипертрофированного конформизма диффузным людям крайне редко, без внешнего принуждения, удается самостоятельно преодолеть неблагоприятные обстоятельства. Поэтому, опять же, в своей массе, они духовно гибнут, если не найдут поводыря, знающего «путь наверх».

Не отягощенные «нравственным законом», зато в избытке имеющие волевой потенциал, хищники с успехом берут на себя функции лидеров толпы диффузных. Как правило, огромную силу воли они реализуют единственным образом — ее полной трансформацией в хищную «волю к власти». «Стимулом к Власти для нас должна была стать сама Власть»^{73}.

Шакал Табаки из «Книги Джунглей» служит примером вида, не попавшего в классификацию Диденко. Это деграданты, от природы лишенные как нравственного начала, так и воли. Вечные «шестерки» при хищном «пахане».

И только для неоантропа, благодаря счастливому сочетанию силы воли и ясности мышления, всегда открыта дорога к вершинам духовной свободы. «Истинная свобода воли ищет истинного познания и поступает сообразуясь с ним: этим завершает человеческий дух свое существо и назначение»^{74}.

Однако синтез этих качеств не всегда успешен и нередко приводит к различной патологии рассудка. Так возникает, например, поистине «гремучая смесь» пассионарности. Вслед за Л. Гумилевым мы понимаем под ней необоримое внутреннее стремление к деятельности, направленной на осуществление какой-либо (часто иллюзорной) сверхцели, которая для пассионария ценнее собственной жизни, не говоря уже о жизнях окружающих. В подобной зацикленности без труда распознаются признаки шизофренических и параноидальных синдромов, отягощающих сознание гибридов.

Если неоантропы в целом «ответственны» за нравственный прогресс человечества, то пассионарии предпочитают не объяснять мир, а изменять его (часто с противоположным результатом). Но в любом случае благодаря их совокупным усилиям история действительно движется, а не идет по кругу.

Наше деление на четыре категории людей (с приданием особого статуса последней категории) любопытным образом пересекается с наблюдениями ведантиста Гаудапады^{75}. Будучи одним из самых знаменитых представителей индийской средневековой философии, он, подобно Декарту, отличался несомненной склонностью к исследованиям человеческой психики. В своих классификациях Гаудапада неизменно придерживался принципа четырехчленности, причем четвертый член у него всегда располагался особняком по отношению к трем остальным, как бы охватывая их[8].

Вообще идея подобного деления стара, как и само человечество. В идеальном государстве Платона общество подразделялось на несколько сословий. К высшему из них относились мудрецы-философы, управляющие государством. Далее следовали воины, трудящиеся и рабы. На практике этот подход наиболее глубоко был разработан в индуистской традиции, где принадлежность к определенному типу людей — кастовая система — возведена в ранг социального института. Предполагалось, что по качеству своей внутренней природы все люди принадлежат к одному из следующих типов: жрецы — брахманы, воины (профессиональные военачальники-аристократы) — кшатрии, свободные общинники-производители — вайшьи и «обслуживающий персонал» — шудры.

Брахманы и кшатрии, две высшие касты в индуизме, одновременно символизируют центробежные и центростремительные тенденции социума. Люди жреческого типа (неоантропы) и люди воинского, бойцовского типа (хищники) — люди Слова и люди Дела — равно необходимы для его нормального функционирования. Способность нарушать установленные правила, когда наступает кризис прежней формы самоорганизации общества (меняются правила игры), дает хищникам неоспоримые преимущества в плане адаптации к изменившимся условиям. С задачей физического выживания они справляются превосходно, тем самым обеспечивая выживание хотя бы части популяции. Но неизбежно наступает этап, когда необходимо начинать играть по правилам (по новым правилам). Разработка более гибких и надежных механизмов компромисса — удел неоантропов, только им это по плечу. В противном случае общество обречено на саморазрушение, что и фиксирует закон эволюционных корреляций.

«Мягкая посадка» А. Громова может служить наглядной тому иллюстрацией. Идеология гуманизма, бывшая господствующим мировоззрением Нового времени, с приближением следующей исторической эпохи все сильнее обнаруживает свою несостоятельность. И трагедия, постигшая у Громова человечество в XXI веке — это прежде всего результат непреодоленности идеологического кризиса. Не в том была беда, что две напасти — климатическая катастрофа и биологическое вырождение — обрушились одновременно. С точностью до наоборот: проблему физического выживания герои романа пытались решать в отрыве от создания новых оснований этики. А ведь в культурном вакууме человек просто не может состояться (оставаться) человеком… «Может быть, человечество выиграет борьбу за выживание, но мы не знаем, какое это будет человечество…» 26. В итоге Землю наследуют адаптанты, хищные нелюди, словно сошедшие со страниц произведений Лавкрафта.

И биологический, и эмоциональный пласты психики в значительной мере принадлежат историческому прошлому, их влияние неуклонно снижается. Наиболее активно индивидуальное сознание включается на третьем, социокультурном уровне, где потребности человека принимают социально одобряемые формы. Законы коммуникации в социуме изучает специальная наука — соционика. Основы соционической типологии были заложены еще К. Г. Юнгом и усовершенствованы литовской исследовательницей А. Аугустинавичюте, построившей систему, содержащую 16 типов информационного метаболизма. «Всякий человек как тип является специалистом в области приема и обработки информации по определенному аспекту»^{76}. (Кстати, понятие «информационного метаболизма» для обозначения неоднородность людей в плане информационного взаимообмена было введено именно Кемпиньским.)

Поскольку соционику интересует преимущественно коммуникация между соционическими типами, ее еще называют социально-психологической типологией. Социотип — энерго-информационный «каркас» личности, который закладывается в самые ранние периоды жизни человека и в дальнейшем остается неизменным. Определяющие его признаки — биполярные шкалы — «являются параметрами управления психическими процессами, а не прямыми свойствами самих процессов. Следовательно, искать их строгую локализацию просто не имеет смысла»^{77}. Всего существует 15 таких шкал («признаков Рейнина»), из которых традиционно выделяют базовую четверку. Каждая шкала представляет оппозиционную пару — имеет только два значения-полюса без промежуточных состояний. Здесь прослеживается определенная закономерность уже более высокого порядка: наряду с увеличением (удвоением) числа шкал на каждом последующем уровне одновременно возрастает их поляризация[9].

Любая из базовых соционических шкал фиксирует принадлежность к одному из пары элементарных (бинарных) типов. Их названия приведены по Юнгу и Аугустинавичюте:

Эти четыре элементарных пары признаков дают 16 возможных комбинаций — 16 типов интеллекта, которые предопределяют столько же видов интертипных взаимодействий[10]. Однако социотип можно понимать не только как структуру, но и как процесс поддержания равновесия личности со средой. Поскольку в основе любого типа всегда присутствуют асимметрия (выражен только один из полюсов биполярной шкалы), в одиночку поддерживать равновесие довольно сложно. Устойчивость достигается лишь за счет кооперации с дополняющими социотипами.

«Человек — общественное существо не только потому, что производство является общественным, но и потому, что из-за определенным образом одностороннего развития психики ему необходимо психическое дополнение, которое он получает в своем социальном окружении при общении и сотрудничестве с лицами, имеющими другие психические структуры. Несколько сообща действующих людей действуют более целенаправленно, более решительно и результативно, когда они имеют психическую опору в людях с другим психическим складом»^{79}.

С точки зрения кибернетики, каждый представитель социотипа здесь выступает в качестве элемента системы «социон» — гомеостата более высокого порядка. Причем последний уже относится к категории самоорганизующихся систем, наиболее характерной чертой которых является непредсказуемость поведения. Даже если отдельные элементы такой системы имеют заранее известные характеристики, достаточно большое их количество может породить объект, по своим свойствам выходящий за пределы доступного горизонта прогноза.

Классическим примером подобного феномена служит «туча» из романа С. Лема «Непобедимый», образованная множеством металлических кристаллов с элементарной структурой. Сами по себе кристаллы обладают минимумом возможностей: «Это просто кирпичики, из которых в зависимости от потребности строится то, что необходимо»^{80}. В том числе и такой грандиозный объект как «туча», способная по энергетической мощи соперничать с природными катаклизмами и обладающая зачатками разумного поведения.

Согласно Кемпиньскому, человека отличает от животного не способность к выбору, а его разнообразие. Действительно, крайне незначительная часть решений принимается на сознательном уровне. Большинство импульсов, исходящих со всех трех слоев личности, лежат ниже порога сознания. Но в их взаимодействии рождается «реальная система ценностей» — те критерии выбора, которые человек использует в реальной практике социализации.

Сформированная система ценностей эквивалентна определенному набору потенциальных программ действий. Далеко не все они могут осуществиться. Каждое принятое решение сужает поле выбора: у реализованной программы гораздо больше шансов повториться, чем у потенциальной. Так появляются «принципы» — устойчивые шаблоны поведения. Но утрата способности к риску (под которым понимается обращение к новым, еще не использованным программам поведения) — худшая из утрат, прямая дорога от гордого самоназвания Homo sapiens к «человеку системы». Впрочем, выбор есть всегда, и никуда не уйти от вечной необходимости постоянно приспосабливаться к меняющимся условиям существования.