2112

Глава 3 Часть 6. Город Аркаим

Время пролетело в хлопотах — нужно было восстановить стену, похоронить мертвых аркаимцев, воздать честь убитым героям, оказать необходимую помощь раненым. А еще нужно было улучшить боеспособность своих воинов. Последнее было возложено на нового командира заставы — Макара Ильича, как самого опытного и знающего.

Кузьма со своей командой подготавливал предстоящий вылет — проверили оборудование дирижабля, раздобыли для его древнего мотора, работавшего на жидком топливе, как его назвал Макар Ильич, бензина. Заказали у кузнеца Архипа броней кожаных, обитых железными пластинами внахлест. Архип после последней битвы трезвенником стал — испугался в очередном пьяном угаре проспать «вторжение врага» — как он говорил про аркаимцев. Мечей, по просьбе Кузьмы, наковал коротких. Тот прикинул, что в каменных трущобах и узостях городских стен — не размахнутся огромным оковалком, призванным рубить всадника в чистом поле. Да и последнее сражение показало всю бесполезность такого оружия.

И вот настал час икс.

Утро пришло в Старую Яксарку с красным, словно не выспавшимся солнцем, как всегда выныривавшим из соленого моря. Легкий бриз уже нетерпеливо подхватывал надутое тело дирижабля и пытался утащить его за собой, в сторону Вечного Разлома. В сторону Аркаима. Это только радовало храбрецов — попутный ветер сулил удачу.

Они собрались на поляне, что была между Овражной и Заречной улицами. Их было шестеро: Крылов, Угольков, Рябчиков, Извозчиков, Изранов и Кузьма. Потом подошли сопереживающие и провожающие. Пришли родственники и родители. Было тихо, боялись говорить, разбить утреннюю звонкую тишину, боялись случайным словом сглазить. Кузьма с командой разглядели в толпе своих, поприветствовали тоже молча. Тоже боялись, но другого — расставания. Никто не знал будущего. Но и в настоящем не было спокойствия, был лишь страх за людей, что остаются. Все прекрасно понимали, что этот поход необходим. Они ждали от него только успеха и победы, и никто не желал жертвы. Просто даже не хотели об этом думать.

Шестеро, по одному, залезли в гондолу, Кузьма отвязал трос, снизу, еще двое поскидывали петли остальных удерживающих канатов, и дирижабль, более не чем не сдерживаемый, рванулся вверх. Кузьме, вовсе не привычному к полетам, земля, уносившаяся вниз и укорачивающиеся тени, показались размером с монетку, виденной им еще в детстве. Он почувствовал, как ядовитый ком, кем-то вынутый из желудка, поднимается вверх по пищеводу, в глотку, наполняет горькой слюной рот. И почти застигнутый своей слабостью, резкость подъема отпустила, и обжигающий ком спустился обратно, в свой ад, переваривать все то, что к нему сегодня попало.

Его спутники, одновременно сочувственно и одобряюще посмотрели на Кузьму, понимая его состояние. А потом Лешка указал вперед и заулыбался. Заинтригованный Кузьма высунулся из-за края гондолы и застыл пораженный. Солнце, огромным пылающим диском, зависло над самым морем, а то, своим бескрайним простором, отражая в бесконечность каждый брошенный на него луч, серебром рыбьи чешуи сверкало до горизонта, а возможно и за ним тоже. Под ними, на зеленых холмах и в прохладных оврагах, лежала их чудесная Старая Яксарка. От увиденного, у Кузьмы защемило сердце, а глаза захотелось расчесать, но он удержался. Слева, от их деревушки, разросся зеленым морем Лес. Его никто не называл просто — лес, только так, уважительно — Лес. Была идея назвать его Великим Лесом, Но от неё благоразумно отказались — хватало Вечного разлома и Старого города. Отсюда было не видно, но он знал, что там, за самым краем Леса, после нескольких дней пути, обязательно наткнешься на Вечный Разлом, который полукольцом примыкал к границе Леса. И ничто не было за ним. Так, по крайней мере, думали деревенские, потому что даже самые глазастые из них, не могли разглядеть в далях другую сторону Разлома. А справа от деревни, были многочисленные фермы, поля и скотные дворы. Там тоже, пшеничные и ржаные поля, заканчивались бесконечной трещиной. И она так же, с этой стороны, как и Лес, не имела другого борта — не перекинуть моста. Да если честно сказать, то и те дикие птицы, что имелись у них в Старой Яксарке, подозрительно были одними и теми же, словно бы никуда не улетали. И словно к ним никакая новая птица не попадала. И море, к которому своим основанием примыкала деревня, казалось, было бесконечным, спокойным и гладким, редко нарушаемым рябью не особо деликатного бриза. Кузьма, глядя на свой родной край с такой высоты, подумал о том, что, вероятно нет края более счастливого, чем их деревня. И даже, если остались после катаклизма где-то их предки, то вряд ли они захотели перебраться к ним, в города, наполненным волшебным ночным светом. Действительно, все было хорошо, кроме этого каменного города. Аркаима.

Кузьма перешел на другой борт и увидел приближающийся мост, а через мост растущие черно-серые каменные башни. С такой высоты, на которой они сейчас были, эти башни, почему-то не желали казаться меньше, как их деревня, а напротив, росли в небо и, казалось, что уже находились на одном уровне с ними. И какими были эти башни! Со шпилями наверху, украшенные искусными арками, а по краям, восседавшими чудовищными фигурами, со сложенными за спиной кожистыми крыльями. Этот город, своей монументальностью, внушал страх, трепет и преклонение, словно в нем был особый дух, пожиравший все положительные эмоции путников, случайно забредшими в него, но в замен дарящий фобии и смирение. Почему -то у Кузьмы, возникло внутренние видение каменного сырого мешка — подвала, в котором отчетливо слышался звук железных цепей.

Они достигли моста, возле края которого предполагалась стоянка до наступления темноты. Спутники Кузьмы, уже знакомые с устройством дирижабля, накинули петли на столбы моста, подтянули его ближе к земле и приспустили грузы, для противодействия легкому ветру. Теперь у них появилась хорошая возможность разглядеть город. Но вот только Аркаим не желал посторонних взглядов — от накопившейся сырости на дне разлома и постепенно поднимающейся дневной температуры, вокруг города, стеной вырос туман, скрывая свои грани от путников. Так и не дождавшись лучших условий для наблюдений, они выставили дневных патрульных и улеглись спать.

Настала ночь. Как и предполагалось, небо заслонила туча, которая своей непрозрачностью скрыла лунный серп, словно под пушистым одеялом. Туча была многослойная, словно набитая перина. Это полностью устраивало команду. Они скинули петли, заправили грузы и на малом ходу, преодолевая штиль, поплыли навстречу туче, вперед, в Аркаим.

И вот его шпили снова появились, но на этот раз уже в ночном полумраке. Но было что-то в них необычное, что сразу не мог распознать Кузьма. Но потом до него дошло — шпили башен были чем-то и кем-то подсвечены. Но не обычным, знакомым светом, а каким-то бестелесным, ничем не рожденным, зеленым. И даже, вроде как, клубившийся седым туманом. И если это не пугало, то точно, что настораживало.

Они на дирижабле вплыли в черту города, но шпили каменных башен, ранее волшебным образом росшие в небо, теперь утонули своими навершиями в туче, что теперь зависла над городом. Кузьма не был готов таким метаморфозом, но он так же понимал, что это придется принять таким, как оно есть. Да и по правде сказать, последние события говорили о том, что город живет не только реальностью Старой Яксарки, но и какой-то древней магией.

Под ними проплыли первые крыши домов, выстроенные так же, как и все вокруг из черно-серого камня и покрытого крышей такого же цвета керамической черепицей. Улицы были пусты, они не несли на себе никаких знаков обжитости. Кузьма посмотрел на своих спутников, взглядом показывая свое недоумение и словно спрашивая — «Где все?». Ему так же взглядом ответили, что скоро он сам все поймет. А внизу улицы пересекались с другими улицами, переулками. На них ютились магазинчики, виднелись вывески трактиров и таверн. Кое-где, так же, как и на шпилях, шевелился безобразной бесформенностью, подсвеченный зеленым, туман.

Неожиданно, примерно в условном, как определил Кузьма, центре города, вверх ударил зеленый луч света. Отразился от плотной поверхности тучи и рассеянным, вернулся в город, при этом освещая все его улицы. И тут же Аркаим ожил, загудел многоголосьем, отразился окнами уютных забегаловок на брусчатке, засмеялся женскими голосами, забубнил мужскими, радостно зазвучал тонкими детскими. Кузьму схватили за рукава и утащили на дно гондолы.

— Мы на месте. — Тихо прошептали на ухо. Но он и так понял.