438 дней в море. Удивительная история о победе человека над стихией

* * *

Итак, у изголодавшегося рыбака больше не осталось еды. Его ногти были обкусаны почти до крови. Он жевал куски деревянной обшивки лодки, пока они не превращались в кашицу, которую можно было проглотить. При помощи единственного ножа он отрезал кусок бороды, скатал его и, смочив морской водой в качестве маринада, съел рыжий шарик. Он протолкнул его внутрь при помощи хорошего глотка воды из своих иссякающих запасов.

Потом Альваренге пришло в голову, что рыбьи останки тоже имеют питательную ценность. Он собрал валяющиеся повсюду кости и растер их винтом от мотора в порошок, богатый кальцием. Блюдо напомнило о временах его детства в Сальвадоре, когда он наблюдал, как его мать толчет кукурузную муку. Костная мука была сухой, поэтому Альваренга смешал ее с водой и съел порциями. По вкусу она напоминала холодную комковатую овсянку.

Единственной пищей теперь были морские уточки-рачки, похожие на мидий, раковины которых усеивали корпус лодки уже со второй недели плавания. Теперь они облепляли ее со всех сторон, как будто тысячи рулей, направляющих судно. В каждой ракушке находился кусочек блестящей розовой плоти, сочной и скользкой. Только из-за акул Альваренга еще не съел их все.

Хотя он выходил в море уже двенадцать лет, ему не удавалось справиться со всепоглощающим страхом перед этими хищницами. Рифовая, серая, узкозубая акулы — все они были где-то рядом. Каждый раз, когда, перегнувшись через борт и опустив голову в воду, Альваренга исследовал экосистему собственной лодки, он представлял, как в него вот-вот вонзятся челюсти с семью рядами зубов, сидящие на стройном теле, которое с тех пор, как акулы впервые появились на земле 450 млн лет назад, как нельзя лучше было приспособлено к охоте. Альваренга вел рискованную игру.

Инструктор по спортивной ловле Дуг Льюис, проведший несколько лет в этом районе, слишком хорошо знает все опасности плавания в открытом море. «Вы смотрите в глубину, туда, где вода из синей становится черной. И если вы когда-нибудь видели большую акулу, выплывающую из тьмы и материализующуюся рядом с вами, то вы хорошо понимаете, о чем я говорю. Это буквально похоже на то, как будто призрак выбирается из тумана. Страшно до чертиков».

Альваренга придерживался нескольких простых правил, когда нырял в открытом океане. Первое: он никогда не отплывал от лодки дальше, чем на несколько ярдов. Он понимал: без лодки он обречен. Он бы не продержался и недели на каком-нибудь куске пенопласта или обломке дерева. Солнце и акулы совместными усилиями быстро бы расправились с ним.

«Я всегда считал свою лодку чем-то вроде агрегата для поддержания жизни, — говорит Льюис. — ЛОДКА — ЭТО ТВОЯ ПЛАНЕТА, ЭТО МЕСТО ТВОЕГО ОБИТАНИЯ. КОГДА ВЫ НАХОДИТЕСЬ ЗА ПРЕДЕЛАМИ ЛОДКИ ИЛИ ЖЕ НЕПРОЧНО СТОИТЕ В НЕЙ, ВСЕГДА ЕСТЬ ВЕРОЯТНОСТЬ, ЧТО СЛУЧИТСЯ ЧТО-НИБУДЬ НЕПРИЯТНОЕ. Может наскочить волна и опрокинуть вас. Вы ударитесь головой и будете лежать без сознания. И тогда все: игра окончена в любом случае. Все дело в том, что неприятности происходят в тот момент, когда вы их меньше всего ожидаете».

Второе правило Альваренги — совершать короткие заплывы. Он плавал минут пять, не больше. Обычно между появлением акул и началом их кровавого пиршества проходит какое-то время. Даже если бы он был застигнут врасплох в воде, кишащей акулами, у него, по всей вероятности, был бы шанс спастись. «Даже если акулы рядом, они не нападают сразу, а всегда выжидают, — говорит Джоди Брайт, рыболов-спортсмен, большую часть года проводящий в отдаленных местах Тихого океана. — Часто они приплывают, толкаются или трутся об тебя, а потом вдруг уплывают. Но если вы не видите их, это еще не значит, что их нет рядом».

Впервые Альваренга был вынужден нырять за пищей в океан. Конечно, он и прежде окунался в воду с головой, чтобы собрать с днища лодки морских уточек, однако это было не одно и то же, что нырнуть за борт. Теперь он был уверен, что вся океанская экосистема осознает риск его новой миссии.

Открывая глаза, Альваренга вглядывался в океанские глубины и видел на полсотни метров кристальную воду, затем — сгущающуюся тьму, сотканную из тех же темно-синих тонов, в которые обычно окрашены грозовые тучи. Но тучи в небесах имели очертания, а вот глубины океана были бесконечны.

Альваренга осмотрел дно лодки, подсчитывая свои запасы, и изучил обычных попутчиков, плывущих рядом с его судном. В экосистеме его лодки произошла смена караула. Акулы мако теперь пропали, отметил он исчезновение особенно опасного охотника, плывущего со скоростью 54 мили в час. «Мако совершенно непредсказуемые. Я боюсь их больше всего, — признается Брайт. — Я бы ни за что на свете не полез в воду с мако, а когда они плавают вокруг, я обычно сижу между двух моторов. Ведь они легко могут запрыгнуть прямо в лодку».

Вместо мако приплыли другие создания, рыбы-молоты. Их было не меньше пятидесяти, они двигались спокойно и лениво, как при замедленной съемке. Рыбы-молоты и прежде вызывали любопытство Альваренги, и он никогда не считал их опасными. Рыбак не слышал, чтобы эти морские обитатели нападали на людей, и регулярно забрасывал их на борт голыми руками. Он следил, как акулья стая кружит у лодки. Даже когда акул не было видно, он знал, что все может измениться за считаные секунды.

Брайт вспоминает одну из своих самых неожиданных встреч с акулой: «Я увидел точку. И эта точка выросла прямо у меня на глазах и за несколько мгновений превратилась в узкозубую акулу весом в три центнера. Я напугался до смерти. Она остановилась, будто на тормозах. До сих пор не знаю, как они это делают. Она висела в толще воды с секунду, совершая ритмичные движения, как будто говорила: «Убирайся вон из моего моря!» А мне оставалось только смотреть и слушать».

Ни одна из акул не приблизилась к Альваренге. Вместо этого его окружили рыбки-спинороги, двигающие плавниками, будто крыльями. Когда они проплывали мимо него на расстоянии вытянутой руки, Альваренга с восхищением рассматривал их немыслимую психоделическую расцветку, эти изгибы, точки и завитки, украшавшие чешую. Эти рыбки, словно сошедшие с картин в стиле поп-арт, выполненных в традиционных ярких цветах, какими отличаются представители флоры и фауны Карибского бассейна, вовсе не безобидны. Они пожирают маленьких черепах и мелкую рыбу; известны случаи нападения и на аквалангистов. Даже в Википедии написано, что у этих созданий скверный нрав. Спинороги нисколько не боялись волосатого рыбака и подплывали совсем близко. Альваренга же опасался, что тем самым они прикидывают его размеры, прицеливаются. Сальвадорец представлял, какая начнется кровавая баня, если десятки этих мерзких морских пираний набросятся на него. «Это как если бы тебя запытали насмерть маникюрными ножницами», — подумал он.

Двигаясь медленно, Альваренга вдохнул и поднырнул под лодку. Ощупывая руками корпус, он отрывал морских уточек — маленьких рачков, похожих на мидий, — и при этом постоянно вертел головой в поисках потенциальной опасности. С усилием отделяя раковину от корпуса лодки и собирая добычу в футболку, рыбак постоянно отвлекался: его клочковатая густая борода плавала перед лицом, закрывая обзор. Чего в ней только не было: рыбьи кишки, птичья кровь. За несколько месяцев пряди спутались и превратились в плотный ком, а местами волосы были твердыми, как дерево. Всплывая на поверхность за глотком воздуха, Альваренга не видел горизонта, но ему легко было представить тот обширный мир, что находился прямо перед ним. НЕСМОТРЯ НА ВСЕ СВОИ СТРАХИ ПЕРЕД ГЛУБИННЫМИ МОНСТРАМИ, АЛЬВАРЕНГА ЧУВСТВОВАЛ, ЧТО ОКЕАН МИЛОСТИВ К НЕМУ. ТАК ДОЛЖНО БЫЛО БЫТЬ. ИНАЧЕ ПОЧЕМУ ОН ДО СИХ ПОР ЖИВ?

Стараясь не растерять своей добычи, Альваренга перегнулся через борт и забросил ноги в лодку. Он устал и ощущал себя так, словно только что избежал смертельной опасности, а теперь по его телу разливалась приятная истома. Вывалив улов на доски, рыбак принялся вскрывать раковины и вытаскивать из них маленькие кусочки плоти. Он трудился ножом, пока у него не накопилось две чашки свежего севиче из морских уточек. Это был не только изысканный ужин, но и лакомая приманка. Когда рыбак бросал кусочки мяса в воду, они немедленно привлекали спинорогов, которых он тут же хватал руками. Альваренга теперь снова превратился в охотника и собирателя. Сначала при помощи мяса рачков, а потом и рыб-спинорогов он осуществлял свой нелегкий путь, взбираясь на самый верх пищевой пирамиды.

В один день около лодки появились небольшие тунцы. Они не встречались рыбаку уже много месяцев. «Тунцы ловили рыбу, а потом подплывали к моей лодке отдохнуть или переварить добычу. Тут я их и хватал. В их желудках попадалась разная рыба. Особенно часто я находил сардину и сибаса. Иногда я разрезал тунца, а внутри его был сибас, замаринованный в желудочном соке. Я представлял, будто он испечен на гриле».

Между тем Альваренга с тревогой отмечал, что его запасы воды иссякают. Когда одна из полулитровых бутылок опустела, он начал вести обратный отсчет. Ежедневные ливни прекратились. Теперь он день за днем дрейфовал в полосе абсолютного штиля, наблюдая, как шторма обходят его стороной и бушуют где-то вдалеке.

В какой-то момент Альваренга инстинктивно уловил изменения в плеске волн. Когда ветра проносились над океаном, он вдыхал и чувствовал приятный освежающий запах грозы, а в один прекрасный день снова зарядили дожди. Рыбак восполнил запас воды в контейнерах, а вскоре вокруг появились свидетельства новой экосистемы. Несколько дней подряд Альваренга двигался среди веток и растительных остатков, устилающих поверхность океана толстым слоем. Снова прилетели птицы. Они садились на лодку все чаще и были крупнее, чем когда-либо. Альваренга восхищался красивой грудью и ногами этих созданий. А вот его охотничьи умения были сильно подорваны усталостью. Теперь ему требовалось немало времени на поимку птицы, но в конечном счете он снова стал ловить больше, чем было достаточно для дневного обеда. Его птичник снова стал наполняться пернатыми питомцами.

1 января 2013 г.

Положение: 6200 миль от побережья Мексики

Координаты: 4° 30’ 29.54 с. ш. — 175° 55’ 43.37’’ з. д.

411-й день плавания

Моряки, проплывавшие через лошадиные широты (мало кто задерживается там хотя бы на день дольше без крайней необходимости), говорят, что погода там капризная, нестабильная и непредсказуемая, и такие внешние условия не могли не отразиться на ухудшающемся психическом состоянии Альваренги. Его хваленая рациональность, его молитвы и неиссякаемая находчивость уже не помогали. Он устал от мыслей о том, что находится в ловушке в маленькой лодке, дрейфующей в океане от полнолуния к полнолунию. «Похоже, мне стало не хватать питательных веществ, — предполагает Альваренга. — ХОТЕЛОСЬ ПРОСТО ЗАБРАТЬСЯ В УГОЛ ЛОДКИ И СИДЕТЬ ТАМ БЕЗ ДВИЖЕНИЯ. У МЕНЯ БЫЛО ВСЕ МЕНЬШЕ ЖЕЛАНИЯ ВСТАВАТЬ С МЕСТА. МАЛО-ПОМАЛУ Я ТЕРЯЛ СИЛЫ. И ТУТ Я ОСОЗНАЛ, ЧТО ИМЕННО ТАК И УМИРАЮТ ЛЮДИ».

У Альваренги не осталось сил, чтобы жаловаться, беспокоиться или злиться. Он погрузился в мир безнадежной усталости. Забившись в свой кофр для рыбы, он сидел там, истекая потом, как будто только что пробежал марафон. «Я таю?» — спрашивал он себя. Альваренга не мог выйти на солнце дольше, чем на десять минут, так как мгновенно обгорал до волдырей. Ветеран мореходного дела Айвен Макфадаен, неоднократно пересекавший полосу штилей Тихого океана, говорит: «Жара и солнце сводили меня с ума каждый день, чтоб их… Я прятался от солнца. Погода была знойная и влажная. Просто ужасно, когда нет ветра. Даже в лодке с полным оснащением, водой и продуктами было сложно находиться в таких условиях. И к тому же не нужно забывать, что мы старались пересечь пояс лошадиных широт по прямой, чтобы выйти из района штилей как можно скорее. Но чтобы дрейфовать по нему неделями? Находиться там в свободном плавании? Я не могу вообразить себе ничего более ужасного».

Сидя в ящике, Альваренга топал ногами по палубе. Эхо пробуждало его к действительности, напоминая разуму, что он все еще был здесь и сейчас. Но его ноги были слабы, в лодыжках словно разболтался шарнирный сустав. У него было мало сил, и он едва стоял. Даже ходить было трудно. «Я не испытывал физической боли, но, несмотря на это, кричал. Я кричал во всех четырех направлениях. Я хотел выбраться отсюда. “Слушайте меня! — кричал я. — Кто-нибудь, принесите мне еду! Дайте мне воды! Я знаю, что вы меня слышите!” И тогда я подумал, а уж не схожу ли я с ума? А потом упал замертво».

Выходя из ящика на свет божий на десять минут в день, Альваренга установил новый ритуал: он плескал в лицо водой, омывал тело и наслаждался прохладой, когда влага стекала вниз по торсу и ногам. Оглядывание горизонта превратилось в привычку: так смотрят в обе стороны дороги, когда переходят улицу и знакомятся с окрестностями. Когда океан был спокоен, видимость была 20 миль, но с таким же успехом она бы могла быть и 100, и 1000 миль. Все равно вокруг не было ничего. Только вода и небо во всех трех измерениях.

Мимо по течению проплывал свежий мусор, и лодку Альваренги увлекало в этот поток. Он осматривал хлам взглядом ценителя и был особенно заинтригован пластиковыми бутылками, на дне которых плескалось немного жидкости кофейного цвета — остаток какого-то напитка, похожего на воду, смешанную с опилками и землей. Жидкость пахла молотым перцем, и любопытство Альваренги пересилило опасения. Он отвернул крышку и отхлебнул остатки того, что выглядело перемолотыми стружками какого-то растения. Его язык и рот тотчас онемели, а сам он вдруг ощутил прилив бодрости. Он и понятия не имел, что это было и откуда приплыло, но больше не колебался и выпил таинственный бодрящий напиток до последней капли. Позднее он ужаснулся, когда узнал, что за жидкость находилась в выловленных из моря бутылках, которую он с таким наслаждением глотал.

Приступы отчаяния стали частыми гостями Альваренги. Из выловленного накануне куска полиэтилена рыбак намеревался сделать спинакер — морской парус с такелажем из оставшихся рыболовных снастей. Испробовав различные варианты, он бросил это дело: мечта о парусе и осталась мечтой, а рядом с ним высилась гора кусков разорванного полиэтилена. Нужны были гвозди и инструменты. Альваренга отдал бы свой мизинец за гаечный ключ, позволивший открутить и выбросить ненужный внешний мотор, весивший 160 кг, что было в два раза тяжелее самого капитана судна. Двигатель был лишним балластом, только замедлявшим движение лодки.

И в то же время его надежды не угасали: разные суда постоянно появлялись на горизонте. Альваренга видел коммерческие корабли каждую неделю, и не только контейнеровозы, но и баржи разных размеров, двигавшиеся в одном направлении. Означало ли это, что он проходил через район международных морских путей? Он уже даже не смотрел в сторону этих кораблей. «Я ПОЧТИ НЕ РАССЧИТЫВАЛ НА ТО, ЧТО МЕНЯ СПАСУТ. Я ВИДЕЛ ТО ОДНУ, ТО ДРУГУЮ ЯХТУ И ПОТЕРЯЛ БЫ РАЗУМ, ДУМАЯ О НИХ ВСЕ ВРЕМЯ».

Затем в один прекрасный день на горизонте вдруг появилось судно, направлявшееся прямо на него. Многоэтажный корабль шел через океан и выглядел как лезвие ножа, направленное на лодку рыбака. Альваренга был уверен, что они столкнутся. Контейнеровоз приближался, и рыбак уже представлял, как он просто расколет его лодку надвое. Может быть, ему стоило выпрыгнуть, чтобы избежать столкновения? Альваренга рассматривал белый корпус гиганта. Он искал капитанский мостик в надежде увидеть вахтенного.

— По-мо-ги-те! — кричал он по-испански. — Я здесь! Сюда!

Он кричал, кричал и тут вдруг заметил людей на корме огромного судна. Трое членов команды, закинув удочки, преспокойно рыбачили, обозревая окрестности с высоты пятиэтажного дома. Альваренга в благоговейном ужасе смотрел, как эти люди улыбаются и машут ему. В тот момент рыбак испытал настоящее потрясение. Он не мог поверить своим глазам: наконец-то его заметили! Интересно, подумал он, какую шлюпку спустят на воду и как поднимут его по этой ровной белой стене из железа? Однако никто из троих почему-то не торопился бежать за помощью. Ребята с удочками на корме так и продолжали преспокойно стоять как ни в чем не бывало. Они не радировали капитану, гигантский корабль не замедлил хода. Они продолжали махать Альваренге, в то время как судно проходило мимо. Поднятая кораблем волна ударила в борт и опрокинула рыбака. Удивленный, он закричал, потом перестал махать и застыл в удивлении. Было ли произошедшее реально? Может быть, это была дурацкая галлюцинация, призванная свести его с ума? Альваренга ругал команду, корабль и его капитана на чем свет стоит. И опять он оставил всякую надежду, что его подберет проходящее судно. В тот вечер, глядя на звезды, Альваренга снова прокрутил в голове все случившееся. Теперь он был убежден, что все происходило взаправду, и тогда его мысли потекли в другом направлении. Как же могло получиться так, что контейнеровоз не остановился? Ведь трое членов команды видели его и даже махали ему руками. Альваренга выкрикнул вслух запоздалое ругательство:

— Вы что же, идиоты, думали, что я выбрался в открытый океан в утлой лодке на увеселительную прогулку?

ЭТА НЕУДАЧА ПРОСТО ОПУСТОШИЛА АЛЬВАРЕНГУ. ЕГО РАЗУМ СТАЛ УГАСАТЬ, А РЕФЛЕКСЫ УХУДШИЛИСЬ. ДАЖЕ ИНТЕРЕС К ЖИЗНИ ОСЛАБ. Когда волны перехлестывали через борт лодки, он не торопился брать в руки ведро, а плыл несколько дней по колено в воде, так как был слишком отстранен и погружен в себя, чтобы вычерпывать ее. Альваренга рисовал в воображении свои последние дни перед смертью. Он полагал, что будет угасать медленно, как Кордоба. Позывы утолить голод подавлялись более примитивным желанием закрыть глаза и поспать. «Я устал от работы, от движения. Я ложился и вытягивал ноги. В моих мышцах не оставалось больше сил. Слабость проникла в мой мозг, я только и думал о ней».

Альваренга вспоминал бессмысленный взгляд Кордобы, его пустые разговоры и отсутствие интереса к пище. Теперь и сам сальвадорец заразился той же болезнью — апатией. Его изобретательность и настойчивость, его черный юмор куда-то исчезли. Он лежал часами, уставившись в стенку кофра, и порой проводил так весь день, не выходя наружу. Его мозг как будто замерз, окаменел и замедлил свою работу. Альваренга словно наблюдал за приходом своей смерти со стороны. Его убивал не голод. Его уничтожало нечто более глубокое и сильное — боль одиночества. Он просто изнывал от желания выбраться из своей маленькой лодки. В голове у него было легко, как перед обмороком. Он все так же проговаривал молитвы и старался сохранять позитивный взгляд на мир, но его воля постепенно сгибалась, силы уходили. Одно маленькое решение зараз. За бортом проносились сибасы и дельфины, но он чувствовал себя слишком усталым, чтобы обращать на них внимание. «У меня не осталось сил. Я едва мог переворачиваться с боку на бок в ящике. Я ослаб и все думал о своей смерти. Мой разум не выдерживал свалившихся на него горестей».

Каждая смерть уникальна и неповторима. Альваренга начал умирать, когда у него стали отниматься пальцы. «Они вдруг потеряли чувствительность. Я пытался согреть их, массировал, — говорит рыбак. — Потом онемели ноги от колен и донизу. Я не мог ходить. Мое тело не реагировало на приказы мозга. Я бил себя по ногам, но икры и ступни ничего не чувствовали. Они были твердыми и неподатливыми. Ниже колен я ничего не ощущал. И это онемение постепенно охватывало все тело, поднимаясь от ног к голове».

Простые движения давались с трудом. Чтобы броситься за птицей, нужно было приложить больше сил, чем у него имелось. Скатиться со спальной скамейки было теперь непосильной задачей. Его руки все еще двигались, а зрение было острым, но координация оставляла желать лучшего. Он промахивался, пытясь поймать птицу. Он хватал рыб, и они выскальзывали из рук, уплывая в океан. Затем появился запах. «Я был подобен трупу. Я начал гнить заживо. Я умирал. Может быть, мое тело не разложилось благодаря одной только соли?»

Несмотря на все попытки восстановить силу мышц, у него ничего не получалось: было слишком поздно. Его тело отказывалось подчиняться. У него начались кошмары о смерти и повторяющиеся фантазии, как он отправляется в магазин за подушкой. «Мои страдания усиливались день ото дня. Я видел, как умирал мой друг. Сначала я перестал вставать, а потом начал высыхать. Мой желудок почти исчез. Я понимал, что моя смерть будет очень медленной».

Дожди не прекращались. Альваренга ползал по палубе и вопил. «Я сказал Богу: “Хватит, перестань уже лить воду. Ее достаточно на то время, что мне отведено”». Но дожди лили еще хлеще и сильнее. Вода стала заливать лодку, и тут Альваренга сдался. «Я всегда был человеком действия, но теперь просто махнул на все рукой». Он лежал в воде, таращась на звезды, а у самого его лица плавали перья. На носу лодки с десяток птиц галдели и дрались между собой. Порой Альваренга впадал в забытье. Плавание изменило все. Почему он не подумал об этом раньше? Он был полумертв. «Я высыхал. Я чувствовал, что вскоре потеряю сознание. Лихорадка. Депрессия. Никакой жизни во мне не осталось. Я потерял всю энергию. Я не мог больше держаться. Я умирал от отчаяния и одиночества».

Океанское течение теперь было таким быстрым, что ясно различалось журчание в кильватере позади лодки. Однако без видимых ориентиров движение лодки отследить было непросто. Просчитать же направление было легко: нужно было всего лишь запомнить, в какой стороне всходило или садилось солнце. Но, желая получить более точные сведения, Альваренга установил новый дневной ритуал. Каждое утро он бросал перья в кильватер дрейфующего судна. Теперь он отслеживал курс, замечая движение перьев, плывущих позади лодки, и ту сторону, где появлялись первые лучи солнца, пробивающиеся из-за горизонта. Перья больше не выстраивались в линию по юго-западному курсу, что подтвердило его подозрения: он поворачивал обратно на север.

Альваренга возобновил свои воображаемые разговоры с Кордобой. ПОСЛЕ ПЯТНАДЦАТИ ЛУННЫХ ЦИКЛОВ, ДРЕЙФУЯ ЧЕРЕЗ НЕИЗВЕСТНУЮ ТЕРРИТОРИЮ, ОН БЫЛ УБЕЖДЕН, ЧТО СЛЕДУЮЩЕЙ ТОЧКОЙ ЕГО ПУТЕШЕСТВИЯ БУДЕТ НЕБО.Альваренга просил у своего бывшего напарника совета и делился с ним мыслями о предстоящем путешествии. «У меня больше не было страха перед смертью. Умру так умру, — думал я. — На то, значит, воля Божья. Я бы не стал убивать себя сам, но я ждал и желал прихода смерти».