Глава 22

Хозяйка питомника нам рада. Ведет нас в дом.

Щенки уже подросли, им по три с половиной месяца. Можно забирать хоть сегодня. Документы, прививки — все при них.

— А если задаток внесем, через неделю можно будет забрать? — интересуется Сергей, пока Даня, упав на четвереньки и захлебываясь от счастья, возится с щенками.

— Конечно, можно! Все для вашего комфорта, — кивает она.

— Данил, ты какого хочешь?

— Можно вот этого? Который черный?

Щенок слабо повизгивает, виляет коротким хвостом, а я грустно улыбаюсь. Даже не представляю, кто будет возиться с собакой? Все на работе, а Данил через несколько дней идет в школу… Слишком поздно я осознаю, как ловко у Сережи получилось манипулировать мной и ребенком, сыграв на давней мечте сына.

Подхватив малыша на руки, Даня прижимает его к сердцу, жмурится, а по щекам катятся слезы.

И я понимаю, что собаку придется забрать. Ответственность за нее ляжет на мои плечи.

— Ну что, Дашенька? Как тебе Данин выбор? — приобняв меня за плечи, интересуется Сергей.

Я хмурюсь.

— Ты же сам видишь, что ребенок в него вцепился, как в последнюю надежду, — пытаюсь освободиться от его крепкой руки. — Значит, этот щенок будет нашим.

Сергей улыбается.

— А может, ему это и надо? Чтобы был друг?

— Может, ты и прав, — не могу не согласиться я.

Данил делает фотографии почти своего питомца, чтобы поделиться радостью с бабушкой и дедушкой. Муж вносит задаток, мы договариваемся с хозяйкой, что вернемся за щенком тридцать первого августа и выходим на улицу.

— Ну, что, собака у нас есть. Предлагаю пообедать в ресторане, отметить такое важное событие, — Сергей обнимает сына за плечи, смотрит пронзительно мне в глаза. — Видишь, Даш, у нас все еще может сложиться. Давайте начнем с чистого листа? Ты, я, Даня, море?

И я начинаю поддаваться. Слишком красивую картинку рисует Сережа.

«Это моя семья! Юля влезла туда, где ей нет места», — размышляю, усаживаясь назад к сыну.

«Лексус» срывается с места, и мы едем в ресторан на набережную.

На набережной жарко: асфальт раскален, солнечный свет слепит глаза.

Сергей ведет нас в итальянский ресторанчик с верандой на втором этаже.

Мы занимаем столик в тени на веранде с видом на реку, по которой чинно плывут баржи и катера.

Официант приносит нам меню. Мы заказываем лимонад, пасту и на десерт мое любимое мороженое с шоколадной крошкой.

Даня счастлив до безумия. Болтает без умолку о бульдогах, которых называет «французики». Кажется, он успел прочесть про эту породу все, что есть в интернете: и как ухаживать за щенком, и каким кормом кормить, и как приучать к прогулкам.

Сережа приподнимает бокал с лимонадом.

— Что ж, за твоего нового питомца, сынок, — произносит тост, и наши бокалы звонко стукаются друг о друга.

Моих губ касается улыбка. Все, что происходило до сегодняшнего дня, кажется нереальным. Мы семья. У нас будет собака. Разве собака может жить в семье, которая едва держится на плаву из-за предательства? Собака ведь символ верности и семейной стабильности?

Мы медленно едим, а я все думаю, могу ли простить Сережу после того, что случилось? Возможен ли наш союз, когда на пороге маячит Юля с ребенком на руках? Когда меня ударили на глазах у всех?

Робкая надежда на положительное разрешение вопроса вспыхивает в сердце. Поедем на море, попробуем навести мосты? Есть ли шанс сохранить наш с Сережей союз без потерь? Смотрю на него, такого видного, привлекательного, и вдруг понимаю, что… нет. Невозможно. Отныне между нами всегда будет стоять Юля и их с Сережей дочь, которую назвали именем моей погибшей малышки.

Когда «лексус» приезжает к даче моих родителей, на часах пять вечера.

Даня чуть ли не на ходу выпрыгивает из машины и несется во двор, поделиться с бабушкой и дедушкой своей радостью.

Я медленно отстегиваю ремень безопасности. Сергей перехватывает мою руку, смотрит неотрывно мне в глаза.

— Даш…

— Сереж, мне надо идти.

— Завтра в ночь выезжаем в Сочи.

— Я еще не решила, — шепчу напряженно. Потому что сказать твердое «нет» мне не хватает смелости — Сергей передавливает своим напором и агрессией.

А он вдавливает меня в сиденье, касается пальцами моей щеки.

— Я люблю тебя. Только тебя, поняла? — шепчет хрипловато. — Я оступился, но сделаю все, что в моих силах, чтобы загладить вину. Мне не нужен никто другой, только ты одна.

Склоняется ко мне и нежно целует в губы.

Я вся дрожу. Его поцелуй пробирается под кожу опасным ядом, заставляя верить красивым словам.

— Я подумаю, — чувствуя, как слезы обжигают глаза, шепчу тихо.

— Не думай, Даша. Слушай сердце, оно не обманет, — Сергей снова целует меня в губы, уже увереннее. А я никак не могу понять, почему ничего не чувствую. Вообще ничего! Тело не откликается на его прикосновения. Поцелуй кажется пластиковым. Может, это стресс от последних событий?

Телефон в моей сумочке прорывается громкой трелью, заставляя вернуться в реальность.

— Прости, это может быть с работы, надо ответить, — произношу тихо и отстраняюсь. Он сидит, не двигаясь, за рулем и неотрывно следит за тем, как я выбираюсь из машины и иду к воротам родительской дачи.

— Я завтра приеду, заберу тебя, чтобы собрать сумки в дорогу, — произносит, высунувшись из окна. Звучит совсем не как приглашение. Скорее, как приказ, который я, примерная жена, обязана выполнить. Проглотить, как проглотила в обед навязанную собаку.

Смотрю на него несколько мгновений, а потом хлопаю калиткой. Вся эта суета с поездкой на море кажется мне пустой. Моя душа отчаянно сопротивляется тому, чтобы ехать с Сережей на море, даже ради сына. Потому что там он будет пытаться меня обнимать, ласкать, а я… я вдруг понимаю, что этого больше не хочу. Его прикосновения мне противны. Как долго я смогу играть на публику ради сына, глотая боль от предательства? Да и правильно ли это — притворяться? Может, будет лучше, если я скажу Данилу правду? Все, как есть? Что папа нас предал? Мы заберем собаку и пойдем своей дорогой, а Сережа пусть расхлебывает последствия романа с Юлей и воспитывает дочь?

Мобильник не унимается. Кажется, он решил разорвать мою сумочку. Фыркаю, извлекаю его на поверхность.

Так и есть, с работы. Оля, наш секретарь. Наверное, у нее есть ко мне вопросы. Присаживаюсь на бревно, заботливо оформленное папой в лавку, и нажимаю на прием.

— Дарья Николаевна, добрый вечер! Я по поводу нагрузки на семестр.

— Добрый вечер, Оля. Конечно, спрашивайте.

Она рассказывает мне про расписание, которое следует утвердить, я киваю, вносим правки. Неудобно, конечно, сетки у меня нет перед глазами, но некоторые спорные моменты все же удается утрясти.

— Оль, — спохватываюсь вдруг. — У Новикова же день рождения в эту пятницу? Вы ресторан нашли?

— Дарья Николаевна, тут такое дело… — она несколько мгновений молчит. — Не будет никакого дня рождения. У Андрея Игоревича мама умерла. Вчера хоронили.

— Как… умерла? — чувствую, как что-то обрывается в сердце. — Как вчера хоронили? А мне… почему вы мне ничего не сказали?!

— Андрей Игоревич попросил вам не говорить. Сказал, у вас отпуск, что справимся сами.

— Это… — я чувствую, что мне не хватает воздуха. — Это подло, Оля!

Загрузка...