90-е: Шоу должно продолжаться 9

Глава 21

Несколько раз я уже подмечал, как мало мой тезка и одногодка Вова-Велиал пересекается с знакомыми другого Владимира Корнеева. Меня настоящего. Хотя я всегда считал Новокиневск городом маленьким, где все друг друга знают. Где всюду так или иначе находятся общие знакомые. И вот я живу вроде бы в своем прошлом, в этом же самом городе, хожу по тем же улицам и даже мероприятия те же посещаю, которые так смачно расписывал тот же мой приятель и однокашник Генка. Но знакомых лиц при этом практически не вижу. Порой мне приходили в голову мысли отыскать старых знакомых, посмотреть, как они тут без меня жили. Но все время находились другие дела, и я забивал и откладывал. Наверное поэтому я так долго и тупил, глядя на имя Марата Кретова. Потому что пытался найти его среди знакомых Вовы-Велиала, среди тех, с кем он мельком встречался, среди тго списка, который я так скрупулезно составлял в самом начале, когда старался вписаться максимально плотно. И не нашел. Потому что Марат — это был человек из жизни другого Корнеева. Меня.

Мы с Маратом познакомились в две тысячи втором, в тренажерке. Я тогда как раз пересобирал себя в новой для себя реальности, а он только пришел. Тоже, в каком-то смысле «пересобираться». Он был толстым, даже я бы сказал, жирным. Решил взяться за себя и пришел. Он сдыхал на первом подходе с самым легкими гантелями, а я долбил, как автомат, бесконечные круговые на выносливость.

И однажды после тренировки мы сошлись и как-то… разговорились. В каком-то смысле, мы оба многому друг друга научили. Я его научил, как найти контакт со своим телом, а он подружил меня с деньгами. Оба подправили друг другу прицел. И стали… ну, не то, чтобы друзьями… Скорее, хорошими приятелями. Он похудел, превратился в поджарого смуглого красавца, а я… Ну, в общем, тоже перестал ощущать себя выброшенным на обочину этой жизни. Он был меня старше на несколько лет. Все, что я знал о его жизни до прихода в ту судьбоносную тренажерку, это что он был женат, что у него был ребенок. И что в начале двухтысячных супруга с ребенком от него сбежала. О себе он говорил вроде бы много, но ничего конкретного. И вот сейчас этот самый Вася выдал мне его именно его контакт. Как человека, который со своей точкой звукозаписи умудрился пробиться даже в упертый ЦУМ.

«А правда, почему я до сих пор не отыскал старых знакомых, а? — думал я, неспешно шагая по улице. — Это случайность, или все-таки есть какая-то логика?»

В самом деле, ведь это же первое, что приходит в голову, когда задумываешься о том, как бы ты поступил, если бы попал в прошлое. Нашел бы родных, подсунул им пару ценных советов, чтобы с ними не случилось чего-то фатального. Посмотрел бы, как на самом деле обстояли дела у тех, кто громко хвастался своими победами и свершениями. Подстелил бы соломки самому себе, в конце концов. А я что делаю? Да что угодно, только не это!

И что мне мешает?

И вообще, мешает ли реально что-то?

Ну, там, мало ли, может так работают системы безопасности пространственно-временного континуума. Типа, не допускают эффект бабочки, и все такое.

С другой стороны, действия того же Ивана доказывают, что реальность вполне поддается коррекции. И что сейчас мы с ним живем в совсем других девяностых, не тех, которые все запомнили…

И что из этого следует?

Я встряхнул головой и огляделся. В задумчивости я просто шел, куда меня несли ноги. И обнаружил, что принесли они меня к дому родителей. И не моих, в смысле, настоящих, а родителей Вовы-Велиала.

Ну вот, пожалуй, и ответ.

Не в высоконаучном смысле, что-то там про континуум. А в простом человеческом. Есть жизнь — живи! Смысл мне сейчас соваться в дела тех, других родителей?

Недовольное бурчание внутреннего голоса притихло, и пока я поднимался по лестнице, почти полностью смолкло.

Я еще об этом всем подумаю. Но потом.

Наносить визит Марату сегодня все равно уже поздно. А вот заглянуть на вечерний чай к родителям, раз уж я сюда забрел, очень даже можно.

— Володя? Что-то случилось? — в глазах матери мелькнула тревога.

— И тебе добрый вечер, мама, — улыбнулся я.

— Фух, извини, — мама потерла виски и тряхнула головой. — Черте что в голову лезет сегодня. Ты проходи-проходи! Сейчас я чайник поставлю.

— А что, больше никого дома нет? — спросил я, стягивая куртку в прихожей. Свет в гостиной не горел, только на кухне. Где на столе стояла чашка с недопитым чаем и лежала раскрытая книга.

— Лариска с Борей в кино ушли, а Витя со своим Семеном опять в лаборатории своей заседают, — ответила мама, быстро перемещаясь по кухне. Мне всегда нравилось смотреть, как она это делает. Быстро, уверенно, но как бы между делом. Как будто все само происходит.

Хоп, и чашка со стола исчезла, вместо нее появились две другие.

Вжух, и чайник уже стоит на плите.

Раз-раз, и на тарелочке аккуратно нарезанные сыр и колбаса.

Варенье в хрустальной вазочке. Корзинка с хлебом. Сливочное масло в масленке. Печенье… Чайный ритуал, с которым никакой ЗОЖ поспорить не может!

— Точно ничего не случилось? — мама замерла с кипящим чайником в руке.

— Да точно, точно! — засмеялся я. — Говорю же, задумался, шел по улице, поднял голову и понял, что пришел сюда. Подумал, что это знак, и надо заглянуть.

— Хорошо, что ты зашел, — мама налила в чашки сначала заварки, потом кипятка. Сегодня был тот редкий случай, когда мама была уже не при параде и готовая к бою, а очень домашняя. В длинном халате, волосы убраны под мягкий ободок. Пожалуй, так она даже красивее. Точнее, даже не так. Она просто гармонично смотрится в любом образе.

— Похоже, это у тебя что-то случилось, — задумчиво проговорил я, вглядываясь в мамино лицо. Она как будто слегка тревожилась. Что в случае с моей мамой могло означать все что угодно — от попытки вспомнить номер телефона прачечной до катастрофы мирового масштаба. В действительности, она очень мастерски свои эмоции маскировала.

— Ой, да ну, ничего такого, — мама махнула рукой, потом на секунду замерла. — Ах да, мне же сегодня на работу принесли!

Она быстро выскочила из кухни, было слышно как она дошла до гостиной, там щелкнул выключатель, скрипнула дверца тумбочки. Потом снова щелкнул выключатель. Шаги обратно.

— Кекс обалденный просто! — мама с гордостью положила на стол «данкейк» в упаковке. — Такой мягкий, будто свежий и только что из духовки. А крем какой, с ума просто можно сойти!

Ну да, это же время знакомства с множеством зарубежных продуктов. В том числе и этих вот продуктов долгого хранения. Хрен знает, что там за химия намешана, я сам сладкое никогда особо не любил, так что не вникал.

— Так не трать сокровище на меня, я сладкое все равно как-то не очень, — я остановил ее руку, которой она как раз собиралась вскрыть упаковку.

— У нас их целая коробка, — похвасталась мама. — Говорю же, Степанов занес попробовать, вот я у него сразу и закупила с запасом. Удобно же невероятно! В любой момент есть такое лакомство. И ведь как свежее, главное! Вот как они это делают, рецепт бы узнать…

Мама все-таки вскрыла упаковку «химического» кекса и распластала залитый шоколадной глазурью брусок на пластики. Я задушил в себе желание душнить и читать маме нотации насчет состава этого вот «волшебного» кекса, что такое не то, что есть, но и смотреть-то в его сторону вредно! Тупо будет звучать в исполнении Вовы-Велала, ну!

Так что я расслабился, пил чай, мы болтали на отвлеченные темы. Мама рассказывала про успехи отца, что, вроде как, у них наконец-то пошли первые нормальные деньги, и они, вроде как, задумали из гаража своего переехать в какой-то более подходящий их производству подвал…

Еще рассказывала про какую-то свою подругу, которая когда была в Москве умудрилась выиграть оплаченную неделю в отеле аж на Канарских островах. И теперь они с мужем собираются на этот райский отдых.

— Осталось денег на билеты до Тенерифе найти? — усмехнулся я.

— Что еще за Тенерифе? — нахмурилась мама.

— Так это один из Канарских островов, — сказал я. — Самый большой.

— Надо же, как ты у меня географию, оказывается, хорошо знаешь! — мама покачала головой. — А я вот и понятия не имела, что они как-то еще по отдельности называются…

Я тоже рассказывал. Как мы снимали программу про нашу школу актеров рекламы. Про будущий рок-фестиваль. Про концерт на «муке».

— Володя, а кто такая Наташа? — вдруг спросила мама.

— Наташа? — переспросил я.

— Ну вот эта самая Наташа, ты про нее тоже говорил, вроде вы с ней работаете вместе, концерты ведете и все такое, — объяснила мама. — Кто она? Откуда взялась, сколько ей лет?

— О, Наташа настоящий гений, других таких не существует! — засмеялся я.

— Вот и ты туда же! — всплеснула руками мама. — А сколько лет этому вашему гению? Она учится где-то или уже работает?

— Кажется, двадцать, — сказал я. Так, а правда, сколько? Документов я у нее никогда не спрашивал, учится она на каком курсе? На втором? Или третьем? — Ну, может двадцать один. Она в институте культуры учится.

— Совсем Вовка из ума выжил… — покачала головой мама.

— Эй, что это я из ума-то выжил? — демонстративно возмутился я. — Ну я как-то не спрашивал ее год рождения, что такого-то?

— Да я не про тебя! — засмеялась мама. — Я про дядю Вову. Он бы еще за школьницей приударил. Влюбился, говорит, без памяти! Вот уж точно, седина в бороду!

Я удивленно посмотрел на маму. Так вот она о чем!

Мама, тем временем, возмущенно рассказывала, как дядя Вова к ней как-то заявился на работу, утащил ее обедать и целый час пытал, как ему по-правильному ухаживать за какой-то там удивительной Наташей, которая его в самое сердце поразила. И вот что только сейчас она сообразила, что мы с ним говорили про одну и ту же Наташу.

Я ее слушал и едва смех сдерживал. Вот ведь, женщины, а! Мама свою ревность довольно успешно маскировала под заботу о его репутации, под искреннее негодование, под что угодно. Но это явно была ревность! Сначала она меня доверительно просит, чтобы я сделал что-нибудь, чтобы дядя Вова перестал подбивать к ней клинья по старой памяти, а сейчас, когда поняла, что он потерял голову совсем от другой девушки, а к ней пришел как к другу… Нда.

Собака, понимаешь, на сене!

— Ты что, смеешься? — возмутилась мама.

— Нет-нет, что ты! — запротестовал я. — Я бы целиком и полностью поддержал твое негодование, но не могу. Наташа и правда удивительная. Я бы и сам в нее влюбился до потери головного мозга, но, к счастью, мое сердце было несвободно, когда я с ней познакомился.

— Хиханьки ему, — мама насупилась. — Ты что, серьезно думаешь, что у них что-то получится? Он же ее на целых двадцать лет старше!

— Мам, они оба сумасшедшие, — пожал плечами я. — В хорошем смысле.

— И какое у них будущее может быть? — вздохнула мама.

— Да как у всех, — хмыкнул я. — Туманное и непредсказуемое.

— Вот и я об этом… — мама вздохнула. Потом вскочила и снова включила чайник. — Володя, она же еще совсем молоденькая…

— Считаешь, я должен попробовать вправить ему мозги на этот счет? — засмеялся я.

— Да какое там… — мама снова вздохнула. Взяла со стола чашки и принялась их мыть. Потом тряхнула головой, посмотрела на них и снова поставила на стол. — Но девочку жалко.

— Это ты ее просто плохо знаешь, — засмеялся я.

Первые несколько шагов от остановки я убеждал себя, насчет того, что где-то там проводили исследования, что бегущий человек и идущий степенным шагом мокнут под дождем одинаково. Но потом плюнул на эту всю философскую демагогию и помчал бегом. Хрен знает этих ученых! Они так-то способны доказать, что черепаха добежит быстрее зайца, и к логике будет не придраться. Кроме того, может у них там в исследованиях был идеальный какой-то дождь, а у нас в Новокиневске с утра налетели хмурые тяжелые тучи, которые разверзлись мерзким дождем со снегом. А бегом все-таки короче.

В дверь «Буревестника» я практически запрыгнул. Быстро стянул с себя куртку и стряхнул с нее ледяную жижу. И головой потряс, на волосы тоже налипло.

Со второго этажа доносились радостные возгласы. Блин, они там без меня что ли начали? Сейчас всем вломлю и заставлю заново смотреть! Мне так-то тоже интересно!

— … да я же серьезно говорю! — сквозь общий смех простонала Ирина. — Он реально хочет именно такой ролик снимать!

— С белочками и зайчиками? — Наташа закрыла лицо руками. — «А этот орешек тебе, дорогой друг!»

— И ты будешь это снимать? — спросила Света.

— Любой каприз за их деньги, — пожала плечами Ирина.

— О чем смеемся? — спросил я, оглядев собравшихся. В съемочный павильон Ирины набились вообще все наши. Даже те ребята из газеты, которых я никогда не видел.

— Да у меня заказчик объявился, — фыркнула Ирина. — Он мне на домашний позвонил, потом приехал уже в полночь, привез сценарий рекламного ролика. А у него там зайчики и белочки водят хоровод вокруг ларька. Мол, это сказочный теремок, который исполняет желания. И… Да, в общем, можешь сам почитать этот шедевр, если захочешь! А сейчас давайте уже смотреть! Мы же только тебя ждали! Алена, включай программу, что там получилось?

— Это пока только черновик! — предупредила Алена, которая на этот раз была даже без жвачки. — Нужно еще будет озвучку сделать и там в паре мест…

— Да-да, я знаю, включай!

Алена нажала на кнопку, и экран телевизора засветился.

Полутемный кинозал «Буревестника», на освещенном пятачке странно двигаются люди. Камера надвигается, выхватывает крупным планом то одно лицо, то другое.

Потом раздается голос препода.

— Уметь разрыдаться в три ручья — это отличный навык! Только вот делать это нужно не во время упражнения!

Раздалась музыка, камера снова начала выхватывать лица.

Потом на экране появилась Наташа.

— Вы думаете, что они делают нечто странное? — сказала она, приблизив лицо к камере настолько, что оно исказилось. — На самом деле, нет. Это один обычный урок на курсе по актерскому мастерству. Все говорят, что путь к известности проходит через боль и слезы. Но только мы их вам честно покажем.

В общей сложности черновик будущего реалити-шоу длился около часа. Было… неплохо. Странновато, местами похоже на советские глючные постановки, которые я когда-то видел. Когда странные люди делают странное в странно освещенных помещениях. Артхаус такой. Но в целом у всего этого прослеживался стиль. И даже определенная идея. Вопрос, который задавали студентам, при монтаже вырезали, но он явно каким-то образом касался боли и слез. И они высказывались. Кто-то рассказывал, как когда-то плакал, чтобы выпросить у родителей игрушку. Кто-то уверял, что наоборот ни за что не заплачет. Потому что он же мужик!

Был крупный план плачущей девушки. Она сидела прямо на полу, и по ее гладким щекам текли слезы. А вокруг ходили все остальные, замирая по хлопку.

Потом была еще одна сценка, когда Наташа прямо пальцами рисовала на лице другой девушки полосы черного цвета.

На самом деле, это было не очень похоже на реалити-шоу, которые я видел. Но именно такой цели и не было, в принципе.

— А не слишком это все странно получилось? — спросила Света, когда экран погас.

— Ты на занятиях не была ни разу что ли? — всплеснула руками Наташа. — Там иногда все еще страннее бывает.

— Так то занятия, а то программа, — возразила Света. — Не очень ясно, какое отношение это все имеет к той же рекламе.

— Да, я тоже об этом думаю… — кивнула Ирина.

— Тебе не нравится? — воинственно вздернула подбородок Алена.

— Нравится, — уверенно кивнула Ирина. — Просто…

— Я же сказала, что это черновик! — Алена нахмурилась. — Стас, я тебе говорила, что не нужно им показывать!

— Еще как нужно! — сказал Стас.

— Очень нужно! — сказала Ирина. — Если бы не показали, я бы сейчас не придумала, каким должно быть все остальное!

На лице Ирины появилось прямо-таки космическое вдохновение. Я такой ее никогда не видел.

— Надо сделать не одну программу про школу, а все! — сказала Ирина. — Пусть у нас будут новости, которые попеременно будут вести студенты, как задания в их школе. Пусть они же ведут опросы на улицах. Пусть делают репортажи с событий и постановки. Это будет и частью их школы, и нашей программой, понимаете?

— Да… — Наташа медленно кивнула. — Ты уже придумала, как будет называться телеканал?