Алексей Петров

— Как ты это делаешь? — спрашивает она, дрожа в моих объятиях.

Все ее внимание сосредоточено на большой боксерской груше. Она отводит руку назад, выравнивает костяшки с крестиком в центре и делает выпад вперед.

Ее тело подается вперед и сталкивается с грушей.

— Слегка расставь ноги, вот так.

Положив руки ей на бедра, раздвигаю ее ноги, ставя одну немного впереди другой.

Чувствуя тепло, исходящее от нее, я с трудом заставляю себя убрать руки.

Она откашливается, ее тело отстраняется от моего прикосновения, и она снова поднимает руки к груди, чтобы попробовать еще раз.

Я снова выпрямляюсь, моя грудь прижимается к ее спине, когда поправляю положение ее рук. Костяшками касаюсь упругой груди, окончательно фиксируя позицию, придерживая локти.

— Хорошо. Теперь сосредоточь вес на ногах, чтобы сохранять равновесие, но отталкивайся локтями, а не всем верхом, вот так.

Медленно направляя ее руку вперед, позволяю кулаку коснуться груши, затем возвращаю ее обратно, повторяя это несколько раз, пока она не найдет баланс.

Это настоящая пытка.

Ее тело замирает, когда она чувствует, как мой твердеющий член прижимается к копчику.

— Алексей… — мурлычет она.

— Так, — кашляю я, отходя на шаг назад. — Теперь попробуй сама.

Прищурив глаза, она резко вдыхает и плавно наносит удар вперед, попадая точно в крестик в центре.

На ее лице появляется удивление, глаза широко раскрыты.

— Я это сделала?

— Ты сделала это.

Она начинает прыгать от радости.

— Помнишь свое первое убийство?

Вопрос застает меня врасплох, и я начинаю вспоминать.

— Да, помню. Это была первая угроза нашей семье, с тех пор как мы с братьями присоединились к отцу.

— Тебе было страшно?

Она выглядит по-настоящему обеспокоенной, прикусив нижнюю губу.

— Нет. Мы были готовы к этому, и знали, что нужно делать.

— Я не думаю, что смогла бы стать убийцей.

— Никто не рождается убийцей. Есть небольшой механизм в мозгу, который медленно, кажется, перенастраивается. Гнев сменяется, превращается во что-то другое, пока твое тело не начинает жаждать крови другого человека.

Ее кулак снова сталкивается с грушей, дыхание становится быстрым и тяжелым. Уперев руки в бедра, она слегка наклоняется, сиськи полностью видны сквозь большой круглый вырез моей белой футболки.

— Из какой научной книги ты это вытащил, профессор?

— Это не наука. Это просто мое мнение. Никто никогда не смотрит на младенца и не думает: — Хм, этот вырастет и устроит массовое убийство. Я думаю, что однажды человек просыпается, и будто бы переключатель щелкнул.

— По-моему, ты просто придурок.

Я бросаюсь к ней, прижимая ее к груди.

— Хочешь назвать меня так еще раз, Кодак?

— Ты… — она едва успевает произнести это сквозь смех. — Ты придурок. С уважением, сэр.

— Дерзкая девчонка, — говорю я, глядя на нее с легким предупреждением.

Закатив глаза, она снова встает в позу, полная решимости нанести идеальный удар.

Я бы мог смотреть на нее весь день.

Звук завывающего ветра эхом разносится по тихому кабинету, рама окна скрипит от силы порывов.

— Otets, я сказал, что буду дома.

Его глубокий голос раздается через динамик моего телефона, когда он продолжает изливать свою мудрость относительно того, как я веду свою жизнь.

— Пока мы разговариваем, я слежу за ними. Как только это будет сделано, я вылечу отсюда первым же рейсом.

Я могу представить, как его рука нервно поглаживает длинную седую бороду, беспокоясь о времени.

Все, чего он хочет на Рождество, — это чтобы его сыновья вернулись домой, и все снова были вместе.

— Планы почти выполнены. Дома находятся на завершающей стадии ремонта, и я нашел себе маленького эльфа на холодные ночи.

— Отец, пожалуйста. Есть вещи, о которых я предпочел бы не знать.

Сердечный смех пронзает мои уши, когда я регулирую громкость в своем телефоне.

— Я перезвоню… они здесь.

— Не проявляй милосердия, сынок.

Сбрасываю вызов, наблюдая за красной точкой на экране, указывающей на местоположение в моем саду.

Адреналин бурлит во мне, заставляя чувствовать, что я парю, когда спускаюсь по лестнице и выхожу за дверь.

Как только открываю ее, меня тут же встречают его крики, от этих болезненных воплей у меня в животе возникает ощущение трепета.

Попался.

Открыв дверь сарая, я ступаю в кровь, заливающую пол, сочащуюся из его ноги.

— Добро пожаловать, — напеваю я.

— Отпусти меня, ублюдок.

Я медленно обхожу, оценивая его состояние.

Большой медвежий капкан облегает нижнюю часть его ноги, разрывая кожу и демонстрируя обнаженные мышцы и кости.

Он держится за колено, раскачиваясь взад-вперед от боли.

— Это только усугубит ситуацию, — предупреждаю я. — Ты открываешь рану еще больше, но, пожалуйста, продолжай. Это облегчит мою работу.

Его брови хмурятся, он смотрит в мою сторону, ярость светится на покрасневшем лице. Голос шипит сквозь стиснутые зубы.

Я достаю нож из-за спины, провожу пальцем по сверкающему лезвию. Прижимая кончик пальца к свежеотточенному лезвию, прокалываю кожу, и на поверхности появляется маленькая капелька крови.

Опускаясь на колени, я упираюсь локтями в коленные чашечки, подперев лицо ладонями, и на моих губах появляется зловещая улыбка.

— Итак, между нами, девочками. Каков был план, а? Чего ты надеялся добиться этим дерзким приключением?

— Твоей головы на колу, — отвечает он почти мгновенно.

— Хм, интересно. Тогда почему послали тебя выполнять грязную работу? У него не хватает смелости сделать это самому?

— Я служу ему, и выполняю все, о чем меня просят.

Делая выпад вперед, позволяю лезвию пронзить его живот, пока он захлебывается криком.

— Это был риторический вопрос, кусок дерьма.

Поворачивая нож в руке, наблюдаю, как цвет уходит с его лица.

— Итак, если бы я был им, где бы я спрятался? Нужно быть близко, но не слишком близко. Скрытно, но также на виду, там, где этого меньше всего ожидают.

Его грудь тяжело вздымается, рот сжат в прямую линию.

Проталкивая нож в бедро, я заставляю его согнуться, и лезвие проникает глубже.

— Это был вопрос. Отвечай.

— Думаю, ты никогда не узнаешь, — отвечает он с ухмылкой.

— Хм, у меня есть свои методы. Я всегда побеждаю.

Подхожу к верстаку с металлической поверхностью и начинаю копаться в беспорядочно разбросанных инструментах.

Эники, беники…

— Ты подойдешь, — шепчу я.

Поднимаю отвертку с крестовым наконечником и прижимаю ее к запястью, вращая рукоятку между большим и указательным пальцем. Наконечник тупой, покрытый ржавчиной медного цвета, но он все равно справится с задачей.

Провожу металлическим инструментом по его носу, сильно надавливаю на верхнюю губу и наклоняю голову набок.

— Где он? — спрашиваю я.

Единственный ответ, который получаю, — это быстрое покачивание головой, глаза смотрят куда угодно, только не на меня.

Неправильный ответ, мой друг.

Издав негромкое цоканье, я втыкаю отвертку в его зрачок, когда он быстро закрывает веко над металлом.

Из меня вырывается злобный смех, я упиваюсь криками, наблюдая, как кровь сочится из проткнутого глаза.

Кажется, что его тело охвачено огнем, и во мне разгорается трепет. Капли пота выступают у него на лбу, медленно стекая по переносице.

Склонив голову набок, замечаю, что в уголках его рта собирается кровь.

Схватив за подбородок, я сжимаю его щеки, заставляя приоткрыть рот.

— Черт возьми! — ругаюсь я.

Испуганная маленькая сучка откусила себе язык.

— Ну, теперь ты для меня бесполезен.

Вынимая отвертку из глаза, я вонзаю ее ему прямо в сердце. Нет смысла тянуть с этим дальше, когда он буквально не может сказать мне то, что мне нужно.

Я выпрямляюсь, вытирая кровь с рук о грубую ткань штанов.

Свет в ванной все еще горит, сообщая мне, что Амелия до сих пор там. Я благодарен судьбе, что ей не пришлось быть свидетельницей всего этого, каким бы недолгим это ни было. Ей не обязательно знать, на что я готов пойти ради ответов, особенно теперь, когда она вовлечена.

Она стала моим приоритетом номер один. Ее безопасность — единственное, о чем я думаю. Эти ублюдки залягут на глубине шести футов, прежде чем позволю им тронуть хоть волосок на ее хорошенькой головке.

Я защищу тебя, малышка.