438 дней в море. Удивительная история о победе человека над стихией

* * *

В это безоблачное утро, когда солнце только поднималось над поверхностью океана, Альваренга решил переименовать свою лодку. Первоначальное название судна не блистало оригинальностью: «Береговой креветколов № 3». Альваренга решил, что его корабль, выстоявший против Нортено, дважды чуть не перевернувшийся, потерявший все свое оснащение и вдобавок еще лишившийся мотора, заслуживает носить более громкое имя. И поэтому он назвал свою лодку «Титаник». Скромное суденышко прошло через множество испытаний, так что Альваренга как капитан имел полное право гордиться им. «Моя лодка даже лучше “Титаника”, — сказал он. — Ведь тот гигант затонул в океане, а моя посудина выстояла!»

Согревшись и разомлев под припекающими лучами восходящего солнца, рыбаки подняли с пола трехметровую деревянную доску, положили ее на две скамьи вдоль лодки, устроив таким образом себе импровизированную кровать. Сняв промокшую одежду и оставшись в одном нижнем белье, напарники подставили свои тела первым лучам солнца. Из-за беспрестанного вычерпывания воды плечи и руки Кордобы были так натружены, что он едва мог двигать ими. У него были многочисленные синяки и ссадины по всему телу (многие из них глубокие) из-за того, что его постоянно бросало из стороны в сторону по лодке. Парень был благодарен своему капитану. Ведь когда он свалился за борт, то не сгинул в море только благодаря быстрой реакции Альваренги.

В тот день над ними пролетел самолет. «Мы даже смогли различить надпись у него на борту “Т-А-С-А”, — сказал Альваренга. — Думаю, он направлялся в Тапачулу или в Мехико. Мы пытались подать пилотам сигнал, но они не заметили нас». Кордоба так расстроился, что совсем пал духом. Он был уверен, что им было суждено встретить медленную, мучительную смерть.

— Мы умрем, мы непременно умрем, — стонал он.

— О чем ты толкуешь, чувак? Прекрати ныть. Мы не умрем, — ругал Альваренга своего напарника. — Не надо так думать. Я вовсе не собираюсь погибать в море. Спасатели обязательно найдут нас и спасут. Мы выберемся из этой передряги.

— Не уверен, — отвечал Кордоба, протяжно всхлипывая. — Совсем не уверен в этом.

Вскоре, однако, обоих одолела усталость, и рыбаки забылись глубоким сном. Голова Кордобы лежала у ног Альваренги. Они с трудом умещались вдвоем на узкой доске, поэтому, когда Альваренга шевелился во сне, Кордоба тут же просыпался. Они проспали все утро поверхностным неглубоким сном, время от времени окропляя водой руки и ноги, чтобы охладить разгоряченное тело, но не осмеливаясь окунуться в море целиком. Солнце пригревало, становилось жарко, и напарники нежились под ласковыми лучами.

Когда они проснулись, обоих обуяла страшная жажда. Но ее нечем было утолить, так как запасов воды у них не осталось. Вокруг то и дело проплывали кокосовые орехи, и вид этих свежих тропических плодов раззадоривал Альваренгу. Он видел, как они проносились мимо, мог прямо-таки почувствовать вкус прохладного кокосового молока у себя во рту. Вот появился еще один круглый коричневый шар. Потом показалось сразу несколько орехов, соединенных вместе в гроздь, как виноград. Гроздь плыла по течению и манила его. Давай, мол, подплыви и возьми меня. Но Альваренга не поддался соблазну. Он был выносливым и отважным пловцом и часто по утрам совершал многочасовые заплывы, исследуя воды лагуны, акваторию перед своим бунгало из пальмовых листьев. Но здесь, в открытом океане — это было совсем другое дело. Альваренга знал, что акулы всегда рядом, даже если на поверхности воды не видно их треугольных плавников. Даже если орех проплывал близко от лодки, понадобилось бы не менее минуты, чтобы доплыть до него и вернуться обратно. Предположим, что он смог бы уложиться и в тридцать секунд, но Альваренга опасался, что акулам потребуется куда меньше времени, чтобы среагировать на барахтанье потенциальной жертвы.

Альваренга сам не видел, как человека съедает акула, но, как и другие рыбаки Коста-Асуль, был премного наслышан о мерзких подробностях смерти своего бывшего босса, капитана Джио. Это был ворчливый старик, ветеран рыболовного дела. У него был хриплый, дребезжащий голос: когда-то давно пуля пробила ему гортань, и он сипел при разговоре. Несколько лет назад Джио возвращался домой на перегруженной лодке, идя на полном ходу, и напоролся на бревно. Удар был такой силы, что рыбака выбросило за борт. Лодка же отклонилась от курса, а к тому времени, когда напарник опомнился и повернул обратно, расплывающееся красное пятно в бурлящей воде и десяток треугольных плавников, ходящих кругами по поверхности океана, говорили о том, что в похоронах Джио уже нет необходимости. Он увидел лишь следы ужасной смерти своего капитана. Очевидно, акулы подстерегали их под бревном или кружили рядом с лодкой. История Джио и собственный рыбацкий опыт Альваренги напоминали ему о том, как невелика цена жизни человека, осмелившегося плавать в этих водах. Как бы сильно он ни желал отведать свежего кокосового молока и полакомиться мякотью ореха, здравый разум преобладал. Рыбак предпочел подождать, пока они не окажутся рядом с лодкой.

В ту первую ночь после шторма, на шестой день нахождения в море, Альваренга и Кордоба почувствовали нечто странное. С одной стороны, они были в отчаянии, оказавшись в заложниках у стихии, но с другой, их захлестывало ощущение безграничной свободы. Они находились далеко в море, гораздо дальше, чем когда-либо заплывал кто-то из рыбаков, но в условиях полного штиля, когда вокруг не бушевали ревущие волны, когда на небе мерцали звезды, освещая слабым светом безбрежную гладь океана, когда не было ни малейшего дуновения ветра, напарникам стало казаться, что они наконец прибыли в тихую безопасную гавань. «Мы поднимали головы и видели самолет, подмигивающий нам огнями, — говорит Альваренга. — И МЫ ДУМАЛИ: КАК ЖЕ СЧАСТЛИВЫ ТЕ ЛЮДИ, ЧТО ПРОЛЕТАЮТ НАД НАМИ. У НИХ ЕСТЬ ЕДА. ОНИ НАХОДЯТСЯ В ТЕПЛЕ И КОМФОРТЕ, У НИХ ЕСТЬ ЭЛЕКТРИЧЕСТВО И СВЕТ. ОНИ БЕСПЕЧНЫ И БЕЗЗАБОТНЫ, А МЫ ТУТ СТРАДАЕМ ПОСРЕДИ ОКЕАНА».

Растянувшись на узкой доске, рыбаки молчали часы напролет. Говорили мало, и никто из них не осмеливался сказать вслух то, что и так было очевидно: они одни и дрейфуют в открытом океане. Напарники слышали предостаточно историй о пропавших рыбаках, поэтому хорошо знали, что островов в этой части океана мало и они разбросаны далеко друг от друга. Будь у них пара весел или же хотя бы парус, они могли бы управлять лодкой, идти по какому-то курсу, но в отсутствие всяких инструментов они целиком зависели от милости ветра и океанских течений, вращаясь, кружась и описывая зигзаги по мере продвижения через бескрайние просторы Тихого океана. «Находящаяся в дрейфе лодка иногда вдруг начинает мчаться вперед с огромной скоростью. Это происходит из-за приливных течений. Потом движение снова замедляется, начинается свободный дрейф, — говорит Лука Центуриони из Университета Скриппса. — Вас все время толкает куда-нибудь. Океан не река. Поэтому нельзя сказать, что вас все время сносит вниз по течению подводным потоком. Вы то останавливаетесь, то снова начинаете двигаться. И так постоянно».

Рыбаки дрейфовали на запад со скоростью приблизительно 75 миль в день, и самое лучшее, на что они могли рассчитывать, — на прибытие к ближайшему острову. Участок суши, который бы мог встретиться на их пути, был остров Клиппертона — маленькое пятно на географической карте. Этот остров был завоеван еще Наполеоном и до сих пор находился во владении Франции, но он был всего лишь одиноким форпостом, лежащим в тысячах миль к западу. На юге ближайшим архипелагом были Галапагосские острова, отдаленные от экватора на 1100 миль. Астронавты НАСА, пролетавшие над Тихим океаном в шаттлах, говорят, что он кажется практически бесконечным, даже если идешь над ним со скоростью 17 500 миль в час. «Я никогда на самом деле не верил, что более 71 % земной поверхности покрыто соленой водой, пока не пересек Тихий океан, — говорит Джером «Джей» Эпт, летавший на трех космических шаттлах в промежутке между 1991 и 1996 годами. — Иногда нужно 35 минут, чтобы пролететь над Тихим океаном, в то время как обращение вокруг орбиты всей Земли занимает 90 минут».

Когда наступил рассвет, Альваренга почувствовал, что они оказались в другом мире. «Я не мог сказать, насколько далеко мы отплыли от берега, течение просто несло нас. У меня в ушах начало звенеть после того, как мы отдалились на 200 миль от суши».

В последний день первой недели их плавания, 23 ноября 2012 года, Альваренга проснулся в пять утра. Он снова осмотрел скудный запас всего, что имелось на лодке, и у него в голове созрел примерный план их спасения. При всем своем опыте он понимал, что единственная возможность спастись — это быть подобранными проходящим мимо кораблем. Однако вероятность этого была очень мала, так как его семиметровая лодка сидела очень низко в воде. На ней не было ни мачты, которая могла бы придать очертания судну, ни стекла, которое блестит на солнце. С расстояния полумили они были практически невидимы. Белый корпус лодки был практически незаметен на сверкающей глади моря, такая окраска больше служила камуфляжем и только маскировала их.

Когда Кордоба проснулся, он тотчас включился в дело. Несмотря на все свое нытье и причитания во время шторма, парень все же не был человеком, привыкшим жаловаться на физические страдания и лишения. Альваренга рассказал ему о своем плане, и рыбаки сообща принялись за работу: установили в лодке деревянный шест, к которому привязали футболку. Условно разделив зону обзора, они обшаривали взглядом поверхность океана в поисках корабля. Солнце играло на поверхности воды. ПО МЕРЕ ТОГО КАК СВЕТИЛО ПОДНИМАЛОСЬ ВСЕ ВЫШЕ, ВОЗНИКАЛО ВСЕ БОЛЬШЕ ИЛЛЮЗИЙ. ПРИЗРАЧНЫЕ КОРАБЛИ ПОЯВЛЯЛИСЬ И РАСТВОРЯЛИСЬ В ОБЛАКАХ, КАК МИРАЖИ НАД ПОВЕРХНОСТЬЮ ПУСТЫНИ.

Альваренга был уверен, что их скоро спасут, поэтому просчитывал, как они будут вести себя при появлении судна. При виде корабля сальвадорец планировал достать маленькую зажигалку из кармана, где она была защищена от соли и воды, и поджечь футболку. Кордоба же сразу после этого должен был поднять шест вверх, чтобы столб дыма смог привлечь внимание команды. Ночью шанс быть замеченными во много раз возрастал, но в их положении выбирать не приходилось.

Они провели весь день, вглядываясь в бескрайнюю гладь, и то один, то другой поднимали ложную тревогу. Наконец они действительно услышали урчание мотора. Был уже вечер, когда вибрации большого двигателя стали ощущаться в корпусе лодки. Рыбаки смотрели во все глаза, но так и не смогли увидеть никаких признаков корабля. Кордоба прильнул ухом к дну судна и подтвердил, что двигатель действительно работает где-то рядом. Затем они увидели корабль — контейнеровоз. Он был так далеко, что они даже не могли разглядеть отдельных контейнеров или прочитать название судна. С такого расстояния он, казалось, был едва ли больше детали конструктора «Лего», плавающей на горизонте. Рыбаки смекнули, что контейнеровоз не пройдет даже в миле от них, и все же, когда их лодка приблизилась к нему на кратчайшее возможное расстояние, Альваренга поднял шест с футболкой, а Кордоба щелкнул зажигалкой. Но флаг не загорался. Футболка была влажной, пропитанной солью, поэтому жалкие струйки дыма были не сигналом другому судну, а скорее жалким напоминанием о том плачевном положении, в котором они очутились. Альваренга принялся кричать и размахивать футболкой, но контейнеровоз, не заметив их, проплыл мимо. У рыбаков не было ни ракетницы, ни прожектора, а имевшееся в их распоряжении зеркальце было таким маленьким, что годилось только для бритья. Они посылали солнечных зайчиков в направлении корабля, но им оставалось лишь в отчаянии смотреть, как судно постепенно скрывается за горизонтом. «Вот именно тогда на меня нахлынул первый приступ страха. Мы находились очень и очень далеко от побережья, — говорит Альваренга. — В эти воды не заходил ни один рыбак».

Когда судно скрылось за горизонтом, Кордоба бросил шест и зарыдал. Альваренга попытался успокоить своего напарника-новичка:

— Мы заблудились, но мы будем жить.

Кордоба продолжал гнуть свое.

— Где мы добудем воду? — спрашивал он. — А что мы будем есть?

Альваренга решил отвлечь своего обезумевшего напарника и велел ему прибраться в лодке. Сам же сальвадорец пытался сконструировать укрытие от ветра и солнца. Он перевернул ящик набок, чтобы можно было сидеть внутри его и наблюдать за океаном, придумывая другие планы спасения.

«Один только факт, что он увидел кофр для рыбы и решил использовать его для укрытия, говорит о том, что этот парень был хорошо приспособлен к выживанию в тяжелых условиях, — говорит Джозеф Бутч Флит, сотрудник службы Береговой охраны США. — ЕСТЬ ТАКИЕ ЛЮДИ, КОТОРЫЕ ПРОСТО СИДЯТ В ЛОДКЕ И ЖАЛУЮТСЯ НА ЖАРУ, ОТСУТСТВИЕ ВОДЫ И БЕЗНАДЕЖНОСТЬ ПОЛОЖЕНИЯ. Есть и такие, которые, оказавшись в критической ситуации, имеют сотовый телефон в кармане, но почему-то не используют его».

Солнце палило нещадно. Все это — разъедающая кожу морская соль, пот, палящий зной, вызывающий волдыри, — создавало такое впечатление, будто их заживо поджаривают в духовке. Порывистые ветра улетели, даже тучи ушли далеко к горизонту и казались чем-то нереальным, нарисованным. Напарники скрючились в тени своего импровизированного укрытия и приготовились вздремнуть под тихое шуршание за бортом: это рыбки-спинороги склевывали зеленые наросты плесени с бортов лодки. Всплески и постукивания о корпус судна навевали еще большую тоску вдобавок к ощущению покинутости и опустошению. «Меня же эти звуки успокаивали. Они напоминали мне, что мы были не одни тут», — признается Альваренга.

Капитан был уверен, что вскоре пойдет дождь, и тогда у них будет много пресной воды. Кордоба же изнывал от нетерпения. «Я больше не могу. Я хочу пить», — жаловался он. Не имея возможности узреть берег даже вдалеке, чтобы раззадорить свое воображение хотя бы призрачной надеждой на спасение, он был уверен, что им обоим было суждено умереть.

Океан был таким спокойным, что это начинало действовать на нервы. Температура поднялась выше 90° по Фаренгейту (30° по Цельсию), а сухой ветер только еще сильнее обезвоживал их тела. Когда Альваренга глотал, слюна будто царапала рот и медленно стекала по пищеводу вниз. Неужели ему суждено умереть вот так? — спрашивал он себя. Губы Кордобы опухли и растрескались. Из-за того, что соль закупоривала поры, на его теле стали образовываться язвы. Они покрывали руки и ноги, разрывали кожу слой за слоем. Было такое чувство, что вскоре кожа просто лопнет, а под ней откроются мышцы и сухожилия. Без пищи и воды Кордоба впал в состояние, подобное сомнабулическому. Альваренга же, привыкший по нескольку дней обходиться без самого необходимого, чувствовал себя гораздо лучше.

Основной задачей рыбаков стало найти пресную воду, и вскоре это стремление превратилось в одержимость. «Когда ты высыхаешь в буквальном смысле этого слова, ты отчаиваешься, — говорит Альваренга. — Ты окружен водой со всех сторон и понимаешь, что можешь умереть от жажды, что доводит тебя до исступления. Это сущая пытка». Утоление жажды стало навязчивой мыслью для обоих. Рыбаки принялись выискивать облака на горизонте и следить за их ходом. Они просили облака собраться вместе и устроить грозу. Но дождя все не было. Облака собирались в кучи, молнии сверкали на горизонте, прорезая тьму, грохотал гром, ветер приносил дуновения дождя и свежесть, но с неба так и не упало ни капли. Опасность умереть от жажды становилась все реальнее. Как же могло так получиться, что бури и дожди все время кружили около них, но обходили их лодку стороной? Им просто не везло? Или же небо слало на их головы проклятие? Рыбаки были потрясены. Многолетний опыт хождения по морю научил Альваренгу простой истине: пить морскую воду нельзя ни при каких обстоятельствах, даже в самом крайнем случае. Несмотря на отчаянное положение и жгучее желание напиться или смочить губы, каждый из них боролся с мыслью зачерпнуть и проглотить хотя бы горсть океанской воды, плещущейся вокруг них.

25 ноября 2012 г.

Положение: приблизительно 500 миль от побережья Мексики

Координаты: 12° 43’ 319’’ с. ш. — 99° 20.21’’ з. д.

9-й день плавания

Они провели еще один день, мучаясь от жажды. «Мы забирались в кофр для льда, и хоть там было тесно, умещались в нем вдвоем, скрючившись. Один из нас даже мог вытянуть ноги. Так мы защищались от ветра, — рассказывает Альваренга. — А прижавшись друг к другу, мы могли сохранить хоть немного тепла. Лицо у меня опухло, язык высох, а слюны не было совсем».

Снова и снова они обыскивали лодку, но не нашли ни единого крючка. Альваренга все вспоминал тот момент, когда злополучная волна обрушилась на них. Если бы он только успел схватить ящик с инструментами, то спас бы бесценный набор рыбака: крючки, леску, бечевку, пару ножей и точило. Но все это было смыто за борт, пока он таращился как дурак и хватался за перила борта.

«Титаник» Альваренги направлялся теперь на юго-запад, что благоприятствовало рыбакам, поскольку в этом случае удавалось избежать экваториальных течений, образующих огромную океанскую петлю, в которой они кружили бы неделями по одному и тому же маршруту. Пока их лодку несло течением, Альваренга смотрел вокруг и поражался, сколько разного мусора и обломков плавает вокруг. Брошенные рыбацкие сети дрейфовали по течению. Усеянные крючками, разорванные, эти снасти-призраки становились центром нового мира, новой вселенной разных организмов, так как служили домом для крабов, разных рыбешек и морских черепах.

«Я был так голоден, что грыз и ел собственные ногти, разжевывая и глотая каждый маленький кусочек», — говорит Альваренга. Он стал доставать из воды медуз, перекидывать их из одной ладони в другую и поедать целиком. «Медузье желе обжигало горло, но на вкус было очень даже недурно. Я съел двух пурпурных медуз. Эти обжигали сильнее». Но медузы не слишком утолили голод сальвадорца, поэтому он начал подумывать о том, нельзя ли отрезать и съесть собственный палец. «Мне нужно было засунуть в рот хоть что-нибудь», — говорит он. Поскольку Альваренга был правшой, то отрубать стоило палец на левой руке. Наименее нужным был мизинец, поэтому в случае чего он бы первым попал под нож. Альваренга даже начал готовиться к мерзкой операции. Он планировал отделить палец при помощи мачете, потом, остановив кровотечение, покрошить его на мелкие кусочки и сожрать. Мяса там, конечно, немного, всего лишь на один зуб, однако голод обострил фантазию. Впрочем, план имел один серьезный недостаток: после такой операции рыбак мог просто истечь кровью. Альваренга не был уверен, что ему удастся остановить кровь из раны. «Я бы умер, истек кровью или же просто остановился на полпути из-за боли», — признается он.

Пока они дрейфовали на юго-запад, Альваренга заметил маленьких рыбок-спинорогов длиной всего 15–17 сантиметров, склевывавших наросты с лодки прошлой ночью. Этих рыбок называли морскими пираньями, так как они буквально дочиста объедали дно лодки своими острыми зубами. Нагнувшись и посмотрев в воду, Альваренга увидел остальных членов свиты, сопровождающей их «Титаник». Обладающие плоской квадратной головой, похожие на миниатюрных кашалотов, проплывали косяками дорадо, ценная добыча рыбака, которую можно было легко узнать по зеленоватой, вспыхивающей на свету чешуе. Вокруг них кружили акулы.

«Мне нужны были крючки или сеть, чтобы добыть пропитание. Или хотя бы гарпун. Я следил, как косяки проплывают под нашей лодкой, и во рту у меня стоял вкус свежей рыбы. Гарпуна мне бы хватило, чтобы поймать пару штук. Но у меня не было ничего, поэтому пришлось изобретать другие способы лова. У нас был шест, так что я примотал к нему нож и попытался поохотиться. Я заколол двух рыбин, но мне не удалось вытащить их из воды. Я окунался в воду, пытаясь схватить их руками, но рыба уплывала».

Тогда Альваренга решил прибегнуть к другой стратегии. Он встал на колени у борта и опустил руки в воду до плеч, не забывая следить за акулами. Прижимаясь грудью к борту и расставив руки, Альваренга ждал, пока жертва не попадет в ловушку. Когда что-нибудь стоящее проплывало между его рук, он смыкал ладони, впиваясь ногтями в чешую. Многие вырывались, но вскоре Альваренга наловчился до такой степени, что стал ловить рыбок десятками. Иногда бывало так, что спинороги, заканчивая трапезу, плавали с минуту вокруг, и тут-то он их и хватал. Сальвадорец бросал рыбу в лодку, стараясь не дать себя укусить. «Зубы у спинорогов очень острые. Как-то раз одна отхватила мне кончик указательного пальца и вырвала кусок плоти из ладони, — говорит Альваренга, которому удалось поймать тридцать этих маленьких рыбок за один присест. — Они меня кусали, но я почти не чувствовал боли. Это все были пустяки. Ведь теперь у нас была еда».

НАПАРНИКАМ ПРИШЛОСЬ ОТКРЫТЬ МАЛЕНЬКИЙ РЫБОПЕРЕРАБАТЫВАЮЩИЙ ЦЕХ. АЛЬВАРЕНГА ЛОВИЛ ДОБЫЧУ, А КОРДОБА ПРИ ПОМОЩИ НОЖА ПОТРОШИЛ РЫБ РАЗМЕРОМ С ЛАДОНЬ, ВЫБРАСЫВАЯ ВНУТРЕННОСТИ ЗА БОРТ. Через несколько минут от потрохов ничего не оставалось: мако и голубые акулы подъедали все подчистую. Полутораметровые акулы скреблись грубой, как наждачная бумага, кожей о днище лодки. Напарников подкидывало, и эта тряска и шум служили им напоминанием о том, насколько тонкой была граница между двумя мирами.

Альваренга поедал одну рыбу за другой. Он заталкивал в рот и сырое мясо, и завяленное на солнце, не замечая и не заботясь о разнице. Он изголодался за последние несколько дней, не имея возможности проглотить и маковой росинки, однако его тело по-прежнему находилось в состоянии адреналинового драйва, что позволяло рыбаку игнорировать удовлетворение основных потребностей, таких, например, как сон, чтобы сосредоточиться на более важной задаче: добывании воды.

Дойдя до ручки, Альваренга начал пить собственную мочу. Ему даже не было стыдно или неудобно, и он уговаривал Кордобу последовать его примеру. Моча была соленой, но не противной. Он пил, мочился, пил снова, опять мочился. Этот цикл, казалось, обеспечивал, по крайней мере, тот минимум влаги в организме, который мог спасти человека от полного обезвоживания. Но поскольку моча насыщена солями, их избыток нарушал внутренний баланс организма и заставлял расходовать еще больше ценной воды в попытке вывести их наружу. Потребляя мочу вместо воды, оба осознали, что дошли до крайности. Им нужны были протеины, углеводы и вода, так что они принялись изучать океан в поисках еды и каких-нибудь инструментов, но на поверхности плавали только растения — стволы пальмовых деревьев да клубки водорослей.

Альваренга и Кордоба постоянно смотрели на горизонт в ожидании корабля, но не забывали уделять время наблюдению за скопищем проплывающего мимо всевозможного мусора. Напарники превратились в прозорливых мусорщиков, научившись за несколько дней различать сотни различных видов пластиковых бутылок, которые дрейфовали в океане, как постоянное напоминание о том, что они живут в нефтяную эпоху. МУСОРА БЫЛО ТАК МНОГО, ЧТО ЕГО СОСТАВЛЯЮЩИЕ БЫЛИ ПОСТОЯННЫМ ИСТОЧНИКОМ РАЗНЫХ ВОЗМОЖНОСТЕЙ. Альваренга и Кордоба хватали и сохраняли каждую бутылку, которую им удавалось выудить в море. Практически каждый день им попадались десятки плавающих сосудов. Когда те проплывали мимо, рыбаки при помощи флагштока с укрепленной на нем опаленной футболкой подтаскивали бутылку к лодке. По крайней мере, теперь у них был запас тары на случай дождя. Рыбаки собирались очистить одну из пластиковых выемок на лодке от соли и грязи, а потом, когда дождь наполнит ее, перелить воду в бутылки. Коллекция пластиковых бутылок ежедневно пополнялась. Мусор становился орудием, ценными вещами.

Один раз мимо проплывал пузатый, зеленый, доверху набитый пакет с мусором. Рыбаки тотчас схватили его, втащили на борт и разорвали. Они со скрупулезностью экспертов-криминалистов изучили каждую вещь. Найденная корочка хлеба стала бы для них даром небес. Тортилья превратилась бы в святой Грааль. Когда напарники нашли кусочек жеваной резинки размером с зерно миндаля, они разделили его между собой, и каждый получил возможность побаловать себя остатками фруктового вкуса. Под слоем жира они обнаружили настоящие богатства: полкочана капусты, несколько морковок и кварту молока. Оно уже начало скисать, но рыбаки все равно выпили его. Ведь это была первая настоящая еда за целую неделю. Они обращались с полусгнившими морковками с почтением, достойным ужина в честь Дня благодарения. «Мы вовсе не съели все сразу, — вспоминает Альваренга. — Мы порезали их на мелкие кусочки и приготовили целый обед». С точностью, какой придерживаются ювелиры при взвешивании бриллиантов, они разделили добычу. «Я нашел пластиковую бутылку какого-то сладкого напитка, где еще оставалось немного жидкости. Всего лишь несколько капель, но как это было здорово… Я представлял, будто снова вернулся в большой мир. Какое это было удовольствие», — говорит Альваренга.

Они тащили в лодку каждый клубок водорослей, который только могли зацепить. Иногда там попадался краб или маленькая рыбка, запутавшиеся в переплетениях растений. Они находились в самом центре образующейся новой экосистемы. Несколько квадратных ярдов океана под дрейфующей лодкой теперь стали чем-то вроде чашки Петри: днище лодки облепили морские уточки, в плавающих вокруг водорослях обитали ракообразные и мелкая рыба.

Известно, что тунцеловы, проживающие в этом районе Тихого океана, специально бросают стволы деревьев в океан, а потом возвращаются через день-два на то же место и забрасывают в воду снасти. В открытом океане рыба собирается под любыми предметами, образующими своего рода основу для микромира. «Лодка, долгое время плывущая в океане, как магнит, притягивает морских обитателей, — говорит Дэниэл Картамил, специалист по акулам Института океанографии Скриппса (Сан-Диего, Калифорния), объясняющий этот феномен более быстрым формированием пищевой цепи, в которой мелкие рыбы привлекают к себе хищников, включая акул. — Если акула нашла в каком-то месте еду, она, скорее всего, будет кружить рядом весь день, — заключает Картамил. — Она уже не скоро уйдет».

Напарники видели, что еды вокруг было много, она в изобилии кишела в пределах вытянутой руки. То и дело в воду ныряли морские птицы, вылавливая сардин. Под дном лодки мелькали спины тунцов, преследующих мелкую рыбешку. Птицы опускались на нос «Титаника», чтобы полакомиться своей добычей. Они оставляли на палубе полужидкий, ужасно воняющий помет. Рыбаки опасались, что он может загрязнить свежую воду, которая будет скапливаться в выемках корпуса во время дождя, поэтому отпугивали птиц, пеняя на то, что их лодка стала аэродромом для пернатых. Помет размером с горошину мог запачкать целую секцию, предназначенную для сбора дождевой воды, поэтому напарники без устали гоняли птиц, не давая им садиться на борт. Они даже хотели смастерить пугало. Сами того не осознавая, они становились специалистами по поведению морских пернатых.

Через девять дней, питаясь одной только вяленой рыбой, Альваренга и Кордоба дошли до такой степени отчаяния, что стали искать мельчайшие капли жидкости всюду, где только возможно. Они разделили лодку на равные половины и стали вылизывать всю ее поверхность, особенно там, где была плесень. Там собиралась по утрам роса. «МЫ БЫЛИ КАК КОРОВЫ», — ГОВОРИТ АЛЬВАРЕНГА, ИССЛЕДОВАВШИЙ ПОТАЕННЫЕ МЕСТА СВОЕЙ ЛОДКИ МЕДЛЕННО И СКРУПУЛЕЗНО, ПОДОБНО ЛЮБОВНИКУ, ЛАСКАЮЩЕМУ ТЕЛО ОБОЖАЕМОЙ ЖЕНЩИНЫ.

27 ноября 2012 г.

Положение: 520 миль от побережья Мексики

Координаты: 12° 02.57.25’’с.ш. — 100° 55’ 06.14’’ з. д.

11-й день плавания

Альваренга так сильно страдал от жажды и голода, что начал воображать себе пищу. Ему было видение великолепного блюда: морская черепаха. «Я дышал мелко и часто. Мне хотелось пить, но воды не было. Я думал, что умру от жажды. Дыхание становилось все короче. Я начал задыхаться. У меня было такое чувство, как будто я тону. Не хватало кислорода. Было ужасно. И тут я подумал, что черепаха может нас спасти».

Найти морскую черепаху на побережье Мексики совсем несложно. Здесь множество научных организаций, занимающихся изучением и охраной мест обитания этих рептилий. С сентября по январь десятки тысяч морских черепах вылезают на берег и откладывают в песок яйца. Затем эти места огораживают, и туристы могут фотографировать, как вылупившиеся детеныши ползут к морю, чтобы встретить все превратности судьбы. «Говорят, что морские черепахи находятся на грани вымирания, но если отплыть на 25 миль от берега, то можно увидеть их в океане повсюду. Их там как камней в горах, — говорит Мино, босс Альваренги. — Иногда приходится лавировать между ними, чтобы избежать столкновения. А иногда слышишь удар и врезаешься в черепаху, которая плывет черт знает с какой скоростью. Иногда они наполовину погружены в воду, поэтому их сложно увидеть, но их там действительно тысячи».

Ежегодно рыбаки вылавливают тысячи морских черепах и продают их по 50 долларов за штуку на черном рынке. Хотя в меню местных ресторанов не встретишь блюда «Стейк из мяса морской черепахи», знатоки и любители изысканных лакомств, проживающие на побережье Мексики, могут запросто полакомиться незаконным деликатесом. Несмотря на угрозу штрафа и акции просвещения среди народа, черепашье мясо находит свой путь в горшки, кастрюли, сковородки, на плиты, в духовки и на решетки барбекю, а также на столы ресторанов везде, по всему побережью.

В открытом океане при появлении лодки морские черепахи обычно скрываются под водой. Однако обычное дело, когда к дрейфующей лодке черепаха подплывает сама. Ее привлекает любой плавающий объект, который может стать потенциальным местом отдыха или же источником пищи. Поэтому морские черепахи по всему побережью обычно плывут к стоящему на якоре судну и устраивают переполох, пытаясь забраться на борт.

Первые черепахи, попавшиеся Альваренге и Кордобе, были дохлыми. «Они были раздуты газами, как воздушные шары, и окрашены в фиолетовый цвет, — говорит Альваренга. — От них страшно воняло, поэтому не шло и речи о том, чтобы попробовать их. Невозможно есть тухлое мясо».

Но в конце ноября, примерно на одиннадцатый день плавания, Альваренга услышал глухой стук о днище лодки. Он подумал, что они напоролись на бревно. Выбравшись из ящика, он глянул за борт и увидел смотрящую на него пару глаз. Тогда он схватил полуметровую черепаху за панцирь и забросил в лодку.

— Давай сожрем черепаху! — воскликнул Сальвадор, обращаясь к своему потрясенному напарнику. — Можно пить черепашью кровь. При такой жажде и кровь сойдет за воду.

— Нет-нет, — замахал руками Кордоба, пришедший в ужас от этого предложения. — Кровь пить нельзя. Это грех. Лучше наловим рыбы.

— Грех? О чем ты толкуешь? — удивился Альваренга, доставая нож. — Какой еще грех?

Рот у Альваренги пересох, а язык опух, поэтому он не колебался. «Я прирезал черепаху ножом и достал один из шлангов, выходящих из двигателя. Я использовал его как соломинку. Черепашья кровь была густо-бордовой, как красное вино сорта «Мерло», с фиолетовым оттенком». Если жажда является проблемой, увещевал Альваренга, то черепашья кровь уж точно ее решение. Он глотал пинту за пинтой, а потом, когда кровь свернулась и стала похожей на желе, стал поедать ее горстями.

— Ешь давай! — уговаривал Альваренга товарища.

— Нет. Я не могу, — отвечал тот с ужасом.

Затем Альваренга стал нарезать мясо. Он начал с плавников. Взрезать толстую кожу черепахи было непросто. Работа шла медленно и требовала много усилий. Чтобы взломать панцирь и добраться до мяса в хвостовой части, понадобился час. В желудке у черепахи он нашел целую коллекцию различного мусора, включая пробки от пластиковых бутылок, раковины моллюсков и рачков.

Разложив куски мяса на солнце, Альваренга попробовал развести огонь с помощью зеркальца. Его зажигалка давно уже сломалась. Ему и раньше приходилось использовать панцирь черепахи вместо сковородки. А дрова можно было добыть, сдирая щепки с доски, на которой они спали. Но зажигалки не было, а зеркальце было плохой ее заменой, поэтому Альваренга просто разложил куски мяса на солнце для провяливания. Но терпения у него хватило ненадолго. Менее чем через час он уже брал полоски и с удовольствием поедал их. Он улыбался, наслаждаясь роскошным пишерством. У него не было отвращения. Напротив, он чувствовал, что море облагодетельствовало его таким подарком.

Лежа в кофре для льда, служившем им домом, сытый после поглощения неимоверного количества черепашьего мяса, Альваренга почувствовал, как возвращается к жизни. Жажда была временно утолена черепашьей кровью, голод приглушен сырым черепашьим мясом, так что он воздал хвалу приплывшей к ним черепахе и своей удаче. АЛЬВАРЕНГА УСМОТРЕЛ В ЧЕРЕПАХЕ ПОДАРОК, ПРЕПОДНЕСЕННЫЙ ЕМУ ВЕЛИКОДУШНЫМ ОКЕАНОМ.

Когда они стали осматривать поверхность океана в поисках новых черепах, Альваренга обнаружил, что их тут столько же много, как и акул. Когда черепаха поднималась из глубины за глотком воздуха, ее голова и ноздри высовывались из воды, вызывая рябь, а иногда рептилия плыла по самой поверхности, как будто грелась на солнце. «Греющаяся на солнце черепаха не ожидает никакой опасности от обломка, дрейфующего в море, — говорит Блэр Уитерингтон, исследователь морской фауны, более двадцати пяти лет занимающийся изучением поведения морских черепах и проблемами сохранения их как вида. — Черепахи часто держатся рядом с любым большим объектом, плавающим в океане. Могло статься так, что они просто увидели лодку Альваренги и подплыли к ней. Черепахи в поисках пищи ныряют на глубину, а вода там достаточно холодная. Поднявшись на поверхность, они могут захотеть пообсохнуть и погреться на солнце».

Теперь Альваренга был прямо-таки одержим мыслью об охоте на черепах. Кордобе передалась его страсть, хотя он и отказался от свежей крови со всеми ее питательными веществами. Так, в отсутствие дождей, в палящий зной черепашье мясо поддерживало существование рыбаков, и они даже понемногу начали восстанавливать силы.

Во время каждой трапезы Альваренга делил кровь и мясо поровну с торжественной невозмутимостью, но Кордоба ел только плоть рептилий, поэтому сальвадорец выпивал двойную порцию этого энергетика. Одновременно Альваренга начал делать запасы. Он поймал трех черепах и запустил их в маленький импровизированный бассейн на дне лодки. Черепахи так барахтались и шумели днем и ночью, что заглушали стук спинорогов, трущихся о борта и дно лодки.

Альваренга не довольствовался лишь мясом и кровью черепах. «У некоторых я находил яйца. Кордоба не любил мясо, хоть и ел его, однако черепашьи яйца ему очень понравились. С тех пор он сожрал немыслимое количество яиц. Вокруг плавало много черепах. Я ловил их, убивал, погружал руки в их животы и извлекал яйца».

Добыв пищу, напарники начали просчитывать возможности своего спасения. Они решили использовать черепашьи панцири как весла и плыть через Тихий океан. «В каждой руке у меня было по панцирю, и два часа подряд я только и делал, что греб и греб, — говорит Альваренга. — А потом подумал: это же бесполезно. Зачем я это делаю?»