Алексей Петров

Машина с визгом останавливается прямо перед домом.

Нетерпение струится по венам. Потребность наполнить ее превосходит всякое логическое мышление.

Обходя свой грузовик спереди, я открываю скрипучую дверь и беру ее на руки, прижимая к своей груди.

— Мы не выйдем из спальни как минимум двадцать четыре часа.

— Договорились, — хихикает она.

Я достаю ключи из кармана, пока мы подходим к входной двери, но как только прижимаю ключ к замку, дверь сама по себе открывается.

— Что за черт?

Опуская Амелию на ноги, кладу руку на поясницу и осторожно вхожу через порог.

— Стой позади меня, — шепчу я, прижимая палец к губам, молча говоря ей сохранять тишину.

Она отчаянно кивает, тревожно потирая предплечье. Я наблюдаю, как ее нежные пальцы обводят мурашки, покрывающие кожу.

Румянец исчез с ее лица, когда-то смуглый оттенок теперь бледный, и молочный.

Никаких уведомлений на моем телефоне о движении в доме не было, хотя, где мой телефон?

Осторожно шагая, я иду по коридору, оглядываясь влево и вправо по большой открытой комнате, но меня встречает только зловещая тишина.

Кажется, что все на своих местах, и нет никаких мокрых следов на полу. Эти люди не из тех, кто будет соблюдать приличия и оставлять свои ботинки у двери.

Оглядываясь через плечо, я убеждаюсь, что Амелия по-прежнему рядом. Она прижата к дверному косяку, ее голова мечется из стороны в сторону, пока она осматривает все вокруг.

Ее брови нахмурены, страх отражается на лице. Красные губы выглядят еще более израненными, чем когда я прикусил их, потому что она теперь сильно кусает нижнюю губу.

Она продолжает непрерывно тереть свои руки, нервозность излучается из ее дрожащего тела.

Поворачиваясь обратно, я замечаю приоткрытую дверь в конце коридора и чувствую сквозняк, который дует по лестнице.

— Черт.

Перепрыгивая через две ступеньки за раз, я смотрю на сломанный засов, лежащий на полу у двери. Следы на середине указывают на то, что они были готовы; его срезали электрической пилой. Я провожу пальцами по чистому разрезу на металле, и кровь быстрее начинает бежать по венам.

Я врываюсь в свой кабинет, тяжелая дверь с грохотом ударяется о старую каменную стену, и вижу, что все разбросано по полу.

Стопки бумаг порваны пополам, разбитое стекло и остатки моего напитка впитываются в половицы.

Металлический шкаф открыт, каждый сантиметр полок пуст. Они даже не оставили пустую коробку из-под патронов, эти мерзкие сукины дети.

Уведомление раздается с компьютера, и экран загорается. То, что раньше выглядело как загроможденная домашняя страница, теперь стало пустым.

Мои ноги громко топают по полу, когда я подхожу к компьютеру, просматриваю жесткий диск, и, как ни странно, его тоже выпотрошили.

Рычание вырывается из моей груди, смахиваю все со стола. Все разлетается и врезается в стену у окна.

Я тяжело дышу, в холодном воздухе видны клубы пара, поднимающиеся передо мной, когда наклоняюсь через стол и опускаю голову. Мои ладони покалывает, я сжимаю кулаки, и гнев быстро разгорается внутри меня.

Крик заставляет меня резко выпрямиться, боль сжимает мою грудь, и я бегу обратно к входной двери.

Место, где она стояла не более пяти минут назад, теперь пусто, единственный признак того, что она была там, — небольшая лужица крови, стекающая с деревянной входной двери.

— Черт!

Собираю все оружие, спрятанное внизу, позволяя боли и гневу вести меня по дому.

Мне нужен воздух, моя грудь будто под весом всего мира.

Тело становится вялым, и я падаю на колени с глухим стуком. Приложив руку к груди, я делаю глубокие вдохи, но все равно не могу отдышаться.

Я не чувствовал ничего подобного с тех пор, как узнал о смерти своей матери. Все чувства обрушиваются на меня одновременно, чувства потери, боли и горя. Тогда я был бесполезен, но не сейчас.

Собрав все силы, что у меня есть, неуверенно поднимаюсь на ноги, набираясь как можно больше решимости. Готов раз и навсегда прикончить этих ублюдков.

И, черт возьми, я надеюсь, что они сгорят в аду.