— Меня зовут товарищ Фаулер, — сообщил незнакомец, усаживаясь в единственное моё кресло. Высокий, подтянутый, одет он был в сшитый на заказ костюм английского сукна. Рядом с креслом он поставил трость искусной работы с набалдашником из горного хрусталя. В отблеске заходящего солнца хрусталь заискрился, и у меня всё поплыло перед глазами.
Но, пожалуй, не буду забегать наперёд и лучше расскажу по порядку.
Погружённый в свои невесёлые мысли, я прогуливался по улочкам города N, и совершенно не заметил, как дошел до церкви, точнее бывшей церкви, превращённой нынче в склад лесоматериалов. Понял только по запаху. Здесь сильно и вкусно пахло свежей древесной стружкой и сосновой живицей.
— Тебя искали, — суетливо сообщила мне знакомая призрачная старушка.
— Кто? — напрягся я. — Где искали?
— Да по всему городу считай ищут.
— Кто?
— Двое мужчин, в военной форме. С оружием, — описала старушка и добавила совершенно неожиданное. — У одного взгляд очень нехороший. И на плече у него сорока сидит. Так я этой сороки так испугалась, как ничего еще в моей жизни не боялась! — старушка мелко перекрестилась, а я пошел дальше в глубокой задумчивости.
В общем, вот уже третий день я живу в городе N. В принципе здесь мне нравится, гораздо лучше, чем жить в трудовой школе или же таскаться с агитбригадой по деревням, если бы не одно «но» — я снял небольшую комнатушку в отдельном флигеле у милой старушки-божьего одуванчика Ангелины Степановны. Вот только милой она была ровно до того момента, пока я не уплатил деньги за месяц наперёд. И понеслось: сюда не ходи, тут не топай, этого не трогай, это не то, это не сё.
Домик был старый, вросший в землю, и находился он на окраине города, за пустырём, видимо именно поэтому его не уплотнили новыми жильцами, и старушка покамест проживала одна. И флигель тоже пустовал. Что мне было на руку.
Как я и предполагал, с заведующим трудовой школой имени 5-го Декабря проблем особых не возникло, стоило лишь сказать, что мне поступила информация и я иду искать записи отца. Он выдал мне увольнительную на месяц, а, чтобы моё пребывание за пределами школы имело законные основания, определил меня к аптекарю-гомеопату в обучение на помощника-лаборанта.
Здание аптеки находилось недалеко от бывшей церкви в старом доме с мезонином в стиле ампир. На фасаде над входом было объявление:
«Центральная гомеопатическая Аптека С. А. Форбрихера доводит до сведения публики, что по рецептамъ доктора Коровина в аптеке изготовляются мази следующих составов:
МаисЪ-пеллядеро — уничтожающее головную перхоть.
Фитолакка — от зуда кожи и чесотки.
БеллисЪ-переннисЪ — от веснушек и желтых пятен.
Календуловое — от угрей и прыщей.
ГамамелисЪ — сильно мягчит кожу».
Я должен был дважды в неделю ходить к Форбрихеру, смешивать на водяной бане порошок из сушеной календулы со свиным салом, окисью цинка и вазелином, и выслушивать пространные речи аптекаря о том, как хорошо было раньше и как плохо теперь.
Всё остальное время я был предоставлен сам себе.
Заведующий не боялся, что я сбегу — ведь все мои документы были у него в сейфе.
День мой начинался с семи утра, когда местный зеленщик Савва Кузьмич, гремя тележкой, приходил к воротам и зычным голосом вызывал старуху на улицу (Савва Кузьмич раньше пел на клиросе, до того, как стал атеистом). Степановна покупала у него овощи и зелень. После столь громогласного крика спать дальше было невозможно, поэтому я вставал. Умывался, варил себе кофе и садился к переводу книги Лазаря. Честно скажу, за три дня (точнее за два, так как весь первый был занят переездом и ознакомлением с обстановкой), так вот за эти два дня я не продвинулся ни на страницу.
Всё дело в том, что словари у меня были написаны на классической латыни антиквой, а в книге же был сплошь готический шрифт, причём прописью. Поэтому продирался я с большим трудом, косячил с буквой «j» и вариантом буквы «i» (там если подряд записывалось две и более букв «i», последняя из них выглядела как «j»). Регулярно путал букву «v» и начальную форму буквы «u». Так как строчная буква «r» была похожа на цифру «2», который употреблялся после ряда букв, правая сторона которых была округлой, то я уже трижды начинал всё переделывать заново, и получаемый перевод никакого внятного смысла не имел. А ещё замучили лигатуры в готическом шрифте. И вот как простой студент-агроном (или не агроном?) Лазарь всё это знал?! И главное — откуда?
И что мне с этим всем делать?
Хоть плачь.
После обеда, который готовила старуха, я собирался и шел в город.
Там у меня было несколько вариантов времяпровождения: я или уходил на рынок, где в книжных рядах торговали букинисты, в поисках словаря с готическим шрифтом, либо в музей, где познакомился с Соломоном Давидовичем, низеньким толстячком с блестящими чёрными глазками. Он любил поговорить со мной «за жизнь» и о том, куда всё катится, при этом ловко обходя острополитические и идеологические проблемы.
Еще была библиотека, но там царил такой раздрай и беспорядок, что, честно говоря, заходил я туда лишь для успокоения души. Старые дореволюционные издания пожгли, не глядя — романы Гюго это или же трактаты Спинозы. А из новых были только агитационная литература и газеты.
Енох обязательно увязывался следом за мной, ему было интересно, эта среда — книги и старина — его очень привлекала.
Сегодня я решил ещё раз заглянуть на рынок, вчера один из студентов обронил, что померла вдова какого-то профессора Шаца и дети всю библиотеку отца решили свезти на рынок и продать. Так что кое-что может попасться интересненькое.
Я ходил промеж человеческой толкотни и суеты рынка, вдыхал запах старых книг, полыни и морозного воздуха: заканчивался ноябрь, трава по утрам подмерзала и искрилась на солнце, брусчатка была скользкая, лужи подёргивались ледком. Зато к обеду все это хрустальное великолепие превращалось в непроходимую грязь. Так что народ предпочитал ходить на рынок по утрам. К обеду там уже народу было не очень.
Я всегда не любил толпу, поэтому ходил исключительно днем.
— Добрый день, — поприветствовал я тощего продавца с рыжей всклокоченной шевелюрой, по-богемному замотанного в вязанное кашне. Его звали Ираклий и он клялся, что художник, и лишь только плохое зрение мешает написать ему гениальную картину. Поэтому он вынужден пока прозябать в безвестности, продавая старые книги на базаре. Однако плохое зрение не мешало ему зорко выискивать раритетные экземпляры и взахлёб торговаться до победного.
— А! Генка! Ну, здорово! — поприветствовал Ираклий меня, — всё книги ищешь? Слушай, я вот подумал, а зачем тебе эта латынь? Мне по знакомству принесли очень хороший роман на немецком. Бери, не прогадаешь. Немецкий — тоже древний язык.
— Нет. Спасибо, — по обыкновению отказался я.
Ираклий прекрасно знал, что немецкий роман я у него не возьму, как не взял в прошлый раз ни Тору на иудейском, ни стихи на арабском, и я прекрасно знал, что он и не надеется мне что-то продать. Просто сам процесс торга и обсуждений ему нравился. Да и скучно было стоять просто так целыми днями напролёт. А тут хоть как, но новый человек так-то.
— Погоди, — вдруг зыркнул Ираклий и заговорщицки подмигнул мне, — есть у меня тут кое-что для тебя.
Демонстративно кряхтя и всем своим видом демонстрируя сколь тяжко ему вот это вот всё, он полез под раскладной самосбитый столик, под которым у него была большая сумка с книгами и прочим барахлом.
— Вот, гляди, — Ираклий протянул мне изрядно замусоленную и потрёпанную книжицу.
Я глянул и обмер: Вергилий «Codex Romanus» то есть «Земледельческие стихи».
— Сколько? — спросил я.
Но не успел Ираклий даже назвать первоначальную цену, как весь рынок пришел в движение.
— Облава!
— Атас! — донеслись крики.
Сидящий неподалёку маленький чистильщик обуви Захарка бросил свой ящик и, перепрыгивая через коробки и ящики, понесся к пролому в заборе.
— Попался! Врешь, не уйдешь!
— Держи сявку! — закричали мужчины в форме чекистов.
Одному из них таки удалось поймать парнишку и дальше, чем там всё закончилось, я не знаю. Нужно было позаботиться о себе.
Продавец книг, трясущимися руками принялся судорожно собирать своё барахло. Народ заторопился разбегаться. Хоть чеки ловили беспризорников, но документы потребовать могли с любого, а их-то как раз и не было.
Ираклий таки сбежал, бросив свои книги, даже не собрав их, а я замешкался, сказалось отсутствие выучки и беспечность жителя двадцать первого века — ко мне направлялся молодой чекист с наганом и выправкой.
Попадаться ему было нехорошо.
— Енох, глаза отведи! — торопливо шепнул я, и пока призрачный скелетон выполнял, я скользнул в сторону, протиснулся в щели между досками забора и оказался на другой стороне улицы.
Здесь все было спокойно. И я, посвистывая, с независимым видом отправился дальше.
И только отойдя на довольно-таки приличное расстояние я обнаружил у себя в руках книгу Вергилия. За которую я так и не заплатил Ираклию.
Ну ладно, потом отдам деньги, если его не загребут.
Мда.
Плохо, что нет у меня документов. Плохо, что нет аттестата. Без этого всего полноценно жить не получалось. Время нынче не предрасполагало.
Но, с другой стороны, а чего мне ворчать? Я ведь мог попасть в 1917 сюда и даже думать не хочется, что тогда здесь творилось. Так что в принципе мне нормально еще.
До следующей войны еще четырнадцать лет, и я вполне должен успеть выполнить задание вредного дедка, похожего на Николая Чудотворца.
А дома меня ждал незнакомец.
— Меня зовут товарищ Фаулер, — сообщил незнакомец, усаживаясь в единственное моё кресло.
— Очень приятно, — равнодушно сказал я, но не представился. Раз он пришел ко мне, значит, знает, кто я.
Фаулер выждал паузу, очевидно ожидая, что я таки назову имя, как того требовал этикет, но я продолжал молчать.
Он бесстрастно пожевал губами и продолжил:
— Следует ли упоминать, что ваша эскапада в доме у мадам Жуар наделала много шуму в определённых кругах?
Я равнодушно пожал плечами.
— У нас и до этого были медиумы, которые эпатировали публику. Но никто ещё не додумался до такого. Мадам Жуар клянется, что никто не заметил, как вы влезли на стол. Как это вам удалось провернуть?
Я молчал, взглядом демонстрируя вежливое недоумение, мол, чего ты от меня хочешь, старче?
Видимо, именно это он прочитал в моём взгляде, потому что настроение у него вконец испортилось.
— Нам нужно проверить вас, чтобы убедиться, что вы не шарлатан или же шарлатан, молодой человек, — заявил он.
— Давайте вы будете считать, что я шарлатан, и на этом оставим разговор, — ответил я с демонстративной скукой в голосе. Не хватало еще, чтобы они надо мной проводили опыты. А потом, когда окажется, что я не шарлатан — они вообще никогда от меня не отстанут.
— Вы можете стать миллионером, — вдруг сказал Фаулер и выжидающе уставился на меня.
— Я идеалист, — изобразил декоративную улыбку я, — вон моего отца все эти миллионы до добра не довели. Так что и я не хочу. Вот занимаюсь сейчас у мастера-гомеопата. Научусь и буду мази от фурункулов и перхоти советским гражданам делать. А что, почётная и уважаемая профессия. Без куска хлеба точно не останусь. Или поступлю в институт на агронома и стану мелиоратором.
— Но в случае, если у вас окажутся способности к спиритизму, то ваш кусок хлеба всегда будет с икрой.
— Не люблю икру, — соврал я.
— Зато деньги любят все, — вкрадчиво ответил Фаулер.
— Да и куда я все эти миллионы здесь буду тратить? — скептически ответил я, вспомнив, что началось с тридцатых годов, то есть уже через два года и пару месяцев.
— Нам стало известно, что вы ищете специфические книги по латыни, — вдруг сказал Фаулер, а мне стало не по себе. Выходит, меня плотно пасут, а я даже не заметил.
Увидев что-то в моём лице, Фаулер попытался меня успокоить и сгладить ситуацию:
— Смотритель музея тоже принадлежит нашему обществу.
Я обалдел.
— Ну, так вот, Геннадий, — продолжил уговаривать меня Фаулер, — насколько мы понимаем, вас интересует углублённое изучение не просто латыни, а всех её разновидностей, включая готику, антикву и маюскул?
Я промолчал. Не хватало ещё мне отчитываться перед этим чмырем.
— Если вы сделаете то, о чём я вас прошу, пройдёте проверку и окажется, что вы действительно медиум, мы предоставим вам уникальные возможности по работе с латинскими текстами. Профессор Джузеппе Маркони многие годы работал в Неаполе, Риме и затем в архивах университета Болоньи. В последние годы его приглашает даже Ватикан, и он переводит там древние свитки. Так что все нюансы готических и прочих шрифтов он знает прекрасно. И обязательно согласиться помочь вам.
— Он в городе? — спросил я внезапно охрипшим голосом.
— Через несколько дней приедет.
— А если он откажется?
— Не откажется. Члены Тайной ложи нашего Общества не манкируют своими обязательствами.
— А зачем вам я? Ну предположим, окажусь я медиумом? Что это даст вам и что даст мне?
— Как я уже сказал, для начала профессор Джузеппе Маркони возьмет вас в обучение. У нашего Общества есть много возможностей. Поверьте, вы будете очень удивлены, когда узнаете, что мы можем и какими связями обладаем. А от вас нам нужны будут некоторые, скажем так, услуги. Но не криминального характера, не беспокойтесь. Таланты нам нужны.
Я задумался.
Что мне это может дать? Многое. Та же латынь.
Минусы? Они меня возьмут в оборот и заставят работать на себя. Но здесь опять же — можно натравить на них ЧеКа, можно уехать и скрыться, или натравить кого-то типа Анфисы. Да вариантов миллион.
— У меня будет еще одно условие, — сказал я, отметив, как улыбка удовлетворения мелькнула на породистом холеном лице Фаулера.
— Слушаю вас, Геннадий, — мягко сказал он.
— Мне нужно попасть в соседнюю губернию.
— Не вопрос, поездку мы вам можем оплатить хоть и сейчас. Я имею в виду в случае положительного подтверждения ваших медиумных способностей.
— Дело не в деньгах, — осторожно закинул удочку я, — купить билет я и сам в состоянии. Дело здесь в двух моментах. Первый момент, как вы видите, я — несовершеннолетний и слоняться одному по губернии для меня чревато.
— Вполне с вами согласен, молодой человек, — кивнул Фаулер, — нынче облавы ЧК на беспризорников участились. Но мы вполне можем выделить вам взрослого сопровождающего и сделать необходимые документы. На сколько дней вы хотите туда уехать и когда?
— А вот в этом состоит второй момент, — вздохнул я, — мне нужно проехать всю губернию. Право она небольшая. Точное место я не знаю. Нужно искать.
— Ну, с этим труднее, но мы можем поспособствовать вам и в этом, — кивнул Фаулер.
— Нет, не надо отрывать вашего провожатого от работы и дел, — сказал я и пояснил. — Потому что это все может занять и месяц, и даже два. Но у меня есть следующая идея. Некоторое, довольно непродолжительное время, я путешествовал вокруг нашего города по окрестным селам с агитбригадой «Литмонтаж». И меня очень устраивает формат их гастролей. Так вот, в случае положительного решения вашей комиссии, смогли бы вы устроить так, чтобы агитбригада вместе со мной попала на месяц на гастроли в соседнюю губернию и проехала максимально все участки с выступлениями? Ну, чтобы задерживаться в каждом из них на несколько дней?
— Да не вопрос, — усмехнулся Фаулер, — поверьте, Геннадий, для нас это такая мелочь. В горкоме по культуре тоже есть наш человек и он, представьте, далеко не на последних ролях там. Как и в управлении нашим городом.
— Ого, — уважительно присвистнул я.
— Я же вам говорю, наши возможности безграничны, — самодовольно усмехнулся Фаулер и поправил бриллиантовую запонку на рукаве.
— Понятно. Когда планируется обследование? — спросил я. — И по какому адресу?