Алексей Петров

Это опасно, я знаю. Но я всегда жила на грани, так почему бы не продолжать?

Порывы ветра завывают в кронах деревьев, пока пытаюсь сфокусировать объектив на маленьком обледенелом кусте. Покрытые кристаллами листья выглядят потрясающе в слабом свете, поблескивая сквозь низкий туман.

Если бы только они могли остаться в покое.

Делая серию снимков, я молюсь, что хоть один получится удачным. Мои шаги хрустят по замерзшей траве, пока подхожу ближе к скамейке в парке.

Я здесь единственная идиотка. Все остальные прислушались к метеорологу, который сказал оставаться дома, если это не жизненно необходимо. Для меня это необходимость. Это мое душевное здоровье, в конце концов.

Щебетание вырывает меня из мыслей, когда мои глаза замечают двух маленьких малиновок, танцующих среди деревьев. Их красные грудки кажутся еще более яркими по сравнению со скворцами и воробьями, которых я привыкла видеть вокруг.

Тепло разливается в груди, пока они поют свою сладкую песню, прыгая по скрипящим веткам.

Интересно, понимают ли они, насколько это восхитительно для нас? Как мы замираем в благоговейном трепете, когда видим их танцующими на ягодном кусте, их пушистый подшерсток развевается на зимнем ветерке.

Они опускаются на траву, их клювы расклевывают жесткую зелень в поисках пищи.

Это идеально.

Прищурившись, я всматриваюсь в маленькую линзу, ощущая волну радости от сюрреалистичного зрелища. Мой палец быстро нажимает на кнопку, делая столько снимков, сколько возможно этих двух маленьких птиц.

Одна из них сдается раньше и взлетает, чтобы найти еду в другом месте. Когда перевожу камеру, чтобы следить за парящей птицей, у меня кровь стынет в жилах.

Через объектив я вижу темный силуэт, наблюдающий за мной из-за деревьев. Темные очки скрывают глаза, но я уже представляю их в голове, и сердце уходит в пятки.

Паника охватывает меня. Ноги словно приросли к земле, превращаясь в бетон. Я позволяю камере упасть, зная, что ремешок все еще на моей шее.

Посмотрев на него не через объектив, понимаю, что он ближе, чем мне казалось. Линза исказила восприятие расстояния.

Тошнота подступает к горлу, неприятное ощущение тяжестью оседает на груди, когда резко разворачиваюсь на каблуках и начинаю бежать так быстро, как только могу.

На льду ноги скользят время от времени, но я изо всех сил пытаюсь удержаться, когда замечаю свою машину, припаркованную через дорогу.

Нащупывая в кармане ключи, нажимаю кнопку разблокировки больше раз, чем нужно.

Страх никогда не уходит, он лишь усиливается с каждым разом. Кажется, этому нет конца.

К счастью, машина заводится быстро, так как двигатель все еще теплый. Но трогаясь с места, перед глазами все расплывается — лобовое стекло покрыто конденсатом.

На улицах тихо, и я стараюсь держаться в пределах полос. Фары освещают зеркало заднего вида, когда знакомый черный внедорожник выезжает за мной из-за угла.

Я вдавливаю педаль газа, вылетая из некогда оживленного города. Вспоминаю место, куда меня возила мачеха — полное деревьев, вдали от посторонних глаз.

Мышечная память ведет меня туда, когда я слишком резко вхожу в повороты. В конце дороги стоит табличка с надписью «Частная собственность», но я не помню, была ли она там всегда или появилась недавно.

Полностью игнорируя ее, моя машина подскакивает на каменистой дороге, рыча, когда пытаюсь подняться на холм, где мы раньше устраивали пикники. Машина продолжает рывками ехать по ухабистой дороге.

Вскоре поверхность выравнивается, и свежий асфальт сглаживает неровности пути. Шины скользят по земле, машина трясется, а ветер раскачивает ее из стороны в сторону.

Заднее левое колесо попадает в большую, хорошо замаскированную яму. Моя голова ударяется о крышу, я подпрыгиваю на сиденье. Впереди резкий поворот, и, нажимая на тормоз, с ужасом понимаю, что машина не замедляется.

Мое тело начинает дрожать. Неужели тормоза отказали из-за удара?

Черт, я совершенно ничего не понимаю в машинах.

Крепко схватившись за руль обеими руками, поворачиваю его вправо, молясь всем святым, чтобы мне удалось вписаться в поворот. Заднюю часть машины заносит, но мне удается выровнять колеса. Кажется, сегодня кто-то точно приглядывает за мной.

Воспоминания о детстве проносятся перед глазами: как я, маленькая, кричала от восторга, катаясь на заднем сиденье машины по этим же спускам. Паника охватывает меня.

— Черт! Нет. Нет. Нет, — выдыхаю я.

Тормоза не работают, и скорость нарастает на крутом уклоне, но я боюсь посмотреть на спидометр.

Мое сердце замерзает, хотя теплый пуховик должен согревать.

Я вижу впереди еще один поворот, и понимаю, что на этот раз мне не удастся вписаться.

— Помогите… пожалуйста… — шепчу в пустоту.

Капот машины врезается в большое дерево, задняя часть взлетает в воздух.

Голова резко летит вперед, ударяясь о руль, а затем назад, когда машина снова опускается на землю.

Я бьюсь лбом о стекло, и мое тело кричит от боли. Из двигателя доносятся пыхтящие звуки, но мое сбитое с толку сознание не воспринимает опасности ситуации.

Я смотрю на большое дерево перед собой через полуприкрытые веки, не обращая внимания на теплую струйку, стекающую по лицу.

Сейчас ничего не имеет значения — ни люди, от которых я бегу, ни опасность взрыва двигателя. Я слишком устала, чтобы заботиться об этом.

За все разы, что мы бывали здесь, мы никогда не встречали ни одной живой души. Возможно, я смогу закрыть глаза на миг, и когда проснусь, пойду искать помощь. Или, возможно, кто-то к тому времени найдет меня.

Этот план кажется хорошим в моих мыслях, и позволяю своим векам закрыться.

Чувствую головокружение, а тошнота подступает все сильнее.

С закрытыми глазами становится хуже, но это только на мгновение. Я почувствую себя лучше, когда проснусь.