Музыка была немного грустная, немного задумчивая, медленно зовущая куда-то вдаль. Парню не давало покоя ощущение своей уникальности. Как он не пытался овладеть каким-либо магическим направлением, ему ничего не удавалось сделать. Он не видел ни стихийных начал, ни жизненных потоков людей или зверей, не мог создать маломальского огненного шарика. Диана по его просьбе пыталась рассказать, как ей удается влиять на животных и людей, но все было тщетно.
- Ну что ты так переживаешь, паря, - добродушно гудел Линни, когда полдня угробил на попытки овладеть Фелом рунной магией. – Когда ты на стенах Лок-Райдхани остановил волну шукшей и троллей, ты не забивал же себе голову своим предназначением, или, когда лечили Марка с твоей помощью? Если тебя волнует твое совершенствование как мага и расширение собственного магического мешка, - так гномы меж собой прозвали увеличение магической силы, - так наши магистры что-нибудь придумают. Даже вон сам Верховный Иерарх Виктус заинтересовался тобой. Дай время, и все образумится.
Фел понимал, что магия, пришедшая в его мир, еще юна и требует терпения и постоянного совершенствования, и поиска новых открытий, но даже Диана смогла увидеть в формуле Экона, которую использовали для создания черновых амулетов для искоренения ярости шукшей.
- Ой, я вижу цепочку, состоящую из похожих цветных звеньев, которую я сама делаю для оленей во время инициации! – восхищенно сказала Диана, когда ее и Фела пригласили понаблюдать за работой магистров и рунных магов над пробным амулетом. - Только эта цепочка более сложная и какая-то… непонятная.
Иггон стал объяснять назначение узлов и звеньев магической цепи в формуле Экона. Потом к объяснениям подключился Аг’Во, и Фел тихо улизнул из комнаты, так как ему стало обидно за себя и свою магическую безграмотность.
Обуреваемый противоречивыми чувствами, Фел оседлал лошадь и поехал в сторону моря. Там, чтобы не привлекать к себе внимания, он пошел вдоль берега и, найдя удобную бухточку с прибитым к берегу стволом дерева, стал наигрывать пришедшую на ум мелодию. «Только б суанносов не разбудить», - думал он про себя. Но его услышали. Тихо из воды показалась голова шамана суанносов, Лона. Фел, увидев гостя, перестал играть и смущенно опустил глаза.
- Здравствуй, Феллан, - приветствовал парня шаман. – Играй, пожалуйста. И не думай, что разбудил меня или потревожил. Я слишком стар, поэтому зимой практически не сплю, да и вообще мало стал спать. А твоя мелодия меня немного успокаивает и навевает воспоминания о тех временах, когда я плавал наперегонки с акулами и бился с водяными змеями.
Фел молча кивнул головой и продолжил свою игру. Он попытался представить, как выглядел Лон, когда под его кожей бугрились мускулы, его волосы были не белые, а ярко зеленые, как у молодых парней его народа. И мелодия приобрела немного другой тон и ритм. Шаман, прикрыв веки и покачиваясь на маленькой волне, погрузился в мелодию. Парень же продолжал играть, четко представляя себе и быстро плывущего суанноса, и морских животных, и морские волны. Когда Фелу показалось, что старый шаман крепко уснул, он прекратил играть и попытался тихо удалиться, чтобы не разбудить Лона.
- Спасибо тебе, Феллан, - раздался за спиной скрипучий голос. – Эти мгновения, на которые мне удалось забыться, дали мне сил. Скажи, а тебя что гнетет? Ты пришел сюда один, ничего не делаешь, а просто играешь какую-то грустную мелодию. Поведай старику, может что-то присоветую.
И Фел рассказал шаману обо всех своих переживаниях. «Только с отцом я так позволял себе откровенничать», - пронеслось в голове у парня, когда он закончил свой рассказ. Лон немного задумался, покусывая свои губы, потом начал говорить:
- Давно это было, когда еще этот мир покрывал один большой океан, а суша едва только начинала появляться. Мы, дети морей, безраздельно правили на бескрайних просторах. Наши шаманы были столь могучи, что могли повелевать штормами, а наши воины были столь сильны, что запросто могли выбрасывать на появляющиеся участки суш акул и других огромных обитателей морей, которых уже и в помине нет. Был один ритуал, в процессе которого наши шаманы выращивали черную жемчужину, размером с твою голову. Ее наполняли силой самые мощные наши шаманы. А наши воины относили ее к огнедышащим горам, чтобы предотвращать выбросы огненной крови земли. Когда такие горы стали появляться на сушах, мы приручили морских ящеров, у которых были лапы, и на них добирались к вершинам гор на открытой земле. Как и сейчас, между нашими народами шли войны за лучшие территории. Никто не одерживал верх, так как сильных воинов и могучих шаманов было примерно поровну у каждого народа. И вот, в один из походов наших воинов к дышащей горе случалась такая история. Шаманы задержались с изготовлением черной жемчужины, и времени для предотвращения взрыва оставалось очень мало. Наши враги, суарросы, каким-то образом прознали об этом и направили большой отряд своих воинов, чтобы помешать нашим воинам бросить эту жемчужину. Последствия же от этого были бы очень печальными для нашего народа. Погибли бы и кладки с нашими мальками от вышедшей огненной крови земли, и наши поля погибли бы. Да-да, - сказал Лон, заметив удивленный взгляд Фела, - мы выращиваем так же, как и вы у себя на дне очень много чего такого, что используем в еду. У нас много разных полей… Но сейчас не об этом. Так вот. Когда наши воины вышли на берег верхом на морских ящерах, их там ждали. Сказать, что наши были не готовы к нападению, что-то подобное ждали. В отряде было несколько очень сильных шаманов, поэтому первые удары врага были благополучно отбиты. Но потом в бой вступили шаманы суарросов. Их количество, как потом посчитали оставшиеся в живых наши воины, троекратно превосходило количество наших шаманов. Бой был жестокий. Наших воинов теснили обратно к воде, и шансов зайти на гору и бросить жемчужину в рану земли не представлялось возможным. Один из ударов шамана суарросов попал в сундук с драгоценным грузом, и жемчужина раскололась. Наши воины были в ужасе, план врага удался. Теперь нашему народу грозили и голод, и потеря потомства, и потеря своего положения среды наших племен.
- А почему вы селились в таких местах, где могли случится выбросы огненной крови земли? – перебил шамана Фел.
- Силы, которые клубились в огненной крови, насыщали воду рядом с местом выхода этой крови, что позволяло получать более сильное потомство. А прежние потоки огненной крови, которые шли много поколений до нас, насытили почву таким образом, что урожай морских водорослей был очень богатым. В других местах этого не было, и, следовательно, урожай плохой, еды всем в достаточном количестве не хватает, воины слабеют, дети рождаются слабыми, а мы становимся рабами у других племен.
- Так у вас много племен?
- Когда-то было больше десяти племен, и это в цивилизованном нашем мире. Сколько было диких, никто и не знал. Сейчас нас осталось всего три племени. Мы, суарросы и суаггосы. Не перебивай, - хмуро сказал шаман, отчего Фел, потупив взор, тихо извинился. – Так вот. Кхе. Наши воины, взбешенные тем, что кровь земли не будет остановлена, времени на изготовление новой жемчужины уже нет, с утроенной яростью бросились на врага. Те, увидев, что сундук разрушен, а жемчужина раскололась, попытались отступить к морю, но наши воины не позволяли им это сделать. Резня была страшная. Когда пали последние суарросы, способных передвигаться по суше осталось только два суанноса: Фос и Харфос, отец и сын. Их ящеры меньше всего пострадали в бою, хоть сами воины и были сильно изранены. Тогда, немного посоветовавшись, наши бесстрашные воины направили своих ящеров к ритуальному месту. Пусть жемчужина и разбита, но какая-то ж сила в ней осталась. Когда наши воины были на середине пути, гора проснулась. Вверх полетели камни, по склону потекли ручейки огненной крови. Один и з ящеров попал в такой ручей и погиб. Тогда Фос приказал сыну отправляться самому, ибо его раны могут убить раньше, чем они смогут достигнуть вершины. Харфос подхватил сундук и двинулся дальше. Не доезжая совсем немного до места ритуала, его ящер погиб. И тогда молодой парень пополз на локтях со своим бесценным грузом. На краю ямы, на дне которой плескалась огненная кровь земли воин остановился. Он понимал, что обратно живым к морю ему не доползти, а жемчужина, которую следовало бросать без сундука, распадется на две части, чем уменьшит свою силу. И тогда Харфос принял решение: он прижал половинки жемчужины к груди, перевалился через край горы и упал в бушующую огненную кровь земли…
Старый шаман замолчал. От столь длительного рассказа он сильно устал и просто прилег на волну, набираясь сил. Фел молча сидел, не решаясь потревожить старика. Когда молчание затянулось, парень немного поерзал на месте, как бы привлекая внимание. Шаман, погруженный в свои мысли, поднял глаза на Фела. Потом увидел немой вопрос в глазах Фела, вспомнил, о чем только что рассказывал и продолжил:
- Но земля не приняла Харфоса. Черная жемчужина растворилась, успокаивая кровь земли. А Харфос, впитав в себя силу земли и силу жемчужины, воспарил над сушей, созерцая картину, которая перед ним раскинулась. Так у нас появился наш первый, как вы говорите, маг. Что я хотел до тебя донести этим рассказом: твое предназначение и твоя суть могут раскрыться в любой момент. То, что ты своей игрой на флейте заставляешь наших парней и девушек сплетаться в брачном танце, то, что с помощью твоей игры были повержены враги, и, как мне рассказывал Линни, раны заживают быстрее, деревья становятся сильнее, а враг в ужасе бежит, ты обладаешь огромной силой. И она когда-то откроется тебе. Дай только время.
- А что стало с Харфосом? – смущенно спросил Фел.
- Харфос стал нашим вождем. Но он не повел суанносов против наших врагов, хоть из-за них погиб его отец, а наш народ едва не стал изгоем. Он попытался объединить наши племена. Но союз, рожденный на превосходстве одной стороны над другой, не вечен. Хоть Харфос и прожил жизнь пятерых суанносов, а кровь земли перестала выходить и причинять нам вред, после его смерти союз племен распался, мы продолжили уничтожать друг друга, наши города пустели, земля стала выходить из моря, а наши поля исчезать. И сейчас ты видишь, что стали малочисленными и слабыми. Твоя игра дала нам шанс получить сильное потомство, но когда это будет? А ты, парень, не терзайся. Придет и твое время. А сейчас поиграй мне немного. Может хоть немного получится поспать. Устал я без сна.
Фел, вдохновленный рассказом Лона, принялся играть. Но мелодия его уже отличалась от той, которая привлекла старого шамана. Она легко влекла вперед, в необозримые дали, заставляла парить в воздухе, побуждала что-то создавать, играть с детьми, идти навстречу невзгодам.
Лон, убаюканный музыкой, прикрыл глаза и погрузился в сладостную дрему. Перед его взором проносились радостные моменты удачных охот, видения полей с богатым урожаем водорослей, и шустро плавающие мальки, здоровые и жизнерадостные, каким он был сам в пору его девства.