Алексей Щусев. Архитектор № 1

Щусев в Азербайджане

Говоря о примерах конструктивизма нельзя не коснуться такого знаменательного эпизода в биографии Алексея Викторовича, как проектирование советских гостиниц для иностранцев. В первой половине 1930-х годов в Баку началось строительство по проекту Щусева отеля «Интурист», проект которого принято причислять к ярким (и немногочисленным) образцам конструктивизма в Азербайджане. Хотя это, скорее, переходный этап к сталинскому «ампиру». Об этом судьбоносном для всего советского искусства переходе «через Альпы» как-то рассуждали Щусев и Евгений Лансере 17 мая 1933 года: «…Разговор о риске нового курса в пра[вительстве] на „изящество“, ведущего к „ренессансу“»[183]. Риск оправдался.

Мало того, это была и одна из первых гостиниц современного уровня в столице солнечной республики. Ее компактные пятиэтажные корпуса с башенкой почти посередине удачно расположились вдоль проспекта Сталина (бывшая набережная Александра II, ныне проспект Нефтяников). И по сей день это главная магистраль Баку, где можно увидеть важнейшие достопримечательности азербайджанской столицы — Девичью башню, Театр кукол, музейный центр, Дом правительства и Бакинский порт.

Щусевский «Интурист» очень хорошо вписался в тогда еще старую застройку улицы, отразив черты местной колоритной архитектуры и нисколько не нарушив ее единство. Как отмечали местные жители, гостиница будто бы всю жизнь здесь и стояла. Вместе с тем удачное сочетание конструктивистских кубических объемов разного масштаба внесло известную новизну в окружающую среду. Протяженность здания подчеркивалась горизонтальными линиями балконов, а на центральной башне, едва выступающей над фасадом, время сообщали неизменные в таких случаях часы. Но время-то менялось, а потому на старой фотографии «Интуриста» видны и приметы нового курса на «изящество», не свойственные конструктивизму — большие вазоны для цветов при входе, терраса с балюстрадой и прочие мелкие свидетельства «светомаскировки».

Несмотря на то что Алексей Викторович в это же время был занят проектом еще одной курортной гостиницы — в Батуми, — бакинский «Интурист» не стал ее повторением. Благо, что совсем рядом — Бакинский причал Каспийского моря и замечательный Приморский бульвар, что давало возможность к импровизациям. Проектом было предусмотрено более шестидесяти комфортных одно- и двухкомнатных номеров со всеми удобствами. Интерьеры призваны были отразить все богатство азербайджанского национального искусства посредством щедрого использования лепнины, керамики и прочих декоративных элементов. На первом этаже для гостей — регистратура и сервисное бюро, где можно было заказать билеты на самолет или поезд, вызвать такси, а также посетить салон красоты, обменять валюту, воспользоваться услугами почты и телеграфа. Здесь же и так привычный для «барствующих» и взыскательных интуристов бар с кофе и напитками.

Добавлял известность «Интуристу» и ресторан с банкетным Восточным залом, разукрашенным в национальном стиле. Отель был небольшим, но уютным, заслужив у бакинцев название «Старый Интурист», после того как в 1970-е годы была выстроена новая гостиница для иностранцев.

В 1988 году «Интурист» отреставрировали (после разрушительного оползня), а в 2000-м после землетрясения гостиница пришла в негодность, затем пожар — и в 2006-м ее снесли. Так что остались лишь фотографии.

Но это не конец истории — так же как и столичную советскую гостиницу «Москва» (которую разобрали, а затем вновь выстроили похожей на оригинал), бакинский «Интурист» спустя десять лет вновь отстроили, но по другому адресу. Внешне новый отель очень даже походит на проект Щусева. Не дает покоя его имя современным отельерам…

Несмотря на активную работу Щусева в стиле конструктивизма, большая часть его проектов этого периода все же так и осталась на бумаге. Например, Центральный телеграф был выстроен по проекту Ивана Рерберга.

Нереализованным остался и проект Щусева памятника Христофору Колумбу в Мадриде 1929 года: «Комиссия по конкурсу обратилась ко мне и другим архитекторам разных стран с приглашением участвовать в конкурсе. Я принял предложение и придумал проект в виде шара с высоким маяком, стоящим рядом. Внутри шара спроектирована аудитория, а под стилобатом музей. Похожий мотив шара и обелиска разработан теперь для главного павильона на Всемирной выставке в Нью-Йорке 1939 года молодыми американскими архитекторами. Как новая форма, шар и раньше был использован на выставке 1928 года в Дрездене, но сочетание шара и обелиска само по себе довольно оригинально»[184]. Таким образом, признание этот проект получил, пускай и запоздалое.

Как оценить этот недлинный роман Щусева с конструктивизмом? Можно сказать, что закончился он к обоюдному удовлетворению для обоих сторон. Щусев показал, что успеха он может добиться даже в этом безликом и аскетичном стиле, никак ему не близком. Но, с другой стороны, как подчеркивает такой признанный специалист в области архитектуры, как Кирилл Афанасьев, проекты Щусева были «победой мастера, но поражением его художественных принципов».

Щусеву, вероятно, было любопытно поэкспериментировать, но это не являлось его стихией. Разве можно было воплотить в этих однообразных зданиях накопленный им огромный опыт изучения архитектурного наследия? Негде было разгуляться широкой творческой натуре Алексея Викторовича.

Вот почему Щусев так активно хвалил Жолтовского за его классический дом-палаццо на Моховой (о чем мы расскажем в следующей главе). В этой похвале мы видим признание Щусевым правоты своего старшего коллеги, настаивавшего на незыблемости избранных раз и навсегда художественных принципов. Жолтовский не отступил от них и в итоге построил Госбанк на Неглинной, хотя над этим проектом работал и Щусев, писавший в той же статье, что «конструктивизм не разрешил задачи и даже конструктивисты перестали отличать хорошие вещи в архитектуре от плохих».

По-видимому, еще и по причине определенной нереализованности своих конструктивистских проектов Щусев активно приветствовал изменение архитектурной политики в Советском Союзе, произошедшее в начале 1930-х годов. «Когда, несмотря на все предоставленные возможности, была потеряна художественная техника, руль истории архитектуры повернули в нужную сторону изучения классиков»[185], — писал архитектор в 1934 году.