Я как раз сидел дома, во флигильке, пил ароматный свежесваренный кофий с кардамоном и чёрным перчиком и раздумывал, чем же сегодня заняться, как постучала Степановна и с крайне недовольным видом сунула записку.
— Ходют и ходют, — осуждающе проворчала она и ушла, шаркая ногами в допотопных штиблетах.
«Надо будет, может, ей шаль что ли какую подарить, или бусики, а то действительно, неудобно получается — она у меня нынче как прислуга», — подумал я, и развернул записку.
«Вам надлежит сегодня явиться по тому же адресу, в полдень».
И всё, ни подписи, ничего больше.
Енох был прав, когда вчера прочитал мне целую возмущённую лекцию о вреде тайного общества. Они мне ещё ничего не предоставили, а уже задания дают. Но отказываться не приходится. Поэтому, вздохнув, я ровно в двенадцать ноль-ноль стоял у двери в квартиру номер тринадцать по улице Коммунаров.
Меня встретил Фаулер.
Немногословно поздоровавшись, заметил:
— Гостиница «Туркестан», второй этаж, боковой коридор, номер двести шестьдесят восемь. Товарищ Шершеневич Леонид Аркадьевич. Невысокий. Седой. На носу бородавка. Носит твидовый костюм синего цвета. Галстук с золотой булавкой в виде крокодила. Запомнили?
— Да, — кивнул я.
— Задание следующее — нужно осмотреть в его саквояж, — Фаулер внимательно посмотрел на меня, проверяя, проникся ли я.
Я проникся.
— Саквояж дорожный классический, чёрного цвета из натуральной кожи итальянского производства. Застёжка внахлёст. В саквояже Шершеневич хранит бумаги. Нужно найти квитанцию Государственного Хлопчатобумажного Треста «Пестроткань» номер сто тринадцать. Запомнили?
— Да, — снова кивнул я.
— На квитанции будет сумма прописью. — продолжил инструктаж Фаулер. — Вам необходимо посмотреть эту цифру, запомнить её и сообщить мне. Это понятно?
— Понятно, — сказал я.
— Очевидно излишне говорить, что никто вас видеть не должен, особенно Шершеневич.
— Понял, — сказал я.
— Срок — сегодня до вечера. Вечером Шершеневич выезжает в Кисловодск. Всё ясно?
Я кивнул.
— Выполняйте.
Я вышел из дома на улицу и вокруг меня бешеной бабочкой запорхал возмущённый Енох:
— А я тебе говорил! Я говорил! — верещал он, мигая, словно проблесковый маячок на ментовской машине в обеденный перерыв. — Ты не получил ещё от них ничего. А они уже тебе такие задания дают!
Я пожал плечами и повернул в сторону проспекта Интернационала, по направлению к гостинице «Туркестан».
— А ты что, туда идешь?! — возмутился Енох.
— Туда, — согласился я.
— Без подготовки? Прямо сейчас?!
— Ну, во-первых, я хочу просто посмотреть на эту гостиницу. Каюсь, ни разу её не видел. Кроме того, у меня есть ты и, если надо, ты отведёшь всем глаза.
— Да будет тебе известно, — рассерженной кошкой зашипел Енох, — что отвести глаза я могу определённому количеству людей! Небольшому! И на небольшом расстоянии!
— Сколько?
— Что сколько?
— Сколько людей ты можешь заслепить?
— Не заслепить, а отвести глаза! Не путай! Это разное! — фыркнул Енох.
— А ослепить можешь? — заинтересовался я.
— Зачем? — не понял Енох.
— Хочу твои возможности понимать, — сказал я и пошел дальше.
— Не знаю, — задумался призрак.
— Что не знаешь?
— Скольким людям я могу отвести глаза, — сердито выпалил Енох, — не знаю!
— Ну, значит, будем сейчас проверять на практике, — ответил я и зашагал к гостинице.
Енох, ругаясь и возмущаясь, полетел сзади.
Гостиница «Туркестан» представляла собой псевдоарабское здание с макарнасами, невнятно стилизованное под дворец в стиле «Тысяча и одной ночи». Странно, что я даже не знал, что в городе N есть такое. Хотя я много чего ещё здесь не знаю.
Здание состояло из двух помещений, в одном находилась непосредственно сама гостиница «Туркестан», а в другом был ресторан «Ампир», из которого раздавалась отнюдь не восточная музыка, а какой-то свирепый чарльстон, что ли.
У входа в гостиницу стоял мордатый швейцар в декоративной ливрее и открывал-закрывал дверь.
— Отводи! — велел я призраку и смело вошел внутрь.
У конторки в фойе сидела полноватая девушка в синем турецком костюме, которая, стараясь придать своему славянско-курносому лицу сходство с дочерями Востока, так насурьмила брови и подвела глаза, что напоминала мне мадам Жуар во время спиритического сеанса.
— Отводи! — опять скомандовал я, и мы поднялись на второй этаж.
Длинный коридор второго этажа плутал и петлял так, что мы пару раз даже заблудились и пришлось возвращаться обратно по тому же пути. При этом мы дважды чуть не столкнулись с людьми, и лишь в последний момент Енох успевал отвести им взгляд.
— Смотри! Вот он! Номер двести шестьдесят восемь! — возбуждённо воскликнул скелетон, указывая костяшкой на нужную дверь.
— Вижу, — сказал я и провёл краткий инструктаж, — Так, Енох, ты про саквояж помнишь. Залетаешь, ищешь квитанцию этого грёбанного Треста «Пестроткань». Номер сто тринадцать. Смотришь цифру, запоминаешь. Говоришь мне. Понял, да?
— Слушай, Генка, а остальные квитанции или бумаги… — начал было Енох, но был внезапно и категорически перебит невесть откуда взявшейся дамочкой.
Увидев нас, она заверещала, страшно вращая глазами:
— Вы кто такие?! И что здесь делаете?! Во-о-он отсюда-а-а!
— Гляди, Генка, это же душа местная, — восхищённо сказал Енох. — Прямо красотка.
Красотка от таких слов на секунду зависла, а потом завопила с пущей силой:
— Не пущу!
— Чего это? — удивился я и скомандовал, — Енох, выполняй. А с дамочкой мы пока побеседуем.
Енох кивнул и влетел в дверь, намереваясь просочиться через неё.
Но не вышло. Со всей дури он ударился в дверь и отскочил от неё, словно резиновый мячик.
— Я же сказала — не пущу! — зловеще захохотала дамочка.
— Меня не пускает! — жалобно пробормотал изрядно удивлённый Енох.
— Ну так через стену давай! — махнул рукой я.
Вторая попытка призрака не удалась, а дамочка захохотала ещё обиднее:
— Я же сказала — вы туда не попадёте! — заявила она.
— Почему это?
— Нечего покой моих жильцов нарушать!
Я окинул призрачную дамочку внимательным взглядом: в коротком платье, фильдеперсовых чулках, на высоких каблуках, накрашенная в боевой грим, словно моя Изабелла, дамочка имела явно полубогемный вид.
— Ты была здесь проституткой? — спросил я.
— Ничего подобного! — обиделась она, — я честная девушка.
— А убили тебя за что?
— Не твоё дело! — вызывающе ощерилась дамочка и её миловидное лицо начало проваливаться до тех пор, пока не показался череп.
— Гляди, Енох, тебе невеста будет! — хохотнул я, указывая пальцем на дамочку.
— Да не нужна она мне такая! — возмутился Енох.
— Что здесь происходит? — дверь номера двести шестьдесят восемь начала открываться и оттуда показался невысокий седой мужчина с бородавкой на носу. Явно Шершеневич.
— Отводи! — успел прошипеть я Еноху и метнулся в приоткрытую дверь. Подлетев к саквояжу, который стоял на столе, я торопливо принялся рыться в бумагах. Квитанция номер сто тринадцать нашлась почти сразу же. Запомнив цифры на ней, я сбросил всё обратно и выскочил в коридор:
— Енох, я спускаюсь, подержи его ещё пару секунд и дуй за мной!
— Куда?! — заверещала ошеломлённая дамочка, — воры! Я всё видела! Вы не имеете права!
Она что-то там ещё орала, а я уже спускался по лестнице. Внезапно передо мной появился Енох:
— Получилось! — радостно воскликнул он.
— Надеюсь, что да, — кивнул я и, пока не забыл, записал цифры на клочок бумажки.
— Теперь куда? — спросил Енох, когда мы благополучно вышли на улицу, миновав и администраторшу, и бдительного швейцара.
— Надо бы пообедать, — мечтательно сказал я, — но лучше сразу сдать задание, пока что-то не помешало.
— А это уместно показывать им скорость выполнения? — спросил Енох.
— Рано или поздно они всё равно увидят, — философски ответил я, — так что нет смысла скрываться. Более того, я уверен, что за мной есть слежка.
— Не может быть! — даже замахал руками Енох, — я бы увидел.
— Они профессионалы, — тихо сказал я, — кроме того, вполне возможно, там те, кто следят, действуют посменно.
— А зачем? — спросил Енох и пояснил мысль, — зачем им тебя пасти и проверять? Ты же всё равно не сбежишь и никуда не денешься. Они знают, где ты живёшь и где учишься. Кроме того, они знают, что тебе нужна их помощь.
— Всё просто, — хмыкнул я, — это было проверочное задание. И Шершеневич этот явно или актёр, или из этого общества. Подставное лицо. И квитанция эта им не нужна. Им главное — увидеть, как я работаю и оценить, смогу ли я выполнять сложные задания. Поэтому и выжидать сейчас нет смысла, не надо, чтобы они видели, что я играю по своим правилам — это только отберёт у меня очки в будущем.
— Генка, а ты точно уверен, что всё делаешь правильно? — мрачно спросил Енох, — что-то не очень мне всё это нравится. От него несёт чем-то таким… нехорошим…
— У меня других вариантов сейчас нету, — печально ответил я, — а дела делать надо. Видишь, у меня появилась эта способность взаимодействовать с вами, она постоянно обрастает какими-то нюансами, меняется. А я ничего не понимаю и даже на три процента не использую потенциал.
— Так используй! — замерцал Енох.
— Я бы с радостью, — пояснил я, — Но, чтобы использовать, нужно хотя бы приблизительно понимать, в чём этот потенциал заключается. Собрать всю доступную информацию. Вот этим я сейчас и занимаюсь.
— Мы, — поправил меня Енох.
— Конечно мы, — согласился я.
После того, как я благополучно сдал задание Фаулеру, у меня появилось почти полдня свободного времени. Я вышел на улицу и сказал Еноху:
— А вот теперь можно и пообедать.
Недолго думая, я пошел в ближайшее заведение общепита. Им оказалась ресторация «Ивушка». Забегаловка была так себе, слишком людная и шумная, мы здесь как-то с Зёзиком и Гришкой пиво пили, но зато здесь подавали самоварное пиво довольно хорошего качества, так что точка пользовалась заслуженным спросом среди народа попроще.
Я уселся за свободный столик и заказал себе двойную порцию жаренных сосисок с кислой капустой и пива. После непростого дела есть хотелось просто ужасно. Словно голодный волк, набросился я на еду и не поднимал головы, пока не слопал всю тарелку.
— Уф! — откинулся я на спинку стула и отпил пива. — Красота!
— Ай, золотой мой, давай я тебе погадаю, всю правду расскажу! — передо мной появилась молодая цыганка, полноватая, со слишком длинным носом, а ведь говорят, что цыганки красивые. Но то ли мне не везло, то ли врут — не знаю.
Тряхнув монистами, она бесцеремонно уселась на стул напротив меня и опять завела свою песню, мол, давай погадаю.
— Не люблю цыган, — передо мной появился Енох и с осуждением посмотрел на цыганку, — они нечистые на руку и вообще!
Цыганка уставилась на то место, где сейчас был Енох и глаза её тревожно расширились.
— Она что, видит меня? — удивился Енох, немного переместился вбок и помахал перед лицом женщины костлявой рукой.
Цыганка расслабилась, заулыбалась и опять начала цепляться ко мне с предложениями рассказать мою судьбу.
— Да что ты мне можешь рассказать, — хмыкнул я, её назойливость уже начала раздражать, — это я могу тебе погадать…
Закончить фразу мне не дали несколько человек в форме и с наганами, которые бесцеремонно вошли в «Ивушку» и принялись проверять документы у присутствующих.
— Облава! — прошелестело по рядам.
Некоторые, наиболее шустрые граждане попытались под шумок слинять, но в дверях их встречали ещё военные люди и уводили.
— Рада! — развязно воскликнул один из военных и направился к нашему столику, — я кому говорил, что если ещё раз тут тебя увижу — посажу?!
На лице цыганки промелькнул страх и растерянность.
Мне тоже эти проверки были ни к чему. Я ещё несовершеннолетний вообще-то.
— Отводи! — велел я Еноху и сказал цыганке, — бегом за мной!
— Но ЧеКа…
— Хочешь выбраться — дуй за мной! — отрывисто прошипел я и рванул к выходу, на ходу командуя Еноху, чтобы отводил глаза.
Цыганка смекнула, что как-то ловко это у меня получается и быстренько рванула за мной.
Буквально через несколько минут мы уже были вне досягаемости облавы. Забежав в парк, я прислонился к дереву, пытаясь отдышаться.
— Спасибо! — хрипло после быстрого бега сказала Рада.
— Пожалуйста, — вежливо ответил я и вытер вспотевший лоб носовым платком.
— Давай, я тебе погадаю, — сказала Рада, — бесплатно. За то, что ты выручил меня. Не люблю быть должна за такие вещи.
— Не надо, — отмахнулся я.
— Но я не хочу долгов, — нахмурилась Рада и вдруг игриво разулыбалась, — или ты чего-то другого, может, хочешь?
— У меня девушка есть, — покачал головой я.
— Да какая она тебе девушка! — возмутился Енох, который тотчас же материализовался рядом, — ты ещё скажи, что жениться на ней будешь!
— И что? — не удержался, чтобы не поддеть Еноха я.
— Изабелла — жадная корова! — мрачно констатировал Енох и обличительно ткнул в меня пальцем, — она тебе не нужна!
— Ты с кем-то сейчас разговариваешь, — настороженно констатировала цыганка. — Я чувствую, тут есть ещё кто-то.
— Не знаю, — сделал удивлённое лицо я. Немного подумав, спросил, — а скажи, Рада, среди ваших есть кто-то, кто с духами может общаться?
— Мы все живём рядом с духами… — начала Рада.
— Ну ладно, мне некогда твои сказки слушать, — прервал я её, — пойду я. Прощай.
— Постой! — схватила меня за рукав Рада, — я всё-таки хочу вернуть долг. У нас в таборе есть бабушка Пэтра. Она может.
— Вот вечно ты в какую-то ерунду ввязываешься, — сердито сплюнул Енох, когда мы пошли с Радой.
Я думал, что увижу цыганский табор во всей его аутентичности, но Рада привела меня на рынок. Поплутав промеж рядов, мы вышли к палаткам, где тусовались всякие старьёвщики и прочий подозрительный народ.
— Подожди! — сказала Рада и зашла в одну из палаток.
Через пару мгновений она вышла оттуда в сопровождении сухонькой старушки с таким желтым морщинистым лицом, что она была похожа на плоды маклюры.
— Вот, бабушка Пэтра, — сказала Рада, указывая на меня, — ему нужно спросить.
— Спроси, — прищурилась старуха.
Я посмотрел на Раду и замялся.
— Рада, ты иди! — велела старуха.
— Но бабушка… — возмущённо надулась цыганка.
— Иди. Я сказала, — в голосе старухи внезапно прорезался такой металл, что только огромным усилием воли я тоже не встал и не ушел.
— Рассказывай, — велела бабушка Пэтра, когда Рада ушла.
— Знаю, что звучит это как глупая сказка, но, может, вы знаете, можно ли призвать душу, которая ушла?
— Можно, — спокойно глядя на меня тихо произнесла старуха и, прищурившись и вглядываясь мне прямо в душу, спросила, — та душа точно ушла?
— Да, — кивнул я.
— Сорок дней когда будет? — чуть склонив голову к плечу, спросила она.
— Где-то через месяц примерно, — вздохнул я. — Могу посчитать.
— А девять уже было?
— Сегодня, — ответил я, прикидывая даты. — А что?
— Ты разве не знаешь, что по вашим христианским обычаям поминают усопших на девятый и сороковой день?
— Знаю, — неуверенно протянул я.
— А знаешь почему?
Я пожал плечами.
— Потому что именно в эти дни души возвращаются на землю.
Он неожиданности я аж икнул.
— Да, да, — усмехнулась она, — а души невинноубиенных обязательно приходят туда, где они погибли.
— То есть если я буду сегодня на том месте, то смогу увидеть эту душу?
— А если прочитаешь определённые слова — то и оставишь её здесь, — хохотнула старуха.
— Какие слова? — тут же уцепился за такую возможность я.
— Ха! Всё-то ты, милок, знать хочешь, — покачала головой цыганка, — прямо вынь да положь. А с чего я тебе тайные слова за так передавать должна?
— А чего ты хочешь? — выдавил из себя я.
— Вот это уже другой разговор, — улыбнулась старуха, — я хочу услугу. Но не сейчас, а потом.
Я вздохнул и согласился. А куда деваться?
— У тебя есть бумага и чем писать? — спросила она.
Я вытащил из кармана небольшой блокнот, который всегда носил с собой и огрызок химического карандаша.
Бабуля нацарапала на листе четыре слова корявым почерком.
— Вот, — сказала она, — когда душа придёт, прочитай это два раза.
— Спасибо! — от всей души поблагодарил её я, даже не сомневаясь, что она не врёт, — так что за услугу я вам буду должен?
— Тебя потом найдут, — прищурилась старуха. — Но не беспокойся, ничего страшного там не будет. Просто услуга. Небольшая.
Я торопливо бежал по окруженной ольхой и осинками просёлочной дороге, которая тоже вела к Батюшкино, к тому месту, где состоялась моя эпическая битва с Лазарем, в результате которой дощечка Филимона Поликарповича прекратила своё существование, и вместе с нею, и он сам.
— Ну? Далеко там ещё? — мерцающий Енох мчался за мной и всё время ворчал.
— Всё, прибыли! — узнал я страшное место и остановился чтобы отдышаться.
— Так читай слова! — возмутился Енох.
Я вытащил бумажку и дважды громко прочитал слова, которые были явно нерусскими. Какая-то абракадабра.
Первое время ничего не происходило, и я уже было решил, что старуха наврала мне.
Но буквально через миг, пространство передо мной замерцало и из него появился призрак одноглазого Филимона Поликарповича, который, радостно осклабившись, фальшиво запел:
— Зачем, скажите, вам чужая Аргентина?