Глава 6 Охотники и собиратели

30 ноября 2012 г.

Положение: 550 миль от побережья Мексики

Координаты: 11° 44’ 18.06’’ с. ш. — 101° 26’ 6.47’’ з. д.

14-й день

Альваренга отдыхал в кофре. Он лежал на доске, которая заменяла им койку, а рядом стояло ведро с полосками черепашьего мяса. И в этот момент он услышал негромкий звук. «Опять птица, — подумал сальвадорец. — Снова гадит на лодку». И тут снаружи послышалось: кап-кап-кап. Стук падающих на крышку ящика дождевых капель нельзя было спутать ни с чем. «Пината! Пината!» — вскричал Альваренга, переворачивая ящик и вылезая наружу. Его напарник проснулся и последовал его примеру. Бегая по палубе, двое рыбаков ввели в действие самодельную систему сбора воды, которую разработал и сконструировал Альваренга в течение прошедшей недели. Кордоба выскреб дочиста дно пятигаллонового ведра и поставил его под дождь. Альваренга установил пластмассовый корпус двигателя на палубе под таким углом, чтобы в нем собиралась вода.

В течение долгих дней они пили мочу и черепашью кровь, слизывали капли росы, глотали сырые черепашьи яйца и чуть не высохли от жажды, и вот наконец-то на двух рыбаков обрушилась долгожданная гроза. Темные тучи собирались над головой. Гроза быстро набирала силу, и двое напарников подняли головы вверх и открыли рты, ловя падающие сверху капли дождя. Они сняли одежду и подставили свои тела потокам воды, струящейся с небес. ОНИ ПИЛИ ГОРСТЬ ЗА ГОРСТЬЮ ВОДУ ПО МЕРЕ ТОГО, КАК ОНА НАЛИВАЛАСЬ В ВЕДРО. РАСТУЩИЕ ВОЛНЫ КАЧАЛИ ЛОДКУ, А В ВЕДРЕ ПЛЕСКАЛАСЬ ЖИВИТЕЛЬНАЯ ВЛАГА — МЕРА ИХ БОГАТСТВА. В течение часа ведро наполнилось водой на дюйм, затем ее уровень достиг двух дюймов. Рыбаки смеялись и каждую минуту выпивали по нескольку глотков. Когда вода собралась в кожухе двигателя, они перелили ее в ведро. Утолив острую жажду, они опомнились и решили поддерживать строгий контроль над расходом жидкости.

— Что, если в следующие десять дней снова не будет дождя? — спросил Альваренга Кордобу.

Между тем шторм нарастал, гроза набирала силу. Волны достигали высоты двух с половиной метров и раскачивали лодку туда-сюда. Балласта на «Титанике» было немного, к тому же судно не имело руля и было оснащено лишь самодельным плавучим якорем, который тащился сзади, выравнивая нос по волнам. Помимо отсутствия контроля над лодкой у рыбаков возникла еще одна проблема: они начали замерзать, поскольку дождь шел сплошной стеной, а их иссушенные жаждой тела все еще были слабы. К тому же напарники не думали об одежде, они были одержимы мыслью собрать как можно больше воды. Одежда на них промокла насквозь. Сняв ее и дрожа от холода, они забрались в кофр и обхватили друг друга руками.

Альваренга и Кордоба попытались устроиться на скамье так, чтобы не стоять ногами в воде, но затем большую часть ненастного дня были вынуждены провести в ящике. Когда дождь лился сплошной стеной, видимость была не более трех метров. Свист ветра необычайным образом воздействовал на их воображение. Когда стемнело, оба стали слышать душераздирающие крики. Из глубин океана как будто доносился голос и издевательский смех. Альваренга так и не решил, что это было — галлюцинация или ночной кошмар. Может быть, они сходят с ума? Или за ними в самом деле приплыли морские твари, чтобы сожрать заживо?

Через день дождь стал слабеть, солнце начало проглядывать сквозь истончившуюся завесу облаков, и снова наступило затишье. Напарники подвели итоги прошедшей ночи. Они опорожнили все углубления на палубе, и теперь в их распоряжении было пять галлонов пресной воды (18 л). Этого хватит почти на неделю, если урезать рацион до минимума. Но хотя их жажда была утолена, голод снова дал знать о себе, так как организм воспринял хорошую порцию воды как предвестие скорого сытного обеда. Альваренга решил расправиться с запасами в виде трех черепах — по одной на каждый день.

На правах капитана Альваренга принял важное решение. Он приказал Кордобе усиленно питаться. Но вместо того чтобы кричать на него и принуждать, сальвадорец соблазнял своего помощника по-другому, преподнося ему стейки из черепашьего мяса как изысканный деликатес. Порезав мясо на полоски и смочив их морской водой в качестве приправы, он испек их на корпусе от двигателя под прямыми лучами солнца, потом порезал каждую полоску на маленькие квадратики и, наколов их на косточку спинорога, приготовил необычную закуску. Роль тарелки выполнил черепаший панцирь, и, к удивлению их обоих, Кордобе начало нравиться черепашье мясо. Его тело немедленно взяло контроль над его разумом. Богатое жирами, витаминами и протеином черепашье мясо было как раз тем, что нужно изголодавшемуся человеческому организму.

«Раньше европейские моряки частенько ловили морских черепах и бросали их в трюм, где те лежали перевернутые вверх брюхом со связанными плавниками, — говорит Уитерингтон. — Черепахи могут обходиться без еды и воды неделями».

Альваренга и Кордоба завели ритуал: они начали есть вместе в одно и то же время, неторопливо поглощая порции одинакового размера. «Многие думают, что в критических ситуациях, когда выбирать не приходится, людям все равно, что затолкать себе в рот, а еда будто бы одинаковая на вкус. Но это не так, — говорит Стив Каллахан, автор книги «В свободном плавании», описывающей его собственный опыт выживания в море, на маленьком плоту в течение 76 дней, после того как его яхту потопил кит. — Я бы порассуждал о тонкостях различия во вкусе разных частей рыбы. Я, бывало, развешивал мясо, пока оно не высыхало и не становилось твердым, как тост — вкусным и хрустящим. Печень была сладкой и считалась десертом. Когда питаешься подобным образом, вырабатывается другое отношение к еде. Это вовсе не похоже на то, когда вы идете вдоль стойки с продуктами, видите рыбный стейк, бросаете его в тележку, приносите домой и съедаете, совершенно не осознавая, что когда-то этот кусок был частью живого существа».

Черепашье мясо устранило самые тяжелые последствия голодания, но еды никогда не бывало достаточно. «Спасение пришло неожиданно — в виде стаи акул. Я видел темные тени в воде, когда мимо нас проходили косяки рыбы, — говорит Альваренга. — Акулы преследовали их, и вода за бортом кипела. Когда акулы начинали есть добычу, рыба жалась к нашей лодке, и я, бывало, ловил ее голыми руками, пока морские хищницы не уплывали».

Появление стаи акул и их сумасшедшее пиршество нисколько не удивили Альваренгу, а вот Кордоба был немало поражен этим необыкновенным зрелищем. Он держался подальше от воды и потрясал деревянным шестом. «Акулы отпихивали друг друга и сталкивались во время охоты, — говорит Альваренга. — Я СМОТРЕЛ НА НИХ И ГОВОРИЛ: КОГДА-НИБУДЬ МЫ ВЕРНЕМСЯ ЗА ВАМИ. ЗАЧЕМ ВЫ ПРИЧИНЯЕТЕ НАМ ТАКИЕ СТРАДАНИЯ? МЫ ЕЩЕ ВЕРНЕМСЯ И ОТПЛАТИМ ВАМ».

Альваренга разговаривал и с неисправным двигателем. Он по-прежнему злился на мотор за то, что тот подвел их в трудную минуту. «Я был в ярости. Я нашел несколько веток в океане и стал бить ими по двигателю. Я ругался. Я рубил его мачете и колотил дубинкой, — рассказывает Альваренга. — Потом я попросил у него прощения и разобрал его. Внутри было много металлических деталей, из которых можно было сделать крючки».

2 декабря 2012 г.

Положение: 650 миль от побережья Мексики

Координаты: 11° 03’ 43.81 с. ш. — 102° 10’ 52.20’’ з. д.

17-й день плавания

Разобрав мотор, Альваренга попытался определить причину неисправности механизма. Винт? Треснувший корпус? Мокрые свечи? Каковой бы ни была причина преждевременного выхода двигателя из строя, Альваренга был уверен в одном: это было что-то простое и банальное. Починить мотор в данных условиях не представлялось возможным. В любом случае даже если бы это и удалось, весь запас топлива был смыт за борт и теперь, очевидно, покоился на дне океана. Поэтому Альваренга принялся разбирать мотор на части в поисках какого-нибудь куска металла с острыми краями, который можно было бы использовать как инструмент или оружие. Вынув из двигателя вал длиной сантиметров тридцать, он в течение всего дня затачивал его, чтобы изладить что-то вроде гарпуна. Оставалось только прикрепить его к лодке шнуром, чтобы использовать как орудие для лова рыбы. Но при первом же броске шнур оборвался, а самодельный гарпун затонул в глубинах океана.

Альваренга не сдался, а продолжал вынимать из двигателя разные детали, из которых можно было сделать что-нибудь полезное. Большинство из них было скреплено друг с другом винтами и болтами и ни на что не годилось. Однако, разбирая мотор на части, напарники вытащили еще один кусок длиной с человеческую руку. Альваренга просунул его между перил и, навалившись всем своим телом, согнул в форме буквы «Г». Он задумал сделать багор. После нескольких часов неутомимого труда у Альваренги действительно получилось что-то похожее на острогу. Зазубрин на ней, правда, не было, но он несколько часов тер штуковину о край винта, и ему удалось наточить на самодельном багре острый шип.

Альваренга был охотником по жизни, всегда съедавшим все, что удавалось поймать. Спортивная охота, убийство животных ради удовольствия не привлекали его. При помощи охоты он просто добывал себе еду. Он начал экспериментировать со своим новым оружием. Перевалившись через борт, он, бывало, хватал спинорога, разрезал рыбу на части и бросал кусочки за борт как приманку для другой рыбы. Мясо, кровь и потроха привлекали спинорогов, а также плоскоголовых корифен. Держа руки в воде, Альваренга погружал багор как можно глубже, а Кордоба бросал кусочки рыбы и черепашьи потроха. План был такой: подвести багор под нежное брюхо корифены, дернуть вверх, всаживая крюк глубоко в плоть, и забросить добычу в лодку, прежде чем ей удастся сорваться.

Многолетний опыт лова в море научил его терпению. АЛЬВАРЕНГА БЫЛ ИСКУСНЫМ ОХОТНИКОМ. ОН МОГ ПРИКОНЧИТЬ СКРЫВАЮЩЕГОСЯ В ЛЕСНЫХ ДЕБРЯХ ЕНОТА И ДАЖЕ ПОПАСТЬ В ПРОЛЕТАЮЩУЮ МИМО ПТИЦУ ИЗ РОГАТКИ.Несколько раз хитрая корифена подплывала к приманке, подходя почти к самому крюку, но сальвадорец ждал. Даже малейшее шевеление крюка могло спугнуть любопытную, но осторожную корифену. Наконец Альваренга поразил полуметровую добычу. Он рванул крюк вверх с такой силой, что тот глубоко вонзился в тело рыбины. Трепеща и дергаясь, корифена попыталась вырваться, но тут же оказалась на борту «Титаника». Кордоба двинул рыбу по голове винтом, снятым с лодочного двигателя. Альваренга смотрел, как умирает прекрасное создание, хамелеон морского царства. Ярко-зеленые, кристально-голубые цвета сменяли друг друга по мере угасания жизни, что было сродни некоему волшебству. Альваренга и сам был ошеломлен удивительным зрелищем. Он спланировал всю охоту, но вылов такой большой рыбы изменил все. Кордоба был горд своим капитаном. Трофей был их общей заслугой.

Альваренга готовил корифену с соблюдением всех тонкостей кулинарного искусства. Он с пользой расходовал каждый кусочек мяса и добавил к порциям по почке и глазу. Напарники не стали делить сердце и печень, чтобы не терять драгоценные капли крови, поэтому каждый медленно употребил доставшийся ему орган. Пир рыбаков был похож на обед из шести блюд. У них даже осталось мясо, и они разложили его поверх корпуса двигателя, чтобы завялить на солнце.

После обеда Альваренга снова занялся охотой. Чтобы поймать следующую рыбу, ему потребовалось меньше часа. А потом, разошедшись, сальвадорец расслабился, стал менее внимательным и поплатился за это. Когда к лодке подплыла третья рыба, он всадил в нее крюк, который вошел в ее тело хоть и глубоко, но криво. Корифена рванулась и выдернула багор из рук Альваренги. Ему оставалось только в бессилии смотреть, как добыча уплывает, оставляя за собой кровавый след, и уносит в глубины океана самодельный крюк, вонзившийся ей в брюхо. «Я чуть не зарыдал от обиды. Я не мог поверить в случившееся. Мой багор был потерян», — рассказывает Альваренга, которому пришлось вернуться к старому способу ловли руками. Они поделили мясо двух корифен и порезали его на маленькие кусочки размером с кукурузное зерно. Они смаковали каждый, как самое вкусное лакомство. «Иногда я просто держал кусочек рыбы во рту минут пять, вбирая его вкус», — признается Альваренга.

10 декабря 2012 г.

Положение: 920 миль от побережья Мексики

Координаты: 9° 48’ 30.06 с. ш. — 106° 58’ 49.17’’ з. д.

25-й день плавания

Рыбаки придерживались строгого рациона, минимума, необходимого для выживания. Он состоял из трех стаканов воды, горки черепашьих яиц и порции вяленого черепашьего мяса в день. Несмотря на то что ежедневно Альваренга и Кордоба съедали более десяти рыбок-спинорогов, они неимоверно страдали от обезвоживания. Напарники придерживались системы: стакан воды утром, стакан за обедом и еще один вечером. Когда Альваренга облизывал губы, он, по крайней мере, радовался, что больше не ощущает вкуса соли. Дождь смыл грязь с его тела, а спокойное море гарантировало отсутствие в воздухе влажного тумана из соленой морской воды. Однако его горло оставалось распухшим и саднило. Может быть, отслаивается слизистая изнутри? Или же это была еще одна выдумка, плод его богатого воображения?

Кордоба находился в ужасном состоянии. Он бредил и выдвигал невыполнимые требования.

— Хочу апельсинов, — говорил он Альваренге, распластавшись на дне лодки и уткнувшись в пол лицом. — Достань мне апельсинов.

Альваренга стоял рядом с напарником и уверял его, что уже сделал заказ и еда вот-вот прибудет.

— Сейчас сбегаю в магазин и, если он открыт, принесу тебе продуктов, — уверенно говорил он, указывая рукой на горизонт. — Все будет: и апельсины, и креветки. Приготовлю тебе тамале.

Затем Альваренга, громко топая, уходил на другой конец лодки, стоял там минут пять, не издавая ни звука, и возвращался к напарнику.

— Слушай, — говорил он печальным голосом. — Тут такое дело… Магазин закрыт. Но ты не расстраивайся. Они откроются буквально через час, и я тебе принесу свежих лепешек из кукурузной муки.

К его удивлению, это срабатывало. Кордоба переставал жаловаться и забывался сном. Игра «в шопинг» давала Альваренге передышку и на несколько часов избавляла Кордобу от страха, не отпускавшего подавленного юношу.

Несмотря на ужасную жажду и донимающий голод, Альваренга сохранял присутствие духа и в попытке развеселить и приободрить своего более склонного к унынию товарища часто «ходил в продуктовый магазин». Эта уловка решила несколько психологических проблем, включая желание Кордобы раздобыть карту для прокладывания маршрута. Благодаря трезвомыслию Альваренги психическое состояние Кордобы более или менее стабилизировалось. Ожидать скорой доставки тамале или других вкусностей, пусть даже воображаемых, было лучше, чем жить вообще без них.

12 декабря 2012 г.

Положение: 950 миль от побережья Мексики

Координаты: 9° 52’ 06.79 с. ш. — 106° 49’ 04.27’’ з. д.

26-й день плавания

Альваренга с нетерпением ждал своих походов в магазин. Это не только успокаивало Кордобу, но и позволяло ему самому представить нормальную жизнь на суше, протекающую где-то далеко от них. Доктор Джон Лич, старший научный сотрудник и специалист по исследованиям в области психологии выживания в экстремальных ситуациях из Портсмутского университета (Англия), считает, что подобные игры с партнером позволили Альваренге самому поддерживать присутствие духа и не сойти с ума. «ЕСЛИ У ВАС ЕСТЬ РАБОТА, КОТОРУЮ НУЖНО ВЫПОЛНЯТЬ, ВЫ КОНЦЕНТРИРУЕТЕСЬ НА ТЕКУЩИХ ЗАДАЧАХ, ЧТО ПРИВНОСИТ В ВАШУ ЖИЗНЬ ПОРЯДОК И СМЫСЛ. Именно по этой причине самый высокий процент выживания в концлагерях был среди врачей и медсестер, — говорит Лич. — Если вы работник медицины, то у вас автоматически возникают обязанности: вы должны ухаживать за другими. Таким образом, у вас появляется работа, которая делает ваше существование осмысленным. У человека появляется цель».

Вскоре Альваренга стал совершать воображаемые путешествия на сушу. У него никогда не было машины, но, находясь на борту «Титаника», он воображал, будто на берегу его ждет личный пикап. Он мысленно протирал все хромированные детали своего агрегата, настраивал радио на любимую станцию, восхищался откидывающимся верхом и наслаждался взглядами женщин, смотревших на него, когда он проезжал по улицам Коста-Асуль, взметывая грязь с дорог рифлеными шинами. Подобно тому как Кордоба рисовал в своих фантазиях продуктовый магазин, Альваренга начал выдумывать более сложные истории своей жизни. Что бы это ни было — вкусный обед, привлекательная женщина или бокал холодного пива, — его воображаемый мир служил основой для генерации ощущений. Благодаря своим фантазиям он мог вкусить миллиарды разных удовольствий, которых ему так не хватало в реальности.

«В экстремальной ситуации возникают моменты, когда нужно приложить все усилия, чтобы выжить, — говорит доктор Лич, часто работавший с заключенными и бывшими заложниками. — Но бывают также и моменты, когда нужно сделать передышку, расслабиться. И в такие минуты люди часто стремятся уйти в воображаемый мир. Когда экстремальная ситуация длится долго, в отделе мозга, отвечающем за память, происходят изменения. Некоторые функции мозга улучшаются, потому что человек тренирует их особенно часто. Память людей, находившихся долгое время в условиях изоляции, может приобретать поистине чудесные и волшебные свойства. Нужно только следить за тем, чтобы жизнь внутри собственных фантазий (это нормальное явление) не ввергла человека в психоз. Чтобы он не сошел с ума и не ушел в себя насовсем».

У Альваренги и Кордобы не было возможности отслеживать время. У них не было ни часов, ни календаря. Однако Альваренга вспомнил, как в детстве дед учил его наблюдать ход месяцев по фазам луны. Альваренга овладел этим нехитрым искусством очень быстро и не забыл его. Эта усвоенная с малых лет привычка позволила ему следить за течением времени в море. Они отправились на лов из Коста-Асуль, когда на небе почти не было луны. Затем она росла во время шторма и в течение следующих дней, а теперь стала снова постепенно убывать. Значит, они находились в дрейфе примерно три недели.

15 декабря 2012 г.

Положение: 1000 миль от побережья Мексики

Координаты: 9° 25’ 29.34 с. ш. — 07° 39’ 59.79’’ з. д.

29-й день плавания

Однажды вечером, когда рыбаки отдыхали, сидя внутри ящика для рыбы, их напугал легкий стук. Потом послышался еще один удар, а следом и третий. Выйдя из легкой полудремы, напарники обнаружили трех летающих рыб, бьющих хвостами и подпрыгивающих на досках палубы. «Они взлетели в воздух и прыгнули прямо в нашу лодку», — хохочет Альваренга. Кордоба усмотрел в неожиданно свалившейся им на голову добыче провидение Божие, посчитав летучих рыб посланием небес, поэтому возблагодарил Господа за необыкновенный дар. Альваренга считал религию сплошной лабудой, придуманной сухопутными жителями. Для него прибытие летучих рыб было напоминанием о том, что живность в море водится в изобилии, и подтверждало его веру в то, что выживание более чем что-либо еще зависело от него самого, а не от какого-то там божественного провидения.

За исключением тех дней, когда им попались несколько черепах, когда они поймали багром две корифены, выловили несколько спинорогов, и вот наконец получили неожиданный подарок в виде летучих рыб, к концу декабря они ежедневно съедали такое количество пищи, которое равнялось одной обеденной порции. Из-за постоянно палящего солнца и ограниченного потребления пресной воды их кожа натянулась, как после инъекции ботокса. В сочетании с бледностью из-за недостатка гемоглобина они стали выглядеть как два изголодавшихся заключенных. «Человек теряет примерно полтора литра воды в день. В общем-то, наше тело всего лишь дырявый кожаный мешок с мясом, — объясняет профессор Майкл Типтон, специалист по психологии выживания из лаборатории чрезвычайных сред из Портсмутского университета (Англия) и соавтор книги «Как выжить в море». — Поскольку объем крови сокращается, а ведь именно она разносит кислород по всему телу и в мозг, получается, что организму не хватает кислорода. Это приводит к галлюцинациям, бреду и в конечном счете к смерти. Умереть от жажды не самая приятная вещь на свете».

Рубашка на Кордобе болталась. Одежда просто сваливалась с него. Он буквально таял, и особенно это было заметно при взгляде на его лицо. Кожа вокруг его глаз была натянута, и Альваренга не мог не заметить сходства между черепом со скрещенными костями, эмблемой, украшавшей балахон Кордобы, и его даже еще более костистым и худым лицом. Талия самого Альваренги стала тоньше на несколько размеров, а его силы иссякали, но разум оставался острым и гибким.

Кордоба буквально сжигал запасы своих физических и психических сил. Он поверил в то, что случившееся было его судьбой, предначертанной свыше. «Я не хочу страдать», — говорил исхудавший парень. Он повторял эту фразу как мантру, а иногда у него возникали видения небесного дворца с жемчужными вратами. Альваренга, упрямый оптимист, пытался подколоть его: «Я бы согласился пожить в любом месте этого дворца. Пускай это будет даже не башня и не покои. На улице у крепостной стены, где светит солнце и плещется океан, — будет самое то. В любом уголке, лишь бы подальше от этого ада».

Будучи на 15 лет старше своего напарника и пережив бессчетное количество приключений в море, Альваренга сохранял присутствие духа, но даже он был вынужден признать, что от жажды и голода здоровье обоих рыбаков понемногу ухудшалось. Причем жизнь вокруг них в море била ключом. АЛЬВАРЕНГА ЧУВСТВОВАЛ СЕБЯ ЗВЕРЕМ В КЛЕТКЕ, КОТОРОМУ ПОКАЗЫВАЮТ ЕДУ, ДРАЗНЯТ ЕГО, НО НЕ ДАЮТ ПРИ ЭТОМ НИ КУСОЧКА. Над ними парили морские птицы: их силуэты с распростертыми крыльями усеивали небо. На горизонте преследуемая морскими хищниками рыба выпрыгивала из воды. Мимо проносились недоступные острова. Альваренга, бывший искусным охотником, стал все больше приглядываться к пернатым тварям, что кружили в небе. Он воображал их дикими утками и прикидывал способы, как бы изловить одну, чтобы проверить на собственном опыте, сколько мяса у них в лапах, в груди и на крыльях. «Они всегда улетали, когда я пробовал их поймать. Я пытался снова, но это было совершенно невозможно. В течение трех дней все птицы успешно сматывались от меня. Я был голоден и зол, — делится Альваренга подробностями. — Я пытался кидаться за ними и хватать их на лету. Это была жестокая атака, но птицы оказывались проворнее. Мне не удалось коснуться ни одной и пальцем». Альваренга потратил много часов, охотясь за птицами, но безуспешно. «Тогда я прекратил бесплодные старания и сел пораскинуть мозгами. Как можно поймать птицу? Я сказал себе: чувак, ты должен научиться думать, как кошка».

Лежа пластом, как солдат на поле боя, Альваренга замер в ожидании. Наконец на лодку села одна из птиц. В течение нескольких минут она оглядывалась, вращая глазами и обозревая окрестности. Альваренга не двигался. Он ждал, пока защитные рефлексы пернатой не ослабнут. Когда птица начала чиститься, выискивая у себя блох и зарывая голову в перья, охотник стал ползти через палубу к ней. Если птица вскидывала голову вся во внимании, охотник застывал неподвижно, пока она не возобновляла свой туалет. Подобравшись достаточно близко, Альваренга скользнул по борту сжатыми пальцами. Он медленно раскрыл кулак, растопырил пальцы, стараясь не задеть лодку, а затем быстрым движением схватил перепончатую чешуйчатую лапу. Но тут острая боль пронзила руку: птица клюнула его по тыльной стороне ладони и улетела. Рассматривая кровавую рану, Альваренга переосмыслил свой подход и нашел в нем просчет: ему нужно было просто не обращать внимания на боль. А вот если бы можно было схватить птицу за шею, у него были бы обед и опробованная система ловли пернатой добычи, обеспечивающая выживание в долговременной перспективе.

Понадобилось еще несколько попыток. Часто птицы покидали лодку, когда Альваренга был еще в полутора метрах от них. Однажды ему удалось коснуться одной из них рукой, но птичья лапа ускользнула сквозь пальцы. В конечном счете Альваренге все же удалось поймать птицу. «Прежде чем я успел подумать, что должен сделать, я уже держал ее одной рукой за шею, а другой за ногу». Пойманная птица кричала и трепыхалась. Помня о том, что дикие птицы норовят все время клюнуть в глаз, Альваренга вытянул руки, отстраняя от себя тварь, которую он назвал уткой, и выворачивал запястья до тех пор, пока негромкий хруст не подтвердил, что шея жертвы сломалась. Осмотрев добычу, Альваренга решил разделать ее как простого цыпленка. Он разрезал птицу вдоль груди, ощипал перья, снял кожу, после чего у него остался практически один скелет, с которого, казалось, уже счистили мясо. Что тут есть? И вот ради этого мизера он так страдал и трудился? Альваренга был разочарован: его охота завершилась таким плачевным результатом.

Умея искусно обращаться с ножом, Альваренга ощущал себя чуть ли не шеф-поваром, когда свежевал более чем скромную добычу и раскладывал полоски птичьего мяса. Он сдобрил блюдо единственной приправой, имевшейся в наличии, — морской водой, а потом, подвялив мясо на жарком полуденном солнце, подал блюдо на стол. Напарники уселись, чтобы вкусить — если не сказать насладиться — их первое полноценное блюдо с тех пор, как были съедены летающие рыбы. «У себя в голове я готовил пир из лука, помидоров и кинзы», — делится Альваренга. Он взял кусочек «утятины» размером с сашими и отправил его в рот. Стал жевать с удовольствием и аппетитом.

А вот Кордоба допустил стратегический промах: он понюхал мясо морской птицы. В отличие от Альваренги, предпочитавшего что-нибудь гурманское, пикантное, необычное, Кордобе пришелся не по вкусу запах, похожий на вонь гнилой рыбы. Он сказал, что не возьмет в рот ни кусочка. На протяжении четырех дней Альваренга попеременно то уговорами, то угрозами подвигал Кордобу отведать сырого птичьего мяса. Наконец угнетенный напарник согласился попробовать его. Голод помог преодолеть отвращение.

— Ну, вот видишь. Я же тебе говорил, — злорадствовал и торжествовал Альваренга. — А я думал, что тебе не нравится птичье мясо. Ну?

— Нравится, — отвечал ему Кордоба.

* * *

СПУСТЯ ЧЕТЫРЕ НЕДЕЛИ СВОБОДНОГО ПЛАВАНИЯ НАПАРНИКИ ЗАБЫЛИ ВСЕ ПРИЛИЧИЯ, УТРАТИЛИ ПОСЛЕДНИЕ ОСТАТКИ СКРОМНОСТИ. Они расхаживали по лодке в чем мать родила, приседали на корточки рядом с мотором, чтобы бесстыдно испражниться за борт, подмывались морской водой и мочились в океан. С десяти утра до четырех вечера они сидели в кофре для рыбы, спасаясь от солнца. Там было тесно, неудобно, воняло рыбой, да и два человека помещались в ящике с трудом. От постоянного пребывания в скрюченном положении Альваренгу стали мучить хронические боли в пояснице, однако другого способа спастись от палящей жары у них не было. «При ожоге площадью 5 % от всей поверхности кожи нарушается способность организма поддерживать нормальную температуру тела, — утверждает профессор Типтон. — Насколько было важно то, что рыбакам удалось создать затененное пространство на лодке и избежать воздействия прямого солнечного света? Это было крайней важно. Жизненно необходимо».

Хотя сидеть по нескольку часов, втиснувшись в кофр для рыбы, было скучно, напарники признавали, что это неудобство можно терпеть. Ведь они были укрыты от палящего зноя. Но, даже находясь в тени, они все равно страдали от солнечных ожогов. Вскоре все их тело было покрыто пузырями. Промывание их морской водой лишь раздражало кожу и усиливало боль. Только благодаря кофру для рыбы они не испеклись живьем.

После первой удачной поимки морской птицы Альваренга и Кордоба стали состоявшимися охотниками на «уток» и принялись выслеживать их уже целеустремленно. «Поймать птицу, сидящую на борту лодки, было трудно, так как пернатые тут же улетали, — делится опытом Альваренга. — Лучше всего было охотиться на птиц ночью». Альваренга ложился на спину под жердочкой, на которую любили опускаться птицы. Он ждал, пока не сядет, не устроится или даже не заснет какая-нибудь из «уток». Затем, изловчившись, хватал одной рукой птицу за ногу, а другой за шею. Если сальвадорец намеревался съесть птицу немедленно, он сворачивал ей шею привычным движением, словно пробку с бутылки пива. Иногда он пользовался своим телом как приманкой, чтобы ловить птиц. «Они постоянно норовили сесть на лодку. Я слышал, как они летают кругами, так что замирал, стоя, и тогда они садились прямо мне на голову. Я боялся, что они когтями повредят мне глаза. А потом хватал их у себя с головы».

Когда приходило время еды, Альваренга и Кордоба делили добычу. Каждому доставалось равное количество. Теперь путь к выживанию приобретал очертания, становился ясным. «Я был готов съесть все — и кости, и перья, и даже лапы», — признается Альваренга. Чтобы хоть чем-то занять себя, поразвлечься, сальвадорец, бывало, поймав двух птиц, рубил их как для севиче. «Я не просто разделывал их и тут же заталкивал в рот. Я рубил мясо на мелкие кусочки, потом высыпал все в ведро и сервировал, используя рыбьи кости вместо зубочисток. Это был единственный способ убить время на борту: есть один кусочек за другим».

Стив Каллахан, вспоминая о своем 67-дневном плавании по просторам Атлантического океана, говорит: «Люди думают, что я просто сидел и ждал, пока мой плот не прибьет к берегу. А я всегда говорю, что ВЫЖИВАНИЕ В ЧРЕЗВЫЧАЙНОЙ СИТУАЦИИ — ЭТО АКТИВНЫЙ ПРОЦЕСС. ЕСЛИ ВЫ НЕ ПРИКЛАДЫВАЕТЕ УСИЛИЙ ДЛЯ СВОЕГО СПАСЕНИЯ, ВЫ ГИБНЕТЕ. У меня есть любимая теория, которая гласит, что одна из самых опасных вещей на свете — стараться свести к минимуму все риски. Когда в вашей жизни ничего не происходит, вы не падаете и не ушибаетесь, и если вдруг случается действительно что-то серьезное, вы совершенно не подготовлены к этому. У вас просто нет набора с нужными инструментами».

Альваренга заметил, что в кофре для рыбы слышимость лучше. «Я мог определить размеры птицы по звукам, которые она издавала. Иногда я слышал низкое «у-у-у-ф» и понимал, что прилетела большая жертва. На первом круге птицы просто низко пролетали над ящиком. Потом они кружили еще и еще и в конце концов все же приземлялись на кофр. “О да! — восклицал я. — Сегодня на обед у нас будет утятина”».

Если ночь была теплой и безветренной, напарники проводили многие часы, лежа на дне лодки и глядя на усыпанное звездами небо. Они придумывали разные игры и даже соревновались друг с другом, кто первым заметит падающую звезду. Они так и засыпали, считая звезды. Чаще всего в этой игре побеждал Кордоба. «Он мог насчитать тысячи падающих звезд», — говорит Альваренга.

«Иногда, когда мы оба сидели в кофре и слышали хлопанье крыльев, я приподнимал край крышки, чтобы Кордоба мог выползти. Он был хорош», — с гордостью говорит Альваренга. Кордоба становился искусным охотником, но при этом все так же не мог сдержать рвотных позывов, глотая сырое птичье мясо. Альваренга же нормально справлялся с необычной пищей. Настроенный на выживание и привыкший к потреблению сырого мяса, от игуаны до краба, сальвадорец мог без вреда для себя поглотить все что угодно.

Ночью, прежде чем отправиться спать, напарники устанавливали ловушки для рыбы. Они прорезали в пяти канистрах из-под чистящего средства, служащих прежде плавающим якорем, дыры в боку. А в качестве приманки использовали перья и куски сырого мяса. Пара крепко завинченных бутылей из-под «Хлорокса» не давала канистрам утонуть. Примотав ловушки к лодке куском самой крепкой бечевки, они спускали их за борт. Иногда напарники находили в ловушке маленькую рыбку, но не унывали, даже если все были пусты. Они не переставали надеяться, что когда-нибудь им попадется что-то стоящее.

23 декабря 2012 года

Положение: 1200 миль от побережья Мексики

Координаты: 9° 20’ 46.92 с. ш. — 110° 34’ 49.43’’ з. д.

37-й день плавания

Луна на небе стала большой и яркой, и Альваренга сообразил, что приближается Рождество. Обычно на Рождество он ел жареную индейку или цыпленка моле, которого зажаривал в густом соусе с добавлением острого перца чили. По традиции в соус кладется кусочек шоколада. Как гласит поверье, мексиканские монашки положили его туда в отчаянной попытке впечатлить приезжего епископа богатством местной кухни. Сейчас же Альваренга и Кордоба были не прочь съесть несколько кусочков сырой рыбы и полосок вяленного на солнце мяса, срезанных с костистых морских «уток».

Чтобы избежать споров, кому досталась порция больше, один из них готовил еду, а второй выбирал тарелку. Альваренга поймал целых четыре птицы для грядущего праздничного ужина. Он наловчился разделывать дичь и вместо того, чтобы ощипывать перья, просто сдирал шкурку с птицы целиком. Целая птица, включая внутренности, превращалась в горстку еды размером с гамбургер. Заправка в виде соленой воды помогала замаскировать неприятный запах, но, оказавшись ночью в своем кофре для рыбы, напарники стали замечать, что сами пахнут как плоть мертвых птиц. Это была вонь гнилой рыбы.

В тот вечер, когда, по их мнению, наступил канун Рождества, напарники болтали, потрошили птиц, а затем приступили к традиционному ужину. Хотя что может быть традиционного в нарезании, кромсании и поедании сырых морских уток? Они ели. И тут вдруг Кордоба содрогнулся и закашлялся. «Мой живот!» — простонал он, и его глаза выпучились, как перед приступом рвоты. Изо рта у него пошла пена и потекла слюна.

Альваренга, достаточно навидавшийся слез и жалоб от своего напарника, сообразил, что на этот раз случилось что-то серьезное. Неожиданно тело Кордобы изогнулось в жестокой конвульсии. Альваренга вложил ему в руки полулитровую бутылку с дождевой водой, нарушая все правила. Кордоба выпил все, и его тут же вырвало. Что бы ни находилось в его кишках, оно застряло там прочно, так как боль только усиливалась.

В поисках причины неожиданной болезни Кордобы Альваренга изучил внутренности доставшейся юноше «утки». Часто в желудке птиц можно найти всяческие сюрпризы, например, крышки от пластиковых бутылок или же целую сардину. Но на этот раз они обнаружили внутри скелет из сочлененных позвонков длиной сантиметров пятнадцать. Кожи на нем не было, да и вся плоть почти сошла, но все же в останках существа можно было распознать ядовитую желтопузую морскую змею пеламиду.

— Чанча, у нее внутри змея! — воскликнул Кордоба.

— Ну да! — ответил тот. — И ты чуть было не сожрал ее.

— О, блин! Меня сейчас стошнит, — пробормотал Кордоба.

Пока юноша стонал и изрыгал из себя белую пену, Альваренга думал, успел ли яд уже впитаться в кровь. Смертельно ли это? И как он убивает жертву? Наблюдая, как пузырчатая пена извергается изо рта его компаньона, и слушая утробные звуки, Альваренга задумался: а уж не отравился ли он сам тоже? И когда яд подействует на него?

Впрочем, Альваренга не заболел. Спустя четыре часа непрерывного кашля и рвоты состояние Кордобы стабилизировалось. Напарники свернулись калачиками, ища малейшие признаки улучшения и помня, что яд мог распространиться по организму. Они попытались вспомнить случаи укусов пеламидой, однако им в голову приходили истории, достоверность которых была сомнительной. Единственное заключение, которое они могли сделать: даже самые закаленные рыбаки старались объезжать морских змей подальше и при случае отрубать им голову мачете. Яд оказался несмертельным, и Кордоба полностью выздоровел через два дня. Однако разум юноши был отравлен страхом. Он приходил в ужас от одной только мысли снова попробовать мясо морской птицы и объявил голодовку. Он больше никогда не попробует и кусочка плоти тех «уток», что ловил Альваренга.

Загрузка...