60 лет-не возраст №2-2001

Мои любимые пациенты

Наталья Маркелова, врач

_{Фото Сергея Самохина}

Я не раз убеждалась, что положительный психологический настрой помогает при самых тяжелых заболеваниях. С большим уважением отношусь к тем людям, которых болезни не сломили. Один из самых любимых моих пациентов — инвалид войны Федор Сергеевич Борисов. Этот человек много пережил: у него проколото штыком легкое, он был контужен. Но он никогда не жалуется на плохое здоровье и не сетует, что государство недодало ему заслуженных льгот. Мы познакомились, когда он после тяжелого трансмурального инфаркта долечивался дома, а я, только что приступив к обязанностям сельского врача, пришла его навестить. Он встретил меня улыбкой и словами: «Все нормально, все идет своим чередом». Тогда меня поразила его выдержка, позже я поняла, что это его характерная черта. Четыре года назад у него произошел второй инфаркт, который диагностировала уже я сама. Когда я рассматривала его ЭКГ, он сказал: «Не волнуйтесь, Наталья Геннадьевна, все будет хорошо, мы с вами справимся с этой проблемой». Мы действительно справились, но недавно сердце вновь подвело этого славного человека — случился третий инфаркт, который его сына и меня, наверное, напугал больше, чем самого Федора Сергеевича. А он оставался таким же спокойным, как и всегда. Во время обхода, отвечая на мои расспросы, говорил: «Ощущение сжатия есть, но для моего сердца это естественно. Вы не волнуйтесь, сегодня хуже, завтра будет лучше, все идет своим чередом». Или рассказывал с юмором: «Сегодня ночью меня посетила госпожа Стенокардия. Я угостил ее тремя таблетками нитроглицерина, и она удалилась».

Оптимизм Федора Сергеевича и есть главная поддержка для его больного сердца. Его настрой дает силы и мне, и больным. В тех палатах, где он лежал, устанавливалась атмосфера доброжелательности, оптимизма, и люди выздоравливали быстрее.

И наоборот, когда больным человеком овладевают отрицательные эмоции, возможен самый трагический исход. В связи с этим я вспоминаю другую свою пациентку. У Елены Петровны была масса болезней: бронхиальная астма, мерцательная аритмия, атеросклероз, пневмосклероз, остеопороз, но, поступая к нам в больницу с обострением, она всегда говорила: «Хоть бы еще немножечко пожить». Изучив течение ее болезней, мы научились выводить эту женщину из кризов. Но однажды она поступила к нам совершенно поникшая, безучастная, хотя состояние ее не было критическим. «Я устала жить», — сказала она мне. «Да что вы, сейчас капельницу поставим, все будет хорошо», — успокаивала я. Ей действительно стало легче. Однако через несколько дней на фоне относительного благополучия состояние ее вдруг резко ухудшилось, и она ушла из жизни.

В случае с этой пациенткой роковую роль сыграла депрессия. Вспоминая все, что она рассказывала мне, я полагаю, что причиной этой депрессии было неблагополучие в семье — она очень обижалась на мужа.

Что вообще держит нас в жизни, заставляет бороться с болезнями, планировать будущее, мечтать и радоваться, если не привязанность к своим близким? Успехи и неудачи в лечении пожилых людей особенно зависят от характера их взаимоотношений с детьми и внуками. Поэтому, знакомясь с пожилым пациентом, врач очень деликатно должен расспросить его об отношениях в семье. Без этого трудно построить успешную стратегию и тактику терапии.

Иногда врачу приходится брать на себя и роль педагога. Случается, что взрослые дети сетуют на капризы больных родителей, на их по-детски неразумные реакции, неадекватное поведение. Что тут скажешь? Я пытаюсь напомнить им период их собственного младенчества, когда они лежали в пеленках, а мама ухаживала за ними. «Теперь она ваш ребенок, будьте терпеливы и ласковы с ней, — говорю я. — Ободряющие, нежные слова так легко произнести, а ведь ваша мать в них очень нуждается».

Конечно, бывает и так, что пожилой человек становится нетерпимым к окружающим, деспотически требовательным. Преувеличивая опасность своей болезни и перекладывая все заботы о себе на близких, он вредит в первую очередь себе. Таким больным я объясняю, что им полезно вставать, двигаться, готовить простую еду, помогая дочери или сыну.

Родственники часто спрашивают меня, надо ли рассказывать больному об истинной тяжести его заболевания. На этот вопрос не может быть однозначного ответа. С таким человеком, как Федор Сергеевич, я предельно откровенна, потому что вижу: он изучил свою болезнь, правильно ведет себя в критические моменты, не паникует, не нервничает попусту. Есть у меня и раковые больные, которым я тоже говорю правду, потому что вижу: это сильные люди, которых знание мобилизует на борьбу с грозным недугом. А другим пациентам с гораздо менее опасными заболеваниями даю лишь необходимую для нашего взаимодействия частицу информации, потому что более подробные сведения приведут их в паническое состояние.

Недавно я была на курсах повышения квалификации по семейной медицине. Считается, что это новая, вернее, давно забытая и теперь возрождаемая специализация врача. А я обнаружила, что правила семейной медицины всегда применялись и применяются сельскими врачами. В деревне каждый человек на виду, и люди более открыты, чем в городе, сами о себе все рассказывают. Может быть, поэтому в нашей больнице и уклад более домашний. Наш главный врач Николай Андреевич Арапов, например, находит возможность посадить в свою машину пожилую пациентку и отвезти ее на консультацию к районному специалисту. А если кто-то удивляется этому, то слышит от него в ответ: «Кого же мы должны лечить, если не пожилых людей? Они ведь прежде всего нуждаются в медицинской помощи».

Действительно, если любишь свою профессию, то нужно любить и каждого пациента, даже ворчливого и раздражительного. Надо просто войти в его положение, понять и помочь.

В моей практике как-то произошел тяжелый случай — из разряда тех, которые в работе врача все-таки неизбежны. На моих глазах погибла молодая еще женщина, дети которой учились в школе вместе с моими. Ее выписали под наблюдение медиков по месту жительства из московского диспансера, где она безуспешно лечилась от злокачественного заболевания крови, и мы ничем не могли ей помочь. А она умоляюще смотрела на нас и просила: «Спасите меня ради моих детей». Я делала все что могла, ощущая при этом свою полную беспомощность. Когда она умерла, я не могла работать. «Зачем я здесь, если жизнь человека ушла, как песок сквозь пальцы, и я не смогла удержать ее?» — эта навязчивая мысль преследовала меня. Словом, я переживала тяжелую депрессию.

А возвратили меня к жизни мои любимые пациенты, которые нуждались в моей помощи. Помогая им решать их проблемы, я постепенно восстановила свое душевное равновесие и вновь прониклась сознанием того, что мои знания и умение нужны больным. Так на собственном опыте я поняла, что если отношения врача и больного искренни и доброжелательны, то это помогает обоим.