Алиби Алисы

Глава двадцать седьмая Год спустя, 23 декабря, универмаг «Селфридж», Регент-стрит, Лондон

— Какие у вас планы на Рождество? — спрашивает косметичка, накладывая мне второй слой помады, которую я выбрала.

— Я теперь живу во Франции. У моей кузины есть замок, который служит домом всем нам: мне, моей кузине Фой и ее жениху Нилу, а также ее братьям Пэдди и Айзеку с их супругами и детьми. Так что мы планируем устроить большое семейное Рождество.

— Замок? — Косметичка удивленно поднимает бровь. — Звучит прямо как в сказке.

— Нет, правда, это действительно замок. Иногда я и сама в это не верю, но вот посмотрите, — и я показываю ей заставку со своего телефона, где мы все стоим на фоне замка с корзинками для пасхальных яиц в руках.

— Вот это да! Как красиво! И вся семья в сборе.

— Ага. Это здорово.

— Как же тогда вы оказались в Лондоне?

— Приехала купить подарки к Рождеству. Мой парень все еще живет здесь, но надеется присоединиться к нам в следующем году. — Я показываю косметичке одну из многочисленных фотографий.

— Боже! Так вас станет еще больше!

— Места хватит. У нас шестьдесят четыре комнаты.

— Вы шутите.

— Да нет, честно. Мои кузены купили его на деньги, которые унаследовали от родителей, и восстанавливают. Сейчас мы переделываем старую голубятню в спортзал, а насосную станцию в художественную студию, где будет работать Пэдди. А мы с Шоном будем заниматься всеми нашими животными.

— Закройте на минуточку глаза. — Она наносит мне персиковые тени. — Этот цвет так идет к вашим рыжим волосам!

— Замечательно! — говорю я. — Шон заказал мне эту сессию, потому что сегодня у меня день рождения.

— Ах, какой молодец! С днем рождения!

— Спасибо.

— А можно спросить?..

— Мне сегодня исполняется двадцать девять, — гордо отвечаю я. — На ланч он повел меня в шикарный китайский ресторан в Сохо. А еще он подарил мне фотографию нас с нашими собаками. У нас три собаки и семь кошек.

— Семь кошек?

— Ага. У моей Герцогини родилось шестеро котят, и я решила их всех оставить. У нас предостаточно места, кроме того, они решили проблему с мышами. А у Фой целый табун лошадей. Когда она родит, она хочет открыть школу верховой езды.

— У вас каждому найдется дело.

— О да. Большая часть комнат еще не отремонтирована, так что мы все вдесятером живем в одном крыле. Фой должна родить в мае. Девочку. Я уже посчитала ее, купила ей столько подарков!

— Ах, готова поспорить, что вы ее забалуете.

— Конечно. Я ведь ее фея-крестная.

— А у вас дети есть?

— Нет. — Я открываю глаза, хоть она еще не закончила накладывать тени, и смотрю на нее в упор. — Я не могу иметь детей.

— Ой, простите, — произносит она, выпрямляясь.

— Ничего. У меня есть больше, чем я когда-либо мечтала. Я нашла свою семью, я могу играть с детьми Пэдди и Айзека, и я преподаю в начальной школе в соседнем поселке. Я все время среди детей.

Ей, конечно же, жалко меня. Я вижу это по тому, сколько она положила в мой пакет. Я купила у нее только консилер, которым пользуюсь ежедневно, а получаю в придачу пробник геля для бровей, две упаковки крем-пудры, блеск для губ, две коробочки снятых с производства теней и кисточку из конского волоса для нанесения макияжа.

— Счастливого Рождества, Алиса, — произносит она, протягивая мне маленький пакет и чек, и я знаю, что она действительно желает мне его всеми фибрами этой кисточки.

— Огромное спасибо, — искренне отвечаю я, ощущая свое совершенно новое лицо.

Шон уже поджидает меня у эскалатора.

— Приветик! Ну как, тебе понравилось?

— Замечательно, спасибо, — отвечаю я, моргая подкрашенными ресницами. Шон целует меня в губы, потом облизывает языком свои и хмурится.

— Прямо рахат-лукум какой-то.

— Ага. Это блеск для губ с розовой водой. — Мы беремся за руки и направляемся к выходу. — Мне кажется, она перестаралась. Что ты думаешь? Разве это я?

— Пожалуй…

— Пожалуй? Она потратила на меня целых сорок пять минут!

— Я понимаю, но для меня ты всегда выглядишь великолепно — с макияжем или без.

— Ах ты лгунишка!

— Я не лгу, — смеется он. — Я влюбился в тебя, когда ты принесла на руках ту утку с поломанным крылом: заплаканную, с плохо прокрашенными черными волосами, в заляпанных грязью колготках.

— А, ну да. Ты купил Пэдди книгу?

— Угу. А Айзеку я купил отличный шарф. Армани. — Он смотрит на часы. — Я начинаю беспокоиться о времени. Когда самое позднее мы должны быть на станции?

— В полтретьего.

— Мне кажется, нам пора закругляться. На каком этаже камеры хранения?

На Северном вокзале нас уже поджидает мужчина по имени Гораций с листком писчей бумаги в руках, на котором написано «Кемп-Лоулэцд». Увидев его, мы хихикаем — мы еще ни разу не говорили о возможной свадьбе.

Гораций практически не говорит по-английски, зато мое постоянное общение с курьерами и строителями позволяет мне поддерживать с ним почти трехчасовую беседу. Я рассказываю ему о двух неделях, проведенных с родителями Шона в Сурбитоне, и о нашем визите на могилу отца в Скарборо. Не уверена, что Гораций хоть что-то понимает, но он вежливо кивает в ответ.

Мы с Шоном сидим, прижавшись друг к другу, и продолжаем обсуждать рождественские подарки, которые купили в «Лондоне, посасывая мятные леденцы из маленькой зеленой коробочки, предложенной нам Горацием. За окном мелькают живописные пейзажи деревенской Франции, небо темнеет, и разбросанные по нему там и сям облака постепенно сливаются с ним.

— Nous у sommes presque, — объявляет Гораций.

— Пардон? — переспрашивает Шон.

— Мы… как это… скоро приехать.

— Здорово! Мерси.

«Мерседес» сворачивает на проселочную дорогу, такую узкую, что по ней с трудом проехал бы и крошечный «Фиат».

— Слишком… как это… мало.

— Да уж, — смеюсь я, хотя ничего смешного в его словах нет. И вот я вижу вдалеке смутные очертания замка.

— А где же дом? — удивленно спрашивает Шон.

— Это недом, а замок. «Замок Элеаноры».

Гораций полностью сконцентрирован на дороге, но вдруг неожиданно тормозит перед черными воротами, на которых красуется табличка: «Въезд в Замок Элеаноры».

— Простить меня, но этот дорога… как это… слишком узкий. Вы должны… ноги? — Он показывает пальцами, что он имеет в виду.

— Она живет вон там?! — возбужденно кричит Шон. — Вон в том огромном…

Он указывает на две башни, едва различимые за оградой.

— Я же говорила тебе, что он большой.

— Я взять ваши чемоданы.

— Нет-нет, не надо, мы сами справимся, — останавливаю я Горация.

— Нет, мадам, я должен… как это… помогать.

— Не беспокойтесь. Мерси боку, месье, — я достаю из кошелька купюру и протягиваю ее ему. Это была… незабываемая поездка, Гораций.

— Окей, мадам, — смеется он. — Оревуар, месье.

— Оревуар, — отвечает Шон. Мы провожаем взглядом машину, возвращающуюся к дороге задним ходом, и остаемся одни, окруженные всеми нашими чемоданами.

— Мы подали прошение, чтобы нам разрешили расширить эту дорогу, — объясняю я Шону. — Этим занимается Айзек. Только это… как бы это помягче выразиться… Ладно, пошли.

— Ого! — произносит Шон, заглядывая через ворота.

— Тебе нравится?

— Это самое удивительное место, какое я когда-либо видел, — смеется он. — Прямо как замок в Диснейленде.

А почему ты смеешься?

— Когда я был мальчишкой, мы с братом представляли себя рыцарями, скачущими на лошадях вокруг замка, который был просто большой картонной коробкой.

— Ну, это тебе не картонная коробка. — Я нажимаю на кнопку на столбе. — Это настоящий замок. Хочешь войти?

И Шон, совсем как маленький мальчик, энергично кивает головой. В интеркоме раздается щелчок.

— Привет, Пэдди, это мы.

Ворота медленно отворяются, и за поворотом в конце длинной, усыпанной гравием дорожки перед нами предстает замок. Я словно вижу его впервые глазами Шона. Окруженный стройными деревьями и обширными лужайками, он выглядит так, будто явился сюда прямо из сказки. По обеим сторонам ступеней, ведущих ко входу, в квадратных стеклянных подсвечниках горят толстые свечи, отбрасывающие на стены волшебный трепещущий свет. То, что мы видим, нельзя передать словами — любые слова сейчас были бы лишь ничего не выражающими стандартными возгласами восторга.

— С этими чемоданами у меня не получается идти так быстро, как мне бы хотелось, — смеется Шон.

Я останавливаюсь, оставляю сумки на краю дорожки и беру его за руку.

— Тогда бежим!

Он бросает чемоданы, сжимает покрепче мою руку, и мы бежим к замку по дорожке, освещенной лишь висящей высоко в небе луной и тысячами лампочек, развешанных на растущих вдоль нее деревьях. Мы хотим поскорее приблизиться к нему, потрогать его, стать рядом с ним и ощутить его громадность.

Широкие двустворчатые двери распахиваются, и мы видим всех его обитателей, подсвеченных исходящим изнутри желтым сиянием. По ступеням навстречу нам бегут одетые в пижамы дочки Пэдди. Глаза Лизетт полны слез, что, впрочем, случается всякий раз, когда она видит что-либо сентиментальное. Жена Айзека держит на руках их спящего сына Иону. Пес Шона Артур пулей вылетает из двери и прыгает ему на руки. Герцогиня лежит на подоконнике в парадной гостиной, освещенная огнями рождественской елки, и вылизывает лапки.

Мужчины приветствуют Шона крепкими рукопожатиями, а Фой обнимает меня так горячо, что мне теперь никогда не понадобятся никакие лекарства.

— Ты еще поправилась, — смеюсь я.

— Ой, не начинай, — она дергает меня за косичку. — Мне и так все постоянно об этом говорят.

Она гладит себя по животику и снова обнимает меня.

— Я так рада, что ты вернулась. Без тебя я не могу по-настоящему почувствовать Рождество. Но теперь ты здесь, и мы можем начинать. Привет, Шон! Как дела? — И она обнимает его так же крепко, как за минуту до этого обнимала меня.

— Вы сделаете нам прически, тетушка Алиса? — спрашивает Эстелла.

— Конечно! Можешь принести мою сумку? Только чур не смотреть, что внутри!

— Кто вперед! — кричит Элен, и они пускаются наперегонки.

Позади всех появляется улыбающийся от уха до уха Скантс с бокалом чего-то красного в руке.

— Это всего лишь лимонад, — произносит он, давая мне понюхать содержимое бокала, а потом заключает меня в свои объятия и целует в лоб. — Как съездили?

— Отлично. Мы поставили памятник на могиле отца, а Шон помог мне посадить вокруг него кусты роз, — я показываю ему фотографию, снятую на телефон.

— Выглядит отлично. — Он снова обнимает меня. — Вы, кстати, тоже. А еще вы оба выглядите счастливыми. Я горжусь вами.

— В гостях хорошо, а дома лучше, — отвечаю я.

Как-то все это уж очень хорошо, чтобы быть правдой, думаю я, распаковывая на следующий день свои рождественские подарки.

Может быть, однажды утром проснусь и обнаружу, что все они исчезли и я снова осталась одна, думаю я, глядя на Скантса, гладящего Фой по животику.

Может быть, все это лишь прекрасный сон, думаю я, играя в настольные игры с дочками Пэл ли и заплетая им косички.

Может быть, запах рождественского пудинга и горящих в камине дров доносится до меня из соседней деревни, а сама я все еще лежу, замерзая, в нашем старом «замке», а Фой разыскивает меня, выкрикивая мое имя.

Мое настоящее имя.

Может быть, все образы, заполняющие мою голову, столь же эфемерны, как дрожание пламени угасающей свечи, отражение в елочной игрушке или тень на снегу.

А может быть, я уже умерла и нахожусь в раю? Я больше не могу отличить настоящее от ненастоящего, правду от лжи, да и не хочу. Потому что если я умерла, уж как-нибудь проживу и без этого.