Затмить Земфиру

Трио «Лицей» тогда пребывало в глубоком ауте. После стопроцентного хита «Осень», за который группа даже получила какую-то премию от самой Аллы Пугачевой, ничего равноценного спето не было. Пресс-атташе они сроду не держали, и я очень удивился, когда продюсер и композитор «Лицея» Алексей Макаревич предложил мне эту работу. Причина выяснилась быстро: на носу десятилетие группы и выпуск нового альбома.

На перекладных я добрался до Сетуни – сиротского района Москвы, где в низкорослом казарменного вида здании ютилась репетиционная база «Лицея». Поскольку предварительный сговор состоялся, я приехал с готовой идеей. Настя Макаревич, Аня Плетнева и Изольда Ишханишвили, запахнувшись в живописные шубы, уже ожидали меня на диванчике.

– Надо закрутить любовный роман продюсера с кем-нибудь из вас, – сказал я решительно. – Настя, как дочь, отпадает. Остается Аня или Изольда.

– Меня мой молодой человек просто убьет! – тут же воспротивилась Изольда. – Пусть Плетнева крутит романы.

Не успела Аня и рта раскрыть, заговорил Макаревич:

– Я против. У меня жена, дети. Репутация какая-никакая.

– Не, я готова принести себя в жертву, – неожиданно вставила Аня. – Но только не с Лешей, а с мегазвездой.

– Правильно, – рассмеялась Настя. – Если спать, то с королевой, воровать, так миллион.

– Можно и с королевой, – кивнул я. – Это сейчас модная фишка.

– Ага! – хихикнула Аня. – Роман с Пугачевой. Вот будет круто!

– Ну ладно, хватит, – посуровел Макаревич. – В принципе идея про роман продуктивная. Какую ты, Ань, мегазвезду реально хочешь?

– Киркорова!

– Не трогай, ради бога, семью.

Несколько минут мы напряженно думали, глядя на снежную сечу за окном. Наконец Плетнева вспомнила, что на ее первом выступлении в составе группы (она заменила скандальную Лену Перову) в клубе «Мираж» присутствовал сам Дэвид Копперфильд, гастролировавший тогда в Москве. То есть он не специально пришел на «Лицей», а после своего представления просто ужинал с какой-то минутной свитой, мимолетной, разодетой, как клоуны в шапито.

Идея поначалу показалась фантастической – свести Аню с Дэвидом. С таким же успехом можно было устроить Плетневу на стажировку в Белый дом, вашингтонский. Чтобы она ежедневно мозолила глаза Клинтону вместо оскандалившейся Моники Левински. Мы посмеялись, я заварил себе три пакетика чая, почти чифирь – чтобы прояснить мозги. Помогло. Смелая картина развернулась в моем воображении. Через минуту я ее озвучил.

Итак, подавившись оливковой косточкой, Копперфильд спешно направился в туалетную комнату. Дамская была рядом. Нос к носу они столкнулись – Анечка и Дэвид. «Вы хорошо пели», – промямлил, отхаркиваясь, маг. Плетнева присела в книксене.

– Куда присела? – не расслышала Аня.

Я показал, что такое книксен, – неуклюже, как трехлетняя ясельная балерина.

Вечер в «Мираже» продолжался. «Лицеистки» отмечали дебют Плетневой. И только Аня подумала, хорошо бы шампанского, – бух перед ней серебряное ведерко. Правда, пустое. Что за шуточки? Девчонки шеи свернули от любопытства. Дэвид, конечно. Его проделки. Ну. Точно. Копперфильд улыбнулся, не вставая, сделал круговые пассы руками, словно плыл в неоновом свете брассом. Бух – и в ведерке появилось шампанское. Само по себе открылось. Затем к Ане подкатил кто-то из цирковых и сказал, что Копперфильд просто голову потерял и очень хочет пригласить русскую певицу в Лос-Анджелес, в гости.

– Слишком быстро все слепилось, – засомневался Макаревич. – С чего он голову потерял?

– А что, я уродка какая-нибудь? – хихикнула Плетнева.

– Нормально, – подала голос Изольда. – Кто он, в сущности, такой? Фокусник Петрушка.

– Не забывайте, что он обручен с Клавкой Шиффер, – строго заметила Настя. (Тогда Копперфильд еще действительно появлялся с белокурой немкой, но роман их был на излете.)

– Да, могут возникнуть юридические проблемы. – Макаревич стал набирать номер по сотовому. – Сейчас с адвокатом проконсультируюсь.

– Не, все классно, – сказала Аня, – но романтики нужно побольше подпустить. Романтики не хватает. После «Миража» мы могли бы погулять с Дэвидом по Арбату или я бы, к примеру, показала ему церковь в Хамовниках.

– Или Белорусский вокзал! – усмехнулась Изольда.

– Почему Белорусский? – спросил я.

– Потому что Плетнева там рядом живет, – ледяным тоном ответила Ишханишвили (у нее, кстати, и прозвище в тусовке было – Изо Льда).

– Вокзал отменяется, как и Арбат. – Мне эта идея не понравилась. – Дэвида всегда преследуют папарацци. Куда он – туда они. За вами бы, естественно, увязались. А фотки где? Где первые полосы газет: «Копперфильд бросил Шиффер ради русской певицы»?

Наконец Макаревич переговорил с юристом и оторвался от трубки. Приговор был окончательный и обжалованию, как говорится, не подлежал. Роман крутить можно, но минимум телодвижений в России. Все действо переносим в солнечную Калифорнию. Отечественные папарацци, может, до конца и не поверят, но и не проверят – не лететь же в Лос-Анджелес. А западные журналисты на возню в наших газетах внимания не обратят (как выяснилось позже, Алексей со своим юристом здесь очень даже ошибались).

Так и решили. Сразу после Нового года, то есть месяца полтора назад, «уехала» Аня Плетнева в Штаты. Жила у друзей, остановиться на вилле у Дэвида, по понятным причинам, не могла – вдруг Клавка Шиффер заявится. Встречались, соблюдая конспирацию, то у бензоколонки, то у кассы кинотеатра, то в дешевой привокзальной забегаловке, маскируясь под калифорнийских бомжей. Снимали номера в придорожных мотелях – приютах скоротечной любви...

Тут Макаревич мой спич прервал.

– С сексом надо поосторожнее, – проговорил, зорко взглянув на Плетневу. – Как ты, Ань, считаешь?

– Ну да, лучше не акцентировать на этом внимание. Пусть будут какие-нибудь романтические прогулки в зарослях кактусов, драка с неграми, к примеру. А что?

– С какими неграми? – рассмеялась Настя.

– Ну, мы ночью с Копперфильдом могли забраться в черный район, в Гарлем...

– Гарлем в Нью-Йорке, – сухо заметила Изольда.

– В местный Гарлем... Зашли в бар, там к нам негры привязались.

– И Копперфильд превратил их в кроликов, – заключил я. – Ха-ха! Нет, не пойдет. Не пойдет Копперфильд в черный район.

– Да, неправдоподобно звучит, – согласился Макаревич. – Но тут другая проблемка. Как мы в отсутствие Ани дописали новый альбом? Долго она тусовалась в Америке?

– А чего ей долго тусоваться? – проворковала Настя. – На пару недель смоталась – и обратно.

– Тогда нормально, – кивнул Макаревич. – Типа как раз на январские каникулы. И тут для правдоподобия вот что можно ввернуть. Мол, Плетнева редко выходила на связь. Голову потеряла из-за своей любви. Чуть ли не остаться в Америке собралась. Поэтому мы спонтанно решили переоформиться в дуэт. Помните, у нас была такая идея, когда Перова ушла? «Серебряная и Золотая» еще хотели назвать.

– Да, где-то эти две гитары до сих пор стоят – серебряная и золотая, – ввернула Изольда.

– А в чем фишка? – не догнал я. – В смысле зачем нам эта история?

– Для правдоподобия, я же говорю. Плетнева, узнав о дуэте, опомнилась, вернулась срочно в Россию, и мы дописали альбом, – пояснил Макаревич.

– Гениально! – захлопала в ладоши Настя.

– Главное, что гитары эти можно показать. Хоть какие-то вещдоки.

– А что с любовью? – спросила Плетнева. – Роман-то с Дэвидом у нас продолжается?

– Он звонит тебе каждую неделю, зовет замуж, – усмехнулся я.

– Э-э-э, поаккуратней с этим, – нахмурился продюсер. – Будем развивать историю в зависимости от реакции другой стороны. Так посоветовал юрист!

На том и остановились. И стали шлифовать всяческие детали. Я провел некое блиц-интервью от имени самых настырных журналюг.

– Почему вы до сих пор скрывали свой роман с Копперфильдом?

– Я ведь не так давно вернулась из Штатов, – быстро нашлась Плетнева.

– Кто оплачивал вашу поездку в Калифорнию? Макаревич? Дэвид?

После секундной паузы:

– Я не самая бедная девушка в России!

– Правильно, – кивнул Макаревич. – Копперфильда в денежные дела лучше не ввязывать. А меня... А я тут вообще при чем?

– По какому адресу жили в Лос-Анджелесе?

– Это вряд ли спросят, – заметил продюсер. – Кто из наших журналистов хорошо знает Лос-Анджелес?

– Ну да, согласен. Как вы проводили время? Появлялись вместе в общественных местах?

– Конечно нет. Он же официально обручен с Шиффер. Встречались тайком, у касс кинотеатров, у бензоколонок.. Ну и так далее, по плану.

– Совместные фото можете показать?

Тут Плетнева замялась.

– А что сказать про фото?

Выручил Макаревич:

– Есть такая правильная фраза – всему свое время. Все, пресс-конференция окончена!

– Сейчас, Леша, еще один вопрос. А какие-то дорогие подарки он делал, Ань?

– Всему свое время.

– Нет, по второму разу это не канает. Мы же можем какой-нибудь подарок придумать?

– Кольцо. Кольцо с камушком, – сказала Изольда.

И прочитала нам краткую лекцию о разделении камней на классы по Ферсману [17] . Мол, алмазы, сапфиры, рубины, изумруды относятся к первому классу. Но тут очень важно, чтобы камень был чистым и прозрачным, ровного густого тона.

– А почему важно? – задал я дилетантский вопрос.

– Мутный, с какими-нибудь трещинами и пятнами, скажем, сапфир – он даже ниже ценится, чем чистейший топаз или аметист. Камни формально из второго класса, но по стоимости порой не уступающие первому.

– Уйдешь со сцены – прямиком в ювелирный, оценщицей.

– Спасибо за совет, — скромно поблагодарила Изольда. – У Ани есть кольцо с рубином. Его и можно предъявить как подарок Копперфильда.

...Не помню, кому первому мы рассказали о «романе» Анны и Дэвида. Кажется, «Комсомольской правде». Нет, даже не о романе, о помолвке – кольцо с рубином было тому доказательством. Возник дикий ажиотаж Средний пальчик Ани, опоясанный рубиновым колечком, отпечатался на страницах многих газет. Плетневой оборвали телефон на «Белорусской», бабки во дворе не давали проходу: когда свадьба-то, рыженькая?

Но это были цветочки. Нежданно-негаданно проснулись иностранные корреспонденты, чего ни я, ни «лицеистки», ни в особенности Макаревич со своим юристом не ожидали. С одной стороны, это являлось подтверждением, как грамотно и крепко выстроена пиар-кампания, с другой – засмолило международным скандалом. Ух, как засмолило! Пару-тройку раз поговорив по телефону с западенцами, Леша перевел все стрелки на меня:

– Ты затеял, ты и разгребай.

Нет, я был не против, и некоторое время моя фантазия била через край. Если выражаться метафорически, я вещал то от имени папы Бенедикта IX, открывшего в 1033 году в Риме публичные дома, то (каюсь, намного реже) от лица Савонаролы, итальянского проповедника, пять веков спустя призывавшего к самобичеванию и отказу от удовольствий. В общем-то буйствовал я похлеще Боккаччо [18] . И если бы среди иностранных журналюг нашелся новый Джироламо Савонарола, он бы наверняка публично сжег диктофонные записи с моими новеллами, как в свое время сжигали «Декамерон» [19] .

Опухнув от собственного пафоса, я как-то отчитался о «проделанной работе» Макаревичу. Леша застонал в трубку и выразился в том смысле, что завтра его закатают в эти газетные статьи, как Федю из «Операции „Ы“ в рулон обоев, и высекут на глазах мировой общественности связкой гитарных струн.

Я пробормотал в ответ: «Это же не наш метод!» И, по строгому указанию продюсера «Лицея», скрылся на даче у друга, в Салтыковке.

Постепенно, недельки через три, страсти улеглись.