Агитбригада 2

Глава 8

Я взглянул на профессора и остолбенел — он был как две капли воды похож на… Лазаря. Не может этого быть! Я же лично его уничтожил. В первый миг у меня аж мурашки по коже побежали. Но, затем, присмотревшись, я понял, что нет, это не Лазарь.

Во-первых, мужчина был значительно старше. Морщинки у глаз, седина на висках — точно не Лазарь. Но, чёрт возьми, как же похож! Во-вторых, Лазаря я таки кокнул!

Джузеппе Маркони, видимо, ощутил моё замешательство, так как взглянул на меня очень внимательно и тщательно скрываемым недовольным тоном сказал на очень правильном русском языке, так как разговаривают только иностранцы:

— Добрый вечер, товарищ Капустин. Мне сообщили, что вы имеете интерес к латинскому язык. Я здесь всего на неделя и не абсолютно уверен, что даже минимальный курс можно освоить за этот срок. Мои студенты только одну лишь постановку времен в придаточных предложениях с конъюнктивом могут изучать больше месяц… Я имею затруднение, как с вами быть? За вас имели просить уважаемые люди.

Я понял, что нужно брать инициативу в свои руки.

— Здравствуйте, профессор Маркони! — вежливо поздоровался я и обозначил своё отношение лёгкой улыбкой. — У меня всего несколько конкретных вопросов. И я буду благодарен, если вы подскажите, как с ними разобраться. Дальше я уже сам.

— Хорошо, — кивнул Маркони, — вы можете приносить свои вопросы завтра сюда, в это же время. Я имею помогать вам.

Профессор дал понять, что аудиенция окончена. Мне оставалось поблагодарить и откланяться.

Домой я вернулся в приподнятом настроении. Дело, кажется, сдвинулось с мёртвой точки. Всё было замечательно: с профессором о латыни договорился, погода была тихая, безветренная, хозяйка, Ангелина Степановна, встретила меня, как родного, во флигеле меня ждал хлеб с сыром, сейчас сделаю чаю и запирую, что ой.

Я шел домой и улыбался.

Зато флигель встретил меня форменным безобразием. Мало того, что Моня и Енох, как два боевых кота устроили словесную перепалку, так они ещё и дрались. Я впервые видел, как дерутся призраки. Это было интересно и поучительно. Я тихонечко вошел, примостился в уголочке, отломил краюху хлеба (попкорна же у меня не было) и принялся наблюдать.

— Циклоп!

— Обглодыш!

— Кто, я обглодыш?! — оскорблённо взревел Енох и внезапно ринулся на Моню. Моня в это время безмятежно парил в воздухе, отпуская ехидные замечания о Енохе. И тут скелетон налетел на Моню, но, видимо забыл, что он призрак, и пролетел через него. От такой подставы Моню подбросило до потолка, и он сперва впечатался в него, а затем проник верхней частью туловища на чердак, так, что в комнату свисали только ноги, и в таком вот позорном положении замер. Видимо, застрял.

— От обглодыша слышу, — удовлетворённо констатировал Енох и, внезапно увидев меня, развёл руками:

— Так и живём.

— Зачем опять дерётесь? — нахмурился я.

Нет, драка была короткая и закончилась эпической победой Еноха, но дисциплину держать было надо, поэтому я был строг.

— Так он первый меня задирает! — наябедничал Енох и обличительно добавил, — знаешь, Генка, вот не надо тебе было этого дурака к себе брать. Давай-ка ты лучше избавься от него. А если тебе нужен ещё один дух, то мы легко найдём. Та же старушка из церкви — благообразна, вежлива, приветлива. Я уверен и Святое Писание наизусть знает. Не то, что этот.

Я чуть не заржал, как представил, как мы с этой благообразной старушкой на пару нагреваем нэпманов в казино. Кстати, пора бы уже сходить туда, деньги катастрофически закончились. Я уже и кубышку, которая досталась мне от Герасима Ивановича, распотрошил.

— Генка! — наконец-то, Моня смог вернуться обратно полностью и сейчас его прямо распирало от возмущения. — А я тебя предупреждал, что не нужен он тебе! Не надо было тебе тогда в Вербовку возвращаться! Как нам с тобой хорошо было вместе! Какие мы дела проворачивали! По ресторанам ходили… Та же Изабелла у тебя появилась…

— Вот именно! Вместо того, чтобы хозяина по малолетству оградить от искушений диавольских, этот шлимазл, наоборот, бросил его в греховный вертеп!

— Генка! — от возмущения Моня замерцал с такой скоростью, что я испугался, что в нём сейчас батарейка перегорит, — если ты от него срочно не избавишься, он тебя проповедями задолбёт! Это не жизнь, вот такое вот нытьё постоянно выслушивать!

— Тихо, орлы! — рыкнул я и оба призрака притихли.

Я встал, прошелся по комнате и сказал:

— Мы с вами как договаривались? Что ссор не будет. А что я вижу? Не только ссору, но и драку. Как две базарные бабы утроили…!

— Генка! — вдруг перебил меня Енох, — а что это у тебя такое?

— Что? — сперва не понял я.

— Да вот, на шее, — с любопытством ткнул костяшкой указательного пальца в меня Енох.

Моня тоже заинтересовался и подлетел поближе.

— Бусики, — пробормотал он и многозначительно хихикнул.

— Мужчинам невместно украшать себя, — обличительно заметил Енох, скорбно покачал головой и добавил, — В Писании сказано, «… на женщине не должно быть мужской одежды, и мужчина не должен одеваться в женское платье, ибо мерзок пред Господом Богом твоим всякий делающий сие…»[2].

— Вот видишь, Генка! Видишь? Я же говорил! — обрадованно завопил Моня, — он уже начал тебя задалбывать! Гони его пока не поздно! Хотя так-то он прав…

— Кого? Меня? — взревел Енох и заорал не своим голосом, — Генка, выбрось ты эту одноглазую гадость! Не оскверняй своё жилище! У тебя там где-то святая вода осталась? Помнишь, как мы с Анфисой тогда поступили? И этот такой же! Он даже ещё хуже! Льстив аки демон, глуп аки ишак иерихонский…

— Кто ишак? Да я тебя сейчас, дуболом костлявый, самого ишаком сделаю! Будешь бегать по городу и мяукать!

— Почему мяукать? — заинтересовался я.

— Да потому что он дуболом, и не понимает, что ишаки ревут, вот как он сейчас! — парировал Моня и, довольный, что победил Еноха хотя бы в словесном поединке, пошел зеленоватой рябью.

Енох от такой неожиданной логики заткнулся и не придумал, что ответить.

Я же воспользовался паузой и произнёс:

— Это мне бабушка Пэтра дала, цыганка. После того, как меня в парке сорока подчинила себе, и я чуть не задохнулся.

Это известие произвело на призраки эффект разорвавшейся бомбы. Все склоки и обиды были моментально забыты и обе души атаковали уже меня. Я подробно рассказал о том, что со мной произошло.

— А потом бабушка Пэтра дала мне эту подвеску и велела носить. Так сорока будет отвлекаться на камушек и не сможет меня больше подчинить.

— А откуда эта сорока взялась? — спросил Моня.

— Ты уже не помнишь, после того, как Лазарь уничтожил дощечку, а я уничтожил его, на дереве оказалась сорока.

Призраки переглянулись.

— Но это ещё не всё, — добавил я. — Сейчас я был на встрече с профессором Джузеппе Маркони, обсуждали переводы с латыни. Так вот, можете себе представить, он как две капли воды похож на Лазаря. Только постарше.

В комнате повисло молчание.

— Это мы во всём виноваты, Генка, — вздохнул Енох, — мы должны были охранять тебя. Тогда бы такого не произошло.

— И с профессором этим тебе больше не надо встречаться, — поддержал его Моня.

— Да, не надо! — согласился скелетон.

Поразительно, только что чуть ли мне дом не разнесли, в фигуральном смысле, конечно, а сейчас прямо вдвоем проявляют редкостное единодушие.

— И с профессором я встречусь, — покачал головой я, — и вас я сам оставил охранять дом. Правда вы, вместо охраны, драку затеяли…

— Но ничего же не пропало! — возмущенно огрызнулся Енох.

— Зато я вошел в дом, и вы меня даже не заметили, — упрекнул я.

Призраки сконфузились. Но Моня твёрдо сказал:

— Отныне будем везде за тобой следовать.

— Воистину так! — поддержал коллегу Енох.

— А дом кто охранять будет? — не согласился я, — я так могу в один прекрасный день вернуться, а здесь какая-нибудь Изабелла уже всю мебель переставит и обои поклеит.

— Изабелла тебе не нужна! — хором сказали призраки, возмущённо посмотрели друг на друга, надулись и отвернулись в разные стороны.

— А это уж я сам буду решать, — отрезал я, и, чтобы перевести разговор на другую тему, спросил, — но что мне теперь с бусиками этими делать? Не буду же я действительно как женщина ходить в них постоянно. Людей смешить. Но и без них нельзя. Я реально чуть не погиб.

— Значит, пока не надо никуда ходить! — категорически предложил Енох.

— Ты считаешь, что мне нужно замуровать себя и сидеть до смерти в доме? — хмыкнул я.

— Не слушай его, Генка! — тут же влез Моня, — я буду с тобой везде ходить и охранять тебя! А этот дуболом иерихонский пусть дома сидит и сторожит твои школьные учебники.

И обидно захихикал.

Енох пошел пятнами.

Чтобы предотвратить очередной конфликт, я торопливо сказал:

— Так-то ты прав, Моня. Я примерно о чём-то таком и думал. Думаю, вы можете по очереди со мной ходить. А кто-то будет оставаться охранять дом.

— Генка! — взвился Енох, который никак не мог простить Моне за дуболома и ишака, — Лучше всего будет, если с тобой я буду ходить. Ты же помнишь, что я могу любого тёмного зверя подчинить. Сороку тоже могу.

— А я могу ей внушить, что у неё дома не выключен примус!

— А я могу ей отвести глаза!

— А я…

— А ну, тихо! — стукнул кулаком по столу я. — будет так как я сказал. Завтра у меня сложный день. Утром я иду в аптеку и буду там до вечера. А вечером у меня встреча с профессором. Но кто-то должен сидеть здесь. Я уверен, что Изабелла опять попытается сюда прорваться. Степановну я задобрил. Вроде не должна её пропустить, но кто ж этих женщин знает, они могут сговориться. А ещё не забывайте о воре. Если он тут что-то искал, а искал он, я уверен, книгу Лазаря, то он опять сюда вернется.

— Ты прав, — вздохнул Енох. — Тогда командуй, кто где?

— Завтра ты, Енох, останешься дома, — сказал я и, опережая ехидные комментарии Мони, сказал, — здесь поблизости крысы есть?

— Есть две, в сарае, — нехотя сказал надутый Енох.

— Так вот, если придёт Изабелла или любая другая девица, выпусти посреди комнаты крысу. Пусть шипит и делает вид, что нападает. Иначе их отсюда никогда не отвадишь.

— Бабы, — сказал Моня таким тоном, словно все беды в мире от них.

— Дааа… — протяжно подтвердил Енох.

— А Моню я беру с такой целью. Так как ты, Моня, умеешь внушать…

— Я не очень умею, могу только корректировать, — поправил меня Моня. — И то, не всем.

— Но Изабелле и Юлии Павловне смог же?

— Смог.

— Вот и надо-то будет внушить Елизавете, это дочка аптекаря, что она ко мне равнодушна, и что она за справедливость и просто обязана рассказать папеньке правду, кто в действительности начал ссору со мной.

— А! Это я могу! — обрадовался Моня. — Повеселимся, значит!

— Генка, а давай лучше я завтра с тобой пойду? — принялся уговаривать меня Енох, — Этот циклоп, если что, опять о примусе им напомнит. А вот мы с тобой в аптеке…

— Нет, Енох, завтра будет так, как я решил (не хотел просто ему рассказывать, что запланировал после урока с профессором Маркони заскочить в казино, материальное положение чуток подправить).

Наше совещание продолжалось заполночь.

Утром я, злой и не выспавшийся, пришел в аптеку в самом скверном расположении духа. Зато не опоздал. Что не преминула не отметить Лизонька:

— А что это вы, Геннадий, в этот раз вовремя прийти решили? — ехидно сказала она. — Решили поразить нас пунктуальностью?

Практиканты захихикали.

Я не ответил. Лизонька надула губки.

Я натянул белый халат, колпак и прошел к своему рабочему месту. Там, на лабораторном столике было от руки, лизонькиным округлым ученическим почерком написано задание на сегодня. Такое задание выдавалось каждому ученику с утра. Иногда, если задание было легкое и короткое, к примеру, как приготовление отбеливающего крема из хинина и глицерина, то дополнительно могли дать и два задания. Или же велеть приготовить это самое средство ещё раз. Так что все практиканты были задействованы с утра до конца рабочего дня.

Сегодня мне было задание сделать флобит. Это один из видов порошка от угрей. Задание было не очень сложное, но слегка муторное. Нужно было взять 25 частей углекислой магнезии в порошке, серного цвета 25 частей, кремортартора в порошке тоже 25 частей. Затем вот это вот всё надо было смешать, растереть в фарфоровой ступке, просеять через специальное сито. И попаковать в стеклянные пузырьки по тридцать грамм. Вот и всё. Занудность же была в том, что отвешивать эти реактивы было неудобно, так как банки с ними находились аж в складе аптеки. Надлежало идти туда, там отвешивать, нести сюда. Причем ходить нужно было для каждого вещества отдельно, чтобы не перепутать.

Но мне сегодня повезло, как и другим практикантам. На каждом столе стояли банки с уже отсыпанным веществом. Оставалось только набрать оттуда нужное количество и взвесить.

Я просиял и принялся настраивать аптечные весы и вытаскивать фарфоровую ступку, сито, флаконы и готовить их к работе.

И тут прилетел Моня с вытаращенными глазами:

— Генка! — завопил он, так, что я вздрогнул и сбил почти уравненные весы. Вот блин, теперь придётся заново всё настраивать. Вот чего больше всего не люблю в химии — так это настраивать аналитические весы. Ну еще иногда титровать не люблю, если с бихроматом. Я тогда переход в зелёный цвет не улавливаю.

— Генка! — видя, что я продолжаю витать в облаках, завопил Моня.

— Я взглядом показал, что слушаю.

— Тебе вон тот парень, — Моня указал на Валентина, — порошок поменял! Я видел!

— Какой? — быстро спросил я.

— Вот этот! — палец Мони уткнулся в банку с углекислой магнезией.

— А брал он его откуда? — спросил я.

— Вон оттуда, — Моня махнул рукой на шкаф, в котором хранились токсичные и взрывоопасные вещества, средней степени.

— Пошли покажешь, — велел я и пошел по проходу в сторону шкафа.

— Капустин, вы куда? — тотчас же заметила мой манёвр Лизонька.

— В туалет хочу, — печально ответил я и добавил, — если можно, конечно.

— Идите, паяц! — недовольно фыркнула Лизонька. Сегодня она была в ярко-зелёном платье в оранжевую полоску, отчего её и так красноватое лицо казалось ещё краснее. Платье было украшено таким обилием рюш и бантиков, что у меня аж зарябило в глазах.

Получив личное разрешение от Лизоньки, я дошел до шкафа и начал медленно идти вдоль него.

— Вот! Вот эта дрянь! — не своим голосом заорал обрадованный Моня.

— Точно? Не перепутал?

— Нет! Там на банке чёрточка такая была, я специально признак искал, чтобы потом найти. Так-то названия такие я не запомню, а банку со сколом — запросто.

Я взглянул на указанную банку и похолодел, спина враз покрылась холодным потом. На этикетке было написано «Гидразиний сернокислый», и рядом позначка — яд.

Я плохо помнил, что это за вещество, но знал, что все гидразины очень токсичны. Представляю, если бы я насыпал его вместо безобидной углекислой магнезии в смесь, чем бы всё это для покупателя закончилось бы.

Меня прошиб холодный пот.

Хорошо, что я в туалет шел. Там умылся холодной водой и долго не мог продышаться.

— Это плохо? — спросил Моня, который крутился около меня.

— Очень плохо, — вздохнул я, — спасибо, что сказал. А теперь я схожу к банкам на склад, а ты следи, чтобы меня не заметили. Ели заметят — срочно напомни им о примусе.

— О! Это я умею! — потирая руки, радостно осклабился Моня.

Я смотался на склад, к счастью, не попадаясь никому на глаза. Зачерпнул там магнезии в первую попавшуюся банку, право она была чистой. И ломанулся обратно (банку я спрятал в карман).

Лизонька при моём появлении поджала губки и не удержалась от замечания:

— Долго ходите, Капустин.

— Живот прихватило, — сказал я и Лизонька брезгливо поморщилась.

Но я уже подошел к своему месту и резво принялся мастерить средство от угрей.

Когда все пузырьки были выстроены на столе, а последняя партия ещё не была упакована, в лабораторию быстрым шагом вошел Форбрихер и громко спросил:

— Кто готовит флобит?

— Капустин, — сказала Лизонька, сверяясь с записью в журнале.

— Геннадий, дайте мне два пузырька, — он торопливо схватил два флакона и вышел в главное помещение аптеки.

За ним торопливо побежал Валентин.

Дверь была открыта и было слышно, как аптекарь говорит какой-то дородной женщине, к которой стеснительно льнула угловатая девочка-подросток:

— Будете использовать утром и вечером. Я здесь приложу инструкцию. Но просто запомните — угри смачиваете обычной водой и присыпаете этим порошком. Обильно.

— Спасибо вам огромное, — разразилась благодарностями дама, — Аринушке нужно до праздника быть в порядке, а тут как назло, эти юношеские прыщики. Такое беспокойство.

— Все мы через это прошли, — по-отечески заворковал Форбрихер. — Будете регулярно использовать наши порошки и через полторы недели всё пройдёт.

— Товарищ Форбрихер! — громко закричал Валентин, — не продавайте людям этот порошок! Капустин туда какого-то яду из шкафа с ядами добавил. Я видел!