Аэций. Клятва Аттилы

Часть 10. Пожар

Удушливый запах гари разносило ветром по всей округе.

Нарезая веслами темную воду, скифы прошли на своих быстроходных судах по притихшей вечерней реке, на которой нигде не приметили ни рыбачьих лодок, ни других судов, и вскоре их взорам открылись едва различимые в дымовой завесе очертания крепости на горе и полыхавший под горой пожар. Огненные всполохи вздымались к небу алыми переблесками, словно горела кровь.

— Что будем делать? — спросили у Кия.

— Подойдем поближе, тогда и решим, — ответил он и подозвал Карпилиона. — Перебирайся на судно к брату. Скажи, чтобы плыли на другую сторону реки, и оставайтесь там вместе с Ильдикой. Пробежать по веслу сумеешь?

Карпилион не представлял, как это сделать, но все же кивнул.

— Тогда живее, — напутствовал его Кий и велел гребцам приподнять весло.

На соседнем судне, подошедшем вровень, протянули другое. Карпилион оперся на бортик, осторожно спустился на поднятое весло и побежал по нему, балансируя раскинутыми руками. Под тяжестью его тела длинное крепкое древко опустилось вниз. Тогда, раскачавшись, он прыгнул на второе весло и на какое-то мгновение ушел вместе с ним под воду. Со всех сторон кричали что-то по-скифски, но до ушей Карпилиона доносился только какой-то гул. Вскарабкавшись по веслу, как по натянутой веревке, он оказался возле самого борта, и тогда ему навстречу протянулось несколько рук.

— Гребите на другую сторону! — закричал он, задыхаясь, пока его втаскивали на судно.

Ильдика принесла сухую одежду и стала расспрашивать, что да как, но продрогший после холодного купания Карпилион и сам ничего не знал.

Судно медленно развернулось. Среди тех, кто сидел на веслах, был окрепший после ранения Гаудент. А среди тех, кто отлынивал — Зеркон. Несмотря на увечное тело, он обладал немереной силой, но когда это было выгодно, умел притвориться слабым да хилым. На судне к его охам и ахам давно привыкли. Узнав о приказе Кия, он сказал, поглядывая на Ильдику:

— За сестренку свою печется, мало ли что там в городе приключилось.

Судно достигло берега в сумерках. Края там были глухие безлюдные. Скифы нашли укромное место. Разгрузили поклажу в прибрежные заросли, высадили Ильдику и троих чужаков и, налегая на весла, поплыли к судам, видневшимся возле другого берега, объятого дымом и огнем. Охранять оставшихся вызвался тот самый чернявый скиф, что боялся, не охромеет ли Гаудент. Родился он на Онеге, и звали его Онегесий, но в дружине этого высоченного молодого во́я дразнили греком и не столько из-за смуглого облика, сколько из-за того, что свободно говорил на греческом языке. Так же свободно владел он многими языками. С чужаками держался запросто и особенно благоволил Карпилиону.

— Держитесь возле деревьев. Не высовывайтесь наружу, — посоветовал он.

— До рассвета мы тут околеем, — проворчал Зеркон. — Надо разжечь костер. Вон Ильдика уже озябла.

— Не надо. А то увидят с реки, — ответила девушка, у которой и правда зуб на зуб не попадал.

— Принести тебе накидку? — спросил у неё Карпилион и ринулся было к мешкам с поклажей.

— Эй, смотрите! — крикнул у него за спиной Гаудент. — Сюда плывут какие-то лодки. Много лодок.

Все четверо уставились на речную гладь, озаренную отблесками пожара. На фоне черного неба прибрежная полоса возле города казалась громадным факелом, и очертания лодок на воде виднелись довольно ясно. Судя по силуэтам, в каждой сидело по два, по три человека.

— Прячьтесь скорее в заросли, — хватая в руку топор, велел Онегесий. Как и другие скифы, при малейшей опасности он и сам становился опасным, словно медведь. Только вот зрение его слегка подводило.

— От кого нам прятаться? — быстро проговорила Ильдика. — Разве не видишь? Там старики и дети. Наверное, Кий велел переправить их на эту сторону. Подальше от пожара.

— А, и правда. Тут недалеко переправа, — согласился с ней Онегесий, хотя в его карих глазах продолжали мелькать тревожные огни.

Лодки подходили к берегу одна за одной. Как и говорила Ильдика, сидели в них старики и женщины с детьми. У некоторых были на руках младенцы. Другие сами едва держались на ногах.

— На них напали какие-то пришлые и повязали много людей, — рассказала Ильдика, расспросив их о том, что случилось. — Теперь угонят в полон и продадут богатым ромеям в рабство, — добавила от себя, называя ромеями тех, кто живет на Востоке Империи.

— И часто у вас так? — спросил Карпилион, помогавший Онегесию и Гауденту вытаскивать лодки на берег и выносить оттуда детей.

— Часто, — ответила Ильдика, расстилая для них покрывала, чтобы не мерзли на сырой земле.

— Что же вы терпите? — возмутился Карпилион.

— У Кия с братьями уговор, чужих отгонять сообща. Но, видно, братьев побили, когда уплыл в Доростол.

Сказала, а сама чуть не плачет. У Карпилиона аж сердце сжалось в болезненный комок.

— Выходит, он уплыл из-за нас, — проговорил виновато, но Ильдика мотнула головой.

— Кий уплыл торговать с ромеями. Так что вы здесь совсем не причем.

Возможно, она говорила правду. Возможно, не хотела, чтобы Карпилион корил себя из-за бойни в Кийгороде. Выпытывать было некогда. Онегесий позвал Гаудента переправить тех, кому не хватило лодок. Карпилион попросился с ними, но они ответили, что кто-нибудь должен приглядеть за Ильдикой.

И уплыли.

Ильдика не слышала их разговора, и ей было странно, что Карпилион остался.

— Будь я старшим, поехал бы с Онегесием, а не сидел бы рядом с тобой, — ответил Карпилион.

— Никого мне не надо рядом, — сказала ему Ильдика. — Плыви на ту сторону. Заодно узнаешь, как там Кий и другие, ладно?

— Ладно, — обрадовался Карпилион и кинулся к лодке.

— Ты куда навострился?! Не вздумай даже смотреть на воду! — крикнул ему Зеркон, но всё бесполезно, через некоторое время Карпилион уже был на середине реки.

Ночь была зябкой. Лодку сносило в сторону. Ворочая тяжелыми веслами, Карпилион смотрел то вдаль, то на меч, лежавший возле ноги. Лишь бы успеть до него дотянуться, думал он. Лишь бы рука не дрогнула в самый последний момент.

Оставив лодку в ивовых зарослях, Карпилион прокрался на берег. А там повсюду зарево, серыми струйками клубится дым, и куда ни глянь — земля усеяна мертвыми изувеченными телами. Карпилион едва нашел в себе силы двинуться дальше. Закрылся рукавом и потихоньку пошел вперед. Порывами ветра дымовую завесу отгоняло к горе, но дышать все равно было нечем. Кое-где, бесшумно выжигая траву, продолжали бегать огненные змейки. Возле них было жарко как в пекле. А чуть отклонишься в сторону, накрывает кромешная темень, и тогда непременно наступишь на чьи-то обугленные останки.

Карпилион никогда не думал, что мертвых бывает так много. Растерзанных, с распоротыми животами, погибших в самых ужасных муках. От одного их вида мутило до дрожи, Карпилион старался на них не смотреть, и вдруг где-то рядом послышалось тихое:

— Ты здесь один?

Дернувшись, как от ожога, Карпилион отпрянул в сторону и едва не выронил меч. Заговорил с ним труп какого-то крупного черноголового человека, лежавшего без движения на боку.

— Нагнись. Это я. Онегесий, — послышалось снова.

— Онегесий, — обрадовался Карпилион и бросился к нему. — Ты жив?

— Ну, так ясно, что жив. А то как бы я разговаривал? — ответил тот, открывая глаза. — Сам-то веди себя тише. И вот что. Ложись-ка на землю. А то увидят, что тут живые.

— Кто увидит? — прошептал Карпилион.

— Ложись, говорю. Убьют ведь обоих. — Онегесий снова закрыл глаза и затих.

Карпилион растянулся рядом, не понимая, зачем это нужно. И вскоре услышал отдаленные голоса и знакомую речь. Разговор был на италийском. Слышался вроде бы издали, но постепенно становился все ближе.

— Тут он где-то. Смотри внимательнее, — говорил один. — Сперва броню с него сняли. А теперь и голову подавай.

— Зачем она им? — спросил другой.

— Хотят насадить её на кол. Тогда покойник уж точно не оживет. А то ведь бывали случаи…

— Ладно тебе, не пугай. Итак уж мороз по коже… Смотри, вот этот случайно не он?

— Точно, он самый.

Карпилион не выдержал и слегка приоткрыл глаза, совсем чуть-чуть, но вполне достаточно, чтобы увидеть два силуэта склонившихся над чьим-то трупом.

— Как его звали-то? — отодвинулся в сторонку крайний.

— Да, вроде, Кий, — ответил второй, выпрямляясь. В руке у него был топор. — Ну, давай, что ли, откинь ему голову, а я рубану по шее.

«Кий?» — пронзило Карпилиона. «Так вот кому рубят голову», — успел он подумать, и его словно ветром подхватило с земли. В голову вспышкой ударила ярость. Затуманила разум. Карпилион не помнил, как кинулся на того, кто держал топор. Ткнул куда-то мечом и налетел на второго. А когда увидел их на земле — у одного было раскурочено горло, а у другого из глаза торчала рукоять ножа.

Рядом стоял Онегесий.

— Это ты метнул в него нож? — удивился Карпилион.

— Ага, — ответил тот безразлично.

— А кто зарубил второго?

— Да, кажется, тоже я. Топор подобрал и ухнул. А то ведь так и почуял, что ты не утерпишь и вскочешь. Даже забеспокоился: «Чегой-то он медлит?» — По губам Онегесия пробежала улыбка. — Повезло нам. На их месте я бы вопил, что есть мочи. А они молчаливые оказались. Ты брата-то видел?

— Нет, не видел. А где он?

— Раненого повез на другую сторону реки. Выходит, вы разминулись?

— Разминулись, — кивнул Карпилион, радуясь про себя, что с Гаудентом все в порядке. — А ты почему остался?

— Так ведь Кия хотел забрать, — ответил Онегесий. — Пока разыскал. Пока стоял тут, смотрел на него… А по берегу, глядь, уже ходят, оружие да броню собирают. Ну, и притворился мертвым.

Карпилион присел рядом с Кием. Тот лежал с запрокинутой головой. Вся грудь изранена, словно в неё всадили сразу несколько копий. Видно сначала сняли броню, а потом добили в несколько рук. Карпилион так ясно это представил, что едва не вывернуло нутро.

— Понесем его вместе, — сказал он Онегесию.

— Да я и один доволоку. А ты показывай куда идти, — ответил тот.

— Ладно, — кивнул Карпилион, помог Онегесию завалить на закорки Кия и повел его к лодке, спрятанной в ивовых кустах.

Увидев, что с стало с Кием, Ильдика заплакала навзрыд. Она уже точно знала, что остальных её братьев убили вместе с женами и детьми, и только молилась, чтобы выжил хотя бы Кий…

Простились с ним у реки. Зарыли среди деревьев, хотя и знали, что поступают не по обычаю. Заложили могилу камнями. Насыпали холм повыше, чтобы не раскопало зверье. А после устроили тризну, без песнопений и без огней, чтобы не увидели с другого берега. Вместо хлеба и мяса жевали сушеную рыбу и сухари. А вместо пива пили воду из ручья, холодную и немного горькую. Тут были все, кого успели спасти из Кийгорода. Не было только раненого скифа. Гаудент не успел его переправить. Раненый умер в лодке, не добравшись до берега. Перед смертью он рассказал Гауденту о том, что услышал в Кийгороде, а Гаудент передал это брату.

— Конвоирам, которые везли нас в Равенну, прислали подмогу. В Кийгород они прибыли перед нами и устроили там резню. А за главного у них человек, которого кличут Севастий. Кто-то помог ему перебраться в Константинополь к императору Феодосию.

— Да все понятно, можешь не продолжать, — перебил Карпилион. — В Константинополе пожалеют, что приютили Севастия. Не выдадут его по-хорошему. Заберем у них силой!

— А войско откуда? Кий нам теперь не поможет.

— Возьмем у Руа. Наверняка, Ильдика знает, где его искать.

— Спросить у неё? — предложил Гаудент.

— Не надо. Я сделаю это сам. Тебя она не слишком жалует, — ответил Карпилион.

Ильдика сидела возле ручья на большом валуне, положив свою русую голову на колени. О чем-то думала, сплетая и расплетая кудрявую косу. Прежде улыбчивая и веселая она как будто замкнулась в себе. Из-за тоски по погибшим стала печальной и безразличной и смотрела на воду такими глазами, словно хотела исчезнуть в ней навсегда.

Карпилион подошел и опустился на землю рядом. Как же ему хотелось обнять Ильдику, утешить, но у скифов свои обычаи. Нельзя прикоснуться к девушке, не получив согласия. А такого согласия Ильдика ему не давала.

— Куда ты теперь подашься? Должно быть, к своей родне? — спросил он, чтобы начать разговор.

— Нет у меня родни, — ответила Ильдика, покачав головой.

— Тогда поехали с нами. Кий говорил, что Руа на Волхе. Ты не знаешь где это?

Карпилион подумал, что, наверное, зря помянул о Кие, но девушку его слова не задели.

— Раньше Волхой называли большую реку вон там, — сказала она и махнула рукой на восток. — А теперь их две, и вторая там, — махнула на север. — Кий говорил, что по этим рекам проходит торговый путь, потому и зовут их похожими именами.

— Куда же нам с братом плыть… — растерялся Карпилион. — Разве что разделиться. Он поплывет на север, а я на восток. Заодно и тебя прихвачу с собой.

Ему хотелось быстрее найти Руа, но Ильдика отчего-то замялась.

— Позови лучше Онегесия. С ним тебе будет спокойнее. А я поплыву с твоим братом. Все равно от меня никакого толку. Одна сплошная обуза.

— Да ты что, — удивился Карпилион. — Никакая ты не обуза, мы ведь друзья.

— С друзьями сидят на пирах, — возразила Ильдика. — А на девушках женятся, а не дружат.

— Так давай поженимся. Я согласен.

Карпилиону, казалось, что отвечает по-взрослому, по-мужски, но девушка подняла его на смех.

— И что у нас будет за пара? Я же выше тебя и старше. А с твоим братом мы ровня. И по возрасту. И по росту. Я хотела бы стать его суженой. Только не обижайся, ладно?

Видно, давно уже сделала выбор.

— Я думал, тебе он не люб.

— Да как же не люб? Отчего? — спросила Ильдика.

— Ты всегда умолкаешь в его присутствии, — пожимая плечами, ответил Карпилион. — Словно считаешь своим врагом.

— Неужели и он так подумал? Я должна ему все объяснить.

Зарумянившись будто спелая вишня, она сорвалась с валуна и побежала искать Гаудента. Не пошла, а именно побежала. Как все эти бестолковые девки, которые досаждали ему в Равенне. У Карпилиона словно прочистилось зрение. Почему Ильдика должна быть другой? Из-за того, что немного смазливее их? Из-за того, что манила его белозубой улыбкой, а сама в то же время поглядывала на брата?

Карпилион представил, как она объясняется с Гаудентом, как заглядывает в глаза, как мурлычет ласковые словечки, и его обуяла такая злость, что прежнее светлое чувство в мгновение ока исчезло. Осталось лишь раздражение и желание никогда её больше не видеть.

Но увидеть пришлось.

Гаудент не хотел его отпускать. Говорил, что нельзя разделяться. А лучше всем вместе дойти до ближайшего поселения. Запастись там провизией и двигаться дальше на поиски Руа.

— Так и сделай, — упрямо ответил Карпилион. — А мы с Онегесием отправимся на поиски прямо сейчас.

— И как я узнаю, нашли вы его или нет? — спросил Гаудент.

Об этом Карпилион не подумал, но на выручку пришел Онегесий.

— Посылайте весточки друг для друга на какой-нибудь постоялый двор, — посоветовал он. — Так вы сроду не потеряетесь, и каждый будет знать о делах другого.

Карпилиону это понравилось. У Гаудента тоже не вызвало возражений. Оставалось только придумать условное слово, чтобы назвать его на постоялом дворе. Один из таких дворов подсказала Ильдика.

Перед самым отъездом она прибежала проститься, но Карпилион не взглянул в её сторону. А с братом простился тепло. Не хотел, чтобы их рассорила какая-то девка.

— Оставляю Ильдику тебе, как более взрослому. Вернее, рослому, — сказал Гауденту с шутливой улыбкой, безо всякой неприязни в душе, и они обнялись.