Я медленно обвел камерой небольшой зал кафешки. Качество записи будет так себе, слишком сумеречный свет, но не записать это событие будет прямо-таки преступлением.
— Как во сне… — сказал Бельфегор, внимательно разглядывая свою ладонь. С таким видом, будто удивлен, что она вообще существует в этой реальности.
— Ущипнуть? — хитро прищурилась Наташа.
— Нет! — Бельфегор так резко отпрянул в сторону, что Бегемот чуть не выронил стакан. Лимонад плеснул на тарелки с закусками. Но наш ударник этого, кажется, даже не заметил.
— Я такой глюк словил на концерте, жесть! — он одновременно жевал и рассказывал. С неперередаваемой экспрессией. — Фигачу в барабаны, тут дым машина опять начинает гнать туман, а мне кажется, что я слышу, как ребенок плачет прямо за сценой. Будто громко так, навзрыд. Я мозгом понимаю, что ничего такого быть не может, но отделаться не могу. А потом смотрю, а за сценой вроде девочка в белом платьице…
— Да брось заливать! — Макс хлопнул Бегемота по плечу. — Ну слажал на «Безмолвии», что теперь-то?
— Да нет, я честно… — теперь сам Бегемот взмахнул стаканом, и лимонад снова полился на закуски.
— Дюша, ну какого хрена? — возмутился Астарот.
— Ой, сорян! — Бегемот допил остатки лимонада и поставил стакан на стол. — Ну так я и говорю же… Стоит девочка в белом платьице. Лет четырех. Трындец, думаю, потерялся ребенок. И прикидываю, успею после песни вскочить по-быстрому…
— Да блин, Дюша! — криво ухмыльнулся Макс. — Ну какая еще девочка?
— Между прочим, Максимка, ты зря! — с совершенно серьезным видом сказала Наташа. — Вообще-то это может быть призрак внучки Скалыгина.
— Которого Скалыгина? — спросил я, ненадолго отнимая глаз от видоискателя. — Отца-основателя города?
— Ну да, — Наташа тряхнула волосами, что явно должно было означать «да». — Основал Новокиневск Алексей Скалыгин, а его отца звали… Блин, смешное такое имя еще… Акакий? Амфибрахий?
— Панфил, — подсказала Ева.
— О, точно! — просияла Наташа. — Панфил! Ну так вот, Алексей Скалыгин был промышленник, меценат и все такое прочее, а его отец коммерческими талантами не обладал, то в монастырь уйдет, то наоборот, книжку про колдовство напишет. Короче, себе на уме такой дядя.
— Он и выглядел очень подходяще, — сказала Ева. — Козлиная борода, глаза безумные.
— А девочка-то тут при чем? — нетерпеливо спросил Макс.
— А при том… — Наташа важно подняла палец. — В общем, когда Алексей Скалыгин пришел сюда строить завод и поселок для рабочих, тут жило местное племя.
— Андрей, вспомни, пожалуйста, девочка была в длинном платье? — вдруг с убийственной серьезностью спросила Ева. — Такое, как будто старинное, в рюшечках?
— Ддда, — споткнувшись, ответил Бегемот.
— А на шее у нее платка не было? — Наташа уставилась на Бегемота пристальным взглядом своих инопланетных глаз. — С цветком. Красным таким. Или розовым?
— Да я ее секундочку только видел! — напрягся Бегемот. — Цветочки разглядывать было некогда!
— Лучше подумай и вспомни! — наседала Наташа. — Это очень важно!
— Да не было никакого цветочка! — воскликнул Бегемот.
— Это хорошо, — кивнула Ева. — Значит она не звала тебя в свою свиту.
— А! Я же историю не рассказала! — всплеснула руками Наташа. И теперь уже чай из чашки кирилла выплеснулся на стол. — В общем, Панфил Скалыгин приехал со своим сыном, хотя тот его не звал. И взялся сразу же с местным племенем заигрывать. Им все это строительство жутко не нравилось, а особенно оно им не нравилось, потому что Алексей Скалыгин взял себе в походно-полевые жены дочь местного вождя. И она родила девочку.
— А по обычаю этого племени, девочка должна была пройти ритуал… — продолжила Ева. — Ой, да ладно, там история была долгая и запутанная, но если вкратце, то Панфил выкрал эту девочку и принес ее вождю, чтобы тот ритуал провел. А вождь притащил ее на алтарь на самой высокой точке берега Киневы и зарезал.
— Свою внучку зарезал? — удивленно вскинул юрови Кирилл. — Она же его внучка, получается?
— А я слышала версию, что этот Панфил знал, что девочку в жертву принесут, — задумчиво проговорила Наташа.
— Я предпочитаю хорошо думать о людях, — улыбнулась Ева. — Он все-таки христианин был, хоть и двинутый слегка.
— Просто в этом племени первенцев приносили в жертву плодородию, — сказала Наташа.
— Когда про это узнал Алексей Скалыгин, это племя все перебили, конечно, — продолжила Ева.
— А перед смертью вождь сказал, что девочка эта теперь будет царицей этих земель, — Наташа изобразила пальцами корону над головой. — И если она является в платке с красным цветком на шее, значит она выбрала себе этого человека в свиту.
— А самый высокий берег Киневы — это как раз здесь, где элеватор построен, — добавила Ева.
Я этой истории никогда не слышал, так что молча переводил камеру с одной девушки на другую. Ничего себе, какие мрачные тайны, оказывается, хранит история Новокиневска!
— Да вы прикалываетесь! — чуть испуганно воскликнул Бегемот.
— Ни капельки! — заверила Ева.
— Ты вспомни точно, был на ней платок или нет? — Наташа подалась вперед, почти задевая грудью тарелки на столе.
— Да я придумал все! — выкрикнул Бегемот. — Не видел я никакой девочки!
— Ага! Я же говорил! — заржал Макс. Он сегодня был на редкость оживленным. И выпил чуть больше, чем всегда.
— Отвали, Макс! — хмуро буркнул Бегемот. — Ну, налажал… Хотел в сортир, ерзал… Но я правда не видел никакой девочки!
— Ха! — с победным видом сказала Наташа и повернулась к Еве. — Дай пять!
Девушки хлопнула ладошками и рассмеялись.
— Эй, подождите! — возмутился Кирилл. — Так вы что это все придумали?
— Учите историю, малята! — Наташа взяла со стола свой стакан и сделала глоток.
— Так Скалыгин и правда существовал, мы это еще в школе проходили! — сопротивлялся Кирюха.
— Алексей — да, — сказала Ева. — И туземная жена у него была. А Панфила не было никакого. И кровавых жертв тут не приносили.
— Да блииин! — сокрушенно вздохнул Кирилл. — Такая история отличная, я уже даже песню почти придумал…
— Так что тебе мешает ее написать? — подал голос я. — История отличая, еще и почти правда…
— Но я-то теперь знаю, что нет, — Кирилл насупился, а потом скосил глаза на пустой стол, на котором лежала его акустическая гитара. — Хотя…
Он резко поднялся и принялся выбираться из-за стола. Взял гитару, сел в самом дальнем уголке и принялся наигрывать, не обращая на остальных внимания.
— Саня, какой-то ты молчаливый сегодня, — сказал я, направляя камеру на Астарота. — Давай, жги! Скажи что-нибудь для истории. Как послание будущему себе после первого сольника.
— Велиал, отстань! — попытался отмахнуться Астарот. — Вечно ты со своей камерой!
— Сегодняшний день должен остаться в памяти! — с пафосом сказал я.
— Можно подумать, мы и так его не запомним, — фыркнул Астарот.
— Через много лет, когда «Ангелы С» будут легендарными суперзвездами, эти видеозаписи можно будет продать за миллионы, — голосом пророка сказал я. — Ты хочешь помешать мне стать миллионером?
— Если так дальше пойдет, то на эти твои миллионы рублей скоро бутылку портвейна нельзя будет купить, — хмыкнула Света.
— Ладно! — Астарот рассмеялся. — Давай я скажу что-нибудь…
Я шагнул ближе, чтобы захватить лицо Астарота крупным планом. Тот откашлялся, помялся и посмотрел прямо в камеру.
— Я до сих пор чувствую себя, как будто мы в каком-то кино, — сказал он. — И на сцене когда были. И вот сейчас тоже. Такая обстановка, такое… все. Будто нереальное и не со мной происходит.
— Скажи, да⁈ — взвился Бельфегор. — Как будто спишь. И так просыпаться неохота…
— Я понимаю, что надо бы сейчас выжать какой-то… какое-то резюме, — продолжил Астарот. — Но у меня такая пустая башка, что я даже стишок про «мама мыла раму» не вспомню.
— Так ты уже его вспомнил! — заржал Бегемот. — Раму мама мыла…
— Замолчи! — прошипела Света и толкнула Бегемота в бок. — Дай ему договорить.
— В общем, я что хочу сказать? — Астарот посмотрел на Бельфегора. — Помнишь, мы с тобой смотрели кассету с концертом «Скорпионс» у Славки Коробейникова?
— В девятом классе? — спросил Бельфегор.
— Ага, — кивнул Астарот. — Мы еще потом решили, что нам надо основать свою рок-группу.
— Спрашиваешь! — Бельфегор расплылся в мечтательной улыбке.
— Это когда Велиал еще уснул на подоконнике, — ухмыльнулся Бегемот.
— В общем, мне сейчас кажется, что я после того раза видел этот наш концерт во сне, — сказал Астарот. — Я именно что-то такое себе в мечтах представлял. А сейчас… А сейчас даже не знаю, что сказать.
— Мечты сбываются? — улыбнулся я.
— Да блин, мне вобще страшно, что я сейчас проснусь! — воскликнул Бельфегор. — И как будто мы снова в школьном актовом зале репетируем. И физичка нас выгнала, потому что мы ерундой маемся, и не музыку играем, а какофонию какую-то.
— Кака-фонию, — по слогам сказал Бегемот и заржал. И все остальные тоже засмеялись.
— Макс, давай теперь ты, — сказал я, переводя камеру на Макса. — Скажи, что ты чувствуешь сейчас.
— Оооо, вот ты спросил! — Макс улыбнулся во весь рот. — Парни, я должен признаться… В общем, когда вы меня к себе позвали, я довольно долго думал, что ступил. Ну, в смысле, поторопился. «Пинкертоны» все-таки серьезная группа, а я от них ушел к каким-то «Ангелам», без году неделя. Да не бычьте вы! Я же еще не закончил! Я с вами играл, а сам думал, что сейчас скандал утихнет, подыщу себе другую группу. Тем более, я слышал, что Игорь из «Парка культуры» собирается в Москву валить. А, короче, неделю назад, когда Конрад мне сам предложил перейти к нему, я отказался.
— Конрад хотел тебя переманить? — распахнул глаза Бельфегор. — Вот ведь крыса! А я к нему так хорошо относился…
— Да не, Конрад нормальный мужик, — пожал плечами Макс. — Я же ему намекал еще до нового года, что не против. Вот он мне и напомнил, когда Игорь уехал.
— Так я не понял! — нахмурился Астарот. — Ты что, хотел признаться, что уходишь от нас в «Парк культуры»?
— Да я что, сам себе враг что ли? — засмеялся Макс. — Конечно же нет! Хрен я теперь от вас куда денусь, черти! Даже если выгнать попытаетесь! Буду за вами ползать пьяным призраком басиста. Как та девочка, которую тут зарезали!
— Так не было же никакой девочки! — воскликнул Бегемот. — Ева с Наташей же сказали…
— Ну не эта девочка, так другая! — заржал Макс. — Мало ли было девочек в истории Новокиневска.
— И многие уже умерли, — добавила Наташа.
— Бельфегор, теперь твоя очередь, — сказал я, захватывая в кадр лицо рыжего клавишника крупным планом. — Давай, высказывайся! Для памяти и для потомков.
— Да я и так не затыкаюсь весь вечер, — Бельфегор закрыл лицо руками, только один глаз блестел между пальцами. — И теперь мне стыдно!
— Не увиливай давай! — строго сказал я. — О чем ты думаешь и что чувствуешь в этот волнующий момент.
— Это круто получилось, — произнес Бельфегор, открывая лицо. — Даже лучше, чем я ожидал. И мне даже жалко, что все закончилось. И… блиииин! Какой же классный здесь звук! Я вот сейчас думаю, что если вдруг мы в следующий раз соберем «котлы», то получится хуже. Ой… А Стас когда обещал сделать запись с концерта?
— Не знаю, — я пожал плечами. — Недели через две, наверное.
— Ужас, как долго ждать! — пригорюнился Бельфегор. — Как ты здорово придумал с этой записью! Я тот ролик рекламный записал, иногда его смотрел и представлял, что мы на этой сцене как мы, а не как двойник группы «Кисс». И еще думал, что нереально. А это вон как получилось. Дюша, не смей меня щипать! Если я проснусь, то буду тебе мстить до конца жизни!
— Кстати, Абаддон! — я повернулся к Бегемоту. Надо же, даже с первого раза его демонический ник вспомнил, не споткнувшись! — Валяй, высказывайся, твоя очередь!
— Да что я-то? — смутился Бегемот и отложил бутер, который как раз жевал. — Все круто, но я налажал по-тупому.
— Не боись, никто не заметил, — подмигнул Макс, наполняя опустевшие стопки коньяком.
— Вот ты же услышал? — Бегемот вздохнул.
— Я не считаюсь, — отмахнулся Макс.
— Дюша, не отвлекайся! — сказал я. — Давай о чем-нибудь кроме лажи. Как там твоя внутренняя реальность после этого концерта себя чувствует?
— Внутренняя реальность… — эхом повторил Бегемот. — А вот я совсем другое скажу! Сон, мечта… Я всегда знал, что так будет!
— Ты про концерт на «муке»? — спросил Бельфегор.
— Да про все вот это, — Бегемот обвел руками некое неопределенное пространство. — Мы же к этому и стремились? А значит, хотели, чтобы так и было. А раз хотели, значит это было возможно. И вот мы здесь. После сольника.
— Ой, да ладно! — всплеснул руками Бельфегор. — Тоже мне, предсказатель Нострадамус! Если знал, то почему нам не говорил? Когда мы здесь в клипе снимались, например.
— Так я тогда еще не точно знал, — начал отмазываться Бегемот. — Я же, можно сказать, первый раз этот клуб тогда и увидел. О, а еще сегодня на концерте была моя первая любовь! Я так офигел, когда увидел!
— Хлестова что ли? — спросил Астарот.
— Вот как? — приподняла бровь Света.
— Да нет! — воскликнул Бегемот. — Другая. Я же в начальной школе в Закорске учился. И в третьем классе влюбился в девочку на два года старше меня. Носил ей цветы с клумбы и все такое.
— А она? — спросил я.
— Ничего, как положено, — пожал плечами Бегемот. — Не замечала и делала вид, что меня не существует. А потом я перевелся в нашу школу и про нее забыл. А тут увидел ее во втором ряду, прикиньте⁈
— Как ту девочку? — ехидно заметил Макс.
— Да отвали от меня с этой девочкой! — взорвался Бегемот. — Все, Велиал, давай у Кирюхи спрашивай, я уже не знаю, что мне еще сказать!
— А, еще забыл одну штуку рассказать! — Макс подался вперед и сунул лицо в камеру. — Мы сегодня когда выступали, меня чуть с ног не сбили. Я же у края сцены стоял, а там дотянуться легко. Мы «монаха» играем, а меня кто-то за джинсы все время дергает…
Заговорили все. Посыпались, как горох, подробности, воспоминания, истории, эмоции. Последнего было больше всего. Я опять отступил, чтобы захватить в кадр этот гвалт целиком. Все болтали, махали руками, смеялись. И только Астарот сидел в центре неподвижно и с легкой грустной улыбкой. И Кирюха продолжал сидеть за соседним столиком и терзать гитару'
«Какой кадр отличный, — подумал я. — Прямо тайная вечеря какая-то».
Был бы фотоаппарат, то получился бы «случайный ренессанс», не меньше. «А помнишь вот это…», «…и тогда я отпрыгиваю…», «А они каааак заорут!»
Говенная будет запись, очень уж здесь сумеречно. Но это неважно, главное, что она вообще будет. А с качеством можно будет потом что-нибудь сделать. Реставрировать, нейросетями поправить. Да что угодно! Главное, этот архив никуда не девать. И кассеты подписывать.
— У нас же Кирюха ничего не сказал еще! — воскликнул Бельфегор и вскочил. — Кирюха, ну ты где вообще? Давай, надо сказать что-нибудь на камеру для истории!
Я повернулся к Кириллу. Он перебирал струны, полуприкрыв глаза. Губы у него шевелились.
— Каббал! — торжественно сказал я. — Тебе слово, если что.
— Не трогай его, — встряла Наташа. — Видишь, на человека вдохновение напало!
— Кирюха, ты что ли серьезно песню про девочку-призрака там сочиняешь? — засмеялся Макс.
— Блин, девчонки, вы же правда выдумали эту историю? — спросил Бегемот. — А то у меня до сих пор мороз по коже. Бррр…
— Да правда выдумали! — широко улыбнулась Наташа.
— Честное слово! — заверила Ева. — Наташа начала, а я подыграла.
— А звучало как будто все по-настоящему, — пробурчал Бегемот. — Ева же на историческом учится, мало ли, вдруг там преподавали что-то такое…
— Ах, если бы… — вздохнула Ева.
Кирилл поднял голову и посмотрел на всех затуманенным взглядом.
— А? Что? — мелко заморгал он. — Вы что-то у меня спрашивали?
— Выскажешься на камеру о сегодняшнем концерте? — спросил я, захватив крупным планом его лицо.