Глава двадцать вторая

Все еще вторник, 5 ноября, позднее утро

В городе есть только один салон для невест — удручающего вида маленький магазинчик на боковой улице, в его витрине висят платья, ужаснее которых я не видела никогда. Женщина, стоящая за прилавком, — полная идиотка. Я вижу это еще до того, как она успевает раскрыть рот.

— Здравствуйте, дорогая! Заходите, пожалуйста. Вы просто посмотреть или ищете что-то конкретное? Чем я могу вам помочь? — от ее жеманной вежливости мне хочется наблевать прямо на коврик у входа.

— Хм. Пожалуй, вы могли бы мне помочь, но только не с платьем.

— О! — Она начинает оглядываться вокруг, будто это какой-то розыгрыш и ее снимают скрытой камерой.

— Я ищу мою кузину, Алису Кемп, и мне кажется, что она к вам заходила. Нет, я точно знаю, что она к вам заходила. Так вот, она исчезла.

— Господи! — произносит хозяйка салона, прикрыв рот обеими руками. — Вы имеете в виду, что она испугалась и решила не выходить замуж?

— Хм. Нет. У нее не должно было быть свадьбы. Она просто приходила сюда, чтобы купить платье. Кстати, она могла пользоваться другим именем. Может быть Мэри, или Женевьева.

Женщина хмурится, явно ничего не припоминая.

— Как она выглядела?

— Черные волосы с рыжими корнями, карие глаза.

— Ах, так вы имеете в виду Рут?

Еще одно знакомое имя. Рут Глойн и ее нерожденный ребенок, Умерла в 1830-х. Мы с Алисой частенько сидели на ее могиле, грызя печенье.

Рут Глойн?

— Да-да, она самая. Вы знаете, мне все время казалось, что она какая-то странная. Видимо, у нее проблемы.

Я начинаю задыхаться. Меня уже тошнит от бесконечного повторения этой фразы.

— С вами все в порядке? Может, присядете? Элли, принеси чаю, — она щелкает пальцами, и маленькая, как мышка, девушка извиняющейся походкой исчезает за дверью, и я слышу шипение включенного чайника. А я-то поначалу приняла ее за одну из мерзких пластмассовых статуй греческих богинь, разбросанных по салону там и сям.

Сажусь на серый вельветовый пуфик рядом с кассой.

— Да, у нее много проблем, — соглашаюсь я.

— Это не мудрено, ведь она совсем недавно потеряла ребенка, — говорит женщина, представившись Кэти. Так, еще одна ложь. На этот раз выкидыш. Во мне начинает закипать желчь.

— Я пытаюсь восстановить ее последний день.

— Вы из полиции?

— Нет, я ее кузина. Просто больше никому нет до нее никакого дела.

Элли возвращается с чашкой, из которой идет пар, и блюдечком с печеньем. Я с благодарностью принимаю их, и она возвращается в прежнюю позу, сложив перед собой руки. Эти печенья я не ем уже много лет — слишком сладкие.

— Вы знаете, ей может понадобиться некоторое время, чтобы пережить потерю ребенка, — говорит Кэти, прикусив губу. Кажется, она беспокоится всерьез, что смягчает мое отношение к ней, но я не могу позволить ей утвердиться в ее заблуждении. Это было бы уже слишком.

— Она не была беременна, — говорю я.

— Не была? — Кэти заметно вздрагивает.

— Она патологическая лгунья, — отвечаю я, качая головой. — Не было ни беременности, ни свадьбы. Я не знаю, зачем она все это придумала, но она очень одинока. Поэтому мне нужно найти ее и помочь ей.

Кэти выглядит так, будто ее вот-вот хватит удар.

— Понимаю, — наконец произносит она.

— Но она точно купила у вас платье?

— О да! Она купила одно из самых дорогих платьев из коллекции де Хевиленда, а до этого она показала мне рисунок, сделанный ее кузиной.

— Фой? — спрашиваю я.

— Да. Ой, так это вы Фой?

Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не разрыдаться. Только что я ненавидела Алису за всю эту ложь, а теперь снова люблю каждую ее клеточку.

— Она сказала, что в детстве вы с ней придумывали себе свадебные платья и договорились, что постараетесь найти себе похожие, когда будете выходить замуж. Она купила шестнадцатый размер. Оно стоило четыре тысячи фунтов.

Кэти показывает мне фото из каталога, и я вижу реальное воплощение того платья, которое я нарисовала для нее много лет назад. Почему она все еще продолжает жить в том воображаемом мире, который мы придумали, будучи детьми? Ответ напрашивается сам собой — потому что только тогда она чувствовала себя в безопасности.

— И она забрала его с собой? Его не надо было подгонять?

— Нет, оно сидело на ней как влитое.

— Но его нет в ее квартире.

— Ну, тут я ничего не могу вам сказать, но она определенно забрала его сразу после примерки. Я прекрасно это помню. Да, у меня ведь хранится ее чек…

— Не беспокойтесь, я вам верю.

Мы с Нилом обшарили всю квартиру, и я знаю, что платья там точно не было. И тут в моей голове накладываются друг на друга два изображения: фигура с тяжелым мусорным мешком и белая пена на скалах. Или белое платье? Нет, пожалуй, я притягиваю это за уши.

Зачем было покупать платье за четыре тысячи фунтов только для того, чтобы бросить его в море? Неужели она это сделала? Но ведь это мог сделать и кто-то другой. Тот, кто видел ее последним. Тот, кто знает, где она сейчас.

— Окей, мне надо идти, — говорю я Кэти, не в состоянии больше ни о чем думать, и ставлю недопитый чай на стеклянный столик.

— Хорошо. Если мы еще вам понадобимся, Флер… — произносит внезапно погрустневшая Кэти.

— Фой, — поправляю ее я. — Вы мне уже очень помогли. Большое спасибо. Извините, что отняла у вас так много времени.

— Я очень надеюсь, что вы ее найдете. — Вижу ее искреннюю улыбку, и мне стыдно, что я посчитала ее идиоткой.

* * *

Спускаюсь по скользким, покрытым водорослями ступеням на пляж, пытаясь увидеть какие-либо признаки выброшенного на берег платья или большого мусорного мешка. Пляж покрыт бревнами, комками водорослей, шинами, пластмассовыми стаканчиками и клочьями морской пены. Никаких мусорных мешков не наблюдается. Иду по песку к группе больших камней, образующих перешеек, делящий пляж на две части, — они все покрыты пеной, и мне хочется изучить их более внимательно.

Увы, не все, что бело, представляет собой свадебное платье — это всего лишь пена с вкраплениями пластмассовых стаканчиков. Но я не сдаюсь и продолжаю поиски. Я уверена, что в мешке было именно платье, и я знаю, что его кинули в море.

И тут я замечаю на выступе одной из скал особенно большую шапку пены и, подойдя поближе, вижу, что это не пена. Сердце мое начинает бешено стучать, но я пытаюсь рассуждать логически. Может быть, это парус с яхты, сорванный штормом. Или простыня.

Нет, это не простыня — в белой массе видны рукава. Это платье. То самое платье.

Не веря своим глазам, я бегу к нему, карабкаюсь на камни и, скользя по покрывающим их водорослям, стаскиваю его вниз. Спускаюсь на песок пляжа, волоча платье за собой. Оно все покрыто водорослями, мазутом, песком и чем-то черным, а в рукаве успела поселиться парочка крабов. Юбка разорвана в нескольких местах и лишилась почти всех перьев, но я точно знаю, что это именно то платье из каталога, которое показывала мне Кэти.

И тут я замечаю на его спине — там, где маленькие пуговички поднимаются до самой шеи, — выцветшие розовые пятна.

В квартире не было розовой краски для волос, и вообще никакой розовой краски. Но розовый цвет мог раньше быть красным.

Значит, это может быть кровь.

Всю дорогу до «Лалика» бегу, перекинув мокрое платье через руку. Когда добираюсь до номера Нила, я почти не могу дышать. Он открывает дверь и стоит с мокрыми волосами, обернутый полотенцем.

— Где вы были?

— Ох, — тяжело дышу я, врываясь в номер. — Я же оставила вам записку.

— Что это у вас? — спрашивает он, закрыв за мной дверь.

— Платье, — все еще задыхаюсь я. — Свадебное платье.

— Отдышитесь. Я пойду оденусь, а потом вы расскажете мне о нем. Между прочим, мне тоже нужно кое о чем с вами поговорить.

Я в полном смятении, и меня переполняют разнообразные эмоции. Я расстроена тем, что так много людей называли Алису странной и смотрели на меня с подозрением. Меня беспокоит то, что она каким-то образом продолжает жить в нашем детстве и выдает себя за женщин, на могилах которых мы с ней сидели столько лет назад. Но больше всего меня волнует тот факт, что в день своего исчезновения она купила свадебное платье, которое потом, покрытое пятнами крови, выбросили в море.

Не проходит и пары минут, как замок ванной комнаты щелкает, и появляется Нил, одетый в черные джинсы и синий джемпер. Его волосы все еще влажны, и от него пахнет в точности так, как пахло от Люка. Просто наваждение какое-то.

— Окей, — говорит он, садясь на край незаправленной кровати. — Что это за платье?

Я продолжаю стоять у стола, сжимая платье в руках.

— Господи, да вы вся дрожите. — Нил подходит и забирает его у меня. — Оно совершенно мокрое. И вы тоже промокли.

— Его выбросило на берег. Я нашла его на скалах.

— Вы нашли его на берегу?

— Это платье Алисы. Я говорила с ее начальницей из «Лалика», и она сказала, что вдень своего исчезновения Алиса купила свадебное платье и принесла его показать. Я пошла в единственный в городе салон для невест, где мне рассказали, какое платье она купила. Тогда я вспомнила, что вчера вечером видела что-то на берегу, и вот я нашла его.

— Но зачем ей понадобилось покупать свадебное платье?

— Может быть, просто хотела похвастаться. Некоторые из ее коллег выглядят сущими ведьмами, поэтому меня не удивит, если она купила его просто для того, чтобы утереть им нос. Оно стоит несколько тысяч.

— Она тратила почти все свои деньги на кошек и случайные вещи из интернета, но когда у нее что-то оставалось, откладывала.

— Так она откладывала их на это?

— Я не знаю. Мне известно только то, что она на что-то копила.

— Я говорила со здешним уборщиком Тревором. Он отсидел за кражу со взломом. Вы знали об этом? Знали, что она работала рядом с уголовником? — Нил качает головой. — Может быть, вам стоит его проверить? Там на платье — кровь.

Нил раскладывает платье на полу и расправляет рукава, потом переворачивает его и, прищурившись, разглядывает тусклые розовые пятна.

— Черт.

— Мне кажется, это оно было в мешке, который мы видели на видеозаписи. А вам?

— Может быть, вы и правы. Мне надо сообщить об этом.

— И тогда они станут серьезнее ко всему относиться?

— Они и так относятся к случившемуся очень серьезно. Они ведь разыскивают ее, разве не так?

— Но ведь это… это что-то совершенно другое, правда? — Я боюсь услышать его ответ, но мне необходимо его услышать, потому что только он скажет мне всю правду.

— Угу, — признается он, — гораздо серьезнее.

— Нил, вы знали, что на прошлой неделе в этом отеле убили женщину?

Он медленно кивает, ожидая продолжения, но я жду, что скажет он.

— Тесса Шарп. Ее задушили.

— Тот уборщик сказал мне, что Алиса очень интересовалась ее смертью. Думала, что убийца охотится за кем-то другим, может быть за ней.

— Она думала, что та женщина была очень на нее похожа. Опять эта ее паранойя. — Он встает и берет со стола свой телефон.

— Кому вы собираетесь звонить?

— В главный офис. Они отвечают за защиту свидетелей по всей стране и уже помогали мне с Алисой. Я сейчас вернусь.

Нил выходит в коридор. Я не иду к двери подслушивать — мне совершенно не хочется знать, о чем они будут говорить. Хожу взад-вперед рядом с разложенным на полу платьем. На улице снова начинается дождь, ветер поднимает в заливе волны. Сажусь на край кровати и гуглю Тессу Шарп. Во всех новостях мелькает одна и та же фотография: молодая женщина с огненно-рыжими волосами и голубыми глазами. Двадцать восемь лет, руки были связаны синими кабельными стяжками, ведется расследование, никто пока не арестован.

В моей голове снова начинают крутиться ужасные картины: какой-то мужчина проникает в квартиру Алисы и убивает ее в постели; кровь брызжет во все стороны и попадает на платье, висящее на двери гардероба; море выбрасывает на берег холодное обнаженное тело…

Я так больше не могу. Мне надо перевести дыхание, успокоиться и собраться с мыслями. Надо, чтобы Нил вернулся и взял обе мои руки в свои, как иногда это делает Пэдди.

Беру с кровати подушку и кричу в нее изо всех сил, но это ничего не дает, только подушка становится немного влажной. Нил не вбегает в номер, я вообще перестаю слышать за дверью его голос. Пробегаю список контактов на моем телефоне, нахожу Пэдди и звоню ему.

— Але, — раздается в трубке его радостный голос.

— Пэдди, это я.

— Привет! Как дела? Все в порядке? Ты нашла Алису?

— Пока нет. Но все в порядке, не беспокойтесь.

— Все в порядке или все «в порядке»? — спрашивает он.

— Нет, правда. — Мне совсем не хочется перекладывать на него ту боль, которая разрывает меня сейчас напополам. Пусть уж лучше продолжает в том же шутливом тоне. — Никаких новостей.

— Айзек сказал, что делом занимается какой-то горемычный сыщик. Это правда?

— Вообще-то он не сыщик. Он работает в программе защиты свидетелей, и он совсем не так плох. Как дела у вас?

— Хорошо. Правда, позавчера вечером дул сильный ветер и поломал несколько деревьев.

— Ого.

— Мы ждем службу, которая придет и спилит обломанные ветки. Зато теперь у нас будет достаточно дров для камина.

— Это хорошо.

— Еще мы позвали несколько студентов из местного колледжа, чтобы они выдрали всю крапиву и ядовитый плющ, растущие возле пруда. А еще муж подруги Лизетт придет завтра, чтобы посмотреть на старые свинцовые водопроводные трубы.

— Окей.

— Но самая большая новость заключается в том, что из пруда уходит вода. Да, и ты была права насчет штукатурки на лестнице. Ее всю придется ободрать.

— Замечательно, — говорю я, закрывая глаза.

— Что замечательно? Ты хотя бы слушала меня, Фой? Это все сплошная головная боль.

— Да нет, это нормально.

— Ты иногда скучаешь по нам?

Немного.

— Когда думаешь вернуться? Не знаю. Надеюсь, что скоро.

— Ты уверена, сестричка, что ты не переоцениваешь свои возможности?

— Абсолютно уверена.

Мне хочется сказать ему: «Я приеду, как только найду Алису», но я не могу этого сделать, потому что уже не вполне уверена в этом. Чувствую, как слезы снова начинают катиться у меня из глаз, и мой брат (ну не зря же он мой брат) сразу это чувствует.

— Выше нос, Фой! Ты обязательно найдешь ее.

Я знаю, что он заговаривает мне зубы, потому что сейчас мне нужно именно это. Мне удается кое-как выдавить из себя «пока», и я бросаю телефон на другой конец кровати. В панике иду к окну и прижимаю ладони к холодному стеклу. Пытаюсь вспомнить какой-нибудь стишок, но ничего не получается — я слишком паникую. Дыши, говорю я себе: глубокий вдох считая до десяти и выдох считая до семи. Вдруг в голову приходит:

Сейчас мне шесть, сейчас мне шесть,

Я мудр, как никогда.

Мне будет шесть, мне будет шесть,

Сегодня и всегда.

Дальше ничего припомнить не удается. Нет, это не работает.

Вижу на другом конце залива идущую к причалу лодку береговой охраны, а ведь еще только час дня. Видимо, надо готовиться к плохим новостям.

В этот момент в номер входит Нил, и в груди у меня все сжимается.

— Почему спасатели возвращаются, ведь еще только середина дня?

— Они решили прекратить поиски, — отвечает Нил. — Как раз об этом я и хотел с вами раньше поговорить. Они больше не рассматривают эту миссию как спасательную операцию.

— Что?

— Прошло четыре дня, Фой.

— Вы имеете в виду, что они больше не ищут живого человека, верно? Теперь они ищут тело.

Нил тоже бросает свой телефон на кровать и наклоняется, чтобы поднять с пола свадебное платье.

— Надо положить его во что-то. Можете достать из гардероба чехол для костюма?

Я не двигаюсь с места.

— Когда вам стало известно, что они прекращают поиски?

— Утром. Мне позвонил полицейский, который приходил сюда раньше.

Нил достает чехол, запихивает в него платье и застегивает молнию.

— А мы сами можем продолжить поиски? Наймем лодку…

— Нет, мы не можем этого сделать.

— Почему?

— Слишком опасно. Посмотрите сами. — В заливе бушует шторм. По окнам хлещет дождь, и кажется, что ветер вот-вот оторвет отель от земли и унесет его в небо. — Поиском занимаются добровольцы. Нельзя посылать их в море в такой ураган.

— Что же мы тогда можем сделать? — Слезы вновь текут у меня из глаз, и я даже не стараюсь их вытирать.

Нил подвигает кресло поближе ко мне и садится в него.;

— Мне нужно вам кое-что сказать, но прежде вы должны пообещать мне держать себя в руках, окей?

Я молча смотрю на него.

— Я только что говорил с моей коллегой Рани из Бристоля. Она занималась некоторыми людьми из нашей базы данных. Вы не хотите сначала переодеться? — Он смотрит на мой промокший джемпер и джинсы, и я внезапно понимаю, что ужасно замерзла.

— Нет, — я обхватываю себя руками, готовясь слушать. Я поступала так в больнице, когда мне сообщили, что мой отец умер, а Пэдди нуждается в ампутации. И точно так же обнимала себя, когда врач скорой помощи сказал про Люка и когда УЗИ дважды показало, что сердце плода не бьется. Это моя естественная защитная поза.

— До сегодняшнего утра я не знал о довольно неожиданном повороте событий. Дело в том, что от полиции ускользнул весьма опасный преступник, который был в банде, но не входил в троицу, которая убила вашего дядю.

— Что означает…

— Что означает, что все проходящие по делу свидетели могут быть в опасности. Вы никому не называли настоящее имя Алисы сегодня утром?

Ну да, всем и каждому. Но Нилу я об этом не скажу.

— Нет. Почему вы спрашиваете?

— Потому что Рани сказала мне, что этот человек в прошлом месяце был где-то в этом районе. Они установили на его машину маячок и нашли ее брошенной на берегу всего в семи милях отсюда.

— Кто он такой и почему его не было в числе тех, кого осудили за убийство дяди?

— Он уже сидел в тюрьме за другое преступление, но он был их близким другом.

— Это не тот сексуальный маньяк, о котором вы мне говорили? — спрашиваю я, а кровь уже стынет в моих жилах. Нил ничего не отвечает, и его молчание говорит само за себя. — Господи! Так это он? Говорите!

— Когда он вышел из тюрьмы, он присоединился к оставшимся членам банды, которая какое-то время продолжала действовать на северо-востоке. Потом получил еще пять лет за изнасилование работницы ночного клуба. Его срок закончился в июне;

— А Алиса переехала сюда…

— В августе.

— Вы же утверждали, что ей ничто не угрожало! Вы сказали, что никто ее не преследовал и все это только паранойя!

— Он не входил в список людей, которых мы проверяли. До вчерашнего дня мы ничего о нем не знали.

— А он жил здесь несколько месяцев и следил за ней?

— Мы пока не можем сказать наверняка. Рани еще не закончила все проверки.

— И он останавливался в этом отеле? Где работала Алиса и где была убита эта женщина? Как его зовут? Шон? Кейден Коттерил? — Я уже не знаю, кому мне можно верить. — Ванда сказала, что Тревор, уборщик, тоже сидел в тюрьме.

— Шон никак не связан с этим делом, и Рани проверила Коттерила, владельца китайского супермаркета, в котором Алиса делала покупки, и хозяина ее квартиры. Все они чисты как стеклышко. Его зовут Джон Кнапп. Я проверю его еще раз на своем лэптопе.

— Ay Алисы не было знакомых по имени Джон или Джонни?

— Нет. Мне это имя ни о чем не говорит, — качает головой Нил.

Загрузка...