Алексей Щусев. Архитектор № 1

Щусев, Ленин и Мавзолей

В Государственном центральном музее современной истории России (ГЦМСИР) бережно хранят небольшой документ размером с четверть листа — «Пропуск на право прохода на Красную площадь для участия в похоронной процессии Председателя СНК Союза ССР и РСФСР В. И. Ульянова (Ленина)». Фамилия Щусева вписана в потемневший от времени бланк яркими красными чернилами. В правом нижнем углу стоит размашистая подпись Феликса Дзержинского — председателя похоронной комиссии. Синим цветом вписан номер пропуска — № 502[152].

Многие важнейшие события в истории России так или иначе отражались на судьбе Щусева — не только на повседневной его жизни (что привычно и для обывателя), но и на творчестве. В 1924 году таким событием стала кончина В. И. Ленина. Чтобы понять, какое впечатление это произвело на современников и почему именно Щусев был привлечен к созданию мавзолея, откроем свидетельства очевидцев.

«Умер Ленин. По поводу его жизни, деяний, смерти, исторического значения и вечной славы сказаны все великие слова, которые только существуют. В результате приказано знать, что это — самый гениальнейший человек во все бытие человечества. Сам Христос, Магомет, Карл Маркс, Лев Толстой, Наполеон, Кромвель, Бисмарк, Гладстон, Петр Великий — мелочь в сравнении с ним…

Утром 27-го Ленина перенесли на Красную площадь и в 4 часа дня опустили в могилу, устроенную в центре революционного кладбища, но отступя от Кремлевской стены и свердловской (центральной) могилы немного на площадь, как раз против памятника Минину и Пожарскому»[153] — так пишет в дневнике москвич Никита Окунев 18 марта 1924 года.

Упомянутая «свердловская» могила — имеется ввиду могила Якова Свердлова, скончавшегося в марте 1919 года. Что же касается памятника Минину и Пожарскому, то он стоял тогда у здания Верхний торговых рядов (нынешнего ГУМа).

«К моменту опускания в могилу, — продолжает Окунев, — было дано распоряжение на всю Россию в 4 ч. дня прекратить всякое движение (железнодорожное, конное, пароходное), а на заводах и фабриках произвести свистки или гудки в течение пяти минут (на этот же срок прекращено и движение). После, в серии разных анекдотов, сочиненных по поводу этих небывалых похорон, был такой: когда жил Ленин, ему аплодировали, а когда умер — вся Россия свистала без перерыва 5 минут.

Кроме того, из центральных пунктов по всем передающим радио и по всем телеграфным аппаратам СССР был передан сигнал: „Встаньте, товарищи, Ильича опускают в могилу!“ — и везде работа резко обрывалась. Наступала торжественная тишина, но через 4 минуты давался новый сигнал: „Ленин умер — ленинизм живет!“ — и работа опять началась…

В будущем памятники Ленину поставят, вероятно, не только в городах, но и в каждой деревушке. Пока же — бесчисленные переименования населенных мест, улиц, фабрик, училищ — в ленинские, в „Ильича“, и т. п., а самое главное и самое нелепое — это переименование Петрограда в Ленинград, состоявшееся по постановлению ВЦИКа на другой или третий день после кончины Ильича. По этому поводу уже успели сложить легенду, что Ленин прислал с того света депешу, чтобы переименование это отменили, а то, — говорит, — Петр Великий покоя мне не дает, бегает за мной „с дубинкой“ и кричит: „Ты у меня город украл“.

Насчет памятника в Москве, на самой могиле теперь уже воздвигают что-то необыкновенное. Проекты один другого грандиознее. Сам Наркомвнешторга Красин выступил в „Известиях“ со своим проектом, причем предваряет, что „это будет место, которое по своему значению превзойдет для человечества Мекку и Иерусалим“. Могила Ленина представляет собой склеп, входом в который служит временный деревянный сарай с надписью „Ленин“. Впрочем, ему придают архитектурные формы по рисунку Щусева. Самый гроб имеет стеклянное отверстие, через которое посетители склепа могут видеть забальзамированный труп великого Ильича. И таких любопытных до сих дней — по нескольку тысяч человек на каждый день. Ввиду близости канализационных труб поспешили придумать, что этот склеп на неделю превратился, вследствие неисправности трубы, в нечто непристойное. Действительно, целый месяц допуска туда не было, но это, вероятно, объяснялось необходимостью сделать удобства в этом подземелье как для сохранения трупа в показном виде, так и для входа и выхода посетителей.

Заграничная печать, что полевее, тоже славила Ленина как величайшего человека, но и всякая другая — устами поэтов, писателей и государственных и общественных деятелей воздала должное его необыкновенной энергии, мужеству, уму и работоспособности»[154].

Свидетельства современника, приведенные здесь, записаны по свежим впечатлениям и очень точно отражают атмосферу тех дней. Особенно интересны претензии на Мекку и Иерусалим, превзойти которые должен мавзолей. А ведь к тому времени большевики у власти находились всего седьмой год. Еще недавно, казалось бы, закончилась Гражданская война, а кое-где еще сохранялись ее очаги. Но самоуверенности и энтузиазма соратникам усопшего вождя мирового пролетариата было не занимать. Вся сила идеологии была вложена ими в мавзолей: это должно было быть что-то невиданное доселе.

Из биографии Щусева никак не вычеркнуть сию важнейшую веху его жизни, как бы не относясь при этом к тому идеологическому смыслу, который уже давно и прочно вложен в эту постройку. Причем вложен даже не самим автором, а сложной и противоречивой эпохой, породившей мавзолей.

Щусев к 1924 году что только не построил. Но еще большими по масштабу идеями он был захвачен. Но мог ли архитектор предполагать, что судьба совершит такой крутой зигзаг — не Москву перестраивать, а создавать в сердце Первопрестольной алтарь для поклонения новой коммунистической религии.

Неудивительно, что Щусев был выбран для выполнения столь срочного задания — и умелый организатор, и талантливый архитектор, имевший большой опыт работы с самыми разными заказчиками, отношения с которыми требовали порой и умения идти на компромисс. В Щусеве было это качество — он мог пойти на незначительные уступки ради сохранения главного. Но при этом у заказчика нередко оставалось убеждение, что последнее слово осталось за ним. Кроме того, у Щусева уже имелся и недавний опыт по созданию надгробия государственного деятеля царской России — премьер-министра Петра Столыпина.

Трудно поверить в то, что Щусева нисколько не волновала моральная сторона дела. Ведь Столыпин был застрелен представителем той среды, вождем которой и являлся усопший вождь мирового пролетариата. Кроме того, еще не так давно зодчий проектировал свою «Марфу» для великой княгини Елизаветы Федоровны, жестоко убитой, как и сам Николай II, по приказу Ленина. Неудивительно, что в этот период отношения Щусева с Нестеровым и Васнецовым, презиравшими новую власть, стали крайне напряженными. Русские художники никак не могли принять этой работы Алексея Викторовича, не хотели подавать ему руки…

Сам Щусев рассказывал так: «Около 12 часов ночи, я был срочно вызван в Колонный зал Дома Советов. Несмотря на поздний час, непрерывной волной стекались потрясенные, взволнованные массы к гробу великого человека, величайшего друга трудящихся. В комнате, куда меня привели, находились члены правительства и комиссии по похоронам В. И. Ленина. От имени правительства мне было дано задание немедленно приступить к проектированию и сооружению временного мавзолея. Я имел время только для того, чтобы захватить необходимые инструменты из мастерской, а затем должен был направиться в помещение, предоставленное мне для работы. Уже наутро необходимо было начать разработку трибун, закладку фундамента и склепа мавзолея. Прежде чем приступить к эскизу мавзолея, я пригласил для совещания по поводу архитектурных его принципов своих друзей-архитекторов. На совещании я высказал свои соображения о том, что силуэт должен быть не высотным, а иметь ступенчатую форму. Надпись на мавзолее я предложил простую — одно слово. Это слово — ЛЕНИН. Все сооружение должно быть сделано из дерева и обшито досками. К четырем часам утра эскизный набросок мавзолея был готов, я наскоро поставил размеры и вызвал техников для подсчета деревянных конструкций».

Интересно, вспоминал ли Щусев, как в Академии художеств его также заперли на сутки? Так или иначе, но сохранившиеся эскизы проектов указывают, что первоначальный замысел не был полностью осуществлен. На эскизах предусмотрена установка на верхнем ярусе мавзолея ротонды из десяти деревянных колонн, увенчанных антаблементом, повторяющим контур двух пятиконечных звезд.

Коллега Щусева, архитектор Машковцев писал: «Щусев как будто бы подверг какому-то страшному давлению тех дней свой мозг и чуть ли в течение 24-часовой работы явился этот проект. Это был действительно как бы результат какого-то страшного напряжения творческой воли и творческой мысли, мобилизация всех своих знаний и сил».

«Ранним утром, — продолжает Щусев, — мною была произведена разбивка сооружения на площади, вбиты колышки, ограждавшие место постройки, и раздались первые взрывы мерзлой земли. Скованная 25-градусным морозом, земля не поддавалась лопатам и ломам, и для рытья котлована пришлось взрывать ее с помощью команд подрывников. Взрывные работы заняли почти сутки. Только после этого землекопы смогли приступить к рытью котлована. Тем временем отдел сооружений московского коммунального хозяйства завозил деревянные брусья и доски, плотники занялись подготовкой каркаса.

Планировка мавзолея была мной рассчитана таким образом, чтобы создать график движения, обеспечивавший беспрерывный пропуск значительных масс посетителей. Входя, посетители спускались по лестнице, ведущей в центральный зал с гробом Владимира Ильича, и, обойдя его, поднимались по другой лестнице, ведущей к выходу. Зал был декорирован материей по рисункам художника Игнатия Нивинского. Стены были обиты красным с черными полосами, на потолке материя собрана складками к центру, где находилось изображение серпа и молота. Работы продолжались около трех дней. Строители удалились с площади в момент, когда на нее уже вступали войска, участвовавшие в похоронах».

На Щусева была возложена огромная ответственность, и не случайно, что по Москве долго еще ходили слухи о его якобы аресте. 3 марта 1924 года Александр Бенуа записал в дневнике: «Арестован Щусев. Ему-де приказали произвести работы у могилы Ленина, а он наткнулся на канализационную трубу, содержимое которой залило гроб с покойником. Остряки находят, что Ильич в „золоте“ купается. Вообще ходит масса злых острот, анекдотов, в которых всякого рода люди возмещают свою досаду на помпу, скрывающую кончину вождя пролетариата»[155].

Информация об аресте Щусева весной 1924 года не подтверждается документально, но сам факт прорыва канализации под мавзолеем оставил свой неизгладимый след в московском фольклоре. Ведь строили мавзолей в стужу, а по весне все растаяло. Узнавшему об этом патриарху Тихону приписывают фразу: «По мощам и елей».

На тему о том, кому конкретно пришло в голову устроить на Красной площади мавзолей, до сих пор спорят историки. Так, Д. Хмельницкий указывает, что «Из членов правящего триумвирата, пожалуй, только один Сталин был психологически способен придумать, продумать и в считаные дни пробить фантастическую идею мумификации трупа Ленина и превращения его мощей в религиозно-пропагандистский символ. У него хватало и фантазии и власти».

Первый вариант мавзолея простоял несколько месяцев, пока в мае 1924 года Щусева вновь не вызвали к членам политбюро и поручили «не меняя основной конструкции мавзолея, придать ему монументальную архитектурно-художественную форму». Перед зодчим была поставлена сложная задача — спроектировать деревянное монументальное сооружение. Сам материал создавал немалые трудности.

«Я искал аналогии во всей истории архитектуры. Форму пирамиды я нашел неподходящей для мавзолея. „Ленин умер, но дело его живет“ — вот, мне казалось, та идея, которую должна выражать архитектура мавзолея. Исходя из этой мысли, я придал композиции памятника ступенчатую форму. Мои эскизные наброски мавзолея с трибунами получили утверждение, и я приступил к разработке детальных чертежей».

Конечно, Щусев, обмерявший в студенческие годы мавзолей Тамерлана, вряд ли мог использовать формы этого древнего сооружения. Что же касается пирамиды — то хотя Алексей Викторович и открещивался от ее образа, но мавзолей отчасти напоминает каменную гробницу фараонов. Кажется, что зодчий лишь разбил пирамиду на ярусы и убрал ее завершение — вот и получилась усыпальница вождя мирового пролетариата. Любопытно, что для скрепления мавзолея Щусев придумал даже уникальные латунные гвозди, со специальной шляпкой пирамидальной формы.

Второй мавзолей на Красной площади просуществовал пять лет, до тех пор, пока не пришло время строить его из камня. Вновь создали правительственную комиссию во главе с К. Е. Ворошиловым: «За пять минувших лет образ стал известен во всех уголках земного шара, контуры его знают и любят даже маленькие дети. Поэтому правительством было решено не изменять архитектуры мавзолея и мне было поручено точно воспроизвести его в камне».

К 1930 году на Красной площади появился окончательный вариант мавзолея, по сути представлявший собой совершенно иное, новое произведение. И здесь с Щусевым никак нельзя согласиться, что он просто «повторил временный мавзолей целиком в камне»:

«При переводе в камень представлялась возможность более определенно выявить архитектурные детали и ордерные элементы композиции, лишь намеченные в деревянном мавзолее. Возможно, так и поступил бы А. Щусев, если бы ему пришлось создавать в том же 1924 г. проект перевода деревянного мавзолея в каменный. Но в конце 20-х годов произошло нечто противоположное — в каменном мавзолее была принята за основу совсем иная художественная трактовка архитектурного образа, чем та, которая в зародышевой форме была заложена в деревянном мавзолее. При этом в процессе проектирования каменного мавзолея от этапа к этапу все больше выявлялась новая эстетическая концепция. Уже в первых вариантах проекта перевода деревянного мавзолея в каменный наметилась тенденция обобщения архитектурных деталей, был введен символически трактованный цвет. В дальнейшем Щусев полностью отказывался от имевшихся в деревянном мавзолее традиционных архитектурных деталей. Осуществленный каменный мавзолей — одно из наиболее совершенных в художественном отношении произведений архитектуры, художественный облик которого создан под несомненным влиянием эстетических концепций архитектурного авангарда. Не сам по себе материал — камень — определил художественный облик постоянного мавзолея и принципиальное отличие его трактовки от облика деревянного мавзолея, а именно новая эстетика советской архитектуры тех лет. При проектировании постоянного мавзолея главное внимание уделялось не выявлению в его внешнем облике тектоники каменного сооружения, а поискам объемно-пространственной композиции, подчеркивающей простоту геометрических форм, пропорциям, цветовым соотношениям», — подчеркивал Селим Хан-Магомедов.

Увидеть образ будущего каменного мавзолея можно было в макете, выстроенном в натуральную величину. Здание подросло и увеличилось. Изменился и интерьер. Щусев писал: «Стены внутреннего центрального зала обработаны серым и черным лабрадором с вертикальными пилястрами из порфира и инкрустациями ярко-красной смальты, имевшейся в мозаичном отделе Академии художеств. Гроб, сделанный из стекла, помещен в особом треугольной формы стеклянном саркофаге, рама которого выполнена из оксидированной меди. Монолитный камень черного лабрадора, на котором помещается саркофаг, весит 20 тонн. 60 тонн весит монолит из черного лабрадора над главным входом в мавзолей с инкрустированной красным порфиром надписью ЛЕНИН.

Согласно директиве правительства, мавзолей должен был строиться исключительно из советских материалов. Красный гранит добывался на Украине в окрестностях Житомира из совершенно неразработанных карьеров, которые издавна славились также замечательными ломками черного лабрадора с синими прожилками и серого лабрадора со светлыми блестками. Из карельского красного порфира сделана плита, завершающая мавзолей, установленная на колоннах из разнообразных гранитных пород, доставлявшихся из всех братских республик Союза. Вместе с уполномоченным представителем строительной комиссии инженером К. С. Наджаровым мне пришлось объехать все каменные ломки на Волыни, наладить разработку, распиловку камня и отправку его в Москву. Шлифовка и полировка камня производилась непосредственно на Красной площади на усовершенствованных автоматических дисковых станках… Подъем, который я испытал на этой работе, является самым сильным творческим переживанием за всю мою жизнь. Построить такое монументальное сооружение за 14 месяцев, постоянно сотрудничать с крупнейшими специалистами, обдумывая каждую деталь, — для меня это — поистине прекрасная эпопея моей архитектурной жизни».

За создание мавзолея зодчий удостоился почетного звания «Заслуженный архитектор СССР», Москва же получила один из своих символов, который и по сей день отличают убедительная масштабность, лаконичность, простота форм и четкость пропорций, «связавших его простыми отношениями с площадью и окружающими ее сооружениями».

Впоследствии мавзолей неоднократно реконструировался, здание дополнилось главной трибуной, на которую и поднимались руководители партии и правительства. Москвичи-острословы в связи с этим окрестили мавзолей как «пятнадцать человек на сундук мертвеца», что и говорить, авторам этого выражения не откажешь в остроумии.

А вот следующего внешнего вмешательства в свое детище Щусев уже не увидел — в 1953 году мавзолей принял под свои своды еще одного усопшего вождя — Сталина, тем более, что внутренняя площадь это позволяла. Щусев будто предвидел в 1930 году, что мавзолей в качестве погребального сооружения будет иметь в дальнейшем определенные перспективы.

С Щусевым, загруженным все эти годы и массой других заказов, работало немало помощников, среди них были архитекторы Андрей Снигарев и Исидор Француз, инженеры Л. Н. Бернадский и И. В. Певзнер. Естественно, что и в этом случае, как и с гостиницей «Москва», возникли претензии ряда сотрудников на авторство. Так, например, многолетний помощник зодчего Никифор Тамонькин приписывал себе главную заслугу в разработке образа мавзолея. При этом он вновь ссылался на дворянское происхождение Щусева, которое якобы позволило ему обвести вокруг пальца бедного крестьянского сына Тамонькина.

В последнее время все активнее стали называться и другие претенденты на авторство. Так, историк архитектуры Алексей Клименко рассказывает: «Что касается мавзолея как сооружения, то это, безусловно, памятник архитектуры. И не только потому, что у него замечательные авторы, но и потому, что это пример малой формы огромного монументального масштаба. Это небольшое здание держит пространство Красной площади, замечательное пространство, держит поперечную ось, которая все равно ощущается, несмотря на то, что памятник Минину и Пожарскому, который стоял посередине на этой оси у середины торговых рядов, известных всем как ГУМ, переехал тем не менее это очень значимое произведение архитектуры. И в таком качестве оно и знаменито для тех, кто понимает в языке, в искусстве архитектуры.

Надо вам сказать, что здесь существует очень большое заблуждение: все думают, что автор этого сооружения — Щусев, академик архитектуры, замечательный архитектор, который строил множество прекрасных храмов еще до революции. На самом деле автор этого сооружения, которым мы любуемся и считаем его шедевром, вовсе не Щусев, а его помощник по работам на Красной площади архитектор по фамилии Француз, еврей. И именно потому, что он еврей, его имя вычеркнуто из истории архитектуры нашими советскими антисемитами, коих у нас тучи невероятные. Между прочим, трибуны (это же ансамбль) — авторская работа архитектура Француза. И так как трибуны создают этот горизонтальный мощный ритм, и вот отсюда и идея пирамиды, использование в качестве прототипа пирамиды Джосера, одной из ранних египетских пирамид, трехступенчатой пирамиды. Ансамбль получился замечательный, потому что гладкая могучая стена, ничего там нет, только ели перед ней, и на этом гладком поле мощный ритм горизонтали трибун и ступени. Так что это очень крепкая архитектурная ансамблевая композиция. Это очень красивое здание, очень сильное здание по своей морфологии, по своей структуре, тектонике. Знаменитый историк, исследователь советской архитектуры академик Селим Хан-Магомедов обнаружил чертежи, где просто выскоблена фамилия „Француз“ и сверху написано „А. Щусев“. За что он чуть не вылетел из партии и был скандал на почве национальной: что ты нам поганишь своими еврейскими фамилиями историю советской архитектуры и вообще Красную площадь — такой был разговор в Институте теории архитектуры, где работал Селим Омарович, а я учился в аспирантуре, почему все это и знаю»[156].

Упомянутый архитектор Исидор Аронович Француз прожил большую жизнь. Он родился в Одессе в 1896 году, в 1926-м окончил ВХУТЕМАС. Долго работал у Щусева, в 1933–1941 годах трудился в архитектурной мастерской Моссовета, участвовал в разработке проектов застройки Бережковской и Саввинской набережных Москвы-реки, павильонов ВДНХ («Главликерводка», «Животноводство») и построек Парка культуры и отдыха им. М. Горького, а также некрополя и гостевых трибун на Красной площади в Москве. После смерти Щусева его карьера пошла на спад. Скончался Француз в 1991 году.

В 1937 году в «Архитектурной газете», № 63, выйдет статья Француза — «Работы А. В. Щусева», в которой недавний сотрудник, мягко говоря, критически подойдет к разбору творчества своего бывшего руководителя:

«Творческая безыдейность, беспринципное приспособленчество ко вкусам заказчика, механическое комбинирование стилей разных эпох, эклектика, внутренняя неуверенность при огромном внешне импозантном апломбе, делячество подрядчика пронизывают всю долголетнюю деятельность архитектора Щусева.

Казанский вокзал, сложный организм, требующий чрезвычайно четкой схемы, по существу не имеет функционального решения. План вокзального комплекса крайне нечеток, график запутан. Крупное сооружение представляет собой набор мелких архитектурных объемов, различных по своему рисунку и характеру обработки, „Ансамбль“ разбит на отдельные мало увязанные, пестрые части.

Эта творческая пестрота обусловлена отсутствием принципиальности. Менялось настроение заказчика или жюри, и угодливо менялось творческое направление. Достаточно было „академику“ Щусеву узнать, что в составе жюри будет И. В. Жолтовский, как немедленно „вводился“ ренессанс, чтобы угодить критику. Влияли лишь сугубо материальные соображения.

Беспринципность, поверхностное отношение проявляются в целом ряде работ, выполненных Щусевым. Эти черты особенно заметны в проектах театров в Ашхабаде и Ташкенте. Первая из этих работ представляет собой оплошную архитектурную какофонию.

С исключительной небрежностью был сделан Щусевым проект советского павильона для международной выставки в Париже. Какой замечательный, вдохновляющий сюжет; в центре капиталистического мира показать мощь и превосходство Советской страны, о которой друзья трудящиеся думают с восторгом и любовью, а враги — со злобой и страхом! Трудно поверить, что эта работа выполнена большим мастером, — настолько она тускла и примитивна.

Проект крупнейшего жилого комплекса на улице Горького — тому печальный пример. На основной магистрали столицы запроектирован обыкновенный жилой дом. Композиция лишь намечена, не проработана. В решении объема нет живописности, на большом протяжении фасадов (около одного километра) дан однообразный скучный мотив, позаимствованный из жилых домов на набережной.

Щусев никогда не имеет своих твердых внутренних убеждений, он всегда поддается посторонним влияниям. Он готов без спора, по первому слову друга советчика, порой мало сведущего в архитектуре, отбросить одно решение почти в законченной работе и „клеить“ заново другое, не менее случайное. Тяжелы творческие „принципы“ архитектора Щусева, представшего сейчас перед нашей общественностью в своем настоящем неприглядном виде — стяжателя, двурушника и честолюбца. Такому архитектору трудно претендовать на звание „ведущего“ мастера советской архитектуры».

А ведь сам и Француз принимал участие в разработке «безыдейных и деляческих» проектов Щусева. Но вот что интересно — о мавзолее в этой инспирированной статье нет ни слова. Значит, понимал Исидор Аронович, что всему есть границы.

Фамилию Француза называет в своих воспоминаниях, хранящихся в ГНИМА, и архитектор Л. Е. Загорский, работавший с зодчим более четверти века, в 1923–1949 годах. Он прямо пишет, что для перестройки мавзолея Алексей Викторович «привлек только двух творческих работников, а именно — художника-архитектора И. А. Француза и несколько позднее архитектора-художника Г. К. Яковлева»[157].

Версия о «французском» происхождении мавзолея получила широкое распространение среди московской интеллигенции: «Первый муж моей мамы, архитектор по фамилии Француз (национальность, правда, фамилии не соответствовала) — он автор многих построек в Москве, в том числе Мавзолея Ленина. Работал в мастерской у Щусева. Как это принято в архитектурном мире, первой всегда стоит фамилия руководителя мастерской, а уж потом — фамилии фактических авторов проекта. Так с годами осталось только имя Щусева, хотя настоящим автором был Француз. Папаша мой отбил маму у Француза — тот, бедный, остался и без Мавзолея, и без мамы»[158], — откровенничает в своих мемуарах народный артист РСФСР Александр Ширвиндт.

Попытка защитить авторство Щусева предпринималась его коллегами и учениками еще в 1970-е годы, по этому поводу была создана даже специальная комиссия из архитекторов, казалось бы, расставившая все точки над «и». Однако и по сей день тема эта представляет актуальный интерес, видимо, по причине своей политизированности.

Нам трудно сегодня судить — кто внес больший вклад в создание мавзолея, ибо работала над этим проектом целая группа специалистов, из которых никого уже и не осталось на белом свете. То, что Щусев был способен создать этот проект — несомненно, как мы уже убедились, рассматривая его творческий путь. То, что ему помогли при этом, тоже понятно. Ведь не мог же один человек одновременно работать и над Казанским вокзалом, и над мавзолеем, и т. д. и т. п. Важно другое — Щусев сумел аккумулировать усилия многих талантливых людей с благородной целью создания нового, совершенного по форме и содержанию произведения искусства. Учитывая, что сам факт мумификации тела Ленина в 1924 году мог рассматриваться как явный анахронизм, относящийся ко временам Древнего Египта, Щусев должен был придумать здание новаторское, уже само по себе привлекающее внимание не только в связи с тем, что или кто там находится. Это ему удалось. Более того, история не знала примеров, когда усыпальница выполняла одновременно две различных функции — ту, что была ей придана изначально, и другую, не менее важную, — трибуну для выступлений. Даже трудно сказать, что было важнее для советской власти — трибуна или склеп. В этой связи возникает и такая мысль — использование мавзолея как трибуны приобрело с годами куда более глубокий смысл, призванный несколько заглушить первоначальное значение усыпальницы.

Как бы не относиться к Щусеву, но трудно не согласиться с тем, что проектируя мавзолей, он, если можно так выразиться, пожалел Красную площадь. Сравнительно небольшой по высоте и объему, мавзолей нисколько не «наезжает», например, на храм Василия Блаженного. Не спорит он и с кремлевскими башнями, довольно мирно уживаясь с ними. А «жалеть» Красную площадь тогда было не в моде, взять хотя бы проекты сооружения здания Наркомтяжпрома, которое при его появлении здесь, должно было полностью задавить Кремль своими гигантскими размерами. Ничего бы не осталось от Красной площади. Да и после войны с главной площадью особо не церемонились — одна сталинская высотка в Зарядье чего стоит, успей она вырасти до 1953 года, и силуэт и без того изувеченной старой Москвы оказался бы полностью испорченным.

Мавзолей не претендует на лидерство в архитектурном ансамбле Красной площади, ибо к тому времени этот ансамбль уже давно сформировался, приобретя черты прямоугольника, образованного кремлевской стеной, Историческим музеем, ГУМом и храмом Василия Блаженного. От Щусева требовалось подчеркнуть центр ансамбля, и он его нашел — у подножия Сенатской башни. И кто знает, быть может, благодаря Щусеву Красную площадь в итоге оставили в покое, не покушаясь на ее архитектурный ансамбль, в котором мавзолей оказался в достойном окружении.

Авторитетный историк советской архитектуры профессор Михаил Андреевич Ильин отмечал: «Сложность поставленной перед Щусевым задачи усугублялась местоположением задуманного мавзолея именно на Красной площади Москвы. Вглядитесь повнимательнее в форму и размер площади. Ведь по существу она не так уж велика, а ее ширина немногим больше ширины новых проспектов столицы или ее расширенных старых улиц, например улицы Горького или Садового кольца. В то же время соотношение ее продольных и поперечных сторон (2:1) таково, что в связи с расширением основных московских улиц, ведущих к центру, легко могло сложиться впечатление о фактическом исчезновении площади, превратившейся как бы в отрезок магистрали, идущей от улицы Горького и Манежной площади в сторону предназначенного к реконструкции Замоскворечья. Стоило, например, снести Исторический музей, как не раз советовали Щусеву, и Красной площади по существу не стало бы. Поэтому-то Щусев не последовал этому неверному совету. Для решения поставленной перед ним задачи он исходил из существующей периметральной застройки площади. Ведь вертикали кремлевских башен, башен Исторического музея, высокие кровли Верхних торговых рядов, как и группа башенно-образных храмов собора Василия Блаженного, формировали пространство удлиненной площади, придавали ей законченный архитектурный облик и вместе с тем препятствовали, в особенности здание Исторического музея и собор Василия Блаженного, превращению ее в одну из широких магистралей столицы.

Конечно, можно было бы усилить впечатление замкнутости площади, поставив мавзолей в ее центре или близ него. Однако Щусев не пошел по этому не оправданному в наше время пути. Он обнаружил тем самым проницательность большого художника, умение крупного архитектора-градостроителя, думающего о реальных потребностях все развивающегося большого современного города, где такого рода площади почти лишены смысла.

Вглядитесь, где и как поставлен мавзолей. Он стоит у кремлевской стены с известным отступом от нее, между Спасской и Никольской башнями, что сразу выделяет его. Вместе с тем его центр, где находятся входные двери, ориентирован на ось малозаметной Сенатской башни, делящей здесь кремлевскую стену почти на две равные части. Это местоположение мавзолея не только отвечает центральной поперечной оси площади, но и совпадает с куполом здания Сената, построенного в Кремле в XVIII веке. Плавный и спокойный купол, единственный во всей архитектуре площади не только выделяет ее центр, но играет не последнюю роль в общем виде мавзолея. Ведь купол над ним как бы осеняет его, в то время как вертикаль Сенатской башни словно продолжает вверх его ступенчатые формы. Все три части этой архитектурной композиции — мавзолей, башня с примыкающими к ней кремлевскими стенами и купол здания правительства — образуют целостную и неразрывную архитектурную группу, словно все они были задуманы и выполнены одновременно.

Тонко проведенное архитектурно-пространственное соподчинение названных сооружений сохранило исторически сложившийся облик площади. Это же соподчинение утверждало за площадью ее архитектурно-пространственные свойства, наделяло ее новой величественностью, столь необходимой в связи с постройкой Ленинского мавзолея.

Однако для того чтобы усилить величавость облика всей площади, архитектору пришлось многое продумать. Обратите внимание на то, что, подходя к Красной площади то ли со стороны Манежной площади, то ли со стороны Москвы-реки и ее набережных, мы невольно уменьшаем шаг, идем все медленнее и медленнее. Это замедление движения предусмотрено архитектором. Он хочет нас подготовить к вступлению на важнейшую площадь столицы, хочет уничтожить всякую торопливость… Для того чтобы достигнуть нужного впечатления, спокойного, неторопливого движения площадь была подсыпана на целый метр, что внесло необходимое чувство торжественности, подготовило человека к восприятию ее величавой панорамы. По этой же причине площадь не была покрыта асфальтом, а выложена брусчаткой, которая своим размером предопределила и мерный шаг идущего по площади к мавзолею человека, и связь с архитектурой зданий, окружающих площадь, выстроенных из кирпича.

Обращая внимание на все эти особенности Красной площади, мы постигаем искусство архитектора, внимательно отнесшегося ко всем условиям, ко всем элементам и деталям той среды, в которой ему предстояло поставить свое произведение»[159].

Для нас важно, что это сооружение действительно является уникальным в своем роде. Попытка создать новое подобное здание в Москве после смерти Сталина, когда был объявлен конкурс на сооружение пантеона великих людей, ничем не закончилась. Коллеги Щусева предлагали самые разные проекты и варианты размещения — снести для постройки пантеона ГУМ, Исторический музей, перенести пантеон на Воробьевы горы и т. д. Но представленные проекты так и остались на бумаге — быть может потому, что в конкурсе не участвовал сам Щусев?

В 2013 году в подмосковных Мытищах открылось Федеральное военное кладбище. И вот что интересно — находящиеся на его территории ритуальные здания выполнены, как говорят авторы их проектов, в «щусевском» стиле. То есть заложенная Щусевым много лет назад основа развития монументальной архитектуры в виде мавзолея, его стиль оказываются востребованными и сегодня. О таланте создателя мавзолея свидетельствует и то, что никому из его зарубежных коллег, участвующих в создании аналогичных сооружений в Китае, Вьетнаме, КНДР и других странах не удалось превзойти тот первый, советский мавзолей. И не случайно, что сегодня мавзолей признан памятником мирового культурного наследия.