1415. Азенкур. Новая история

Введение

В "Сити Letter-Books of the City of London" ("Книги города Лондона") записано, что в пятницу 25 октября 1415 года в городе распространялся "прискорбный отчет, полный печали и повода для бесконечной скорби". Такой пессимизм возник потому, что никто не знал, что происходит с английской армией и ее королем, "доблестно борющимся за права своего королевства за границей… все подробности были окутаны тайной".[25] В тот же день в Аббевиль пришло известие о великой французской победе, и гильдия серебряных дел мастеров устроила пир по этому поводу.[26] Ни в том, ни в другом случае мало кто понимал, что на самом деле происходит при Азенкуре. Но вскоре правда стала известна. Последняя запись в отчете гильдии Аббевиля с классической недосказанностью отметила, что новости о победе были "неправдой". Напротив, запись в книге Сити гласила, что достоверные сведения прибыли через несколько дней, "чтобы освежить все жаждущие уши города". Король Генрих "Божьей милостью одержал победу над врагами, которые объединились, чтобы противостоять его походу через центр его владений к Кале". Большинство его противников были "преданы на суд смерти или покорились его милости, слава Богу". Эта "радостная весть" прибыла в Лондон рано утром во вторник 29 октября. После обнародования этой новости у собора Святого Павла в 9 часов утра зазвонили колокола городских церквей и запели "Te Deum". Позже в этот день состоялось торжественное шествие в Вестминстерское аббатство, чтобы вознести благодарственную молитву у святилища Эдуарда Исповедника. Среди присутствующих была Жанна Наваррская[27], вдовствующая королева Генриха IV, которая, несомненно, испытывала смешанные чувства, если уже узнала, что ее сын от первого брака, Артур, граф Ришмон[28], брат герцога Бретани, был среди тех, кто покорился как пленник "милостивому могуществу" ее пасынка Генриха V.

Сегодня, в век быстрого и массового распространения информации, трудно представить себе время, когда новости распространялись медленно и недостоверно.[29] В день объявления победы в Лондоне Генрих V, его армия и пленники прибыли в Кале. Вместе с Ришмоном прибыли племянник французского короля, Карл, герцог Орлеанский[30], герцог Бурбонский[31], графы д'Э[32] и Вандомский[33], а также маршал Франции Бусико[34]. Тем временем на поле Азенкура слуги их бывших товарищей по оружию продолжали обыскивать груды голых и изуродованных мертвецов в надежде найти своих хозяев. Контраст между гибелью участников сражения с каждой стороны был сразу же очевиден при перечне одних только благородных мертвецов. Тело двоюродного дяди Генриха, Эдуарда, герцога Йоркского[35], сварили и положили в бочку, чтобы привезти домой, как и тело Майкла де ла Поля, графа Саффолка[36], который унаследовал свой титул всего шесть недель назад, когда его отец умер от дизентерии при осаде Арфлера. С французской стороны были найдены и увезены для погребения тела коннетабля Франции Шарля, сира д'Альбре[37], герцогов Барского[38], Брабантского[39] и Алансонского[40], графов Невера[41], Водемона[42], Сальма, Руси, Марля и других бесчисленных представителей французского рыцарства.

Азенкур стал катастрофой и кровавой баней для французов. Арфлер, город у устья Сены, который Генрих взял после пятинедельной осады (17 августа — 22 сентября), оставался в руках англичан, и поражение в битве означало отсутствие шансов на скорую возможность его вернуть. Напротив, звезда Генриха находилась на всходе. Парламент, открывшийся в Вестминстере 4 ноября, когда король все еще находился в Кале, просуществовал всего восемь дней — самый короткий из всех средневековых парламентов — и проголосовал за пожизненную субсидию королю с таможенных пошлин. Его победа была тем более удивительной, что, как отмечает "Сити Letter-Books of the City of London", французы задерживали и преследовали его поход через Нормандию в течение двух с половиной недель (8–25 октября) и вынудили его вступить в бой против его воли. Таким образом, в течение одного дня мир изменился как для англичан, так и для французов.

Любая битва, подобная Азенкуру, с таким дисбалансом смертности между участниками, должна была привлечь внимание как в то время, так и в последующие века. Действительно, на битву было потрачено огромное количество чернил в самых разных жанрах.[43] Преобладают несколько ключевых представлений: победа немногих над многими; простого человека над высокомерным аристократом; военного гения Генриха V над некомпетентностью французов. Также были распространенны мифы, о том что победоносные английские лучники изобрели знак из указательного и среднего пальцев означавшего букву "V" . Но могут ли такие интерпретации быть обоснованными? Одна из опасностей заключается в том, чтобы вырезать битву из ее контекста. Азенкур произошел в драматический и сложный период английской и французской истории. Генрих был сыном узурпатора и в 1415 году все еще чувствовал себя неуверенно на собственном троне. Во Франции король страдал от психического расстройства, а в годы, предшествовавшие вторжению Генриха, в стране шла междоусобная война. Цель этой книги — рассмотреть Азенкур как заключительный этап всей кампании и попытаться сбалансированно описать цели и действия Генриха и реакцию Франции на них.

Во многих отношениях историк работает как детектив, находя как можно больше доказательств и критически оценивая их, чтобы найти истину. Детектив может опросить всех участников событий. Нам же приходится обходиться допросом свидетельств очевидцев.[44] Джон Хардинг утверждал, что участвовал в кампании, но рассказы, которые он привел в своих стихотворных хрониках, являются поверхностными и написаны более сорока лет спустя.[45] Фламандскому хронисту Жану де Ваврену[46] (далее — Ваврен), по его собственному признанию, было пятнадцать лет во время кампании, и он сопровождал французскую армию в сражении. Он добавляет, что получил информацию от Жана Лефевра де Сен-Реми[47] (далее — Лефевр), который позже стал гербовым королем бургундского ордена Золотого Руна и которому "во время битвы было девятнадцать лет, и он находился в обществе короля Англии и во всех делах этого времени". В каком качестве Лефевр находился с англичанами, точно не известно, хотя, скорее всего, он был среди герольдов, а не в качестве воина. Второй рассказ Ваврена предполагает, что Лефевр был с англичанами как в походе, так и в битве, но неясно, присутствовал ли он при осаде. Оба составили свои хроники позже, Ваврен в 1440–50-х годах, а Лефевр в 50–60-х годах. Они также использовали свидетельства других герольдов и французских солдат, таких как сир Юэ де Ланнуа и его брат, сир Жильбер.[48] Самый ранний рассказ очевидца написан с английской точки зрения. Это анонимные "Gesta Henrici Quinti" («Деяния Генриха Пятого», далее — "Gesta"), написанный капелланом, который находился с армией Генриха на протяжении всей кампании. Поэтому это самый важный из имеющихся у нас источников, хотя он имеет свои недостатки и не всегда отвечает на вопросы, которые мы хотели бы задать.

Существует также ряд работ, в которых информация была получена от очевидцев. "Vita Henrici Quinti" («Жизнь Генриха Пятого») (ок. 1438 г.) была написана Титом Ливием Фруловези[49] (далее — Тит Ливий), итальянцем на службе у Хамфри, герцога Глостера[50], последнего оставшегося в живых брата Генриха V и ветерана битвы. "Vita et Gesta Henrici Quinti" («Жизнь и деяния Генриха Пятого», ок. 1446–49 гг.) — анонимная хроника, которую обычно называют "Псевдо-Эльмхем" (далее — Псевдо-Эльмхем). Известно, что в ней использовалась информация от сэра (позже лорда) Уолтера Хангерфорда, который также сражался при Азенкуре. Три текста — "Chronique d'Arthur de Richemont" ("Хроника Артура де Ришмона") Гийома Грюэля (ок. 1458 г.), "Chronique de Perceval de Cagny" ("Хроника Персеваля де Каньи") (конец 1430-х гг.), семейная хроника герцогов Алансонских, и "Chronique des ducs de Brabant" ("Хроника герцогов Брабантских") Эмонда Динтера[51] (1440-е гг.) — связаны с французскими сеньорами, которые участвовали в сражении.

Поскольку Азенкур был важным событием, он попал в монастырские хроники, такие как хроники Томаса Уолсингема[52] (ок. 1420–22 гг.) из Сент-Олбанса и "Religieux de Saint-Denis"[53] Мишеля Пинтуана (далее — "Religieux") (ок. 1415–22 гг.), монаха аббатства, издавна связанного с составлением хроник. Другой монах, Томас Элмхэм[54] из собора Святого Августина в Кентербери, написал стихотворную "Liber Metricus de Henrico Quinto" ("Рифмованная книга о Генрихе Пятом") (ок. 1418). Когда в конце века стали популярны истории на английском языке, такие как "Brut Chronicle"[55] ("Хроника "Brut"", далее — "Brut") и "London Chronicles" ("Лондонская хроника"), события 1415 года стали излагаться и в них. Во Франции рассказы о битве были включены в такие крупные труды, как "Chroniques de Monstrelet" ("Хроника Монстреле", далее — Монстреле) Ангеррана де Монстреле[56] (ок. 1444 г.), "Histoire de Charles VI, roy de France" ("История короля Карла VI") (1430–40-е годы) Жана Жювеналя дез Юрсена (далее — дез Юрсен)[57]; "Historiae de rebus a Carolo VII et Ludovico XI" ("История Карла VII и Людовика XI") (1471–72) Тома Базена[58] (далее — Базен); "Mémoires" ("Мемуары") (1430-е годы) Пьера Фенина[59] (далее — Фенин); "Chronique du roi Charles VII" ("Хроника короля Карла VII") Жиля Ле Бувье[60] "Герольда Берри" (1450-е годы) (далее — "Le Heraut Berry"), а также в менее значительные произведения, такие как "Chronique de Ruisseauville" ("Хроника Руиссовилля") (1420–30-е годы), места, расположенного недалеко от Азенкура.

Стремясь рассказать хорошую историю, современные комментаторы склонны выбирать самые сочные фрагменты из каждой хроники, чтобы создать единый рассказ. Но мы должны проявлять некоторую осторожность, используя эти хроники, даже хроники наших очевидцев, в качестве "доказательств". В них приводятся противоречивые сведения, и они были написаны по собственным причинам, что делает опасным принимать их слова за чистую монету. Для французов Азенкур был такой катастрофой, что кто-то должен был быть в ней виноват. Значение битвы было политизировано в контексте предшествующей и продолжающейся борьбы между бургундской и арманьякской/орлеанистской партиями. Даже "Religieux", ближайший к битве официальный придворный хронист, и другие неприсоединившиеся авторы, такие как "Le Heraut Berry", чувствовали необходимость подчеркнуть глупость тех, кто советовал дать сражение. Для англичан дело было проще, но не менее серьезным. Азенкур ознаменовал триумф ланкастерского правления Генриха, а также успех Англии в борьбе с ее старым врагом. "Gesta", возможно, была написана для того, чтобы превознести достоинства Генриха как христианского рыцаря на европейской сцене, особенно на Констанцском соборе, обсуждавшем тогда папский раскол. Тит Ливий писал, восхваляя не только Генриха V, но и герцога Хамфри Глостера в то время, когда политическое влияние последнего пошло на убыль. Более поздние пройоркистские авторы английских простонародных хроник приписывали решение поставить английских лучников за кольями не Генриху, а Эдуарду, герцогу Йоркскому, дяде Ричарда[61], претендовавшего на трон в 1460 году.

В любом случае, мы должны интерпретировать то, что говорится в хрониках, помня о трудностях перевода с языков оригинала и понимания современных нюансов. Там, где их повествования близки или идентичны, это не обязательно подтверждает правдивость, но свидетельствует о копировании и взаимозависимости. Это особенно заметно при рассмотрении трех бургундских авторов, Монстреле, Лефевра и Ваврена, чье текстуальное сходство значительно и еще не до конца изучено. Аналогичным образом, Псевдо-Эльмхем может быть более пространной версией Тита Ливия, а "Liber Metricus" — стихотворной версией "Gesta". Как мы уже отмечали, многие свидетельства, включая свидетельства очевидцев, были собраны вместе много позже. Память не только ослабевает, но и становится избирательной под влиянием того, что происходит в это время. Все наши авторы писали с оглядкой на победу Генриха в 1415 году, а большинство — после заключения договора в Труа в 1420 году, который сделал английского короля наследником французского престола. Это еще больше усиливает патриотизм английских рассказов и пессимизм французских. Рассматривая наши источники, мы также должны помнить, что битвы по своей сути являются сложными событиями для описания даже для очевидцев. Писателям было трудно разделить события, которые происходили одновременно, или определить время. Автор "Gesta" и другие латинские хронисты находились под сильным влиянием классических текстов, которые они читали. Действительно, все авторы были склонны писать отчеты о сражениях по "шаблону "[62] и придумывать цифры для эффекта. Тем не менее, все работы, написанные в течение сорока лет или около того после битвы, остаются ценными источниками доказательств при условии их критического использования. Подобно детективам, историки постоянно ищут новые зацепки. При Эдуарде III ряд королевских писем был отправлен в Англию с войны, что давало более непосредственное представление о событиях и мотивах.[63] Этого источника не хватает для 1415 года, но мы можем сделать вывод о том, как принимались решения, изучив королевские приказы, записи советов и парламентов, а также дипломатические документы, хотя даже здесь мы должны помнить, что пропаганда и извращение фактов — это не сегодняшнее изобретения. Где мы оказываемся на более твердой почве, так это в финансовых отчетах того периода.[64] Поскольку армии обеих стран были платными, мы можем установить их размер, состав и даже имена солдат, тем самым освободив себя от чрезмерной зависимости от повествовательных отчетов.

Главная мысль состоит в том, что вторжение Генриха было личной одержимостью, навеянной его взглядами на королевскую власть. Его армия численностью около 12.000 человек была одной из самых больших во Франции за все время Столетней войны и содержала наибольшую часть лучников на сегодняшний день. Даже несмотря на потери, понесенные при Арфлере, англичане все еще имели грозную и сплоченную армию в этом сражении. Масштабы английской победы при Азенкуре и восхваление Генриха V, последовавшее за этим, скрыли как потенциальную неуверенность его положения дома, так и провал его кампании до момента сражения. Растерянность, которую поражение вызвало во Франции, также скрыла тот факт, что после нескольких лет беспорядков французы были достаточно едины в своей реакции на вторжение. Они вызвали Генриха на битву, в то время как он всячески старался избежать ее. Они выбрали поле битвы — "место преступления", которое мы можем добавить к нашему криминалистическому исследованию наряду с другими местами, которые фигурируют в кампании. Однако в тот день они оказались в замешательстве и без решающего численного перевеса, на который рассчитывали. Даже тогда реакция Генриха была симптомом паники и неуверенности в равной степени, как и его военного гения. Азенкур был и остается шокирующим и удивительным. Он не нуждается в мифологизации.