Алхимики

Глава X ЧТО СЛУЧИЛОСЬ С МАГИСТРОМ В ЛЕСУ

— Слава Богу, что пришел конец вашим игрищам! — воскликнул аптекарь, встречая бакалавра в лаборатории. — За последние дни я ужасно боялся, что вы не досмотрите за тинктурой. Посмотрите только, как она сверкает! На этот раз опыт должен удасться! А где же Ксиландер?

Фриц Гедерих сообщил ему, что магистр отправился в харчевню.

— Надеюсь, — заметил Томазиус, — что теперь он образумился и пришел в себя, а то ведь за последние недели с ним невозможно было разговаривать. Мне кажется, Фриц, занятия поэзией можно сравнить с падучей болезнью. Незадолго до припадка человек дуреет, затем вдруг падает и бьется в судорогах. Если схватки проходят благополучно, то больной очень быстро оправляется и снова овладевает своими умственными способностями. Жаль только, что припадки повторяются, и от этого, конечно, страдает черепная коробка. Поэтому-то все городские и придворные поэты — немного не в своем уме. Обещайте мне, Фриц, что вы никогда не сделаетесь поэтом!

Фриц Гедерих с легким сердцем исполнил просьбу старика, — он не чувствовал склонности к поэзии.

— Теперь я оставлю вас одного, — заявил аптекарь, — а завтра я буду целый день в отъезде, — мне нужно побывать в Аммерштадте. Но к вечеру я вернусь. Постараюсь заодно подыскать вам место в этом городе. Впрочем, вплоть до окончания нашего опыта я не отпущу вас от себя. Спокойной ночи!

На другой день в семь часов утра Томазиус отправился в Аммерштадт. В тот же час вышел из города и магистр. Вооруженный бамбуковой тростью, с маленьким томиком поэта Горация, походной фляжкой с вином и холодной закуской в кармане, он отправился в окрестные горы, покрытые густым лесом.

Успех вчерашнего спектакля, милостивое внимание князя и окутанное розовым туманом будущее — все это вскружило голову магистру Иерониму Ксиландеру. Стены его «музейного» обиталища показались ему слишком узкими, и он, подражая римским поэтам Вергилию и Горацию, решил совершить поэтическую прогулку по окрестностям. Как человек осторожный, он предварительно осведомился о безопасности горных лесов и отправился в экспедицию лишь после того, как узнал из вполне достоверных источников, что в горах нет ни разбойников, ни диких зверей, исключая белок.

Вообще же магистр не был склонен к странствиям. Правда, в солнечные дни он совершал иногда небольшие прогулки: выходил из одних городских ворот и затем возвращался через другие, но бродить по лесам и по горам он не привык.

Даже в детстве он никогда не участвовал в веселых экспедициях своих проказливых товарищей. В то время, как они странствовали по горам и лесам, опустошали птичьи гнезда и крали сливы в чужих садах, маленький Иероним Гольцман помогал своей матери по хозяйству. А зимой, когда все прочие мальчуганы играли в снежки, он сидел у печки, слушая рассказы видавших виды людей или читая какую-нибудь поучительную и занимательную книгу, например «Волшебный замок в пещере Кса-Кса» или «Приключения герцога Эрнста Швабского». Его школьные товарищи всячески над ним издевались, но он не обращал внимания на их насмешки. Никогда не приходил он домой с подбитым глазом или с расквашенной губой и в рваных штанишках. За все эти добродетели — чистенький, благонравный Иероним был любимцем своей матери.

Позднее, в годы студенчества, он был не прочь полюбоваться горами и лесами, но только издали, из города. Итак, сегодняшняя прогулка по пустынным местам была первой в его жизни. Он с любопытством и не без страха оглядывался по сторонам. Точно таким же образом ведет себя деревенский парень, впервые попавший в город.

Магистр шел не торопясь. Внезапно лес начал редеть, и между деревьями блеснула вода.

«Это, наверное, озеро, — предположил магистр, — но почему же оно не голубое, как описывают поэты, а серо-зеленое? Следует рассмотреть его поближе!»

Вдруг он слегка вскрикнул и отпрянул назад. Чуть ли не из-под самых его ног выскочили какие-то маленькие существа и — квак! квак! — прыгнули в воду.

В первый момент магистр решил, что это нимфы или эльфы, но затем он улыбнулся, устыдившись своего испуга, и вспомнил известную историю о крестьянах, которых разгневанная Латона превратила в лягушек.

Он осторожно подошел поближе и заметил зеленую голову, торчащую из воды. Автор комедии «Брак в Кане Галилейской» замахнулся палкой — он хотел было ударить по лягушке. Но зеленое существо успело уже исчезнуть, и в магистра только полетели брызги. Он еще несколько раз ударил по воде, и все с тем же успехом. Уж очень ему хотелось поближе рассмотреть этих крестьян, превращенных в амфибий! Увлекшись охотой, он нечаянно ступил в холодную воду, вскрикнул и отскочил в сторону.

— Однако, это могло худо кончиться, — пробормотал он, усевшись на траву и снимая башмак. — Осторожность, Иеронимус, прежде всего — осторожность!

Оправившись от испуга, магистр пошел дальше. Лягушки, которые то и дело попадались на пути, очень его забавляли.

— Sub aqua maledicere tentant, — воскликнул он. — Жаль, что я не захватил с собой Овидия Назона, — тогда смог бы прочесть весь этот отрывок. Какое это доставило бы мне удовольствие!

Тут он вспомнил о Горации и вытащил книжку из кармана. Почувствовав некоторую усталость, он выбрал местечко поудобнее, бережно расстелил носовой платок на мху и уселся.

«Integer vitae scelerisque purus» и т. д. — начал он читать оду, в которой Гораций воспевает свою возлюбленную и описывает прогулку по сабинскому лесу, где он повстречался с волком, которого обратил в бегство. Это произведение поэт заканчивает сентенцией: с мужем доблестным не может случиться никакого несчастья во время странствий.

Магистр пришел к выводу, что эта ода очень подходит к теперешнему его положению, и решил теперь же приступить к сочинению стихов в честь своей возлюбленной — Эльзы Томазиус…

Он захлопнул книжку Горация и двинулся дальше. По дороге он начал слагать стихи, — этому занятию, увы, очень мешали древесные корни. Поэт то и дело спотыкался. Тогда он решил отложить поэзию до более спокойного часа.

— А лес-то — вещь хорошая, — пробормотал он про себя, — но, к сожалению, слишком мало разнообразия: внизу мох, посередине — деревья, наверху — небо; повсюду одно и то же.

Он приостановился и сорвал еловую ветку.

— Вот, например, эти иглы, они все — одна, как другая! Скучно!

«Пи-ип», — чирикнула птичка. Магистр оглянулся: совсем близко от него сидела на ветке крохотная птичка с золотистыми перьями на головке. Об этой птице магистру приходилось уже слышать, конечно! Его покойная мать часто рассказывала ему сказку о чудесной птичке в золотой короне, которая кладет золотые яички. Пташка, по-видимому, нисколько его не боялась. Она спокойно смотрела на магистра большими глазами. В Иерониме Ксиландере опять проснулся инстинкт охотника, — он изо всех сил размахнулся, но златоголовая птичка перелетела на соседнюю ветку и насмешливо зачирикала. Магистр Ксиландер был возмущен: этакое нахальство со стороны птицы! Ее поведение превосходило бесстыдство ворона Якова! Он повернулся к ней спиной и быстро зашагал вглубь леса.

Отойдя несколько шагов, он успокоился и прочел самому себе целую лекцию по поводу своей боязливости.

— Будь мужчиной! — громко воскликнул он. — Да, да, будь мужчиной! Ты ведь совершенное дитя, Иероним, — продолжал магистр, — в конце концов, ты пугаешься самого себя. Однако, — вспомнил он, — я до сих пор еще не завтракал.

Он выбрался из мрачной лесной чащи и вышел на небольшую лужайку. Отсюда открывался прекрасный вид на лежащий в долине Финкенбург. Когда магистр увидел крыши и трубы города, он вздохнул с облегчением и принялся завтракать.

Ученый муж пришел к выводу, что очень приятно закусывать в лесу. Он усердно работал челюстями и не без удовольствия наблюдал жизнь окружавшей его природы. В воздухе летало множество маленьких крылатых существ. По земле ползали пестрые деловитые жуки и ленивые улитки. Там и сям весело подпрыгивали зеленые кузнечики. Это был совершенно особенный маленький мирок.

Наклонясь к земле, магистр заметил несколько торчавших из нее совершенно круглых камней. С помощью своей тросточки он выковырял один из них и принялся рассматривать. Он попробовал разбить камешек. Это ему удалось.

— Удивительно! — глубокомысленно заметил магистр. Он увидел, что внутри камень был покрыт небольшими блестящими кристаллами. — Эту штучку следует показать господину Томазиусу; он, наверное, обрадуется.

— Вы нашли что-нибудь? — раздался вдруг чей-то голос. Магистр испуганно обернулся. Камень выпал у него из рук. Он увидел старенького, бедно одетого человечка с пучком трав и корешков.

— Ах, это вы, господин магистр? — воскликнул старичок. Он любезно осклабился и приподнял свою круглую войлочную шляпу.

— Откуда вы меня знаете? — не особенно приветливо осведомился магистр.

— Как же мне вас не знать? — возразил старичок. — Каждую субботу я бываю в аптеке, — продаю лечебные травы господину Томазиусу. Разве вы меня там не видели?

Магистр сразу же вспомнил, что, действительно, встречал этого старичка в аптеке. Здесь — в лесу — ученый муж ничего не имел против его общества. Он уделил старику немного хлеба и мяса. Тот с благодарностью принял.

— Вы нашли что-нибудь? — повторил он свой вопрос.

— Да, — ответил магистр, — эти вот блестящие камешки!

— Они не заслуживают внимания; вам нужно найти золото, золото, — глухим голосом прошептал старичок. — Кругом много золота, но найти его нелегко. Смотрите, здесь повсюду растут золотолистник и кукушкин лен, — значит, в земле скрыто немало золота. А камешки, которые вы нашли, еще не созрели, и очень жаль, что вы их разбили: годика через два в них образовалось бы золото.

Магистр изумленно оглядел старичка-ведуна. «По-видимому», — решил он, — господин Томазиус заразил его золотой лихорадкой».

— А вы сами находили золото в этих камнях?

— Нет, но как-то раз сюда приезжали чужеземцы, которые знали толк в этих камнях. Несозревшие камешки они зарывали в землю, а созревшие — разбивали и находили в них золото. Затем они уехали с золотом в Италию и построили себе великолепные дома.

— Значит, они — итальянцы?

— Итальянцы или венгерцы; это ведь все равно, — убежденно заявил старичок.

— Вероятно, вы меня приняли за золотоискателя?

— Когда я увидел вас сзади, мне показалось, что вы один из тех чужих господ, что поселились недавно в гостинице «Золотого Гуся», — я ведь стал слаб глазами.

— О каких это чужих господах вы говорите?

— Ах ты, Боже мой! — воскликнул старичок и всплеснул руками. — Разве вы ничего не слышали об итальянском графе — астрологе, который делает золото для нашего всемилостивейшего князя?

Но магистр никогда ничего не слышал о графе. Тогда собиратель кореньев рассказал все, что знал сам. Он часто встречал в лесу этого загадочного чужеземца, который занимался здесь исследованием золотоносных камней. Случалось, он покупал у старичка еду и питье, причем всегда очень щедро расплачивался.

— Да я бы его и так попотчевал, — заметил старичок, — ибо дружба с таким чужеземцем могла бы мне принести счастье. Дядюшка моего деда был приятелем одного итальянца, и ему не пришлось пожалеть об этом.

Магистр почувствовал любопытство.

— Расскажите-ка мне это, — попросил он.

— Почему бы нет, господин магистр? Сейчас расскажу… Но, если вы не хотите промокнуть, зайдите ко мне! Взгляните-ка на небо!

Небо, действительно, успело покрыться тучами, и магистр благословил судьбу, столкнувшую его с собирателем кореньев.

— Вы здесь живете на горе? — спросил он старика.

— Дом-то у меня в деревушке, но летом я всегда живу здесь, в лесу, — вместе с племянником моим, угольщиком. Видите, — дымок над деревьями; там моя хатка. Парень ушел сегодня в город, а я остался сторожить костер.

Они пришли в хибарку как раз вовремя. Едва магистр переступил порог, как по крыше забарабанил частый дождь.

Внутри хата выглядела довольно убого. Очаг, один стул о трех ножках да около дюжины клеток для птиц, — вот все, что в ней имелось.

Старичок подал магистру стул, а сам уселся на полу — на соломе, которая служила постелью ему и его племяннику.

— Погода будет скверная до самого вечера, — заметил старичок. Магистр вздрогнул при этих его словах. — Если хотите, я вас выведу потом из лесу, — мне ведь здесь известна каждая тропинка; через час вы уже будете на проселочной дороге и по ней прямиком дойдете до города.

Магистр с удовольствием принял это предложение и напомнил старичку об обещании рассказать о приключениях его предка с итальянским золотоискателем. Старый ведун не заставил себя упрашивать. В лесу бушевал ветер, сбрасывая на крышу хижины еловые шишки; в окно стучал дождь. Погода была самая подходящая для слушанья чудесных историй.

— Отец дяди моего деда, — начал старик, — был угольщиком. Недалеко отсюда у него была хибарка. Это было как раз в то время, когда в нашу страну каждое лето приезжали итальянцы-золотоискатели. Как-то раз ночью угольщик услышал чьи-то отчаянные вопли. Он вышел в лес и наткнулся там на итальянца, заблудившегося в темноте и упавшего в яму. Отец дяди моего деда поступил с ним, как подобает доброму христианину, — он поднял его и привел к себе. С тех пор они стали друзьями. Каждое утро итальянец уходил со своими инструментами в горы и возвращался только поздно вечером. Он спал попеременно на трех шкурах: на кабаньей, на оленьей и на медвежьей!

— Разве здесь водятся медведи? — спросил магистр.

Старичок успокоительно покачал головой и продолжал:

— С приходом зимы итальянец уезжал, а весной возвращался обратно, — как раз во время прилета ласточек и аистов. О том, что он делал в горах, итальянец не рассказывал, и отец дяди моего деда никогда его не расспрашивал. Так прошло два года. Затем чужеземец перестал приезжать. К этому времени подрос сын угольщика: дядя моего деда, птицелов. Он отправился в чужие края искать счастья. Во время своих странствий он заехал как-то раз в пышный город Венецию. Этот город еще куда больше и краше Финкенбурга! Дома там из того белого камня, из которого сделали статую покойного князя Маврициуса. В Венеции дядя моего деда продавал зябликов и прочих певчих птиц. Как-то раз к нему зашел один важный господин, — это был не кто иной, как тот итальянец. Не стыдясь, протянул он руку птицелову и повел его в свой роскошный дворец, где все так и блестело от золота. Во дворце итальянец угостил его на славу: свинины, кислой капусты и пива было там вдоволь. А под вечер он повел дядю моего деда в комнату, где было три кровати: одна в виде кабана, другая в виде оленя, а третья в виде медведя, и все они были из чистого золота! На этих-то трех кроватях дядя моего деда должен был спать попеременно. Потом итальянец рассказал ему, что нашел много золота в наших горах. Он купил у него всех птиц и, сверх того, так одарил, что ему хватило до самой смерти. Разве это не удивительная история? — заключил свой рассказ старичок.

— Очень даже удивительная, — подтвердил магистр. — А вы сами не находили золота?

— Нет, никогда. Впрочем, я особенно и не старался… Все равно ничего бы не вышло… Чтобы золото найти, недостаточно уметь хлеб жевать…

Магистр решил обязательно рассказать эту историю Томазиусу: «Старик, вероятно, заинтересуется. Лучше было бы, конечно, мне самому найти парочку слитков! Как бы я тогда высмеял моего тестя in spe, который годами ищет золото и до сих пор не нашел ни крупинки! Тогда — спокойной ночи, лицей!»

Магистр принялся строить воздушные замки. В него тоже неожиданно вселился золотой бес, который терзал старика Томазиуса.

Собиратель кореньев рассказал еще несколько чудесных историй о белых змеях с золотыми коронами, о жабах с драгоценным карбункулом в голове, о подземных сокровищницах и черных собаках. Но магистр почти не слушал его: он дремал, как заяц, с открытыми глазами.

Вдруг открылась дверь, и в хибарку вошел мужчина в черном, промокнувшем от дождя плаще, который придавал ему вид гигантской летучей мыши.

— Это и есть итальянский граф из «Золотого Гуся», — быстро шепнул старичок на ухо магистру и поднялся навстречу гостю.

— Такая погода была, когда Ной плавал в ковчеге! — воскликнул пришелец и снял шляпу, обрызгав дождевыми каплями чуть ли не всю комнату. — Эй ты, старик, разведи-ка огонь в очаге, — мне нужно обсушиться!

Снимая плащ, он заметил магистра, на поклон которого едва ответил.

Старичок засуетился. Через несколько секунд в очаге уже пылал огонь. Затем старый Петр начал подыскивать гостю место для сиденья. Но, увы, стул-то был всего один, и его занимал магистр. Последний понял, однако, умоляющий взгляд старичка и с любезным поклоном предоставил стул в распоряжение чужеземца. Иероним Ксиландер вообще отличался предупредительностью, особенно, когда имел дело с высокопоставленными лицами.

Пришелец поблагодарил магистра и уселся к нему спиной.

«Как это грубо, — подумал магистр, — но зато ведь он итальянский граф!»

Ученый муж сгорал от желания вступить в разговор с чужеземцем, который мог ему дать нужные сведения о добыче золота. Но как начать? Он внимательно оглядел графа с головы до ног и заметил, что из кармана у него торчал конец молотка.

Ксиландер откашлялся и произнес:

— Какая сегодня скверная погода, не правда ли?

— Совершенно верно, — буркнул чужеземец. — Эй, Петр, нет ли у тебя чего-нибудь поесть?

Старичок, видно, ждал этого вопроса и немедленно подал гостю хлеба, масла, сыра и фляжку.

— Петр, — сказал магистр, — дайте-ка и мне покушать!

Я хорошо заплачу вам за это.

Старый Петр подивился аппетиту магистра, который только что позавтракал. Однако, он тотчас же исполнил его просьбу. Магистр уселся на краю очага. Теперь он мог лучше рассмотреть лицо незнакомца.

— Хорошее масло! — заметил он, намазывая хлеб.

— Совершенно верно, — равнодушно согласился чужеземец и сунул в рот большущий кусок хлеба.

Опять наступила пауза. Тогда магистр надумал приступить к более решительным действиям. Он извлек из кармана расколотый кусок кварца и протянул его своему загадочному соседу.

— Скажите пожалуйста, милостивый государь, что это такое?

Незнакомец взглянул на камень и сказал:

— К сожалению, не могу быть вам полезным.

Старый Петр, стоявший рядом с ними, усмехнулся. Он понял, к чему клонит магистр, и отнесся вполне сочувственно к его намерению выпытать что-либо о золоте у незнакомца. Посему он решился прийти магистру на помощь.

— Если господин граф не может дать вам ответа, справьтесь у аптекаря Томазиуса! Он знает толк в этих вещах.

Итальянский граф окинул магистра молниеносным взглядом и затем опять опустил глаза.

— Ах, так, — обратился он наконец к Ксиландеру, — вы, вероятно, помощник аптекаря?

Кровь бросилась в лицо магистру. Он, автор комедии «Брак в Кане» — помощник аптекаря!

— Нет, — возразил он, — старик Томазиус только мой друг, и я проживаю в его доме. Меня зовут… — магистр поднялся и отвесил изысканный поклон: — меня зовут Иеронимус Ксиландер, я — магистр свободных искусств.

Итальянский граф также поклонился.

— Не сродни ли вы почтенному поэту, автору комедии, разыгранной вчера в присутствии нашего светлейшего князя?

Магистр зарделся, как девица, и прошептал:

— Это я и есть.

— Ах, вот как! — воскликнул граф и поднялся со своего стула-треножника. — Очень приятно, — сказал он, — почитаю за честь познакомиться с вами…

Медовые речи так и потекли из уст графа и магистра. Старый Петр смотрел на обоих с изумлением. Затем поднялся маленький спор из-за стула-треножника: каждый из собеседников стремился уступить его другому. Наконец, они уселись. Граф попросил магистра еще раз показать ему камешки и прочел маленькую лекцию о кварцевых породах. А магистр пересказал своему собеседнику чудесную историю, слышанную им от старого Петра. Он рассказал также о своем старом друге Томазиусе, который уже в продолжение целого ряда лет без всякого успеха стремится добыть золото, и затем попросил графа посвятить его в тайны алхимии.

Старичок Петр, навострив уши, старался запомнить каждое слово; однако, он почти ничего не понял из того, что говорил граф.

Увы! немногое уразумел и сам почтенный магистр, ибо граф говорил необыкновенно пространно и туманно.

Дождь, между тем, угомонился, и солнце склонилось к закату. Но магистр и не думал уходить. Затаив дыхание, слушал он мудрые речи итальянского графа, глаза которого странно блестели при тусклом свете гаснущих угольков очага.